Последний раз

Чонгук толкнул дверь ладонью и на него обрушился шквал голосов, запахов и вкусов. В чёрной кожанке сразу становится душно, но он не спешит её снимать. Где-то в гостиной играет какая-то популярная иностранная музыка из старых больших колонок, которые в эту квартиру когда-то притащил Намджун, сказав, что это было самопожертвование. После ночного прохладного воздуха лёгкие мгновенно наполняются табачным дымом и выпивкой — для любого нормального человека эта смесь была бы равна ядовитому газу, но только не для тех, кто здесь собрался. Чонгук уверен, что эти люди просто прожигают все свои дни, они не очень-то заботятся о «завтра», им всё равно на то, что о них думают, по крайней мере большинству из них сейчас не до этого, им сейчас точно плевать на всё вокруг, ведь они либо приняли дозу у Хосока в туалете, либо выкурили травку на потрёпанном временем диване в той самой гостиной. Многие из них просто говорят, что они запутались, или что не видят смысла жить. Многие из них не понимают, откуда им брать жизненную силу на учёбу, работу, создание семьи. Большинство это угнетает и они ищут «спасение» в таких моментах, напиваясь до потери сознания, выкуривая чёрт знает сколько травки, улетая в астрал. Голоса смешиваются в один сплошной шум, который еле перебивает музыку из колонок, народ здесь веселится, как может. Смеются, разговаривают так громко, что Чонгук невольно морщится, когда проходит мимо стоящей компании девушек, которые иногда пританцовывают, держа дрожащими пальцами стаканчики с намешанным алкоголем и натягивая концы коротких платьев ниже, ибо те постоянно задираются. Он толкает указательным пальцем гелиевый голубой шарик, привязанный за ленточку, и тот отлетает сразу в сторону к другим таким шарикам, которых здесь, в прихожей и гостиной, полно. Рядом с ним толкаются, кто-то шатается и теряет равновесие, проливая из красного стаканчика на пол пиво или что-то вроде того, Чонгук не уверен, что они все здесь могут пить. Он идёт дальше. Ему становится душно и кожа начинает покрываться лёгким потом, а различные смешанные запахи так и липнут к его одежде. Синяя подсветка меняется плавно на фиолетовый и вместе с этим переключается песня, теперь звучит более оживлённая, а басы бьют по ушным перепонкам. Народ начинает визжать, кто-то поднимается, шатаясь, с дивана и направляется на импровизированный танцпол, который поместился где-то в центре гостиной. Мимо него Чонгук и идёт боком, чтобы никого случайно не зацепить и не быть облитым порцией выпивки. Перед глазами мерцает фиолетовый свет, блестящие короткие платья на бретельках, длинные распущенные волосы, чужие тонкие руки, красные стаканчики. Чонгук поджимает губы, не особо испытывая и половины того, что сейчас испытают все эти люди. Сегодня даже не пятница, но если знать Хосока, то можно сразу сообразить, что у того как раз-таки семь пятниц на неделю. Он проходит мимо сидящих прямо на полу парней, которые пытаются играть в этом тёмном свете в карты и выкуривают травку. Почти спотыкается об валяющуюся бутылку, которая откатывается и продолжает мешаться под ногами. Кто-то делает музыку намного громче и людям приходится разрывать голосовые связки, чтобы их могли услышать. Веселье для всякого сброда. Адекватному человеку лучше сюда не лезть, у него вполне может быть стресс или какая-нибудь психологическая травма, многие думают, что это круто — вот так вот проводить своё время, точнее, убивать его. Но они далеко заблуждаются, этот факт познали, наверное, уже все. Даже те, кто прямо сейчас глотает наркотики в чужой ванной или забывает про презерватив, пока трахается и пока перед глазами не лицо обдолбанного человека, а целая грёбаная Вселенная. Чонгук никогда в жизни не поймёт тех, кто меняет нормальную жизнь на вот это, ибо считают, что быть таким круто и по-взрослому. На трезвую голову переносить это всё дерьмо просто невыносимо, поэтому никого трезвого здесь и не найдёшь. Чонгук же зачёсывает лезущие на глаза пряди назад и сводит брови к переносице, направляясь в сторону кухни, надеясь там найти или Хосока, или Намджуна, но может быть такое, что их может и не быть. Однажды Хосок оставил вот так вот свою квартиру, не закрывая её, со всеми обдолбанными людьми, и поехал пьяный с Намджуном и ещё с малознакомым парнем за авокадо, потому что Хосоку дико их захотелось съесть именно в тот момент. Они бродили по круглосуточному, Чонгук до сих пор не понимает, как они добрались туда живыми, потому что ни один из них не был хотя бы более менее трезвым, чтобы вести машину, и вернулись в квартиру вместе с этим бедным одним авокадо, которое было найдено на следующее утро на полу возле столешниц. На часах почти одиннадцать и Чонгук не в курсе, почему соседи это всё терпят. Свет меняется обратно на синий и из-за этого перед глазами становится ещё темнее. На подоконнике какая-то парочка целуется, а рядом с ними на полу не может подняться на ноги парень, у которого волосы запутанные и взъерошенные, а конечности дрожат. Чонгук с каким-то мало заметным отвращением смотрит на это, шагая дальше. К барной стойке не подходит, останавливается, когда прошёл танцующих девушек и парней, и смотрит хмурым взглядом на красные стаканчики на стойке, некоторые из которых перевёрнутые, чью-то сумочку, оставленную там же, пару бутылок с каким-то алкоголем и не открытую двухлитровую бутылку пепси. На столешницах почти то же самое, главное, Чонгук не замечает среди этого бардака нужных ему людей. Есть ещё второй этаж с комнатами, которые сейчас, скорее всего, закрыты, потому что там кто-то трахается под наркотой. Ему не очень хочется на это смотреть, но он пришёл сюда ради Хосока. Что же Чонгук здесь забыл среди этих обкуренных несоображающих людей? У Хосока день рождения. Конечно же можно было бы завтра прийти и по-человечески всунуть ему подарок и нормально поздравить, такое он бы хотя бы запомнил, но дело в том, что завтра ему нужно уезжать. Решил, так сказать, устроить в честь всего этого вечеринку очередной раз, а народу только это и нужно. Чонгук выдыхает раздражённо и оборачивается, расталкивая плечом толпу пьяных людей, шагая в прихожую, чтобы подняться на второй этаж. В колонках переключается песня на какую-ту подвижную французскую, если Чонгук правильно расслышал слова. Обратный путь такой же, поэтому он минует его быстрее, чтобы пройти мимо ванной, в которой открытая дверь и в которой на раковине сидит девушка и обнимает другую девушку руками за плечи, раздвинув руки. Чонгук незаинтересованно отводит взгляд, толкнув дверь, чтобы прикрыть, и поднимается быстро по узким ступеням, жмётся спиной к стене, пока мимо него проходят разговаривающие парни. На втором этаже музыка не такая долбящая и звучит более менее приглушённо. Здесь так же есть небольшая гостиная с полукруглым диваном и стеклянным столиком перед ним, который, к счастью, ещё никто не разбил. Здесь так же летают гелиевые шары разных цветов и с разными надписями, которые Чонгук даже не читает, убирая их со своего пути и расталкивая немного грубее людей, которые толпятся перед ним. Дёргает за ручку первой двери и та оказывается не закрытой, но пустой. Вторая так же не закрыта, но ни Хосока, ни Намджуна в ней нет, а в третьей, ему приходится приложить сил, чтобы открыть, скрипит и шатается кровать, но лишь с двумя незнакомыми людьми внутри. Чонгук захлопывает дверь и разворачивается, чтобы осмотреться, и натыкается на знакомую макушку, а потом взгляд скользит ниже к лицу и Чонгук облегчённо выдыхает, быстро шагая к Намджуну. Тот надел задом наперёд красную кепку с белой надписью, пару передних прядей выбились и теперь свисают на лбу, пока Намджун широко улыбается и активно жестикулирует, держа в левой руке стаканчик с алкоголем, который отпивает в ту же секунду. Чонгук замечает рядом с ним и синеволосую девушку, он не уверен, как её зовут, но точно помнит, что она в одну из таких вечеринок была уже с Намджуном. Та сидит на диване и собирает непослушные волосы в хвост на макушке, но пряди выпадают и девушка раздражается, параллельно что-то отвечая Намджуну, кидая на того взгляды вверх, потому как тот стоит. Чонгук кладёт ладонь на чужое широкое плечо и Намджун сразу оборачивается, на его лице сначала читается удивление, но потом он широко улыбается, показывая ямочки, и отходит немного в сторону, наверное, чтобы получше его рассмотреть. — Здоров. — громко говорит тот, напрягая связки, чтобы было слышно, и Чонгук кивает два раза. — Садись, мы тут как раз собрались… — Где именинник? — перебивает его Чонгук, наклонившись к уху, чтобы так не орать. Видимо, Намджун уже перебрал, потому что долго вспоминает, о ком идёт речь. — А, этот идиот… — замолкает тот, а потом приподнимает голову и пробегает глазами по пьяному народу. — А на первом этаже его не было? — взгляд возвращается на Чонгука и он чувствует запах алкоголя, поэтому вздыхает и качает головой. — Я всё пересмотрел. — Да только что был здесь. С этим… как же его… — не может вспомнить Намджун, сильно нахмурив лоб и щёлкая пальцами свободной руки. — С Тэхёном. — подаёт голос девушка, сидящая рядом на краю дивана. Чонгук переводит на неё взгляд, скользя им по открытым плечам, на которых бретельки от коричневого топика, и по тонкой шее с двумя недлинными золотыми цепочками, которые болтаются. Девушку случайно задевают плечами рядом сидящие, но та не обращает внимания. — Они как минут двадцать, наверное, уехали куда-то. Или ушли. Но здесь их точно нет. — видимо, она не такая пьяная, как тот же Намджун, который вскидывает на её слова брови, поправляя кепку, от чего ерошатся его чёрные волосы. — Так только что же здесь были. — восклицает он, показывая вперёд рукой, в которой держит красный стаканчик. — Чёрт. Удрал куда-то, потом ищи его. — Спасибо… — обращается Чонгук к девушке, слегка прищурив глаза, и та добродушно улыбается, отвечая: — Мирэ. — браслеты на её запястьях скатываются, когда она затягивает резинкой хвост на макушке, закручивая волосы. — Спасибо, Мирэ. — Чонгук приподнимает благодарно уголок губ и выпрямляется в спине. — Да какого!.. — выругивается Намджун, когда какой-то ему знакомый парень пытался выхватить у него стаканчик. — Это моё пиво честно заработанное, хера суёшь свою рожу? — То, что твоё — то моё, забыл? — парень, облизнув губы, отдал ему красный стаканчик. — И это не пиво, а ссанина. — Пошёл отсюда. — Намджун пинает его ногой, крепко держа стаканчик, и парень смеётся, отходя от них. Чонгук моргает. — Ты останешься? — интересуется Намджун, делая большие глотки алкоголя и смотря на него, приподняв чёрные брови. Мимо Чонгука проходят собравшиеся здесь люди, разливая ненароком пиво на пол, невинно по-глупому смеются, взмахивают руками, толкаются и шатаются. — Подожду немного, если не объявится, то уже с утра что-то придумаю. — пожимает плечами, кожанка тихо скрипит и Намджун что-то мычит в ответ. — Ты куда? — Пойду возьму себе чего. — кидает Чонгук и разворачивается, желая выйти на свежий воздух, а для этого ему нужно спуститься и пройти на балкон. Сладкими приторными духами пахнет повсюду, этот запах смешивается с сигаретным дымом и становится более тяжёлым, такой же тяжестью оседая в лёгких. Чонгук, засунув руки в карманы кожанки, шагает обратно, но замедляется, когда видит, как какой-то блондин громко орёт в комнату, держа рукой дверь открытой. С его рта сыплются грязные маты и оскорбления, а сам он смотрит куда-то вниз. Рядом стоящие бросают ленивые заинтересованные взгляды в ту сторону и блондин выплёвывает очередной мат, после чего кого-то или что-то пинает ногой. Чонгук хмурится, не понимая, почему остановился. Наверное, потому, что услышал знакомый высокий и сейчас хриплый голос прямо из комнаты. Пару секунд он думает о том, что ему просто показалось, но затем он слышит его снова и делает пару больших шагов к ругающемуся обкуренному парню, который держится за дверь и пошатывается на месте. Чонгук сводит хмуро брови к переносице и немного брезгливо хватает его за плечо, потянув за растянутый воротник чёрной футболки с каким-то уличным принтом. Тот заторможено вскидывает с вызовом на него взгляд, сначала непонимающе хмурится, вглядывается в чонгуково лицо, промаргивается, будто пытается понять, кто перед ним стоит и какого чёрта его вообще схватили. Чонгук так и держит шатающееся в его руках тело, смотрит незаинтересованно в чужое лицо, которое в нескольких сантиметрах от его собственного, и поворачивает голову, чтобы взглядом пройтись по тёмной комнате без окна, по кровати, на которой постельное бельё почти валяется на полу, и по сидящему у стенки парню, который так ему напоминает… — Какого чёрта, Чимин. — это даже не звучит как вопрос, Чимин же не сразу, но поднимает затуманенный взгляд на него и моргает лениво пару раз. Смотрит без эмоций на лице на него, потом переводит плавный взгляд на блондина, алкогольное дыхание которого Чонгук чувствует на своей щеке и шее, а потом снова смотрит на Чонгука и еле-еле хмурит брови, моргая более активно. Чонгуку всё ясно. Чимин что-то принял. — Эй! — выкрикивает блондин, привлекая к себе внимание не только Чонгука, но и нескольких отбросов, стоящих рядом, которые оборачиваются и с удовольствием собираются наблюдать за тем, что будет происходить дальше. А дальше ничего необычного не будет, Чонгук уже решил, что ему делать. — Ты чё, его ёбырь, типа? — заплетающимся языком спрашивает громко парень с проколом в носу, приподнимая подбородок, ибо Чонгук выше него. Сам Чонгук всматривается на этот раз немного внимательнее в чужое худощавое лицо и понимает, что ему, скорее всего, нет и двадцати. Затем он резко отпускает чужую футболку и тот пошатывается, успевая схватиться ладонью за дверь, и слышно, как кто-то в стороне начинает ржать, находя в этом что-то смешное, а кто-то наоборот отворачивается, потеряв интерес. — Ну так что? Чимин у нас подставляется каждому, а? Он не знает откуда, но у него внутри просыпается какая-то злость на этого выродка, который пьяно и с насмешкой смотрит то на Чонгука, то на всё ещё сидящего где-то на полу в комнате Чимина, бросая ещё пару каких-то грязных фраз, которые сложно разобрать из-за того, что парень слишком пьян и у него заплетается язык. Чонгук чувствует насыщенный запах алкоголя и сигарет, он отступает на шаг от парня, делая его в комнату, на что тот вскидывает бровь, оборачивается назад, к толпе, смотря на них со смешком через плечо, а затем вновь возвращает свой поплывший взгляд на хмурого Чонгука. — А что? Выебать не терпится? — пару человек начинают откровенно ржать, наклоняясь вперёд и проливая свою выпивку на эту ночь, кто-то присвистывает, а кто-то равнодушно говорит, чтобы завязывали этот цирк и не ебали мозг. Чонгук смотрит на улыбающееся лицо, в чужих глазах смешинки издевательские и ещё куча подъёбов в голове. Поджимает губы. Секунда. Несколько людей взвизгивает, кто-то начинает опять ржать, кто-то подходит к блондину, чтобы придержать, а тот держится за разбитый нос, с которого течёт кровь, стекая по губам, подбородку и капая на пол. Чонгук хрустит суставами, надавив на последние фаланги большим пальцем, и смотрит горящим взглядом на то, как парень собирается что-то сказать в ответ, но кровь затекает ему в рот, а сам он теряет равновесие, хорошо, что его придерживают чужие руки. Дверь хлопает и Чонгук щёлкает замком. Первое — включает в этой тёмной комнате свет. Второе — смотрит на Чимина, который наклоняет голову вперёд, он сидит перед кроватью на полу в позе лотоса, руки опущены вдоль тела и безвольно валяются на полу, немного качается и смотрит, редко моргая, в одну точку перед собой. Чонгук хмурится сильнее и, игнорируя всякие голоса за дверью и стуки в неё, подходит сразу к парню, присаживаясь перед ним на корточки и поднимая чужое бледное лицо за подбородок, обхватив его тёплыми пальцами. Замечает недавний прокол, во время которого присутствовал, и сводит брови к переносице. Чего Чимину не стоило делать, так это напиваться или курить, потому что это ухудшит состояние прокола, и Чонгук уже может видеть покраснения. Чимин медленно моргает, задерживает свой мутный взгляд сначала на его шее, потом неспеша поднимает вверх, к губам, к носу, к глазам, которые смотрят прямо на него. Чимин что-то, видимо, соображает, а после дёргает бровями, будто хочет их нахмурить. — О. — выдаёт тот хриплое, еле размыкая пухлые покусанные губы. — О. — повторяет он более осмысленнее, но взгляд не меняется. Чонгук медленно набирает в лёгкие воздух и тихо выдыхает. Ладно. Чимин точно принял наркотики и он точно сейчас не в себе, а потому оставлять его здесь абсолютно точно нельзя, но куда его тогда? Закрыть его здесь не вариант, потому что это невозможно. Оставить его Чонгук не может, потому что… потому что Чимин ему не чужой и сейчас нуждается в помощи или хотя бы в более адекватной обстановке. Глубокий вдох. Что ж. Чонгуку не впервые с подобным справляться. Он неосознанно проводит большим пальцем под нижней покусанной губой, наверное, желая таким способом привлечь чужое внимание, но Чимин никак на это не реагирует. Именно сейчас Чонгук зол на него, потому что какого чёрта тот принял эти блядские наркотики и какого вообще чёрта Чонгук сейчас должен быть не дома, а здесь, именно здесь. Внутри ещё не остыла кровь после одного ублюдка, кожа на костяшках приятным ощущением тянется, желая получить ещё, сердце начинает замедляться, ибо до этого оно стучало как бешенное, а лёгкие чем-то сдавливало. Ещё один глубокий вдох и Чонгук полностью берёт себя в руки. Перед ним человек, которому нужно оказать помощь, перед ним Чимин, с которым Чонгук должен что-то сделать, и в голову ничего лучше не приходит как отвезти его домой. Кажется, поздравления Хосока отменяются. — Эй, Чимин. — негромко зовёт он парня, который уже как несколько секунд, опустив взгляд, смотрит вниз, что-то рассматривая бездумно там. Чонгук приподнимает чужой подбородок и Чимин всё же смотрит ему в глаза. — Чимин, слышишь меня? — парень моргает. Он бездумно смотрит Чонгуку в глаза, думает о чём-то своём, всматривается в зрачки, а потом кивает очень слабо. — Хорошо. Отлично. — Что я… — начинает он, но почему-то не договаривает. Чонгук приподнимает брови и ждёт продолжения, но Чимин начинает хмуриться, более осознанно смотрит на него, шевелит беззвучно покрасневшими губами, будто представляет, как сказать. — Что ты, Чимин? — помогает ему Чонгук и тот зачем-то кивает, немного чётче, чем до этого. Если Чимин что и смог прошептать, то Чонгук точно этого не услышал, потому что музыку перекрикивают голоса за дверью и это очень мешает. Он проводит невесомо большим пальцем под губой, привлекая внимание. — Почему мне так… так жарко мне. Почему? — с трудом спрашивает Чимин, а в глазах даже на секунду проскальзывает слабое удивление. Чонгук поджимает бледные губы и кидает взгляд ему за плечо. — Потому что ты, вероятно, принял наркотики. — отвечает он медленно, чтобы чужой затуманенный разум смог переработать правильно информацию, не исказив её как-нибудь. Пока Чимин пытается обдумать, сидя и моргая, Чонгук отпускает его подбородок и парень опускает голову, но потом поднимает её сам. Он проводит почти невесомо ладонями по чужим худым рукам, которые сейчас безвольно висят вдоль худощавого тела, выглядывая из-под длинных рукавов чёрной футболки. Трогает тыльной стороной ладони шею, а потом и щёки, от чего чужая кожа покрывается мурашками, а сам Чимин морщится и пытается отодвинуться. Чимин не горячий. Чонгук зачёсывает волосы назад, бегая глазами по его бледному лицу. — Я не принимал. — говорит он почти без запинаний и поворачивает вдруг голову вправо, в сторону двери, за которой долбит музыка. Чонгук замечает, как тот шевелит пальцами, а после поднимает левую руку и проводит ею по правому предплечью. — Жарко. Мне дали. Чонгук поднимает взгляд к чужим глазам и сводит брови к переносице. — Дали что? — спрашивает он, немного наклонившись к его лицу, чтобы точно услышать ответ. Между их лицами сантиметров десять, Чимин всё ещё смотрит на дверь, лениво моргая, и ничего не говорит. — Что дали, Чимин? — повторяет медленно вопрос и Чимин резко поворачивает к нему голову, из-за чего Чонгук еле успевает немного отодвинуться. Парень смотрит на него и хмурится. — Стаканчик. — говорит так, будто это что-то очевидное, а Чонгук же опускает взгляд вниз и, обхватив чужое запястье, аккуратно убирает руку от предплечья правой руки, ибо Чимин решил расцарапать себе кожу до крови. — Оно шипело. Было не очень. Я думал… я думал… я… — наверное, он теряется в своих мыслях, потому что чужой взгляд уплывает куда-то в сторону. Чонгук облизывает быстро губы и понимает, что тянуть не нужно. Чимина следует увести отсюда хоть куда-то, хотя бы на свежий воздух, чтобы мозги смогли проветриться, хотя Чонгук сомневается, что это сможет помочь. — Сколько ты выпил? — но в ответ тишина. Чонгук всматривается в чужое лицо и ждёт ответа, но того не следует. И когда он уже хочет повторить, Чимин размыкает губы: — Это были наркотики? — неожиданно задаёт он вопрос и голос его звучит ровно, а взгляд не такой поплывший и на секунду Чонгук даже подумал о том, что произошло чудо, но потом сразу понял, что нет. — Да, Чимин. Да. Теперь слушай меня. — ловит чужой взгляд и Чимин смотрит на него, немного вздёрнув подбородок. Его пряди лезут ему на глаза, но, видимо, Чимину это нисколько не мешает. Чонгук их быстро скидывает, не заостряя внимания на этом жесте, и продолжает умеренно говорить. — Слушаешь? — в ответ утвердительный кивок, из-за чего чужие волосы снова попадают на лицо. — Сейчас мы встаём и уходим отсюда. Я тебя выведу на свежий воздух, а потом отвезу тебя домой. Слышишь? Чимин моргает. — Мне жарко. — говорит он, будто все эти пару секунд летал в своих мыслях и не обращал внимания на Чонгука. Что ж. Он знал, что легко не будет. — Хочешь снять футболку? — предлагает Чонгук, размышляя, как бы сейчас вывести Чимина отсюда. Сам же Чимин сразу вскидывает брови и хмурит их. — Чё? — получается у того грубо и забавно одновременно, из-за чего Чонгук не сдерживает поскальзывающуюся улыбку, а Чимин более непонимающе на него смотрит, опуская взгляд на губы. — Я сейчас тебя буду трогать, хорошо? — Чонгук возвращает своё сосредоточенное выражение лица и Чимин тоже хмурится, открыв рот, чтобы что-то сказать, но Чонгук перебивает его. — Я помогу тебе подняться. — парень молчит и Чонгук воспринимает это за согласие, а потом медленно становится сбоку от Чимина и обхватывает его руками за талию и за предплечье, поднимая, что оказывается совсем несложно, учитывая чужую худобу. Хмурится. Чимин ничего не говорит и опускает голову, смотря на пол, шатаясь на месте, поэтому Чонгуку приходится взять его крепче. — Теперь пошли. — говорит он и сам делает шаг вперёд, после чего Чимин делает два маленьких и чуть не спотыкается об собственные ноги, что находит смешным, поэтому издаёт смешок, всё ещё не поднимая голову. Его волосы спали вперёд и полностью закрывают лицо. Чонгук доводит его до двери, щёлкает замком, дёргает за ручку и открывает её, впуская в комнату синеватый свет, музыку и запахи духов и сигарет. Чимин на это не реагирует, кажется, летая в своей голове. Чонгук же из-за этого его спокойно ведёт в гостиную, проталкиваясь между танцующими людьми так, чтобы те не задевали Чимина. Сам Чимин не дёргается и послушно «висит» в его руках, пока они не добираются до ступеней. На них Чимин и приходит в себя, начиная высоко поднимать ноги и опускать их на следующие ступеньки, так же издавая смешки. — Ты так упадёшь. — говорит Чонгук, но его не слушают, продолжая задирать прямо ноги и опускать их как солдат на нижние ступени. Чонгук вздыхает, поднимая взгляд на людей, что ходят туда-сюда в прихожей и в гостиной. Чимин что-то неразборчиво бурчит себе под нос, издавая смешки, а потом затихает. Они таким образом минуют ступени и Чонгук его ведёт к входной двери. Он толкает её ладонью, придерживая Чимина второй рукой, и после этого они оказываются на лестничной площадке. — Куда ты меня ведёшь? — бездумно спрашивает он, когда Чонгук вызывает лифт и опирает его на стену, продолжая придерживать. Чимин водит взглядом по чужой шее, по чёрной кожанке, опускает глаза к рукам, что всё ещё держат его. Моргает. — Я чувствую холод. — Позади тебя холодная стена. — объясняет Чонгук, убирая с его лица лезущие волосы, но Чимин будто его не слышит. — Я чувствую холод. — повторяет он тише и кажется, что он бубнит фразу. Чонгук кивает, хотя на него и не смотрят. Зато он рассматривает со слабым интересом чужое такое же бледное лицо, которым оно было и в комнате. Еле заметные синяки под глазами, впалые щёки, острую линию челюсти, покусанные красные губы. Чонгук хмурится своим мыслям, пока Чимин молча так и стоит, наклонив голову немного вперёд, и смотрит вниз. Лифт прибывает и двери разъезжаются. Чимин резко вскидывает вправо голову, заметив движение, и моргает, пока на его лице появляется что-то вроде удивления и завороженно смотрит на лифт. Чонгук немного выгибает бровь, но ничего не говорит по этому поводу, мало ли что пришло в чужую голову. Может, Чимину кажется, что он видит такое впервые в жизни, может, ещё что-то. Чонгук заводит его в лифт и нажимает на кнопку первого этажа, устало выдыхая. — Я тебе мешаю. — вдруг произносит тот с утвердительной интонацией, смотря в одну точку на двери. Чонгук поворачивает к нему голову и ждёт несколько секунд. — С чего ты взял? — Я тебе мешаю. — повторяет тот. — Не мешаешь. — качает головой Чонгук, но Чимин этого не видит, впившись бездумным взглядом перед собой. Чонгук понятия не имеет, о чём тот может думать. В такие моменты голову посещает всё что угодно. Двери лифта разъезжаются, чем привлекают снова внимание парня, и, пока Чонгук выходит с ним из лифта, удерживая в руках, тот поворачивает голову, чтобы посмотреть, как те, видимо, закроются. Открывает дверь подъезда и сам вдыхает ночной воздух. Только сейчас понимает, что у него болела голова, в ней будто были камни до этого моменты, а лёгкие словно вообще не дышали. Чимин же поднимает опущенную голову и вертит ею в стороны, рассматривая что-то вокруг. Чонгук сводит брови к переносице, замедляясь, и направляется в сторону припаркованной машины. — Тошнит? — спрашивает он, кинув взгляд на Чимина, который волочит по асфальту лениво ноги, почти повиснув на руках Чонгука. Тот запоздало вопросительно мычит. — Тебя тошнит? — повторяет немного громче и Чимин мотает один раз головой. Чонгук думает, что это пока. Чимин спотыкается и его заносит вместе с Чонгуком в сторону, сам парень понимает, что нужно выставить руку, а Чонгук выдаёт хриплое «блять» и делает большой шаг вперёд, чтобы удержать равновесие. Чимина же это забавляет. — О! — выкрикивает неожиданно громко тот, вскидывая голову и смотря в сторону, от чего Чонгук даже дёргается, продолжая его тащить к машине. Хоть бы Чимина в ней не стошнило. — Это… это… — бубнит он, смотря куда-то наверх. Чонгук прослеживает за его взглядом и слегка приподнимает бровь, а-ля «серьёзно, блять?» — Фонарь. — подсказывает он, сообразив, что, скорее всего, Чимина привлёк такой яркий свет сверху. Чимин делает губами букву «о» и кивает каким-то своим мыслям. Чонгук снимает машину с сигнализации и открывает заднюю дверь, подталкивая Чимина внутрь, помогая ему залезть и принять сидячее положение, потому что того сразу клонит набок. — Тошнит? — снова интересуется Чонгук, осмотрев лицо Чимина на подобные признаки, пристегнув его ремнём, но парень мотает головой и опускает её вниз. — Если будет тошнить — сразу говори мне, понятно? — в ответ кивок и волосы ерошатся. Чонгук поджимает губы и закрывает дверцу, обходя машину и усаживаясь на водительское место. Кидает взгляд на зеркало заднего вида. Чимин так и сидит с опущенной головой и с повисшими руками вдоль тела. Он заводит автомобиль, открывая окно, потому что через несколько минут здесь невозможно будет дышать, запуская свежий воздух. Выезжает с парковки, опять кидает взгляд на Чимина и, поняв, что с тем пока что всё нормально, насколько это возможно, выруливает на дорогу.

***

Забытый всеми район на отшибе города заполняют пьяницы, наркоманы и бродяги. Здесь сложно отыскать обеспеченного человека, у которого была бы нормальная квартира, семья и хорошая работа, который бы здесь не выживал. В основном здесь оказываются те, кто теряет всё — потерявшиеся, обездоленные. Они все здесь такие, многим похожи. Находят утешение в том, что напиваются до потери сознания под мостовыми или за полуразрушенными домами. Это другая жизнь этого города, не богатая и не успешная. Здесь улицы с побитым асфальтом, местами воняющий мочой, заблёванным или забрызганным кровью. Тут пахнет бедностью. Тут дома построенные друг на друге, между которыми свисает куча проводов и почти отваливаются балконы. Здесь переполненные мусорные баки между стенами, на которых краска давно уже отвалилась. Здесь на каждом шагу сплошной мусор. В этой части города нет ничего светлого, нет ничего, что бы напоминало о чём-то светлом. Через приоткрытое окно слышно орущих парней, которые бегают где-то рядом и до кого-то докапываются, выкрикивая грязные маты. На улице нет ни одного мирного жителя, все уже сидят дома и не разгуливают в ночное время суток, чтобы не наткнуться на каких-то больных ублюдков, которые спокойно могут бесчеловечно переломать кости и разбить голову. Слышится свист, а потом ругань. То, что Чонгук может запросто привлечь своей машиной лишнее внимание, он понимает сразу же. Многие здания кажутся здесь заброшенными — обвалившиеся, с граффити, с разбитыми окнами, с полуподвальными квартирами с промерзающими стенами и плесенью. На некоторых домах можно встретить надписи и плакаты. Где-то они несут утилитарный смысл, старый рекламный брезент стал крышей для дома, а здесь целенаправленно висят на стене. Этот район состоит из старых домов, которые наспех построили в послевоенное время и которые теперь «в аварийном состоянии». Те, кто посостоятельнее, перебрались в жильё или в районы получше, а небогатые люди, и те, которые живут за чертой бедности, здесь так и остались. Узкие улочки и отсутствие тротуаров, резкие подъёмы в гору и крутые лестницы. Между домами вместе с проводами свисают повсюду тряпки. Почему власти до сих пор не расселили всех по новостройкам, как сделали это с другими районами? Земельные споры или про этих жителей просто забыли? «Нормальная» жизнь начинается уже через дорогу — четыре серые асфальтовые полосы разделяют город. Чонгук попытался не обращать внимания на раскрытую дверь подъезда, которая хорошо так подпиралась каким-то мусором, от чего повсюду стояла вонь. Как и попытался игнорировать грязный лифт, обклеенный всякой старой никому ненужной рекламой, листы которой уже начали отклеиваться. У него странное чувство внутри растёт, пока он находится в этом месте. У Чимина в квартире довольно холодно и не так уж и много места, а судя потому, что под окном лежит обычный матрас с подушкой и покрывалом, в квартире есть только одно вот это помещение и, наверное, ванная, в которой Чонгук ещё не был, но увидел раковину через одну единственную приоткрытую дверь здесь. Чимин что-то бормочет, протяжно вздыхая, и когда Чонгук помогает ему дойти до того самого матраса, Чимин падает на него безвольным телом, устремляя взгляд в потолок. Чонгук ещё несколько раз до этого поинтересовался, не начинает ли того вдруг тошнить, поэтому сейчас, смотря на то, как Чимин просто лежит и рассматривает свой потолок, понимает, что того случайным образом не вырвет на пол. А потому позволяет себе осмотреться, хотя и смотреть не на что. Само помещение в тёмных оттенках, а окно здесь одно единственное и то, свет фонарей сюда не падает, потому что те, видимо, находятся с другой стороны. Вместо этого есть узкая дверь, которая ведёт на выход, то есть на балкон, а напротив этого жилого дома — сразу другой. Отсюда можно запросто рассмотреть чужие окна, некоторые закрыты грязными шторами или какими-то тряпками, лишь бы отгородиться от нежелательных взглядов или от солнца, которое сюда, впрочем, скорее всего, не доходит, что Чонгук понимает из-за расположения домов. Ржавые лестницы, которые прикреплены к серым стенам зигзагом, соединяя один балкон с другим. На этих железных узких балконах валяется всякий мусор, Чонгук же замечает пару пустых бутылок, а окно немного выше разбито, но не полностью. Он не знает, что здесь можно говорить. Переводит взгляд на всё того же лежащего Чимина, который раскинул руки в стороны, одна находится на матрасе, а вторая — на холодном полу. Взгляд его устремлён в потолок, а сам он медленно моргает. Чонгук вдруг вспоминает о проколе, который надо бы обработать, пока не стало ещё хуже, но для начала нужно выяснить, есть ли у Чимина здесь специальный раствор и тому подобное, потому что если нет, это будет плачевно. Чонгук понятия не имеет, есть ли где-то здесь поблизости какая-нибудь аптека. Что-то ему подсказывает, что никакой чёртовой аптеки здесь и в помине нет. Это пиздец. Других слов у Чонгука не находится. Чимин молчит, ничего не просит и ни о чём не предупреждает, поэтому Чонгук поворачивает голову, чтобы с тихим вздохом посмотреть на пару столешниц слева, которые к нему ближе, чем матрас и Чимин. Столешницы пустые, на них ничего нет, если не считать подставку для палочек для еды. После столешниц идёт плита, а дальше маленький холодильник. Справа от Чонгука шкаф с провисающей дверцей, которая не закрыта до конца. Всё. То есть действительно всё, вот это и больше никакой мебели не насчитывается. Чонгук неосознанно проводит рукой по волосам, зачёсывая их назад, и возвращает свой взгляд на холодильник. Чимин после окончания действия наркотиков будет голоден, а потому ему нужно убедиться хотя бы в том, что у него здесь есть хоть какая-нибудь еда. Но открыв холодильник, он воздерживается от желания разбежаться и въебаться в стену. Тот пуст. На средней холодильной полке только маленькая баночка с кимчи, которое уже заканчивается, и остатки морской капусты. Чонгук сводит брови к переносице и закрывает холодильник. У него к Чимину есть пару вопросов. Теперь понятно, почему тот такой худой. Позади слышится вздох и Чонгук оборачивается, складывая руки на груди, и упирается поясницей об столешницу. Чимин лениво переводит на него взгляд, смотрит секунд семь, а потом медленно приподнимает бровь, моргнув. — Что? — слетает с нечитаемой интонацией с чужих губ. — Да ничего хорошего. — спокойно отвечает Чонгук, слабо пожав плечами. Чимин не сразу, но усмехается как-то невесело. Чонгук рассматривает чужое лицо, пока парень возвращает свой взгляд на потолок. — У меня под спиной бетон? — неожиданный вопрос с его стороны и Чонгук машинально хмурится. Неосознанно кидает взгляд на матрас, на котором Чимин и лежит, и немного не понимает, почему тот так решил. — Нет. — короткий ответ и Чимин непонимающе моргает. — У меня спина будто окаменела. Чонгук хмуро смотрит на него, непонятно чего ожидая, а может, обдумывая что-то в своей голове. Он знает, какие могут быть эффекты от принятых наркотиков, и понимает, что Чимин сейчас вполне способен ощущать какие-то из них. — Чимин. — таким же хмурым голосом зовёт он парня и тот вопросительно мычит, не поворачивая головы. Чонгук скользит взглядом по его профилю. — Сколько ты выпил того, что было в стаканчике, который тебе дали? — медленно проговаривает, чтобы Чимин мог обдумать вопрос. Чонгук понимает, что тот может вполне и не вспомнить ничего — не вспомнить, сколько выпил, что выпил, кто дал, как давно принял наркотики. Но попытаться стоит, Чонгук хотя бы будет знать, как скоро или нескоро пройдёт действие. Чимин молчит какое-то время, всматриваясь в потолок, будто ищет там ответы, но потом заговаривает хриплым голосом, лениво шевеля губами: — Немного. Вроде половину. — он хмурится, думая, а потом продолжает. — Я его оставил. — Чонгук соображает, что Чимин имеет ввиду стаканчик. — А потом пошёл в комнату, потому что мне через какое-то время стало плохо. Было легко и… и я будто ничего не весил. Перед глазами кружилось, поэтому я подумал, что нужно отойти. Тэхёна не было. Тэхён… мне дал выпить тот ублюдок, у него ещё прокол в носу. Его зовут… я его знаю. Это Минджэ. Он так представился, сказал, что знает меня, а я подумал, что… — Чонгук терпеливо выслушивает всю эту бессвязную речь, потому что по-другому Чимин сейчас не способен говорить. Спрашивать, сколько Чимин пробыл в таком состоянии, вероятно, смысла нет, потому что под наркотой время идёт не так. Парень открывает рот и закрывает, будто не решаясь сказать, Чонгук не лезет. Он так и стоит, сложив руки на груди, кожанка обтягивает плечи и натягивается на спине, его пальцы заметно начинают холодеть из-за пониженной температуры в квартире. Где-то на фоне он думает о том, что нужно ещё сходить в ванную и проверить её на наличие аптечки или что-то в том роде. — Я не знал, что он такой ублюдок, он мне показался хорошим. Он вёл себя нормально, я ему и поверил. — Чонгук вдруг хмурится, всматриваясь в чужой профиль, пока Чимин опять на какое-то время замолкает, и понимает, что тот почему-то оправдывается. Перед собой или перед Чонгуком — непонятно. Он знает, что Чимин, если человек покажется ему хорошим, проникнется им и будет считать чуть ли не другом, даже если впервые его видит… кстати, а где тот сосед, о котором Чимин пару раз упоминал? Съехал? — Блять. Какая вообще, к чёрту, разница. — бубнит он, прикрывая глаза. Чонгук моргает. Он растягивает языком щеку и с лёгкой задумчивостью смотрит на Чимина. Тот поднимает тяжело руку над уровнем лица, смотрит на неё, а потом опускает обратно. Если Чимину подсунули в алкоголь экстази, Чонгук будет молиться, чтобы это ему обошлось всего лишь тошнотой и рвотой, если учитывать, что Чимин выпил не всё, что ему дали, хотя наркотик, в разных дозах — наркотик. Ему остаётся только тяжело вздохнуть. Чимин замолкает на какое-то время и Чонгук пользуется этим, чтобы отойти в маленькую по размерам ванную и обыскать там выдвижные ящички, надеясь найти… да, всё, что нужно у Чимина есть, но оно так и нетронуто. Чонгук хмурится, сжимая пакетик с содержимым в руке, рассматривая его пару секунд, а потом возвращается к Чимину. — Поднимаемся. — с хмурым видом присаживается перед лежащим парнем, который сначала сводит брови к переносице, а потом переводит на него взгляд, вздёргивая бровь. Чонгук без слов поднимает руку, в которой держит антисептик, флакон с медицинским спиртом, солевой раствор и вату. Чимин смотрит на эти бутылочки, не врубая, что это такое, а через пару секунд поднимает взгляд к потолку, выдыхая шумное: — Ох блять. Чонгук незаметно дёргает уголком губ и легко хлопает Чимина по ноге. — Поднимаемся. — повторяет он и парень морщится, но пытается привстать на руках, чтобы сесть и упереться на стену. Чонгук ему не помогает. Сидит на корточках и смотрит, пока Чимин не принимает нужное положение. — Уволь. — бубнит тот и Чонгук приподнимает бровь. — Хочешь дотянуть до момента, когда уже будет поздно что-то делать? — интересуется он, открывая сначала антисептик, смачивая им вату. Чимин переводит на его руки взгляд и резко хмурится, Чонгук двигается ближе к нему и не особо понимает причину такой задумчивости, будто Чимин окунулся в воспоминания. Тот только мотает головой через несколько секунд, пока Чонгук аккуратными движениями протирает ваткой его покрасневшую кожу вокруг серёжки. Чимин шипит, дёргается слабо, чтобы избежать жжения, но Чонгук кидает на него хмурый взгляд. — Терпи. — О-о. — протягивает Чимин и усмехается, смотря перед собой куда-то на матрас. Чонгук откладывает антисептик в сторону и открывает спирт, смачивая уже им вату. — Любимая фраза. — и ещё раз издаёт смешок. Чонгук ничего не отвечает, молча обрабатывая прокол, думая о том, почему его должно это заботить. Может, потому, что ему что-то подсказывает, что Чимин вовсе забудет об этом и действительно дотянет до последнего. Сам Чимин сидит всё это время молча и смотрит перед собой, редко моргая. Чонгук дотрагивается прохладными пальцами до колечка. Его не то чтобы так интересует, но хотелось бы знать: Чимин живёт один? Потому что если с ним будет его сожитель, то есть шанс, что он сможет позаботиться о парне, но если нет, тогда Чимин останется здесь один и утром тоже будет один. Может ли ему доверять Чонгук, чтобы оставить в таком состоянии полностью одного в этом богом забытом месте? Что-то ему подсказывает, что нет. — У тебя нет еды. — спустя какое-то время решает разбавить тишину Чонгук. Он пальцами держит влажную вату и аккуратными движениями немного прокручивает серёжку, из-за чего Чимин опять кривит уголки губ и шипит, наклоняя голову вбок, но Чонгук не даёт ему отстраниться. Парень молчит какое-то время, ему, видимо, не мешают лезущие на глаза пряди, которые попадали на лицо из-за наклона головы. Чонгук сводит брови к переносице и, продолжая обрабатывать прокол, проходится быстрым взглядом по плохо освещённому помещению, желая найти выключатель. Его взгляд задерживается на потолке. Ага, лампочка висит на проводе, значит свет есть. Чимин, видимо, заметил краем глаза, куда он смотрит, поэтому подаёт голос: — Скорее всего, света уже нет. Чонгук возвращает на него взгляд и на секунду его действия прекращаются. — Не только у меня. — продолжает тот, наверное, поняв, что Чонгук ждёт каких-то объяснений. — Во всём доме, насчёт остальных не знаю, они меня не особо интересуют. — медленно и хрипло говорит Чимин, смотря перед собой и изредка моргая. Чонгук поджимает губы. Да, это многое объясняет. — И почему? — задаёт вполне логичный вопрос и Чимин вдруг издаёт ленивый смешок, поднимая на него пустой и в то же время уставший взгляд. — Спроси у них. Такое происходит пару раз в месяц. Не знаю, за что я плачу ей каждый месяц, если жить нормально невозможно. Чонгук не понимает. Он молчит недолго, а потом всё-таки спрашивает, откладывая ватку на пол: — Кому? Чимин как-то тяжело и протяжно вздыхает. Их внимание привлекают крики из закрытого окна. Чонгук сразу переводит на него хмурый взгляд и смотрит выжидающе на стены противоположного дома. Чимин же только кидает в сторону косой взгляд и пожимает плечами. — Я снимаю вот это вот. — он взмахивает лениво рукой и обводит коротко помещение. У Чонгука крутится на языке соответствующий вопрос, но он молчит, ибо может этим как-то задеть Чимина. — Жилище. — говорит тот и усмехается. Да не то слово. Чонгук решает не развивать эту тему и возвращается к изначальному вопросу, который был успешно проигнорирован. Специально или Чимин попросту его не услышал — непонятно. Он понимает, что это не его дело, кто и чем питается, но перед Чонгуком сейчас человек, который принял наркоту и который не способен здраво мыслить, а потому ему важно убедиться, может ли он его вот так оставить, что уже и не рассматривается как вариант, или же Чонгуку придётся провести в этом, давайте будем честны, уёбищном месте всю ночь, а утром сходить и поискать какой-нибудь полуразваленный магазин, чтобы купить продукты, которые можно хранить не в холодильнике, потому что сейчас это делать как минимум бессмысленно. Он берёт в руки раствор и скользит взглядом по бледным щекам, которые щекочут волосы. Чонгук бы спросил, почему тот живёт здесь, но и так понятно, что дело в деньгах, потому что у всех здесь живущих это и есть одной из главных проблем. Но если Чимину только восемнадцать, где его родители и почему он не живёт с ними? Вопрос вполне логичный и Чонгук мог бы его задать, а Чимин, в силу своего не здравомыслящего состояния, мог бы дать ответ и Чонгук бы этим воспользовался во благо своих интересов, но он не будет этого делать, хотя дело и не только в личных интересах, а и в том, что Чимину только восемнадцать и рядом с ним должен быть кто-то из взрослых, чтобы хотя бы не позволять случаться тому, что случилось сегодня, но, судя по всему, что вынес для себя Чонгук, взрослым на него может быть плевать, хотя он не берётся утверждать, всякое могло произойти и происходить в жизни этого парня. Тихое шипение со стороны Чимина его отвлекает от раздумий. — Долго ещё? — спрашивает тот. Чонгук ещё раз прокручивает колечко и мнёт влажными пальцами вату, немного отстраняясь. Чимин делает неглубокий вдох. — Закончили. Он складывает всё обратно в пакетик и осматривает помещение, чтобы увидеть возле кухонных тумб пустую корзину для мусора, куда он и подходит. Чимин смотрит перед собой, замерев, кажется, он даже не дышит, Чонгук косится на него, пока ходит по квартире, направляясь в ванную. Когда он возвращается к Чимину, тот уже лежит на матрасе с закрытыми глазами, раскинув руки в стороны. Чонгук замечает, как чужие пальцы еле-еле шевелятся, а сам парень лениво поднимает веки, находя его взглядом. В помещении воздух стал тяжёлым и Чонгук решает открыть окно, что ему кажется не самой лучшей идеей, но всё равно подходит к матрасу, на котором, будто мёртвый, лежит Чимин, и тянется рукой, проворачивая ручку и открывая окно. Внутрь сразу проникает ночной воздух и Чонгук решает так оставить на пару минут. В окне напротив включается свет и можно увидеть тёмный силуэт, который ходит по квартире. Он складывает руки на груди и со вздохом оборачивается, чтобы посмотреть на Чимина. — Когда это пройдёт? — задаёт тот вопрос и заторможено проводит рукой по воздуху перед собой. Чонгук понятия не имеет, что тому может сейчас мерещиться. — Вероятно, к утру. — хотя он заметил, что Чимин уже не находится в трансе, как когда Чонгук его только нашёл. Парень кивает, а затем ещё раз зачем-то. — Ты уходишь? — спрашивает он, но на Чонгука не смотрит. — Здесь нет кровати. — добавляет бормотанием следом и переворачивается медленно и тяжело на бок, к Чонгуку спиной. — Тебя не тошнит? — в ответ пару секунд молчание, а потом отрицательное мычание. Чонгук вздыхает и, скользнув взглядом по чужой спине, переводит его за окно. А там опять слышится ругань. Он закрывает вскоре окно и, накрыв парня в одной футболке его же пледом, садится рядом с матрасом, сгибая ноги в коленях и кладя на них локти. Ночь обещает быть долгой, холодной и неудобной.

***

Что чувствует человек, который запутался в жизни или не понимает, для чего вообще живёт? Какие мысли посещают его голову и о чём он постоянно думает? Ищет ли хоть что-то светлое в этом мире или хоть что-то такое, ради чего бы ему стоило вообще жить. Может быть, он пытается найти то, что поможет ему увидеть этот самый смысл. Может, человек смотрит на окружающих его людей и не понимает, что забыл среди них, что ему делать в случае, если все и всё ему кажется бессмысленным. Если он отгораживается от общества, плюёт на него, потому что не видит смысла в принципе с кем-то контактировать. Может быть, думает о том, что, скорее всего, это он какой-то не такой, раз его посещают такие мысли. О чём каждый день думают все эти люди, живущие в этом районе? Где бы найти очередную работу и как на ней дольше продержаться? Как прокормить троих несовершеннолетних детей, когда одному из них нужна операция? Зачем им жить таким образом и не проще ли наложить на себя руки, наплевав на окружающих их людей? Или где купить дешёвую выпивку или травку, чтобы с утра до ночи убивать свои дни. Или, может, люди давно смирились со своей участью и не пытаются что-то изменить в своей жизни или хотя бы попытаться. А потому и делают это всё: спят в холодных квартирах, потому что отключили электричество, ищут лёгкие деньги, потому что нужно прокормить себя и, если есть, семью, прожигают свои дни, будто будущего у них и нет, а потому делают всё, что хотят — воруют, убивают, пьют и курят, ругаются матом на обычных прохожих, грозятся переломать кому-то ноги, когда скучно. Они уже смирились и приняли то, что на них всегда будут косо смотреть, потому что они на несколько ступеней ниже, если вообще не за чертой бедности. Нормальные люди и за людей их не будут воспринимать. В этих мыслях Чонгук и варился, пока шёл до ближайшего круглосуточного магазина с самого утра, встречая на пути разных личностей. Район и днём не выглядит дружелюбным, Чонгуку несложно представить, что здесь происходит по ночам и как здесь уживается сам Чимин. В тёмное время суток гулять здесь травмоопасно, даже если ты просто возвращаешься к себе домой. Безопасностью здесь и не пахнет, о чём говорит всё та же раскрытая нараспашку дверь подъезда. На ней полно наклеенных бумаг с рекламами, а поверхность обрисована грязными фразами красками. Серая краска жилого дома отваливается на глазах, а за углом перевёрнутый вверх тормашками мусорный бак. Воняет бедностью. Воняет жалким существованием и мусором. Кажется, всё здесь имеет этот запах. Он игнорирует шум за соседней дверью на лестничной площадке. Всего здесь две двери, одна непонятно чья, а вторая — чиминовой квартиры. И та оказывается открытой, значит, Чимин сейчас либо ещё спит, либо… да, как только Чонгук заходит внутрь и закрывает за собой дверь, слышит соответствующие звуки рвоты, Чимин проснулся и у него сейчас не самое лучшее утро. Чонгук быстро разувается, снимает капюшон чёрной кофты, что под кожанкой, и сразу шагает к столешницам, как он понял, стола тут и в помине никогда не было, а потому пакет ставит на тумбы. Звуки из ванной стихают и он подходит к окну, чтобы открыть его. Ему открывается дневной вид на дома, которые все здесь похожи между собой и которые Чонгук уже успел рассмотреть, пока шёл до магазина и обратно. Такой же серый дом, у которого кусок стены начинает обваливаться, те же спутанные провода, те же ржавые лестницы, которые держатся еле-еле, тот же мусор под окнами возле баков или вокруг них. Он отходит от окна и направляется в ванную, где, открыв скрипящую дверь, сразу видит Чимина. Тот сейчас на коленях перед унитазом и сгорбленный, под футболкой чётко виден его хребет, что напоминает о его худобе. Волосы чужие запутанные и взъерошенные после сна, а худые руки обхватывают унитаз и дрожат. Чонгук подходит ближе и без брезгливости собирает чужие волосы, чтобы не лезли в лицо и не пачкались. Чимин что-то бурчит неразборчиво и пытается отодвинуться, но его в ту же секунду рвёт и Чонгук вздыхает, осматривая маленькую ванную. У душевой только одна стеклянная нечистая дверца, с ржавого крана капает вода, а квадратная маленькая плитка местами отпала. В отражении зеркала, которое, к счастью, здесь целое, он видит себя. Под глазами мешки, некоторые чёрные пряди спутанные, взгляд усталый, а кожа немного бледная. Губы сухие. Чимин дрожит, а потом отстраняется от унитаза, поднимаясь на ноги, пока Чонгук убирает его волосы за уши и придерживает за предплечье. Ему вдруг хочется поинтересоваться с издёвкой, как прошло чужое утро, но что-то ему подсказывает, что этого лучше не делать, поэтому он задаёт другой вопрос: — Как ты себя чувствуешь? — вопрос из разряда глупых, потому что он и так догадывается, как Чимин сейчас себя чувствует, но парень, выплюнув воду изо рта, всё же отвечает: — Будто выблюю все органы. — хрипло говорит тот и наполняет рот новой порцией воды. Чонгук кивает. — Кушать хочешь? — спрашивает он и ловит в отражении чужой злобный взгляд из-под свисающих прядей. Чонгук опять кивает сам себе. — Значит, захочешь. Думаю, тебе сейчас подойдёт какой-нибудь лёгкий суп. Чимин кивает тоже. Вытирает тыльной стороной ладони губы и выравнивается в спине, смотря на него через зеркало. Чонгук же подмечает синяки под глазами, максимально заёбанный вид и впалые щёки. Чужие глаза покрасневшие. — А готовить из чего, Шерлок? Чонгук моргает. Он ничего не отвечает, осматривает Чимина с ног до головы, пока тот хмурится, и выходит из ванной, шагая к столешницам, чтобы разобрать продукты. Он брал те, которые можно сразу съесть и которым не требуется хранение в холодильнике, который… Чонгук сводит брови к переносице и щёлкает по выключателю, после чего в помещении появляется блеклый свет. Он смотрит на лампочку и о чём-то думает, пока из ванной выходит Чимин. Тот останавливается, всё ещё вытирая щёки рукой, стирая влагу, и смотрит на Чонгука, нахмурив брови непонимающе. А когда доходит, видимо, что не так, он издаёт короткое и понятливое «а» и проходит к столешницам, потому что его внимание привлёк пакет. — Они включают и выключают, когда им вздумается. — объясняет он для человека, который впервые оказался в этом месте и который переводит на него взгляд, шагая к нему. Чимин же достаёт из пакета несколько овощей, видимо, для одного захода, чтобы не оставалось. — Но чаще всего выключают ночью. — добавляет он и аккуратно кладёт упаковку водорослей на столешницу. — Я не умею готовить. — решает признаться и поворачивает голову к подошедшему Чонгуку, который, сняв кожанку, подтягивает рукава кофты, показывая свои татуировки, и принимается доставать продукты. Чимин отходит в сторону, его руки висят вдоль туловища, плечи опущены, а уставший взгляд следит за чужими действиями. — Готовить буду я. Двадцать минут и суп будет готов. — отвечает спокойно Чонгук и достаёт из нижней тумбочки, на которой провисала дверца, небольшую кастрюлю. — А. — издаёт короткое Чимин, продолжая за ним наблюдать. Чонгук кидает на него немного вопросительный взгляд, мол, чего так смотришь, но тот не реагирует. — А. — добавляет он тише, будто только сейчас осознал ситуацию. Чонгук решает не обращать на странное поведение внимания и принимается быстро нарезать немного тупым ножом овощи, кидая их в кастрюлю. — Тошнит? — спрашивает он через несколько минут, когда заливает овощи водой, зажигая огонь. Ответа не следует и Чонгук, сложив руки на груди, оборачивается, чтобы посмотреть на сидящего на матрасе Чимина. У того чёрная мятая футболка съехала с плеча, немного оголяя его и показывая острые ключицы. Чимин сидит в позе лотоса, опустив плечи и слегка сгорбившись, его волосы такие же взъерошенные и спадают на лицо, но того это, вероятно, не волнует, потому что чужой бездумный и в какой-то степени пустой взгляд устремлён в одну точку, где-то рядом с Чонгуком. Он хмурится, смотря на парня. Неужели действие наркотиков ещё не спало? Чимин же моргает и отмирает, поднимая на него медленный взгляд. — Который час? — Почти семь. — сразу отвечает Чонгук, продолжая на него смотреть. Чимин в ответ мычит, то ли согласно, то ли ещё как, и опускает немного взгляд. Чонгук же решает спросить то, что его всё это время интересовало, а потому подаёт голос. — Ты живёшь один? Чимин возвращает на него вопросительный взгляд, хмурится, будто пытается понять смысл сказанных слов, а потом приподнимает брови и пожимает плечами. — Да. — он замолкает на пару секунд, а потом добавляет. — Ники уехал. — опускает глаза, пока Чонгук замечает, как изменилось чужое настроение, Чимин как-будто погрустнел. Наверное, он скучает за этим человеком или что-то ещё, Чонгук не собирается влезать в личное, а потому только кивает и думает о том, что он должен ещё успеть заехать к Хосоку, потому что тот сегодня уезжает из города. Чонгук тихо вздыхает, разминая шею, и повторяет свой вопрос: — Не тошнит? Как ты себя чувствуешь? Чимин смотрит на него. — Нет. Такое ощущение, будто моя голова сейчас лопнет. — он задумывается на несколько секунд, смотря на пол, а потом спрашивает. — Что я принял? — Чонгук сводит брови к переносице и проверяет варящиеся овощи. — Не могу точно сказать. Скорее всего, это экстази, но я не могу утверждать. — объясняет он, придумывая, куда достать мягкие овощи. Чимин что-то мычит позади. Чонгук поджимает губы, смотря на не совсем прозрачную воду. — Ты впервые принимал наркотики? Чимин какое-то время молчит, Чонгук слышит шуршание, вероятно, Чимин либо встал, либо поменял положение. Он добавляет в кастрюлю водоросли, открыв упаковку, и слышит хриплый голос: — Не. Года два назад или три курил травку. Чонгук накрывает кастрюлю крышкой и оборачивается к нему с хмурым видом. Чимин теперь лежит половиной тела на матрасе, на котором скомканный плед, а подушка давно сползла с него, а второй — на полу. Смотрит на потолок и издаёт еле слышный смешок. — Это был один единственный раз. Если бы не… — он задумывается и хмурит брови, будто пытается вспомнить. — Если бы не… я забыл, как зовут того парня. Если бы не он, я бы больше не брал это в руки. — Ты помнишь, что было вчера? — хмуро уточняет Чонгук, смотря на него, а Чимин мотает головой. — Нет. Не всё, многие моменты обрываются, а многие не связанные между собой. Он кивает, а потом вспоминает: — Прокол ты должен обрабатывать, не забывай. И какого чёрта ты принимал алкоголь, если он ещё не зажил? — Чонгук не злится, он ни на кого не давит, он просто хочет понять логику чужих действий. Чимин же переводит на него взгляд, а потом дотрагивается пальцами до прокола, делая губами «о». — О. — изрекает он, смотря куда-то мимо Чонгука. Его брови хмурятся слегка. — Это… ты что-ли… — Чимин, видимо, не знает, как правильно подобрать слова или сомневается в том, что хочет спросить. Чонгук кивает без слов. Парень замолкает и поднимает взгляд к потолку, опуская руку на матрас. С его стороны больше ничего не слышится, кажется, он не собирается дальше что-то говорить. Чонгук растягивает языком щеку и смотрит на окно. Он был прав, солнечные лучи сюда не доходят, пространство между домами находится в тени, что днём, что ночью. Из-за окна доносится только бледный свет, а небо начинает светлеть с восходом солнца. Прохладный свежий воздух гуляет по небольшому помещению, а провода между стенами шатаются из-за лёгкого ветра, как и само открытое окно покачивается и бьётся о стенку. В помещении пусто. Серые стены, бетонный потолок с лампочкой на проводе, пару кухонных тумб, которые пусты, с провисающими дверцами и отпавшими ручками, единственный матрас на прохладном полу вместо полноценной кровати и мятое постельное бельё. Человек не должен жить в таких условиях. В комнате начинает пахнуть супом, который почти уже готов. Чонгук ставит на медленный огонь и разворачивается, чтобы прикинуть, где, собственно, Чимин будет кушать, но этот вопрос остаётся без ответа, поэтому он через несколько минут, которые проходят в полном молчании, выключает плиту и насыпает в углублённую тарелку немного мисо-супа. Это лёгкая пища и хорошо помогает в таком случае, в котором оказался Чимин. Тот, кажется, вовсе уснул, потому что последние минут пять лежал с закрытыми глазами и не двигался. Выглядит Чимин как живой труп. Чонгуку остаётся только надеяться, что ему не станет только хуже, потому что самого Чонгука рядом с ним не будет, ведь ему нужно уезжать, а больше, как он понял, некому. Всё может пройти нормально, если Чимин даст своему организму отдохнуть, а не вздумает куда-то идти или заниматься тем, что по любому ухудшит его состояние. — Чимин. — зовёт он его и парень лениво поднимает веки, смотря в потолок, который в мелких коротких трещинах. — Если тебя не тошнит, можешь попробовать покушать. Чимин опять в ответ мычит, Чонгук понятия не имеет, о чём тот сейчас может думать. — Зачем ты это сделал? — искренне спрашивает он и поворачивает к нему голову. Чонгук не понимает и хмурится, смотря на него в ответ. — Сделал что? Чимин взмахивает лениво рукой и та падает обратно на пол. — Это всё. Даже суп приготовил. — он молчит, но Чонгуку видно, что тот хочет что-то сказать, и Чимин добавляет. — С водорослями. — Хотел, чтобы я тебя вот так оставил одного… — Чонгук говорит спокойно и с какой-то лёгкой интонацией, без претензий в ответ. Он обводит быстрым взглядом помещение. — …здесь? — Почему нет? — спрашивает Чимин, смотря на него вопросительно и моргая. Чонгук не знает, как объяснить человеку, что он не мог вот так вот взять и бросить не чужого ему Чимина в подобной ситуации. — Ты был не в состоянии адекватного человека, как минимум. Чимин вскидывает бровь и опять взмахивает глупо рукой. — А ещё что? — Тебе бы никто не смог оказать помощь, будь ты один и случись что с тобой, ты должен это понимать. Чимин кивает. — Я это понимаю. — Я рад. — Чонгук не улыбается и говорит почти без эмоций, наблюдая за парнем, ожидая, что ещё тот скажет. Чимин молчит какое-то время, видимо, соображая, как правильно спросить или сказать. Он открывает рот, но вдруг ничего не говорит и закрывает его, поднимаясь с места так, будто не у него сейчас должна кружиться голова. Чонгук хмурится, смотря на него, пока тот подходит к столешницам, останавливаясь рядом с ним, чтобы посмотреть на тарелку тёплого супа. Чонгук понимает, что тот больше ничего говорить не будет, поэтому говорит сам. — Поешь. Позже, если не станет хуже, покушай ещё раз, твоему организму сейчас нужно восстановиться. — Чимин кивает на его слова, крутя пальцами чёрную ложку с длинной ручкой. Чонгук поджимает губы. — И постарайся сегодня отдохнуть. — здесь нужно было сказать не «постарайся», а никуда не ходи и ничего не принимай, особенно то, что может только ухудшить твоё состояние. Чимин снова кивает и кидает на него неуверенный взгляд. — Ты уходишь? — единственное, что спрашивает он. А Чонгук достаёт из заднего кармана джинсов телефон и включает его. Время почти начало восьмого, пару пьяных сообщений от Намджуна, один звонок от незнакомого номера и одно сообщение от Сары́. — Да. — отвечает Чонгук и прячет телефон обратно, смотря на парня. Чимин понятливо мычит в ответ и опускает голову, из-за чего пряди закрывают его лицо. Он мешает ложкой суп, пока Чонгук начинает уже делать шаги в сторону выхода. — Спасибо. — вдруг негромко произносит парень, заставляя Чонгука посмотреть на него, но Чимин стоит к нему спиной и набирает ложкой суп, не оборачиваясь. Чонгук напоследок окидывает взглядом серое помещение и худую фигуру в большой чёрной футболке, открывая дверь и выходя на лестничную площадку. Его встречают валяющиеся на полу бумажки с рекламой, пару бутылок из-под соджу и тяжёлый запах. Он устало вздыхает. Для начала ему следует заехать к Хосоку, а потом выспаться.