первым снегом

Хёнджин тяжело дышит, опираясь локтями на дрожащие колени, и чувствует пульсацию в висках. Скрип кроссовок, одобрительный свист тренера, гордость в глазах отца. Тук. Его всегда интересовал только баскетбол. Тук. Мюзикл — это просто глупость, которая не стоит потраченного времени. Тук. Чонин подарил ему возможность играть с великими и протянул путёвку в лучший колледж. Тук. Его друзья просто не понимают, какую цену он заплатил, чтобы оказаться здесь. Тук. Разочарование в глазах Сынмина и его спина, исчезающая за поворотом. Тук. Улыбка, предназначенная не Хёнджину. Тук. Небрежно брошенные слова стали безжалостной пощёчиной. «Я вижу не только новые вещи, но и нового Хёнджина». Он разочаровал своего парня, которому обещал посвятить всё лето; потерял лучших друзей, с которыми учился держать мяч; обидел тех, кто всегда был рядом и верил в него, когда у него не хватало на это смелости. На Хёнджине форма колледжа, о котором он грезил с детства; на запястье тяжелеют фирменные часы, подаренные Чонином; он сидит за одним столом с величайшими тренерами и говорит с ними о страсти к баскетболу. У Хёнджина есть всё. Но ему это не нужно. Ему нужны нежная улыбка Сынмина, победный клич Джисона после блестящего трёхочкового и свежеиспечённые печенья Минхо. Хёнджин повёл себя как полный идиот: из-за него Сынмин уволился, Джисона заставили надеть форму официанта, а Минхо отправили прислуживать на кухню. Он был так занят собственным успехом, что потерял не только самых близких, но и самого себя. Кто он? Брендовые вещи, обеды в кругу бизнесменов, гольф и болтовня о деньгах — это не он. Чонин обиженно надувает губы, когда Хёнджин сбегает с репетиции и, пролетев мимо шокированных родителей, судорожно перебирает шкаф с костюмами. У него есть последний шанс, чтобы вернуть друзей, Сынмина и доказать самому себе, что страх не помешает ему достигнуть вершины. Когда он оказывается на кухне и с натянутой улыбкой машет своим (бывшим) друзьям, то сталкивается с ледяным равнодушием. Как будто он стал призраком. Джисон замолкает, едва увидев его, а затем и вовсе уходит за другой стол. Хёнджин горько усмехается. Ему от самого себя противно. Кем он стал? Прошлым вечером отец сказал ему одну важную вещь: «я знаю этого парня уже много лет», — он схватил рамку, в которой стоял юный Хёнджин, держа в руках баскетбольный мяч, и посмотрел в испуганные глаза сына, — «и я в него верю. Он точно разберётся, какой выбрать путь». Хёнджин бросает умоляющий взгляд на Лию, которая всегда остаётся на его стороне. Она молча протягивает ему бумагу. Обслуживающему персоналу запретили выступать. Хёнджин знает, как много они репетировали, потому что каждый день сожалеющим взглядом провожал громко хохочущих друзей. Это несправедливо. Хёнджин потерял себя, пока гнался за эфемерным будущим. Он капитан команды, когда-то пообещавший защищать своих ребят. Он отказывается от дуэта с Чонином, возвращается на кухню и просит прощения у друзей. Тяжело ловить осуждающие взгляды тех, кто был опорой и поддержкой, но они заслуживают извинения. — Я знаю о твоём разговоре с Чонином, — Джисон поджимает губы. В кухне повисает напряжённая тишина. Они скучали по совместным посиделкам и баскетбольным матчам на заднем дворе. — Сейчас важнее наш с тобой разговор, — Хёнджин сглатывает. Слова даются тяжело: он оставил их ради мнимого будущего, совершенно позабыв, что этот долгий путь к настоящему они прошли вместе. — Братья ведь ссорятся. — Но всегда остаются братьями, — с улыбкой подхватывает Джисон, загребая парня в крепкие объятия. На самом деле он перестал злиться на следующий день. Ему было страшно смотреть, как его лучший друг, Хван Хёнджин, медленно исчезает под слоем брендовой одежды. Ему наспех суют в руки ноты новой песни, и Лия утаскивает его в кабинет музыки, чтобы помочь с партией. Чонин закрывается в гримёрной, совершенно расстроенный из-за сорванного выступления, и вытирает тёмные дорожки растёкшейся туши. Он снова проиграл. — Чонин, — Хёнджин врывается в его гримёрную, облачённый в белоснежный костюм, его карие глаза восторженно сверкают. Хван Хёнджин стал прежним, тем, в кого Чонин так бесповоротно влюбился, — зачем тебе новая песня? — Что? — парень хмурится, раздражённо растирая щёки и пытаясь поправить макияж, как будто он не отчаянно испорчен. Он замирает. — Но я не учил новую песню! Хёнджин не успевает ничего ответить, потому что его утаскивает Лия, возбуждённо шепча что-то о большом сюрпризе. Притихшие зрители кивают друг другу, готовясь наконец-то увидеть в деле Хван Хёнджина, застывшего на сцене, прибитого к месту светом софитов. Хочется убежать, сбросить с плеч чужие ожидания и снова почувствовать себя семнадцатилетним подростком, который хочет лишь одного — играть в баскетбол. Когда он начинает петь, его голос едва заметно дрожит: раньше Сынмин крепко держал его за руку. Ему кажется, что он спит. Песню подхватывает другой голос, по-любимому знакомый, медовой сладостью касающийся кожи. Хёнджин пытается выискать тот самый взгляд, сочащийся нежностью, в толпе. Он продолжает петь, как будто песня — единственная нить, протянутая меж разбитыми, но безумно влюблёнными сердцами. Свет софитов падает на Джисона, который, игриво усмехнувшись, отдвигается в сторону. Сынмин прекрасен в белоснежной шёлковой рубашке, нежно щекочущей тонкую талию. Гармония их голосов прекрасна: лёгкая хрипотца Хёнджина разбивает идеальную безмятежность Сынмина, как лёгкий шторм покусывает песочный берег. Обнимать Сынмина после долгой разлуки чертовски приятно. Как будто Хёнджин вернулся домой после долгих скитаний по свету в надежде найти лучший уголок. Но самым лучшим местом будет то, где тебя будут ждать люди, готовые пройти с тобой весь путь, каким бы сложным и опасным он ни был. — Я люблю тебя, — Хёнджин мягко целует родную улыбку. — Прости меня. — Я всегда буду на твоей стороне, — Сынмин доверчиво падает в его объятия.