Семь раз когда Юра говорил с Костей на башкирском и один раз, когда Костя решил узнать перевод

Костя смотрит на Юрино осунувшееся лицо, на белые руки, сжимающие платок с каплями красной крови, на слабую улыбку, на куртку, висящую на бледном теле, словно мешок. Юра походит на труп, воскрешенный неудачным некромантом, но даже это не мешает ему быть прекрасным в глазах Кости. Для него Татищев всегда прекрасен... Даже сейчас... Просто его любовь слегка больна. - Привет, Катюш... - Татищев протягивает ладонь для рукопожатия, и Уралов про себя подмечает, что Юрины вечно сухие руки, кажется, за эти два месяца окончательно утратили всю влагу, становясь на ощупь практически песочными. - Всё хорошо? - невпопад спрашивает Костя и, чувствуя, что сморозил он что-то не то, опускает взгляд. Юра смеётся. Хрипло. Обрывисто. Тихо. Его ломкий смех завершает кашель, он подносит платок к губам, сжимаясь. Белый кусок ткани в считанные секунды окрашивают багровые капли крови. До ужаса прекрасный контраст, заставляющий Костино сердце биться чаще. - Юр... - он обнимает его плечи, придерживая. - Всё хорошо... - шепчет Татищев тихо, пытаясь отстраниться. - Нет, Юр, всё нихуя не хорошо! - не отпускает, настойчиво, но нежно продолжая сжимая плечи. - Кость... - Юра делает глубокий рваный вдох, выпрямляя спину, - Не нужно... - две чёрные Хелевые пустоши смотрят на него, и Костя в них сгорает... он отступает. Уралов сам не знает почему, но противиться Татищевским глазам невозможно. - Ты зачем гулять пошёл, если плохо себя чувствуешь? - спрашивает осторожно он, нехотя принимая своё положение. - Потому что хотел. Что за глупый вопрос, Кать? - немного возмущенно. Юра закрывает лицо ладонями, тяжело выдыхая воздух, - Прости, я просто очень устал, Катюш... - он прячет руки в карманы, смотря на него извиняюще-грустно. - Пойдём? - спрашивает тихо и, не дожидаясь ответа, направляется в сторону Ленинского роддома. Костя молча идёт за ним. Сегодня декабрь... 18 кажется.... а в последний раз они виделись в начале октября. Такой большой перерыв в их общении был только в нулевых, так что у Кости накопилось много вопросов. Слишком много вопросов. Юра начал отстраняться. Он стал реже приезжать, практически перестал звонить и писать, не только ему, но и другим городам тоже. Это настораживало, с Татищевым нужно было поговорить ещё месяц назад, но.... Косте было страшно. Он... Он никогда не заходил в общении дальше, чем сам Юра позволял ему зайти, и если сам Татищев всегда влетал в их отношения с вертухи, то Костя, напротив, лишь тихо стучал в стальную дверь. Да, он брутальный мужик, который ведёт все свои дела самостоятельно и готов на большие риски, да, он способен вылезти из любого дерьма. Но есть одна тонкая грань, которую он не готов пересечь. Эта грань - Юра. Да, вот этот Юра, идущий чуть впереди него. Этот Юра, со впалыми щеками и выражением тяжелой задумчивости на лице. Этот Юра, который пахнет розами и кровью. Этот Юра, который всегда молчит, бережно храня какую-то тайну, которую нужно наконец узнать. Нужно. Сука. Но Костя боится. - Ты если сказать что-то хочешь, то ты не молчи, Кость... - тихо говорит Юра, будто случайно подслушав его мысли. Костя вздрагивает неожиданно и резко, но молчит, и это молчание между ними впервые становится некомфортным. Оно повисает между застывшими фигурами, неприятно давя на мозг и оставаясь холодным металлолом на кончике языка. Такое плотное и густое, что, кажется, протяни руку, тронь, и ты почувствуешь его. - Кость? - тихо произносит Юра, смотря в его глаза с беспокойством и... надеждой?

Бесконечно курим Ведь так хочется курить и так хочется забыть Всё, что мне мешало жить И всё вокруг ценить, разрываю эту нить Обними, пожалуйста, не дай в себя уйти У меня есть два пути: Либо снова уничтожить всё и к началу прийти Либо снова научиться верить в солнечные дни

- Я... - начинает Уралов, готовясь произнести хоть что-то, но снова замирая в нерешительности... Взгляд цепляется за обмороженные руки, которые от холода и сухости начали трескаться и кровить, - У тебя руки замерзли, Юр... возьми мои варежки, - он протягивает ему тёплые рукавицы медового цвета... - Спасибо, һинең мөхәббәтең был бирсәткәләрҙән яҡшыраҡ йылыта ала, әммә мин унан һорарға батырсылыҡ итмәйем. - тихо выдыхает Татищев, смотря на этот простой предмет одежды с каким-то трепетом. Он надевает их и... вроде всё хорошо, но... они снова вернулись в начло пути. Был декабрь. 18. Был белый снег, кружащийся над серыми Хрущёвками. Был Костя, который так и не решился сказать что-то важное. Был Юра, так и не услышавший такие важные и нужные для него слова. Были Костины варежки, которые грели руки и душу. Было чувство, что скоро эти варежки не смогут дать нужное количество тепла мёртвому телу.