Это такая Игра!
С клетки на клетку в отчаянном прыжке
Это такая Игра!
Кем-то сегодня пожертвуют на доске
Flёur — Игра
Дом старался выстоять, но оконные стекла полопались от жара, и ветер раздувал огонь. Под натиском стихии, десятков миллиардов сердитых искр, которые с яростной бесцеремонностью летели из комнаты в комнату и неслись вверх по лестнице, дом начал отступать. Огонь потрескивал, пожирая ступеньку за ступенькой. В верхних комнатах он, словно гурман, смаковал картины, слизывая маслянистую корочку и бережно скручивая холсты чёрной стружкой. Добрался до кроватей, вот уже скачет по подоконникам, перекрашивает портьеры. Языки пламени ползли по наружной стене вверх, на чердак, где стояли. Взрыв! Потом огонь метнулся назад и обошёл все чуланы, щупая висящую там одежду. — Пожар! Бегите, спасайтесь! — огонь крошил зеркала, как хрупкий зимний лёд. А голоса причитали: «Пожар, пожар, бегите, спасайтесь!» Словно печальная детская песенка, которую в двенадцать голосов, кто громче, кто тише, «пели» умирающие люди, брошенные в разрушающемся здании. Но голоса умолкали один за другим по мере того, как лопалась, подобно жареным каштанам, изоляция на проводах. Два, три, четыре, пять голосов заглохли. Животные метались по кругу, поминутно меняя окраску; десять из них, спасаясь от огня, бежали к кипящей реке вдали… Ещё десять голосов умерли. В последний миг сквозь гул огневой лавины можно было различить хор других, сбитых с толку голосов, объявлялось время, играла музыка, метались люди, — одновременно происходила тысяча вещей, как в часовой мастерской, когда множество механизмов вразнобой лихорадочно отбивают время: то был безумный хаос, спаянный в некое единство; песни, крики. И наконец, пламя взорвало дом. Он рухнул пластом, разметав каскады дыма и искр. На кухне, за мгновение до того, как посыпались головни и горящие балки, плита с сумасшедшей скоростью готовила завтраки: пять яиц, шесть тостов, семь ломтиков бекона — и всё, теперь всё пожирал огонь! Грохот. Чердак провалился в кухню и в гостиную, гостиная — в цокольный этаж, цокольный этаж — в подвал. Холодильники, кресла, ролики с фильмами, кровати, электрические приборы — всё рухнуло вниз обугленными скелетами. Дым и тишина. Огромные клубы дыма. На востоке медленно занимался рассвет. Только одна стена осталась стоять среди развалин Из этой стены говорил последний одинокий голос, солнце уже осветило дымящиеся обломки. Взрывной волной Айрис выбило барабанные перепонки, невероятно яркий белый свет на некоторое время ослепил. Она получила сильнейшие ожоги, однако, все же выжила. Кожа свисала с рук, а на спине её вообще не было. Это был конец света. — Отсюда открывается отличный вид! — улыбаясь, сказал кто-то. — Гриффит?.. — ослепительный свет резанул по глазам. Вонзился глубже, внутрь головы, вышибая все мысли. Девушка невольно сощурилась; каким образом он вечно её находит?.. Айрис всю ночь не могла сомкнуть глаз. Дурные мысли о трупах у мощеной дороги, ведущей в сам Уиндем, не покидали её. В голове возник отчётливый образ отрубленной головы какой-то девушки. Бедняжку убили односельчане, за то, что отдалась по собственной воле тюдорскому солдату. Муж убитой долго расхаживал с головой, целуя в бледные губы. Айрис вздрогнула всем телом, поджав к груди ноги. Уж лучше лишиться разума и забыть об этом аде, однако, человек забывает то, что хочет помнить и навсегда запоминает то, что хочет забыть. Люди умирают каждый день. Их тела гниют у дорог, не имея возможности быть похороненными по-человечески, совсем как… Поэтому она старается ни к кому не привязываться из отряда Сокола, чтобы потом не испытывать столько боли, но они запали слишком глубоко в сердце. — Как мы можем знать, что такое смерть, когда мы ещё не знаем, что такое жизнь? Однако, смерть — не самая большая потеря в жизни. Самая большая потеря — это то, что умирает в нас, пока мы ещё живы. Ммм? — беззаботная улыбка с примесью азарта и лукавства. И, как всегда, полон сил, вопреки другим наёмникам, умирающим от похмелья. — У правителей есть деньги, чтобы начать войну, но нет, чтобы её закончить, — странно, что, с подобной логикой, деревня до сих пор продолжает существовать. — Деньги и власть смазывают колёса мира лучше, чем кровь, — Сокол скривил губы в слабом намёке на улыбку, — их жизнь подошла к концу. Ты ничего не изменишь. «Деньги и власть. Замок.» — Либо человечество покончит с войной, либо война с человечеством. Героизм по команде, бессмысленная жестокость и омерзительная бессмысленность, называющаяся патриотизмом — как сильно я ненавижу всё это. «Я не знаю, каким оружием будет вестись Третья мировая война, но Четвёртая — палками и камнями, — высказался однажды какой-то философ.» Как же Айрис достало всё это. Боль и страдания людей. Казалось, с таким столкнулись только мелкие забытые королём деревни, но и город, в пределах королевских стен, был беден. Старики, дети с впалыми щеками, исхудавшими лицами. Так много жертв, оставшихся без крова и всё из-за войны — так она думала, пока Джудо не объяснил всю специфику показной лжи. «У них есть определённая норма денег, которую они должны принести своему хозяину, так что не стоит верить тому, что видишь. У многих из них на руках есть дети, но родители калечат их сами, чтобы получить больше монет от чиновников, епископов, сановников, государственных деятелей и даже дворян. Знаешь, мир настолько же добр, насколько жесток.» — Человек, который пытается всем помочь — сам нуждается в спасении, — сказал он, осматривая маленькие, ещё не загрубевшие кисти рук и чистую шею, видимую сквозь раздёрганную полотняную одежду девушки. Взгляд сменился на холодный, резкий, изучающий. И в мыслях она себя пресекает за мимолётную глупость? Пытается видеть свет там, где лишь тьма. Гриффит ни в коем случае не мешал её знакомство с новым. Отнюдь. Всё, что захочет — будет доступно за разумное вознаграждение. И нет восхищённых взглядов, жалости или восторженного взгляда, льстящего самолюбию. Безразличие в стеклянных чёрных глазах едва уловимо, как резкий холод в палитре едких красок рассвета. — Королевство? Лучше создать империю, — зрачки Сокола едва расширяются. Сейчас в глазах девушки нет и намёка на жалость, лишь одинокая пустота и уверенность, граничащая с безумием. Флёр думает о трупах на улицах и об условиях жизни в королевстве. Ей было достаточно сидеть и наблюдать за гибелью собственного мира. Утешать себя приятными мыслями и тонуть в собственной надежде, слушая музыку или читая книгу. «Границы существуют лишь у нас в голове», — она не герой и не обладает столь огромным запасом ресурсов, чтобы изменить весь мир, но девушка оценивает свои силы. Тем более, когда в книге о самом великом из королей существуют понятия, которые многие попросту не могут объяснить. Ведь это вещи из её мира. Конечно, обратив внимание на это причудливое совпадение в первый раз, Айрис не была столь уверена, в своей правоте. Пришлось поспрашивать многих людей, кто так или иначе владел старым языком. Ударение все ставили по-разному, однако, многие сошлись на том, что речь идёт о каких-то устройствах и данные о схемах хранятся в старой библиотеке Мидленда, посетить которую могут избранные и то мужчины. Командир наёмников вполне мог туда попасть, заручившись поддержкой короля. И всё же… В каком именно промежутке времени Флёр очутилась? Тут прям целый комплект из вещей разных эпох. — Причина половины наших жизненных ошибок в том, что мы чувствуем там, где нужно думать. И думаем там, где нужно чувствовать. Ты позволяешь своей печали поглотить себя. Столько есть всего, о чём надо поразмыслить. Зачем забивать себе голову тем, чего уже не вернёшь? Надо думать о том, что ещё можно изменить, — юноша элегантно развернулся и направился в сторону лагеря. Он всегда уходил так, что всем хотелось вскочить и побежать за ним следом, вернуть. Гриффит обладал мистическим ореолом притягательности и магнетизма, при этом сохраняя прагматично-жестокую сущность. Где-то глубоко и на подсознательном уровне Айрис хотелось назвать его своим другом (один раз она так и поступила). Увы, но скорее всего сам Сокол девушку другом не считал и Флёр это прекрасно понимала, поэтому не строила воздушных замков, лишь пыталась внедрить свои маленькие изменения. Пыталась приготовить что-то из собственного мира и угостить его. Благодаря знаниям, можно попытаться в дальнейшем открыть свой собственный бизнес и разбогатеть. Гастон бы оценил.***
Прошло три года, но столетняя война все ещё продолжалась. С каждым годом сражения между Мидлендом и Тюдором становились всё более ожесточёнными. Ресурсы некогда могучих государств были основательно подорваны, в боях принимало участие всё меньше и меньше воинов, а те, кто сражались, зачастую брали оружие впервые в жизни. Особенно неудачным последний год выдался для Мидланда… На вершине холма, у подножия которого кипела битва, расположился со свитой король — высокий, черноволосый человек, с густыми бровями, острой бородкой и пронзительным взглядом. Глядя, как отряды империи теснят его солдат, он мрачнел всё больше и больше. — Что там происходит? — глаза его полыхнули гневом, руки крепко стиснули поводья лошади. — Не могу поверить, что три тысячи лучших рыцарей загнаны в угол?! Чем занимаются наши генералы?! — Простите, мой лорд, — на колено упал один из рыцарей. — Нас атаковали Рыцари Чёрного Барана, они невероятно сильны. — Неужели у нас нет никого, кто бы мог их остановить?.. Вынырнув из-за близлежащего леса, навстречу атакующему валу воинов бросился одинокий всадник. В рядах рыцарей послышался дружный смех. — Он что, хочет остановить нас в одиночку? — Мы просто втопчем его в землю! Всадник приблизился и в воздухе сверкнул огромный меч. Никогда раньше они не видели меча такой длины и толщины. Казалось невероятным, что человек, пусть даже такого мощного сложения, как этот воин, способен с ним управляться. Но он смог. Послышались вопли боли и предсмертные хрипы, заскрежетали раздираемые на куски железные доспехи, фонтаном забила кровь. Каждый взмах огромного меча уносил жизнь одного из рыцарей. Меч сокрушал их с лёгкостью, невзирая на толщину щитов и доспехов. Неведомый воин оставлял за собой настоящую просеку. В рядах Рыцарей Чёрного Барана возникло смятение. Воины стали переглядываться, в глазах многих появился страх. — Без паники! — в ярости вскричал командир отряда. — Это всего лишь один человек! Словно в ответ на его слова из леса показался отряд конников. Впереди всех мчался воин в сверкающих доспехах и шлеме, похожем на голову хищной птицы. — Банда Сокола?! — зашептали в рядах рыцарей. — Отряд Сокола? Это сущий дьявол в бою! Все, кто сомневался в этих словах смогли убедиться в их правдивости спустя пару минут. Отряды сшиблись с лязгом и грохотом. В первых рядах бился сам Гриффит. Его удары были быстры и смертоносны как молнии. Большинство его противников не успевали даже взмахнуть мечом. А те, кто успевал, не могли даже поцарапать его. Сокол всегда атаковал первым. — Назад! — прогремела команда среди Рыцарей Чёрного Барана. — Уходим! Рыцари поспешно отступили. Гриффит остановил своих людей, готовых кинуться вдогонку и откинул забрало шлема. Найдя глазами Гатса, он улыбнулся и помахал рукой. Вскоре поле затихло. «Конец света», грохотавший весь долгий день, завершился, и наступила звенящая тишина, нарушаемая испуганным щебетом птиц. Мертвецы лежали друг на друге, оскалившие зубы и выпучившие глаза в последние мгновения агонии. Около них сиротливо блестели сломанные штыки, запачканные в крови. Целых доспехов и ружей не было — их забрали те, кто остался в живых. Айрис смотрела на весь этот ужас из мёртвых тел. Внутри всё застыло… Для людей, окружавших её, сие безумие было обыденностью. Вот Яков снимает доспехи с тела павшего товарища, беседуя с кем-то. — Ну, что скажешь? Можно ещё носить, а? — наёмники и их ествество. Что тут сказать… Был человек и не стало. Не так важно, как жизнь прожил. Словно кусок пушечного мяса для короля. — Эй, ты так и собираешься без дела шарахаться?! — женщина, грубо развернула её к себе лицом. Худое, почти измождённое, лицо с пустыми серыми глазами отрезвило и привело в чувства. — Так и будешь стоять? Флёр узнала в ней одну из тех, кто примкнул к Соколу, в надежде на светлое будущее. В основном, это были люди из низшего сословия, чьи деревни подверглись нападению войск империи. Скупые на слова и обиженные на весь мир. С ними бесполезно вести беседы. Они не видели смысла в её обществе, как и она в их. Айрис слабо кивнула, стараясь сосредоточиться на своих мыслях. Страх и отвращение при виде тел, возникшие в первую секунду, выросли до размеров панического ужаса; состояния, когда из ступора уже не выведет даже смрадное дыхание другого собеседника, подобравшегося к тебе нос к носу и собирающегося тебя сожрать. Омерзительная бледность, выдающая безумие; дикий взгляд, глубоко спрятанных под старческим лбом глаз; неправильной формы безобразная лысая голова с торчащими там и сям жалкими волосёнками. — Хорошо, — женщина что-то вякнула, неодобрительно и неразборчиво. Её интерес сменился на отвращение. И какой прок от этих молодых? Айрис проводила ту взглядом, осознавая, что за последние несколько лет пребывания в этом мире уже почти свыклась со своим положением. Чьи-то тела уже успели окоченеть. Затем на поле пришло солнце. Всё ожило и затрепетало, и даже мёртвые солдаты, казалось, подрагивают ресницами. Никто из них, конечно, так и не встал, но солнце не сдавалось — оно поднималось всё выше, щедро наливая янтарный сок в серые воронки снарядов… — Эй, ты ещё жив? — Вроде того… Гатс прищурился. Над ним возвышался Гриффит, за его спиной быстро светлело небо. — Вставай! Сокол помог тому выбраться из груды мёртвых тел. Обвёл рукой поле, заваленное трупами так, что почти не видно земли. — Большинство человеческих жизней на этой земле принадлежат их королям и лордам. И на полях сражений жизни солдат не стоят и ломанной монеты… Гатс сел на крупный камень, обнявшись со своим мечом. Сокол взобрался на небольшой бугор и застыл там, глядя куда-то вдаль. Налетевший ветер взвихрил его волосы и мечнику показалось, что это языки пламени. — Но даже король не может жить так, как хочет. Все люди лишь пытаются выжить в этой огромной реке, которая называется судьба. Но когда их жизнь подходит к концу они даже не знают, кто они… Но есть и другие. Люди, что приводят в движение весь мир и определяют законы вселенной… Я хочу знать — кто я в этом мире? Какая судьба уготовлена мне? Он повернулся к нему и улыбнулся. — Странно… Гатс, а ты ведь первый, кому я это говорю. Солнце полностью вылезло из-за горизонта и щедро окатило командира наёмников своим светом, сделав его облик ярким и воздушным. Больше всего в этот миг он напоминал святого мученика или ангела, но мечник с трудом мог поверить, что мечта способна стать реальностью.***
В замок они въезжали победителями. Взбудораженные победой наёмники из команды Гатса облепили его со всех сторон. За прошедшие три года юноша сильно подрос и раздался вширь, так что солдатам приходилось задирать голову, чтобы посмотреть ему в глаза. От драчливого и вспыльчивого подростка, каким он пришёл в отряд, мало что осталось. Теперь это был невозмутимый и уверенный в себе воин. — Это было невероятно! — Потрясающе! — Ты принес нам победу! — Это наш командир! Мы гордимся, что служим под твоим началом! — Да ладно, парни, — отмахнулся мечник. — Это моя работа… — Капитан Гатс! — грянул над радостной толпой резкий голос Каски. Тот оглянулся, окинул её хмурым взглядом. Девушка стояла на лестнице, у входа в штаб Гриффита. На солнце сверкали начищенный панцирь и шлем, зажатый подмышкой. На руках тонкие кожаные перчатки с раструбами, из-под доспеха выбивался короткий подол туники, между ней и длинными, выше колен, ботфортами, виднелась узкая полоска лосин. За три года изменилась и Каска. Немного выросла, угловатость подростка уступила место приятным глазу округлостям. Вот только нрав у неё, по мнению Гатса, ничуть не улучшился. Скорее наоборот… Вот и сейчас взгляд девушки не предвещал ничего хорошего. Столпившиеся вокруг Гатса наёмники мигом затихли. Угодить под горячую руку не желал никто. Тем более, что под её началом находилась уже тысяча человек, и она была второй по званию после Гриффита. — Гатс, подойди, пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить, — ледяным тоном сказала она. — Вы пока идите, ребята, — отпустил своих Гатс. — Я подойду позже. Он двинулся по лестнице, провожаемый сочувствующими взглядами. — Интересно, что она скажет на этот раз? — пробормотал один из них. — Да уж придумает… За время, что Гатс у нас, они дерутся, как кошка с собакой… Ребята поднялись на второй этаж и остановились на открытой галерее. Каска порывисто обернулась, тёмные брови сшиблись, едва не высекая искры, взгляд прожёг насквозь. — Чем ты вообще думаешь?! — она едва не кричала. — И не делай вид, будто ты не знаешь о чем я говорю! Твоей задачей было задержать вражеских рыцарей до подхода наших основных сил! Но сделать это ты был должен вместе со своими рейдерами! Но нет, ты хотел стать героем! Она с силой вцепилась в отворот его плаща. Каска едва доставала Гатсу до подбородка, но, похоже, готова была без страха вцепиться ему в горло, дай только волю… Ею не руководила логика, скорее эмоции. За столь быстрый, как девушке казалось, промежуток времени мечник стал для Гриффита важнее Айрис. «Я хочу тебя», — адресованное другому человеку, вызывало столько подозрений в голове, что воительница долго ворочалась по ночам, пытаясь найти ответ. Если слухи о Гриффите с Гастом правда, то… Ох как не хотелось верить в подобное. Значит, у неё нет и шанса! — Ты что, не понимаешь, когда создаёшь угрозу для всех? Ты совершенно не заботишься о других! Ты хочешь только махать своим мечом! Гатс легко высвободился из её рук и развернулся, собираясь уйти. — Извини, в следующий раз я буду осмотрительней! — буркнул он. Юноша давно свыкся с подобной манерой общения. Каска, как собака, только лает. — Ты только говоришь! — уже кричала. — А потом снова поступаешь по-своему! Ты ничуть не изменился за эти три года! Ты думаешь только о себе! Ты как бешеный пес! Она попыталась снова вцепиться в его плащ, но Гатс перехватил её руку и рявкнул: — Повтори! Повтори, что ты сказала! — Эй вы, двое, хватит! Из дверей вышел Гриффит. — Каска, я поговорю с Гатсом сам, — сказал он. Девушка высвободила свою руку и двинулась к лестнице. Проходя мимо Сокола, она бросила: — Ты слишком доверяешь ему!.. Проводя её взглядом, командир поскрёб затылок. — Почему вы всегда грызётесь? — он вздохнул. — Она ошибается! — горячо парировал Гатс. — Я думаю не только о себе, я забочусь об остальных! Я уже не такой, каким был три года назад! — Три года назад… — улыбнулся Гриффит. — Когда мы затеяли поединок… Это было забавно… Он похлопал товарища по плечу. — Ладно, Гатс. Ступай, сейчас самое время немного выпить. — Прости… Когда я вышел в одиночку… — Не оправдывайся, Гатс. Это тоже было частью моего плана.***
Королевский дворец в Уиндаме — столице Мидланда — бурлил. Слухи о некоем Гриффите, вместе со своим отрядом одержавшем ряд важных побед для королевства, давно уже гуляли по дворцу, став излюбленной темой придворных сплетен. В каждом городе, ко всякому постоялому двору, где король останавливался для отдыха, сбегались десятки зевак. Разинув рты, они рассматривали гербы, в которых далеко не все что-то понимали. После разорительных военных налогов и недавней чумы, великолепие обоза рождало в людях не столько зависть, сколько изумление — неужели ещё возможно так жить?! Часами стояли они и наблюдали за этими мимолётно навестившими их небожителями, не замечая, что так же подолгу из окна отведённой ей комнаты наблюдает за ними приезжая принцесса… Когда уже было известно о намерении короля произвести этого человека в рыцари, на церемонию собрался весь двор, тронный зал с трудом уместил всех желающих. — Такое впервые в моей жизни, чтобы простолюдин был произведён в рыцари! — шептали в толпе. — Да ещё и титул графа! Кто такой этот Гриффис? — Кажется, его зовут Гриффитс или Гриффиц. — Да какая разница! — Но заслуга Соколов и впрямь велика. — В мирное время они были бы простыми разбойниками!.. В первых рядах со счастливыми лицами стояли ближайшие сподвижники Сокола — Каска, Пиппин, Коркус и Рикерт. Первой хотелось познакомить всех тех, кто не выговаривал имя командира правильно, со своим кулаком. Был приглашён и Гатс, но, хотя церемония уже началась, его все ещё не было. — Здесь собралось так много важных людей, — вполголоса заметил Коркус Рикерту. — Это значит, они наконец признали наши заслуги! Теперь мы больше не наёмники, теперь мы часть королевской армии! — Почему бы тебе не замолчать? — сердито сказала Каска. — Церемония в самом разгаре! Надеюсь, ты не хочешь опозорить Гриффита нашими варварскими привычками? — Да понял я, понял! — отмахнулся мужчина и прошептал на ухо Рикерту. — Каска занудней даже, чем моя мать! — Что ты сказал?! — шагнула к нему девушка. — Эй, там! — повысил голос один из придворных. — Церемония ещё не закончилась, так что ведите себя прилично! Каска смущённо отвернулась. И тут только заметила, что Гатса до сих пор нет, даже ту девку не пригласили. Как её там? Впрочем, это не столь важная информация, но вот мечник. Она нахмурилась. Неужели опять своевольничает?.. У мечника нашлось куда более важное занятие. Он упражнялся с мечом, примотав к основанию лезвия связку деревяшек. Юноша готовился снова увеличить размер меча. Местный кузнец уже несколько дней трудился над новым клинком в поте лица. — Ты не виноват, — на выдохе произнесла Айрис, — Каска говорит то, что думает, но это не означает, что её слова нужно считать правдой. — девушка ненавидела скопления людей в одном месте. Страх, что все смотрят на неё и только на неё, никуда не уходил. Флёр не была совершенством, но и не считала себя хуже остальных, просто… Пристальное внимание может породить агрессию, которую она так старательно избегала. Возможно, в этом и была причина столь длинного меча Гатса. Сначала он хотел быть лучшим для одного человека, теперь для другого. Что-то произошло в его прошлом, отчего он стал таким. — С чего ты взяла? — С тебя, — Гатс не был столь откровенен с ней, но считал навязчивым выбор места. Она почти всегда садилась рядом с ним, хоть и объясняла это легко и просто. «Ты сильный и молчишь. Ты тоже любишь одиночество?». Обычно Айрис устраивалась у дерева и спала, прикрыв глаза от удовольствия. Совсем, как Гриффит. Только командир всегда был на видном месте, а она за деревом или в тени. Мечник её почти не видел. Гатс замолчал, смотрел на вельмож и дискомфорт внутри начал нарастать. Словно не в своей тарелке. Все эти чины. Обычно он мало говорил, да и толку от этих разговоров? Юноша глубоко вздохнул и сел на пожухлую траву. Уиндхем напоминал яму с трупами и кишащими внутри насекомыми. Гатс отчего-то вспомнил очередное поле битвы. Лучше вернуться туда, чем быть здесь. И зачем Гриффиту нужен этот замок?.. Флёр прикрыла глаза и провела руками по животу. Дискомфорт от местной еды никуда не делся. Её часто мучила тошнота и головные боли. Айрис тяжело вздохнула, посмотрела вверх. Над головой раскинулось необъятное небо, скрытое за завесой крон старого дуба. Маленький скворец пел красивые песни на своём птичьем языке. Рыжий кот грелся в солнечных лучах у ступенек старого храма, давно оказавшегося во власти травы. «Здесь так хорошо. Вот бы остаться тут навсегда.» Айрис так и не смогла привыкнуть к этому миру, как и он к ней. Она пыталась найти замену зубной пасты, нижнему белью, таблеткам. В качестве зубной пасты использовали травяные и минеральные смеси, древесный уголь. Удалось найти прообраз современной зубной щётки — палочка или кость с щетиной свиньи или какого-либо другого животного. — Ты тоже не пошла? — спросил Джудо. — Не только я, — улыбнулась девушка. Старый храм за его спиной, в котором происходило недавнее событие, был построен очень давно и почти разрушен, — не ожидала увидеть тебя. — Тут? — Да вообще. — Хмм, — повисло неловкое молчание. Юноша вглядывался в черты её лица и улыбка сошла на нет. Три года назад, когда Айрис только появилась в их отряде, за одну ночь исчез вражеский лагерь, а на его месте возникло странное дерево. Прозрачный ствол, белые огоньки-листья. Каждый, кто коснулся его, смог исцелиться. Джудо пытался понять стоит ли за этим детская наивность или же она просто притворяется, что ничего не знает. — Итак, как я уже сказал, — он сел рядом на свободный край плаща, — было несколько мнений: одни верили одним, другие — другим. Но я знаю, что только одно из них истинно — последнее. Я не возражаю и против остальных: думаю, они тоже не лишены истины, но я знаю, что наиболее истинно последнее, — Айрис сильно напоминала ему Каску, но застрявшую в промежутке познания мира. В те далёкие времена она то и дело ходила за Гриффитом, пытаясь понять… Нет, найти своё место в этом мире. В некоторой степени паренёк проникся к ней симпатией. — Я знаю, что когда «дети Волшебного дерева» умирают, они обращают свои страждущие взоры в сторону родины, откуда, как из лучезарной дали, как сквозь просвет в тучах, заволакивающих небо, им является видение Волшебного дерева в золотом сиянии; перед их взорами простирается цветущий луг, отлого спускающийся к реке, и они полной грудью вдыхают сладостный аромат цветов своей родины. Все же есть одно обстоятельство, говорящее в пользу тех, кто верил, что Дерево является человеку дважды: с самых древних времён, если кому случалось увидеть своего односельчанина с побледневшим от страха лицом, то обычно в таких случаях увидевший шептал соседу: «Вот, он в чем-то согрешил и получил предупреждение». А сосед при мысли об этом вздрагивал всем телом и отвечал также шёпотом: «Да, бедняге, вероятно, привиделось Дерево». Подобные доказательства имеют вес; от них так легко не отмахнёшься. Все, что вытекает из накопленного опыта столетий, вполне естественно, все больше и больше становится доказательством и со временем приобретает значение авторитета, а авторитет — непоколебим как скала, он вечен, — Джудо вытащил маленький свёрток, развернул и взял кончиками пальцев белый, напоминающий жир, осколок дерева. Девушка реагировала на подобное спокойно и уже без прежнего интереса и удивления. Года два назад реакция была иной, но теперь, когда многие лекари взяли на заметку сие чудодейственное средство, всё изменилось. — Мой друг рассказал мне об этом Дереве давным-давно. Ты не поверишь, но он эльф, — досадливо поморщился, но Флёр истолковал выражение его лица по-своему. — По-моему, если человек отстаивает то, что он знает, и не беспокоит себя тем, что вызывает сомнения, то этим самым он укрепляет свой ум, — девушка считала, что не стоит опровергать, но и соглашаться с мнением паренька. Если человек верит в эльфов — пусть верит. Её больше заботил Гриффит. «Когда он добьётся того, что, как ему кажется, так долго искал, наступит покой или лишь больше станет пустота? Мы мечтаем о небе, потому что не умеем летать… Пусть подумает об этом, когда подержит в руках порожние небеса.»