первым снегом

хенджин увлекается боксом давно, настолько, что уже привык к бесконечно зудящим костяшкам, избитым в кровь, к вправленному уже сотни раз носу, к уродливым синякам, растекающимся по бледной коже. «будь мужчиной» — говорит ему отец, когда хенджин старательно дышит сквозь боль, терпит спирт, въедающийся в раны. «будь мужиком» — вторит ему тренер, поднимая обмякшее тело на ноги и практически вжимая его в грушу. «ты не трус» — убеждал себя хенджин, когда налетел на какую-то мутную компанию, с противным гоготом избивавшую свернувшегося калачиком парня. когда нос в очередной раз оказался сломан, а глаза заливало потом, хенджин упал на землю и сквозь пелену услышал вой полицейской сирены. когда он открыл глаза, то заметил тёмную макушку на своём плече, и неловко прочистил горло. хотелось пить, если честно. — ой, прости, — макушка вдруг исчезла, и на хенджина посмотрели очаровательно круглые глаза ким сынмина, мальчика из параллели, которого часто дразнили из-за его хобби. ким сынмин был самым милым балеруном, которого хван хенджин когда-либо видел, потому что его губы по-смешному вытягивались вперёд, когда он старательно тянул носок. — прости, что из-за меня ты попал в неприятности. вообще-то, спасибо тебе большое за помощь. думаю, если бы не ты, балетом я не смог бы заниматься ещё ближайшие пару месяцев. только сейчас хенджин заметил, что у сынмина была разбита бровь, под очаровательно-круглыми глазами наливались отвратительно тёмные синяки. ладони непроизвольно сжались в кулак. ким сынмина нужно любить, поцелуями скользить по выступающим косточкам и защищать. — они уроды, — шепнул хенджин и вымученно улыбнулся разбитыми в кровь губами. было больно, но куда больнее было видеть ссадины на чужом очаровательном лице. — и я рад был помочь, правда. если бы я снова оказался там, то сделал бы то же самое. потому что танцуешь ты классно. и носок тянешь хорошо. так что не слушай никого, тем более этих идиотов. я даже завидую немножко, потому что, знаешь, тоже хотел бы заниматься танцами. — а почему до сих пор не занялся? — сынмин несмело потянулся пальцами к чужой ладони, будто боясь, что его оттолкнут. — потому что я ведь должен быть мужчиной, — хенджин поморщился, вспомнив слова, которые отец говорил ему каждый день, снова и снова, но улыбка коснулась его губ, когда дрожащие пальцы накрыли его ладонь. сынмин слишком милый, чтобы думать сейчас о чем-то другом. — но танцы ведь не сделают из тебя девочку, — со всей серьёзностью произнёс сынмин, и хенджин не сдержал смех при виде нахмуренных бровей. ради такого чуда он готов ещё раз сломать но. — я серьёзно. — просто, в моей семье все немного иначе. быть мужиком — значит уметь использовать кулаки. в этом есть смысл, согласись. если бы я не был мужиком, вероятно, нас двоих бы забили там. просто. возможно, однажды у меня получится избавиться от этих семейных ценностей и я смогу, знаешь, потянуть носок, — хенджин засмеялся, представляя себя в зале для танцев, а сынмин не разделил его весёлый настрой, напротив, в его очаровательно круглых глазах сверкнуло сочувствие. родители никогда не ограничивали его в интересах, не делили занять на мужские и женские, поэтому ему так трудно было понять. но он старался. — ты должен попробовать, — с чувством прошептал сынмин, нервно сжав чужую ладонь, и что-то сверкнуло в его глазах. — я могу научить тебя нескольким движениям. никто не узнает, будем только ты и я. сынмин даже не подумал о том, как странно это прозвучало, потому что он уже представлял, как красиво мог бы двигаться хенджин. у него было изящное тело с тонкой талией и широкими плечами. вероятно, он смог бы танцевать прекраснее, чем кто-либо из его группы. — только ты и я, — зачарованно повторил хенджин, вложив в эти слова свой смысл. впервые с ним говорили о танцах без издевки, с реальным интересом. и хенджин согласился. и не пожалел, потому что сынмин показал ему, как правильно тянуть носок и держать руку, чтобы поясница в этот момент не прогибалась. а хенджин показал несколько болезненных ударов, после которых ни один идиот не захочет приставать к сынмину. и сынмин очаровательно покраснел, когда чужие губы накрыли его, дрожащие от усталости. — спасибо, — шепнул хенджин куда-то во вспотевшую шею, и крепче прижал к себе стройное тело.