первым снегом

— но нам было хорошо вместе, — сынмин не сдерживает слез. — ты был всего лишь заданием для меня, не более, — боль душит, но хенджин должен быть равнодушным. он выживал по такому принципу годами. просто не привязывайся ни к кому, и тебе не будет больно, но очередное задание, казалось, ничего особенного, полностью перевернуло его мировоззрение. глухой выстрел прямо в голову, и бездыханное тело молодого парня падает перед ним. пустой взгляд пронизывает душу, сердце будто сжимает невидимой ладонью. хенджин не может, больше не сможет, поэтому подставляет пистолет к голове и ждёт, не знает чего, но ждёт. где-то на задворках сознания он слышит вой сирен, приказы местного офицера, но не может пошевелиться, продолжая смотреть на бездыханное тело перед собой. сынмин был красив, он был очарователен, особенно хван любил поцелуи младшего, когда приходил с разведки сынмин был наивен. хенджин пытался намекнуть младшему, чтобы тот бежал, что хван самый страшный зверь. но сынмин был ослеплен чувствами, он был сражен красотой киллера. если бы это был кто-то другой, хенджин бы радовался, но сынмин был таким… невинным. он не заслуживал смерти. и вот хенджин медлит, дышит ровно, считает секунды. дверь отворяется, громко ударяясь о стену, кажется, даже штукатурка сыпется с потолка. в груди будто ладонью ковыряются, будто все внутренности сжимают и делают коктейль из самых острых и неприятных чувств. когтистая ладонь вины сжимает горло, руки дрожат, перед глазами нежная улыбка, а в ушах мягкий голос, который напевает нежную мелодию из заставки его любимого сериала. в груди спирает дыхание, колени впервые дрожат в страхе. — мне жаль, я был недостоин даже тех жалких нескольких дней, которые мы провели вместе. я любил тебя, и сейчас люблю, но ты не заслуживал этой любви, ты заслуживал куда большего, — хенджин не чувствует горячих слез, он ничего не чувствует… — хван хенджин, опустите оружие и заведите руки за голову, вы арестованы, — где-то кричит офицер, но хвану дела нет, перед ним погиб мир, он убил его своими руками, своей жаждой денег. — если вы окажете сопротивление, мы откроем огонь по вам. — мне уже все равно, — шепчет хван, сжимая рукоять пистолета, и нажимает на курок. полицейские срываются с места, но уже поздно. на холодных щеках ещё горят болезненные слезы, губы искусаны в кровь, в потухшем взгляде боль и сожаление. зверь потерял свою свободу, отдал её тому, кого полюбил больше себя, и добровольно пошёл за ним, но не из тяги к свободе, а из сильной любви…