***
Один из способов сломать жизнь ребёнку — быть с ним жестоким и непоследовательным. Насилие и психологические травмы ведут к низкой самооценке, нарциссизму и ненависти к себе. Всё это не даёт ребёнку выработать высокие абстрактные ценности, поскольку боль неудачи преследует его постоянно и ощущается ужасно остро — и ребёнок вынужден тратить всё время и всю энергия на попытки её избежать. А рост требует принятия боли. Подростки так одержимы мнением своих сверстников, потому что лепят своё самовосприятие из тех социальных норм и ролей, которые видят вокруг. Чтобы взрослеть и развиваться, нам нужны точно вымеренные дозы страдания. Слишком сильное страдание нас травмирует, наш мозг начинает неопределённо бояться всего мира, и тут уж не до роста и нового опыта. А слишком слабое страдание превращает нас в заносчивых нарциссов, ошибочно уверенных в том, что весь мир может вращаться вокруг наших желаний. Но если страдания ровно столько, сколько нужно, человек понимает, что наши нынешние ценности никуда не годятся и у него есть всё для того, чтобы перерасти эти ценности и создать новые — более высокие и с более широким охватом. Самооценка любого человека зависит от того, насколько он соответствует своим ценностям. Что интересно, раз говорить о ценностях, то общества с низким уровнем доверия больше опираются на «семейные ценности», чем другие культуры. То есть чем меньше надежды людям внушают их государственные религии, тем больше они стараются черпать надежду в семейных религиях, и наоборот. К чему вообще Чимин об этом подумал? Он не знает. Изначально его посетила мысль о том, насколько сильно может оставить свой след в человеке его окружение, а потом речь в его голове зашла уже о ценностях и насколько они важны. Чимин не специалист, не психолог и кто-то там ещё, он просто выстраивает цепочки, выходя из того, с чем сталкивался и продолжает сталкиваться. У него часто так бывает, что одна мысль выливается в другую и так дальше, пока он не вспоминает о чём в принципе изначально думал и к чему это его привело, а сейчас все эти размышления на тему детских травм, жестокости родителей, различных ценностей и государства привели его к тому, что, когда социальные институты начинают перекраиваться и когда люди перестают верить в то, что демократическая система способна к самокоррекции, их накрывает волна религиозных войн. Это одно из объяснений парадокса прогресса. С каждым улучшением, которое люди приносят в жизнь, они рискуют потерять всё больше и всё меньше приобрести. Надежде необходимо представление о каких-то будущих благах, но чем лучше жизнь в настоящем, тем труднее представить ещё более хорошее будущее и тем проще представить более страшные потери. Иными словами, возьмём даже интернет — это неплохо, но он даёт людям массу новых возможностей развалить общество и чёрт знает что тут устроить. Так что, парадоксальным образом, каждое технологическое новшество предоставляет людям также новые средства для уничтожения друг друга и самих себя. Что вообще такое человек? Люди медленные, слабые, хрупкие и органы восприятия у них не такие чуткие, но все физические способности, которых они лишены — это плата, угадайте, за что. Вы спросите, какого чёрта Чимин вообще об этом думает? Он и сам не знает. Внутри неоднозначные чувства, которые он даже не пытается разобрать, потому что ему плевать. У него в принципе проблема с этим. За окном стремительно темнеет. Утром, когда Чимин кое-как раскрыл глаза после сна, он нашёл себя одного в квартире, то есть Чонгука к тому времени уже не было, никаких следов после себя он не оставил, будто его и не было. Так он думал до того момента, пока не заметил на столешницах бутылочки со средствами для дезинфекции прокола. Он пилил их взглядом ровно минуту, пока до него не дошло, что Чонгук специально их оставил на видном месте, чтобы Чимин не забывал о них. Так что да. След после себя Чонгук всё же оставил, а баночки Чимин вернул в ящик в ванной. Сейчас для него время стёрлось и он за ним не следит. Да, ему одиноко здесь, потому что пока Чонгук вчера и сегодня находился в этом помещении, он не чувствовал этого ощущения, но сейчас испытывает его во всей красе. Лежит на матрасе одетый, раскинув руки и ноги в стороны, и смотрит просто в потолок, думая о том, что не поздно ещё плюнуть на всё и стать диким дитём леса, потому что жизнь среди людей он больше не выдерживает. В помещении темно, свет он и не включал с самого утра и после того, как вернулся с подработки. Прохладно, в частности из-за открытого окна, из которого доносится вечерний прохладный воздух и уличный шум. На шум он уже и не обращает внимания, тот размывается в его голове и Чимин его почти не слышит, пока не выплывет из своих мыслей. Моргает. Смотрит на потолок, а тот в трещинах. Начинает чувствовать неприятную боль в спине, а следом и в желудке. Голод даёт о себе знать, но Чимин это игнорирует, сейчас он на стадии бесхребетного существа и уже как продолжительное время просто деградирует. Глаза начинают слезиться из-за того, что он редко моргает, они начинают болеть. Моргает. Ему нужна лоботомия. Глубокий вдох, рванный выдох. Что ж. Что ж. Как странно, всего несколько слов могут так повлиять на его состояние. В голове пустота, в теле всё ещё лёгкая терпимая боль. Надо бы всё-таки поесть, потому что такими темпами Чимин загнётся, вот только перспектива рвать над унитазом его не очень радует. Ещё один глубокий вдох, ещё одна разбитая кем-то стеклянная бутылка под окном. Вот оно, резкое неожиданное желание жить и радоваться жизни, быть оптимистом и не угнетать своё состояние — и вот его уже нет, секундное помутнее, от которого нет смысла, вспышка. От вибрации телефона он не дёргается, лишь устало вздыхает и опускает взгляд, перекатываясь на бок, чтобы дотянуться рукой к лежащему на полу телефону. Помните, Чимин говорил, что чувствует себя бесхребетным существом? Забудьте. Сейчас он чувствует себя никем. Принимает вертикальное положение, терпит головокружение и моргает, чтобы прогнать темноту с глаз. Ему действительно нужно поесть, вот только холодильник пустой. Что ж. Придётся выбираться из этого проклятого места. Он поднимается и шаркает ногами по полу, шагая к столешницам. Сообщение от квартиранта остаётся без ответа.***
Посетители ходят туда-сюда, хлопают стеклянной дверцей, на которой наклеена реклама, как и на больших окнах здесь. Всё снаружи светится красным и синим, названия круглосуточных заведений горят вместе с фонарями. Людей внутри много, а на улице ещё больше. На фоне играет какая-то корейская песня, о которой Чимин не знает, но она пролетает мимо его ушей. Он подтягивает рукава серой кофты ещё ниже и складывает руки на маленьком круглом столике. Взгляд его скользит по поверхности, потом по посетителям, потом по стеклу и по прохожим снаружи. Боль в его желудке никуда не проходит, он чувствует, как тот пожирает сам себя. Ему просто нужен какой-нибудь салат и всё, который он даже не доест, и, господи, если его вырвет сразу в уборной, он деградирует до растения. Вокруг смешиваются запахи еды, алкоголя и чужих духов, поэтому воздух тяжёлый. За соседним столиком громко разговаривает компания людей, Чимин медленно отводит от них взгляд и потупляет его. У него такое ощущение, что он — самая спокойная точка в этом месте, а вокруг неё происходит шторм. Он сейчас никак себя не чувствует, он будто в прострации. Иногда ему кажется, что флегматично-меланхолическое настроение настолько въелось в него, что уже всегда при нём. Упирается щекой на ладонь и в этот момент к нему подходит человек, который принёс его бедный салат. Чимин моргает. Медленно опускает руку под стол и та падает безжизненно на колено, пока он смотрит на глубокую тарелку с салатом перед собой и палочки для еды. Чимин уже представляет, как ему становится нехорошо и как он проводит некоторое время перед унитазом, но из мыслей его вырывает тот факт, что человек, который принёс ему его заказ, никуда не уходит. Он хмурит брови и поднимает вопросительный взгляд, чтобы спросить, чего тому надо, но слова не находят выход, а Чимин так и остаётся с приоткрытым ртом. Чонгук смотрит на него так же, но без сильного недоумения. Его брови нахмурены, а взгляд устремлён прямо Чимину в глаза. В голове на секунду становится пусто, а потом куча мыслей вторгаются в мозг и Чимин не успевает их обрабатывать. Что Чонгук здесь делает? Подождите, он принёс ему заказ, значит, он тут работает. Молодец, Чимин, твой мозг ещё не деградировал. Он скользит взглядом по чужой открытой шее, ниже, по открытым рукам, на которых набиты татуировки, Чонгук в обычной чёрной немного помятой футболке, которая на пару размеров больше; взгляд поднимается вверх. О. У Чонгука собраны волосы в хвостик на затылке, который уже начал рассыпаться. Чимин задерживает внимание на передних прядях, которые закрутились. Чонгуку идёт хвостик. Просто факт. Чонгуку действительно так идёт, с собранными волосами. Он выглядит, эм, мило? В какой-то степени так, но когда он сводит брови к переносице, когда острая линия челюсти режет, это «мило» проходит. Да. Чонгук выглядит привлекательно, Чимин это подметил ещё в первую встречу. И его лицо, и его телосложение, из-за которого он выглядит крупнее, хотя он не какой-то там качок. Он просто… массивный? Что-то типа того. Так что да — Чонгук красивый и это тоже факт. Но знаете, что самое странное? То, что настроение Чимина как-то изменилось, когда он увидел знакомое лицо. Он рад видеть Чонгука, действительно просто рад и не может найти этому конкретную причину. — Эм. — выдаёт короткое и оно смешивается с шумом вокруг, поэтому Чонгук лишь дёргает бровями, а потом сам заговаривает: — Что ты здесь делаешь? — а, ага. То есть… Чимин пробегает взглядом по помещению и возвращается к Чонгуку. — Это закусочная. — говорит факт и моргает. — Ем. — добавляет. Господи, всё, он выглядит как идиот, хотя когда это его волновало. Парень смотрит на него, наверное, секунд пять, будто решает что-то в своей голове, а потом кивает. А у Чимина в это время идея пришла в голову. Внезапно. Неожиданно. Резко. Последний раз такое было, когда Чимин захотел сделать себе прокол, и как и тогда, сейчас у Чонгука тоже есть выбор и он спокойно может послать Чимина с его мыслями нахрен и отказаться, но Чимин в глубине души хочет, чтобы парень согласился. Хотя тот выглядит уставшим, с еле заметными синяками под глазами, с опущенными плечами. У Чонгука есть выбор отказаться и Чимин его ни в коем случае не заставляет, поэтому он открывает рот. — Когда ты заканчиваешь? — повышает он голос, чтобы быть услышанным. Чонгук сначала не понимает, а потом поворачивает куда-то голову и Чимин прослеживает за ним взглядом, натыкаясь на настенные часы. Чонгук поворачивается обратно к нему, отвечая: — Ещё минут пять. — О. — выдаёт короткое Чимин и кивает. Чонгук не уходит, продолжает стоять, мимо него проходят посетители, кто-то случайно задевает локтем, но он не реагирует на извинения, потому что его внимание приковано к сидящему Чимину. Взгляд скользит по впалым щекам, по покусанным губам, Чонгук сразу вспоминает, как ужасно хотел прикоснуться к ним — не поцеловать, нет. Просто потрогать на ощупь, просто прикоснуться без всяких задних мыслей. И сейчас его взгляд неосознанно задерживается на них, что он понимает, и в ту же секунду возвращается к чужим глазам, надеясь, что Чимин не придал этому значение и не надумал лишнего. — Ты не занят после этого? — снова спрашивает он и Чонгук сводит брови к переносице, качая головой. Он понятия не имеет, зачем Чимин об этом спрашивает, но знаете что? Он успел заметить, что в чужой голове есть какой-то генератор, который бесконечно подкидывает Чимину различные мысли и идеи. Он заметил, что Чимин часто говорит их вслух, хотя это странно — специально, потому что хочет сказать об этом кому-то, или просто так. И это придаёт ему некой неожиданности, Чонгук ведёт к тому, что от этого человека можно ожидать чего угодно, иными словами — с ним не соскучишься. Это предположение он подтвердил ещё вчера после разговора на балконе. — Ты на машине? — интересуется тот и Чонгук просто кивает, подходя ближе к Чимину, чтобы дать пройти женщине с ребёнком позади. Чимин же прикусывает язык, когда снова открывает рот, чтобы продолжить, потому что Чонгук оказался за секунду слишком близко к нему. Он смотрит ему куда-то в живот, наверное, моргает, чувствует ненавязчивый одеколон, который успевает различить в этом потоке запахов, а потом поднимает глаза и ведёт быстрым взглядом по чужому подбородку, по линии челюсти, по крупному носу и приоткрытым губам, пока голова Чонгука повёрнута в сторону, ибо тот куда-то смотрит. Секунда. И Чонгук опускает голову, вместе с тем возвращая взгляд на Чимина и отходя на полшага. Чимин облизывает быстро губы и рассматривает теперь чужие ключицы. — Не хочешь поехать кое-куда? — ненавязчиво предлагает, кидая взгляд на лицо Чонгука, замечая, что тот смотрит на него немного хмуро. В ответ тишина, сколько длится она, Чимин не в курсе, но уже успел смириться с неуслышанным отказом, потому что какого, собственно, чёрта уставшему Чонгуку после подработки переться с ним, с Пак Чимином, куда-то там, куда Чимин хочет. Незачем, правильно, потому что… — Подожди меня, я заберу вещи. — немного повышает голос Чонгук, отвечая, и, когда Чимин выгибает бровь, поднимая на него взгляд, чтобы тупо переспросить «что?», разворачивается и уходит. Для Чимина это выглядит так, для Чонгука же это просто «убегает, чтобы не развивать в голове мысль о том, по какой причине согласился». Чимин глупо смотрит ему вслед, пока широкая спина не скрывается за дверью возле барной стойки. Он уже думал, как доедает свой несчастный салат и сваливает куда-то, потому что Чонгук должен был отказаться, но тот согласился. Просто сказал «подожди меня». И всё. Без лишних вопросов и слов. Почему? Кажется, Чимин этого не узнает. Переводит взгляд на салат перед собой и решает поесть, пока ждёт Чонгука. Берёт палочки в руку, цепляет салатный листик и кидает в рот, чувствуя сначала сыроватый вкус, но потом пихает в себя дольку помидора и кусочек сухарика, поэтому вкус меняется. Он сводит брови к переносице, перемешивает палочками овощи и кидает взгляд на дверь, ожидая, когда Чонгук вернётся. Перед ним мельтешат люди, ходят туда-сюда, пока он без интереса с ноткой усталости за ними наблюдает. Желудок всё ещё побаливает, как и позвоночник — нужно уменьшить нагрузку, но это уже случилось и без его вмешательства, ведь его выкинули из подработки, он всего лишь заменял человека и сейчас тот вернулся, а Чимин стал ненужным, потому что зарплата там и так никудышная, больше людей взять они не могут. Если Чимин потеряет и второе место работы, то всё, считай, он стал бомжом, потому что выплачивать за квартиру будет попросту нечем. Кидает в рот ещё один кусочек помидора. Его пока что не тошнит. Господи, если его не вырвет, он будет счастлив. Замечает боковым зрением человека, что приближается к нему, и поворачивает голову, натыкаясь на Чонгука. Ещё давно Чимин подметил для себя, что ему нравится стиль Чонгука. У того, вроде, и нет определённого стиля, он словно смешивает всё, в чём ему просто будет удобно и комфортно, чаще в тёмных тонах и чаще это получается очень хорошо, насколько Чимин успел заметить. Тот в безразмерной серой кофте, расстёгнутой до половины, с рюкзаком на плече и в чёрных широких джинсах, рванных на концах. Чимин улавливает звуки массивной обуви по серой плитке и оставляет палочки в тарелке, отодвигая её подальше. Поднимается с места и прячет руки в карманах джинсовки, пока Чонгук подходит к нему и кивает в сторону выхода, куда они и идут. Молча. Без слов. Они обходят круглые столики, людей, которые только заходят сюда, а потом выходят на свежий воздух. Взгляд Чимина пробегается по многоэтажным зданиям, а потом по небу, на котором расплывается закат, ещё совсем немного и солнце скроется за горизонтом и окончательно стемнеет. Свежий воздух обдувает кожу лица, Чимин и не заметил, насколько душно ему было в помещении. Он подворачивает рукава большой джинсовой куртки, не обращая внимания на пластырь на большом пальце. Он всегда ранится. А на тыльной стороне левой ладони откуда-то взялся короткий тонкий порез, который Чимин заметил только сейчас. Секунда. Вот оно. Странное неописуемое чувство спокойствия. Это очень странно, Чимин не знает, как правильно объяснить его. Словно почувствовал знакомый запах в толпе людей и тебя одолевают неоднозначные чувства. Что-то похожее. Это ощущение некого спокойствия возникло вообще в случайную секунду, внезапно, и продолжается несколько мгновений. По этой причине он останавливается и пилит взглядом асфальт под ногами, а боковым зрением замечает массивные ботинки Чонгука, который остановился в нескольких метрах от него. Это чувство всё ещё не проходит. Оно растёт внутри, где-то в животе, а потом поднимается выше, к грудной клетке. Это не волнение, нет, это не «бабочки в животе» — нет, это именно чувство спокойствия, которое приятно разливается внутри. Это будто сложился пазл, будто ты нашёл своё место. Это почти идеально. Мимо него проходит мужчина с бутылкой в руках, но он на него никак не реагирует, его взгляд передвигается на ботинки Чонгука, который так и продолжает стоять и ждать Чимина, не совсем понимая, почему тот вдруг завис. Он смотрит на спадающие пряди парня, так как он наклонил голову вниз, на аккуратные губы, на то, как свет закатного солнца падает на чужое лицо, как гладит бледную кожу щеки, достаёт до кончика носа и подбородка. Чонгук откровенно рассматривает Чимина и не стыдится этого, по крайней мере Чимин этого не видит, но, Чонгук уверен — чувствует его взгляд на себе. Ну и чего встал там? О чём сейчас думает? Что в его голове? По чужому лицу ничего нельзя прочитать, так как оно не выражает ничего, но Чонгук не спешит подавать голос и встревать в чужой мыслительный процесс. Он просто стоит, засунув руки в карманы кофты, и ждёт. Просто смотрит на этого человека, пока тот не видит. А Чимин выныривает из своего состояния медленно и моргает, поднимая взгляд и встречаясь с чужим внимательным. На секунду даже теряется от такого, но потом моргает и немного приподнимает брови, как-бы спрашивая «чего смотришь?» — Пошли? — только спрашивает Чонгук и Чимин кивает, шагая за ним. Парень не задаёт вопросы, молча идёт к своей машине, кидает рюкзак на задние сидения и ждёт, пока Чимин заберётся следом — на переднее. Молча заводит машину и выезжает с парковки. Чимин немного съезжает по сиденью, спрятав руки в карманах джинсовки, и смотрит на узкую дорогу. — Езжай за город. — говорит он и Чонгук чуть хмурит брови, кидая на него вопросительный взгляд, но потом еле заметно кивает. — Куда мы едем? — решает уточнить, объезжая машину. Чимин ничего не объясняет, лишь отвечает короткое: — Увидишь. — что ж. Ладно. Чонгук, конечно, не уверен, что творится в чужой голове, но ему почему-то кажется, что здраво мыслить Чимин всё же может. По этой причине он ничего против не говорит, как-бы доверяясь в этот момент Чимину, поэтому едет куда сказано. Молчание долго не длилось. Можно сказать, его практически и не было, потому что Чимин открывает свой рот и выдаёт то, что в эту секунду пришло ему в голову: — Ты веришь в жизнь после смерти? — да, Чимин подумывает над тем, что как-бы пора бы зашить себе рот, например, но в то же время Чонгук просто может сказать, чтобы он нахрен заткнулся, но тот такого не говорит. Вообще ни разу с момента их знакомства такого не сказал. И это, знаете, странно немного, потому что обычно людей может раздражать, когда их таким образом отвлекают чем-то бессмысленным, мол, зачем ты мне это говоришь, или им попросту не интересно. Чонгук не относится ни к первой, ни ко второй категории, пока что. Ему просто стоит сказать «помолчи» или «мне неинтересно это» и всё, Чимин заткнётся и будет вариться в своих мыслях сам. Но нет, Чонгук его опять удивляет, потому что чужой ответ в корне другой: — Если брать в расчёт только людей, то, как по мне, они придают себе большое значение. Либо боятся навсегда исчезнуть, будто и не существовали вовсе. — пытается объяснить Чонгук, крепко сжимая руль и смотря на полупустую дорогу. Чимин поворачивает к нему голову и делает губами привычное для него «о», смотря на чужой профиль. — Насчёт первого. Хочешь сказать, что они наделяют себя некой важностью, опираясь даже на то, что у каждого человека есть некое предназначение в этой жизни? — уточняет он и Чонгук, немного подумав, согласно кивает. — Мол, им нужно чувствовать себя нужными. Им нужен смысл жизни. — кивает самому себе, типа, ясно, понял, да. — Люди в принципе воображают собственную значимость, а ведь, если посмотреть с другой стороны, все наши цели надуманные, мы ничто — всего лишь ничтожная космическая пыль. И люди понимают, что им это нужно, им нужно чувство значимости, чтобы прикрыться им от неприятной правды, от непостижимости своего существования. И знаешь что? — обращается он к Чонгуку, хотя смотрит сейчас прямо, на дорогу, пока тот кидает на него вопросительный взгляд. Вопрос был риторическим, поэтому Чонгук молчит. Он в принципе пока что только обдумывает, что ему говорят и откуда это взялось в чужой голове. Мол, Чимин такой сидит, сидит, а потом внезапно начинает говорить какие-то важные вещи. Это неожиданно. Об этом чувстве Чонгук и говорил. Чимин знает намного больше, чем может изначально показаться, и именно это Чонгук подметил ещё до этого момента. — Все люди проецируют эту воображаемую значимость на окружающий мир, знаешь почему? — внезапно интересуется его мнением. Чонгук хмурит брови, а потом качает головой. — Нет. — Это даёт им надежду. — объясняет Чимин и рассматривает медленным взглядом многоэтажные здания, мимо которых они проезжают. Он глубоко и устало вздыхает. Чонгук в это время переваривает полученную информацию. — Почти каждый человек думает, что он здесь не просто так, совпадений не бывает, у каждого есть своя роль, потому что поступки человека влияют на кого-то другого, а значит, если… — он замолкает и сводит брови к переносице. Чимин переводит на него взгляд и приподнимает брови, ожидая продолжения. — …если человек помог хотя бы одному человеку, он уже прожил не зря эту жизнь. — заканчивает Чонгук и поджимает губы. — Это странно. Ну. Если посмотреть, как развивалась с того самого момента зарождения жизни наша планета, насколько нам это известно, в ускоренном темпе, то серьёзно можно подумать, что среди всего произошедшего кто-то там наверху будет заморачиваться над тем, чтобы каждому из людей найти применение в этой жизни? Это, опять же, так решил человек. — Я тебя понимаю. — кивает Чимин и съезжает ещё ниже по сидению. — Это в людях говорит надежда. Именно это даёт вставать людям по утрам с постели, что-то делать, лишь бы жить. Мне кажется, всем плевать, кто ты и что ты, живёшь ты или умер, это просто процесс. — вообще, он немного рад, что его мнение совпало с мнением Чонгука. Сам Чонгук слушает умеренный голос Чимина и вникает во всё то, что тот ему говорит, потому что в повседневной жизни с другими людьми он о подобном никогда не говорил. Это… интересно? Наверное, так. — Знаешь почему большинство религиозных людей страдают депрессией и совершают самоубийства гораздо реже нерелигиозных? — опять спрашивает он. — Почему так много людей тянутся к вере? — добавляет и вопросительно смотрит на парня, который поджимает губы с колечком. Он надеется, что Чонгук сложит логическую цепочку и ответит правильно. — Некоторые люди теряют надежду, некоторые из них тянутся к вере — религия констатирует состояние незнания и требует принимать его, не раздумывая. — отвечает тот и кивает сам себе. Чимин произносит лёгкое «ага» и дёргает уголком губ, отворачиваясь. — Ну да. — продолжает парень и хмурится. — Привычная им вера защищает он неприятной правды. Это тоже с роду некая надежда. — Да. А твоё и моё мнения относятся к нигилизму, и, знаешь, именно из-за него мир кажется таким поганым. — последние слова он заканчивает совсем тихо, не думая, что его услышали, но Чонгук услышал, а потому кидает очередной взгляд на парня, который съехал вниз по сиденью. Знаете, что Чонгук успел заметить в этом парне? То, что тот относится к жизни по-другому. То есть, да, он видел его на вечеринках у Хосока, он общается с людьми, можно сказать, Чимин принимает участие в жизни, но были моменты, когда Чонгуку казалось, что с парнем что-то не так. Он не говорил конкретно об этом, это просто чувствовалось. Будто Чимин живёт одним днём и не знает, что будет дальше. Когда Чонгук обрабатывал ему прокол, ему в голову пришла мысль, что Чимин словно потерявшийся человек среди незнакомцев. Он не знает, что ему делать. И эти все рассуждения на подобную тему только подкрепляют такое мнение. Чимин не жалуется на свои проблемы, он будто всё переживает в одиночку, или так и есть. Может, ему просто некому об этом рассказать и не с кем поделиться всем этим? У Чимина и правда никого нет? Или он молчит из-за своих загонов в голове? Чонгук этого пока что не может понять. Чимину есть что сказать, просто его некому слушать. Истина проста. Но раз это так, тогда почем он говорит об этом Чонгуку? Чем Чонгук отличается от тех людей, с кем Чимин имел дело? От того же Тэхёна? Какое у Чимина к нему отношение? Ответов нет. С Чимином что-то не так. И это очень хорошо заметно, даже если тот старается этого не показывать. Они выезжают за город, где начинаются поля и высокие деревья. Солнце уже село за горизонт, но небо всё ещё оранжевое, скоро оно потемнеет и покажутся звёзды. Чимин следит за редкими машинами, которые проезжают мимо них, а потом показывает рукой в сторону. — Спустись по той дороге. — негромко говорит он и Чонгук молча сворачивает, оказываясь на узкой дороге с побитым асфальтом. Та уходит куда-то дальше, между деревьев, насколько Чонгук может увидеть. — Мы едем на кладбище? — скользя взглядом по высокой траве и веткам деревьев, спрашивает Чонгук, на что Чимин качает головой. — Увидишь. — Я не удивлюсь, если это будет оно. — спокойно говорит он и смотрит на дорогу, которая скоро зарастёт травой. Чимин молчит секунду, а потом выгибает бровь и поворачивает к нему голову. — Это был намёк? — спрашивает, и Чонгук кидает на него взгляд. — И слова не сказал. — Это был намёк. — уже без вопросительной интонации произносит Чимин и пилит взглядом чужой профиль, пока Чонгук делает вид, что «я не я и хата не моя». — Ты думаешь, что я способен вообще на что угодно. — даже не спрашивает, утверждает. Чонгук не меняется в лице смотрит на него пару секунд, а потом переводит взгляд на дорогу. Чимин взмахивает глупо руками и прожигает в нём дыру. — Да ну. Знаешь ли, отношения не строятся на недосказанности. — вырывается из него быстрее, чем он может подумать, а потом быстро облизывает губы и отворачивает голову. Чонгук немного хмурится, сжимая руль. — Ну, тогда следует поработать над этим. — невозмутимо кидает в ответ, не отвлекаясь от разбитой дороги. Серьёзно, куда они забрели? Чимин моргает. Он подвисает, смотрит куда-то на бардачок, желая приложиться головой об него, перерабатывает чужие слова. Чонгук ему подыгрывает. А. Да. Что ж. Чимин думал, что тот скажет как-то иначе, но нет. Чонгук вновь его удивляет, это не может не цеплять. Чимин откидывается на спинку и расслабленно смотрит вперёд. — Тогда придётся поработать не только над этим. — на это Чонгук пожимает плечами. — Надежда умирает последней. — Чимин не знает почему, но этот короткий диалог вызывает в нём улыбку. Искренние чувства. Это забавно с одной стороны. Он замечает старое большое здание, к которому они подъезжают. — Тормози здесь. — как только Чонгук глушит машину, Чимин открывает дверь и ступает на зелёную траву. Вокруг много зелени и слышно пение птиц на деревьях, а воздух свежее, чем в городе. Нет постороннего шума, который присутствовал до того, как они выехали из города. Здесь тихо и спокойно. Чимину нравится это место, ему в принципе нравятся леса. Он слышит шаги позади, а потом Чонгук останавливается в метрах двух от него, засунув руки в карманы кофты, и смотрит на большое здание в метрах тридцати от них. За ним слабо виден оранжевый свет в небе, вид, мягко говоря, завораживающий. Здесь правда красиво, хочется остаться в этом месте подольше и созерцать этот вид часами. Впитывать в себя звуки и запахи леса, чувство спокойствия и отдалённости от людей. Чимин был здесь последний раз месяц назад, он нашёл это место давно и после этого никого постороннего здесь не видел. — Что это? — нарушает тишину Чонгук, повернув к Чимину голову. Тот отвечает, рассматривая верхушки деревьев: — Паровозный цех. Построен когда-то в стиле североевропейского ренессанса. — он поворачивает голову в сторону Чонгука, но смотрит не на него, слегка прищурив глаза. Чонгук же смотрит именно на него и не понимает, как Чимин вообще сюда забрёл, хотя после его рассказа о катакомбах ему не стоит удивляться. Его взгляд успевает проскользнуть по кончику чужого носа, по тёмным карим глазам, что смотрят куда-то вбок, по гладкой коже на щеках, по розоватым губам. Свет очень хорошо падает на Чимина, поэтому он немного щурится, а его тёмные пряди еле заметно переливаются и спадают на лоб. Чонгук ловит себя на мысли, что снова засматривается, а потому сразу моргает и прекращает это делать. — Недалеко проходят железнодорожные пути. — он шмыгает носом и возвращает взгляд на цех. — Его ещё называют «домом ужасов». Чонгук слабо кивает, показывая, что услышал, и отводит взгляд, чтобы рассмотреть лучше это старое здание. Оно обросло высокой травой, стёкла грязные и местами разбитые, а потому создают чёрные дыры, когда-то серые ворота стали ржавыми, краска давно уже посыпалась вместе с частями стены, вокруг очень много строительного мусора. Здание принадлежит к «кирпичному стилю» и выполнен в стиле модерн, второй ярус имеет круглые окна, которые почти полностью разбиты. Выглядит красиво на фоне леса и закатных лучей солнца. Чонгук слушает пение птиц, шум ветвей высоких деревьев, звуки сверчков, которые спрятались в траве. Он и не знал, что недалеко от города есть такое место. Это действительно завораживает. Сложно передать эти все чувства словами. Он в подобном месте впервые, до этого ему не особо нравилась мысль шастать по заброшенным местам, чтобы его прихлопнуло каким-нибудь камнем. Но это другое. Совсем другое. В какой-то момент может показаться, что это нереально, что это кирпичное старое здание, которое вот так вот находится посреди этого леса, исчезнет, словно какой-то волшебный домик колдуньи или как огромный старинный дом со своей историей и скелетами в шкафу, будто бы его и не было. Сейчас, смотря на это не очень длинное здание, Чонгук испытывает неоднозначные, но приятные чувства. Здесь царит особенная атмосфера, вся зелень переливается и греется в закатных солнечных лучах, мошки кружатся над травой, ветви деревьев шатаются, а птицы на них изредка поют, сверчки в кустах не перестают стрекотать. Эта атмосфера уютная и волшебная. Будто бы это место живёт своей жизнью и людям не стоит сюда заглядывать, чтобы случайно не нарушить этот процесс. Чонгук будто подглядывает за тем, чего ему нельзя видеть, словно может что-то испортить. Отсюда не хочется уходить. Он как-будто застыл, стоит и водит взглядом по старым кирпичным стенам цеха, обросшим травой. Его отвлекает звук шороха травы, когда Чимин начинает передвигаться. Чонгук переводит сразу на него взгляд и наблюдает за тем, как парень просто ходит из стороны в сторону, смотря на всё подряд задумчивым взглядом. Никто из них не говорит, чтобы не нарушить чарующую тишину, да и слова здесь излишне, всё равно свои чувства не описать. Это прекрасно. Чонгук не зря согласился поехать с Чимином. Он не пожалел. Оранжевый пропадает и небо начинает темнеть. Чимин вытаскивает руку из кармана, чтобы вырвать травинку, на которой была божья коровка, но та улетает и он просто начинает её крутить меж пальцев. — Красиво, да? — спрашивает Чимин, посмотрев на Чонгука, встретившись с ним взглядами. Тот вместо слов переводит взгляд куда-то в сторону и дальше, что-то рассматривая. Чимин кивает самому себе и подавляет желание довольно улыбнуться. Внутри пропала пустота, пропали все негативные чувства, в голове на несколько мгновений мысли остановились. Он чувствует себя хорошо в эту секунду. Хорошо. — Как ты нашёл это? — Чонгук не хотел говорить, но его это интересует. Всё, что связано с Чимином вызывает в нём интерес, поэтому он и спросил, посмотрев на чужой профиль. Чимин стоит от него в метрах десяти, но даже так Чонгук может заметить, как чужие брови сводятся немного к переносице, и как меняется взгляд. Чимин отворачивает голову, посмотрев между деревьев, и пожимает плечами. — Просто шёл и забрёл сюда. — это может быть так, Чонгук не спорит, вот только… — Ты просто так решил пойти за город и зайти в лес, чтобы послушать пение птиц, да? — уточняет он со скептицизмом, потому что по чужому выражению лица так не скажешь. Чонгуку не показалось, по какой-то причине Чимин изменился в лице. Тот подавляет желание закатить глаза и неоднозначно мычит, всё ещё смотря между деревьев. — Из-за матери. — язык в трубочку сворачивается, когда он говорит это, и заставляет себя сдерживать эмоции, потому что вспоминать об этом, мягко говоря, неприятно. Если он скажет точную причину, Чонгук оставит его здесь к чертям, развернётся и уедет, и больше Чимин его не увидит. Почему? Потому что в этом Пак Чимин. И он этого не хочет, а потому не продолжает и надеется, что Чонгук поймёт. Чонгук понимает, поэтому он с хмурым видом смотрит на чужой профиль, будто разъедает Чимина одними только глазами, потому что чувствует недосказанность. Причём огромную недосказанность. Чонгук понятия не имеет, что случилось там между Чимином и его матерью и что было после, но что-то ему подсказывает, что было всё не очень хорошо, мягко говоря. И Чимин об этом не скажет. Он просто дал короткий ответ, который ни черта не объясняет, а Чонгук не может на него давить и что-то требовать. Чимин не сказал, что это запретная тема или какой-то секретный секрет, но он также не сказал оставить это на потом. Чонгук бы подождал, он бы ждал, сколько угодно, потому что сам понимает, как трудно делиться некими вещами, что для этого нужно время. Он сам это прекрасно знает. Но Чимин ничего из этого не сказал, из-за чего можно было подумать, что вот, он ставит точку на этом разговоре и что дальше не зайдёт, потому что не хочет об этом говорить Чонгуку. Чонгук на это только кивает и отворачивается, чтобы посмотреть на зелёную листву деревьев. Чимин кидает на него взгляд и перекатывает между пальцами травинку. — Слышал о том, что люди не могут быть уверенны в том, что мир такой, коим мы его воспринимаем? — неожиданно меняет он тему, лишь бы не стоять в молчании, хоть она и приятная. Чонгук несколько мгновений молчит, стоит к нему боком, смотрит в сторону, повернув голову немного вбок. Рассматривает что-то в траве, а потом оборачивается к Чимин и кивает. — Мы считаем, что наше понимание реальности зависит от субъективных ощущений. — Но человек не может быть уверен в том, что они соответствуют действительности, да. — заканчивает Чонгук и всё ещё смотрит на Чимина, стоя в десяти метрах со спрятанными в карманах кофты руками. Чимин кивает медленно несколько раз, а потом обводит взглядом высокие деревья. Начинает постепенно холодать, поэтому нужно возвращаться домой. — Но и есть и теория о том, что нельзя быть уверенным ни в чём, кроме своего сознания. — неспеша говорит он, будто растягивает время. Чонгук не отводит от него взгляда, рассматривая то спадающие на глаза тёмные волосы, то глаза, что смотрят куда-то в сторону, пока Чимин говорит. — Фильм «Матрица». — коротко вставляет он ровным голосом и получает в ответ согласное мычание. Это странно. Вот так вот стоять в этом месте и говорить о подобном с Чимином. Хотя ничего сверхъестественного в этом нет. Какие чувства сейчас одолевают Чонгука? Он не может сказать точно. Он не может их разобрать. Может, займётся этим как-нибудь позже. Мог ли он подумать, что будет вот в таком положении? Определённо нет. Но с Чимином всё идёт не так, как надо. А как надо? Может быть, с ним всё идёт как раз-таки правильно, потому что это Чимин и с ним по-другому быть не может? Почему Чимин думает об этом, почему он говорит об этом, почему? Чонгук не скрывает того, что этот человек вызывает в нём интерес. Ему встречались разные люди, но все они не сравнятся с Чимином, Чимин неоднозначный. Тот поправляет лезущие волосы и переводит взгляд на Чонгука. — Да. Только у людей нет красной таблетки правды. — подтверждает Чимин и глубоко вздыхает. — Как мы не можем понять четырёх и больше мерные пространства, так и это наш мозг не в силах понять. — заканчивает мысль Чонгук. Чимин медленно шагает к нему, откинув травинку, и засовывает руки в карманы. Чонгук спокойно смотрит на него, изредка моргая. — Я не верю во всякие божества, во всю эту тему, но… — он тянет последнее слово, пробегая взглядом по Чонгуку сверху вниз и обратно. — …но, может, четырёхмерное пространство связано с малоизученной природой души и сознания? Ведь много странных вещей люди видят под наркозом, наркотиками, во сне, перед смертью, в глубоком детстве. Если так называемую «душу» рассматривать как одну из шести граней куба, который сосуществует одновременно в четырёх измерениях, то мы можем взаимодействовать с четырёхмерным пространством именно «духовно». — Как ты к этому пришёл? — искренне спрашивает Чонгук, решая узнать, почему Чимин так начал думать. Этот человек не верит в бога, в ад или в рай, но всё равно размышляет об этом, всё равно имеет об этом некие свои мысли и домыслы. Чонгук ловит себя на мысли, что Чимина интересно слушать, ведь мало того что Чонгук не может предугадать, что тот скажет на этот раз, так ему и просто интересно узнать чужую точку зрения, чужое мнение. Чимин пожимает плечами и останавливается в метре от него. Теперь Чонгук может его рассмотреть вблизи. Три секунды. Чонгук скользит быстрым взглядом по чужим морщинкам вокруг глаз, по самим немного покрасневшим глазам, по синякам под ними, по горбинке аккуратного носа, по красноватым покусанным сухим губам, которые сейчас приоткрытые, по бледной коже лица, по джинсовой куртке, что начинает сползать с одного плеча, потому что велика Чимину. Возвращается к глазам, Чимин смотрит куда-то ему в район шеи. — Ветхозаветные изображения ангелов выглядят, эм, странно и неестественно. Знаешь, куча крыльев с каждой стороны, вращающиеся кольца одни в одном. — медленно объясняет Чимин негромким голосом, чувствуя прохладу воздуха. Чонгук кивает. — Хочешь сказать, что это похоже на… — На невнятные описания четырёхмерных созданий. — заканчивает за него Чимин и жмёт плечом. — Может, бог существует в четырёхмерном пространстве? — Ты не веришь в бога, держу в курсе. — на автомате выдаёт Чонгук, смотря на Чимина сверху вниз, так как тот ниже почти на голову. Парень закатывает глаза и продолжает: — Ну или по крайней мере то, что во многих религиях зовётся богом. — Чимин выглядит забавно со стороны и Чонгука даже тянет коротко улыбнуться. — Ангелы, призраки, существа, которых мы не можем вообразить, увидеть и тем более доказать научно. До открытия радиации люди и представить себе не могли, что существует невидимая сила способная их убить. — заканчивает Чимин и поднимает взгляд немного выше, но в глаза не смотрит, устало моргая. Чонгук кивает. — Ты хочешь сказать, что если мы чего-то не видим, то не значит, что этого нет. — добавляет он и смотрит на то, как Чимин молчит секунду, а потом жмёт плечом. — Типа того. — он произносит это так, будто отмахивается, а потом отворачивается, пробегая взглядом по старому цеху, и начинает шагать к машине. — Уже пора. — кидает тот. Чонгук слегка прищуренным взглядом смотрит ему в спину и это толкает его на некие мысли. Причём странные мысли. Чонгук не берётся утверждать, но создаётся такое ощущение, будто Чимин не воспринимает всерьёз то, о чём говорит, либо делает вид, что так оно и есть. И немного сложно выяснить причину этого явления, потому что на самом деле Чимин говорит не глупые вещи, им есть место быть, они имеют право быть услышанными, так в чём проблема? В чём причина такого отношения к своим мыслям, к себе? Знаете, когда человек рассказывает какую-ту интересную информацию, потому что хочет поделиться, а потом в конце такой «ну это не важно», «ну что-то вроде того, не бери в голову». Одной из причин может быть неуверенность в себе, то есть, иными словами, человек боится показаться каким-то не таким, либо же боится столкнуться с критикой к своему мнению, к своей точке зрения, а причина этому может идти из детства, мол, «будь тише», «не высовывайся», «не надо», либо же «никому это не интересно», «это и так все знают, помолчи». Так к Чимину относится что-то из этого? По нему не скажешь, что тот боится критики. Он говорит то, о чём думает, без страха получить какую-ту критику на свои мысли. Тогда что? По нему и не скажешь, что он боится получить в ответ нечто на подобии «мне не интересно» или грубого «заткнись». Чимин сложный в понимании. Но Чонгук и не говорит, что это плохо. Наоборот. Парень останавливается возле машины и поворачивает к нему голову, заметив, что Чонгук всё так же стоит на месте. Выгибает бровь, как-бы говоря этим «идти собираешься, нет?» Чонгук делает шаг и обходит машину, сняв блокировку, после чего Чимин садится внутрь, закрывая дверцу. Уезжать отсюда не хочется обоим, но нужно. Это место никуда не денется и сюда можно вернуться в любое время. Оно в гущи леса, скрыто от глаз людей, о нём, скорее всего, многие позабыли, многие не знают, а кто-то просто видит в этом опасность. Иногда за такими вещами лучше наблюдать со стороны, не притрагиваясь, не разрушая, не пятная. Иногда вмешательство может быть лишним. Чимин с протяжным выдохом сползает по спинке вниз и смотрит на деревья, пока они едут обратно по разбитой дороге. Чонгук молча ведёт машину. Он всё ещё разбирается в своих впечатлениях после сегодняшнего вечера, а тот прошёл подобным образом на его памяти впервые. Думается Чонгуку, он эти ощущения запомнит хорошо, благодаря Чимину, на которого кидает косой взгляд, пока тот занят разглядыванием… дороги. Чимин открывается с новых сторон, Чонгук это заметил, но тот делает это ненамеренно, Чимин просто всегда остаётся самим собой, не надевая какие-то маски, не пытаясь казаться лучше, предоставляя себя как-бы во всей своей истинной красоте, как-бы говорит этим, что вот, на, это я, хочешь — оставайся, не хочешь — пожалуйста, уходи. Его не особо волнует, понравится ли он людям, как его вообще воспринимают, нравится ли им в нём хоть что-то. Он будто считает это всё не важным, он словно сам по себе, знаете. Такой вот, делаю, что хочу, потому что могу. Его не заботит, что на него косо посмотрят или скажут какое-то левое слово в его сторону. Что его будут критиковать, что будут считать, будто он говорит какие-то глупости, что он никому не будет интересным. Он словно сам у себя на уме, понимаете? Чимин это Чимин. Весь он такой, как есть и меняться не собирается, казаться другим не собирается, потому что, а зачем? Какой в этом заложен смысл? Чем это поможет? Сколько раз он был перед Чонгуком в не лучшем виде? Чимина это не заботило, потому что он знал, что он такой, какой есть, и что у Чонгука есть выбор — уйти или остаться. И Чонгуку бы ничего не было, если бы он ушёл, ведь это его право, а Чимина бы это не задело. Но Чонгук не ушёл, остался. И сейчас находится с этим человеком в одной машине, а до этого стоял среди леса возле какого-то грёбаного старого цеха. Суть вот в чём. Тот Чимин, который несколько раз стоял на коленях перед унитазом на глазах у Чонгука, и тот Чимин, который рассказывает о своих домыслах на разные темы — один и тот же человек. Только вот загвоздка. Не все хотят первого Чимина, а потому и косятся, а потому и проходят мимо, а потому и не остаются с ним. Кому нужны лишние хлопоты и проблемы? Правильно, никому. Кому нужны такие люди, как Чимин? Мало кому. Не все хотят с ними возиться, многим такое неудобно, а потому они просто уходят. Чонгук не знает, был ли кто-то у Чимина до этого, но, если судить по тому, что Чонгук видит сейчас, так всё и складывается. Чимин всегда сам по себе, смотрит на мир так, словно не живёт в нём, будто он в стороне от общества, в стороне от всего. Будто он в своих мыслях. Его заботят какие-то свои личные проблемы, он делает, что хочет, плюёт на мнение окружающих, не верит в бога, говорит, что у людей нет предназначения, заявляет, что смысла жить как-бы и нет. В этом он весь. И знаете, что самое пугающее? То, что такие, как Чимин, долго не живут.