Личная война

Порой Дейнис корила себя за несдержанность. Она не помнит, какой характер был у её матери, знает лишь, что с ней женщина всегда была заботлива и ласкова, окутывая дочь любовью и нежностью. Но за годы совместной жизни, характер отца она изучила слишком хорошо, чтобы не сделать вывод, что во многом с ним схожа. Девочка с малого возраста удивляла окружающих острым умом и проницательностью, но также скоро стало понятно, что вспыльчивость, доставшаяся ей, она уверена, от Деймона — её большой враг. Со временем, когда малышка становилась старше, она научилась прятать слишком яркие эмоции, будь то гнев или радость. В этом была заслуга Лейны. «Люди бывают слишком жестоки, милая. Они не поймут твоих чувств. Когда ты будешь счастлива — они будут завидовать, а когда тебя постигнет горе — они будут этому только рады. Держи это в себе, носи это как броню. Пусть твои самые сильные эмоции станут твоим личным острым клинком». Дейнис было всего шесть, когда она услышала эти слова, но совета мачехи не забыла. Девочке стоило больших усилий держать себя в руках и надевать маску безразличия, скрывая страх, разочарование или удивление, прятать искреннюю радость за вежливой улыбкой, являть миру лишь спокойное выражение лица, когда внутри бурлила кровь и горело пламя. И всё же, это действительно её броня, как ей казалось. Она особенно гордилась собой, когда её безучастный вид встречал бушующий, словно шторм, гнев отца. Когда она впервые не расплакалась в ответ на его недовольство — он даже смягчился, решив, что та наконец повзрослела и поняла, как устроен мир. Но один ужин, отличавшийся от предыдущих, лишь, как он считал, в очередной раз доказал, что девчонка — копия своей матери. — Уже прошло больше трёх лет, отец, почему мне… — кулак Деймона, громко ударивший по столу, не дал Дейнис закончить начатую в очередной раз песню. Даже принцесса Рейнира, давно привыкшая к характеру дяди, а теперь и своего мужа, застыла, так и не успев поднести бокал с вином к губам. За семейным столом до этого момента царила достаточно приятная атмосфера. Подросшие Бейла и Джейс тихо шептались между собой, увлечённые друг другом. Все вокруг уже давно заметили их нежные взаимоотношения. Рейна и Люк пытались общаться на высоком валирийском, что получалось у них куда лучше, чем у Джекейриса, но всё же в разы хуже, чем у Дейнис, которая время от времени лениво поправляла их, поясняя тонкости произношения или правила построения предложений. Младший Джоффри тоже пытался участвовать в диалоге брата и кузин, но особых успехов в этом он не имел. И даже Деймон тепло улыбался своей жене, обсуждая состояние дел на Драконьем Камне. Когда речь зашла о Королевской Гавани и принцесса Рейнира известила детей о значительном улучшении здоровья короля Визериса, принцесса Дейнис не смогла удержаться, чтобы ещё раз не просить отца и мачеху отпустить её в столицу, ведь король пригласил ещё три года назад, во время прощального вечера с Лейной Веларион. С каждым годом это происходило всё реже, но своих попыток принцесса оставлять не намеревалась. Она добьётся своего, она уверена. Нужно лишь не отступать. Но этот раз оказался для неё особенным. Отец, до этого пребывавший в хорошем расположении духа, резко перебил её, велев никогда больше не заводить этот разговор. — Потому что ты хочешь слишком много! — гневный голос отца, в дополнении со взглядом, метавшим в неё молнии, заставил Дейнис вздрогнуть, опуская взгляд в свою тарелку, — Я не желаю больше слышать ничего о Королевской Гавани. Когда мужчина говорил в подобном тоне с детьми Рейниры, они беспрекословно повиновались, боясь ещё больше прогневать отчима, особо не отличавшегося терпением и снисходительностью. Он порой повышал голос и на родных дочерей, чаще на Бейлу и Дейнис, ведь их характер был куда тяжелее, чем у покорной мягкой Рейны. На девочек тоже действовал подобный метод воспитания, так что Порочный Принц не сомневался, что и этот раз не станет исключением. Но Дейнис, несколько минут покорно молчавшая, вдруг подняла на отца решительный взор, ещё сильнее расправляя плечи и поднимая подбородок, будто готовясь нападать. Хотя ей казалось, что скорее защищаться, ведь напасть на Деймона Таргариена — всё равно, что лишиться головы. Но на этот раз она не собиралась уступать отцовскому характеру, желая наконец показать своё место. Желая показать, чего она стоит. — Почему же когда ты хочешь слишком много, то всё равно получаешь это? Спокойствие в тоне Дейнис звучало словно затишье перед бурей. А так оно, как все остальные догадывались, и было. Деймон застыл, медленно поднимая яростный взгляд на старшую дочь. Она казалась ему змеёй, затаившейся перед укусом, или драконом, что только что получил команду «дракарис». Она даже немного напомнила ему его первую жену, Рею. Она так же смотрела на него, когда они только связали себя узами брака перед ликом Семерых. В глазах дочери была тихая злоба, но он видел, что за ней скрывается глубокая обида, что она несёт в себе уже не первый год. Правда, больше всего мужчина видел в ней себя. От того злость накатила с большей волной, чем теплилась в нём минутой ранее. — Повтори, — тон его звучал так же холодно, как и её, но отступать девушка не собиралась. Остальные же члены семьи застыли, будто боясь, что малейшее их движение приведёт либо ко взрыву, либо к войне. Рейнира не могла поверить, насколько сильно эти двое были похожи друг на друга. — Я спросила, почему тебе одному дозволено делать всё, что ты пожелаешь? — Деймон было даже открыл рот, чтобы осадить дочь, но она вскинула изящной девичьей ладонью, не позволяя ему даже начать, — Почему тебе можно жениться на другой женщине, когда тела ваших прежних супругов ещё даже не успели осесть на морское дно? Принцесса Рейнира была шокирована словами падчерицы. Их отношения никогда не были слишком тёплыми, но девочка всегда была добродушна и вежлива, любезно отзываясь на любое проявление внимания со стороны женщины. На большее она и не претендовала, понимая, что ей не удастся стать Дейнис матерью. — Почему ты можешь быть жесток со своими родными дочерями? Почему позволяешь себе вести себя с другими так, будто никто и мизинца твоего не стоит? Губы Бейлы дрогнули в лёгкой усмешке. Она знает, что её сестра права. — Закрой свой рот! О, она действительно права. Гневу Деймона не было предела. Казалось, он мрачной тенью осел здесь, над столом, покрывая головы каждого сидящего за ним, распространяясь дальше, далеко за пределы Драконьего Камня. Он вскочил со своего места с такой свирепостью, что его стул с грохотом опрокинулся назад, заставляя всех вздрогнуть. И Бейла бы даже позлорадствовала, наслаждаясь разъярённым видом отца, если бы не беспокоилась о своей старшей сестре. Дейнис не просто играла с огнём — она призывала дракона спалить её заживо. Но, к огромному её удивлению, Дейнис вслед за отцом поднялась со своего места, но в разы спокойнее, чем он сам, обдавая его горячий гнев свои холодным, пусть и наигранным, безразличием. Глаза её выдавали — в них тоже пылало адское пламя. — Сколько я себя помню, папа, я никогда не видела от тебя любви, — Таргариен наблюдала, как отец медленно, словно опасный хищник, обходит стол, становясь в нескольких шагах от неё, — сначала мне казалось, что дело во мне. Девушка издаёт короткий наигранный смешок. — Но потом я поняла, что так же ты относишься и к моим сёстрам, и так же относился к Лейне. Но теперь ты наконец получил то, чего так долго желал, не так ли? Ты снова имеешь то, что хочешь, так почему же не позволяешь мне наконец освободиться от оков, что ты на меня надел? С каждым своим словом, Дейнис всё ближе подходила к отцу. Под конец речи голос девушки всё же дрогнул, становясь выше, но не переходя на крик. Деймон свысока глядел на дочь, сильнее стискивая зубы всё время, пока она говорила. Но когда последнее слово слетело с её губ, он не сдержался. Звонкий звук пощёчины оглушил всех вокруг. Голова принцессы дёрнулась в сторону, а сама она непроизвольно сделала шаг назад под отцовским напором. Рейнира тут же вскрикнула, поднимаясь со своего места. Её муж никогда не позволял себе подобного. Остальные присутствующие тоже поднялись со своих мест, но только Бейла и Рейна незамедлительно двинулись к Дейнис, отводя её на несколько шагов назад, дальше от уже остывшего запала Деймона. Он не собирался этого делать, он уверен. Но что-то в словах дочери кольнуло так сильно, что ему не удалось удержать ярость, теряя самообладание. Он не собирался поднимать на неё руку. Хотел накричать на неё, закрыть в её покоях и наказать на весь месяц, но точно не бить. Рука зудела не от удара, а от липкого, чуждого ему сожаления, что тут же разлилось по венам. Часть длинных серебряных волос всё ещё прикрывала лицо притихшей девушки. Но стоило ей поднять на него взгляд, как мужчина невольно вздрогнул. Она его копия. Бейла и Рейна тоже злостно смотрели на своего отца, стоя по обе стороны от Дейнис. Они ополчились против него, словно дикие волки, вставая на сторону сестры. Он не может их винить, но скользкое чувство упущенного времени и совершённых ошибок всё глубже проникало в сознание. — Так вот, за что ты её так ненавидел, да? — голос девушки резал не хуже клинка, но Деймон сдвинул брови на переносице, не до конца понимая, что она имеет в виду, — Мою мать ты тоже бил, когда она говорила тебе очевидную правду? Мужчину будто обдало ледяной водой, заставляя отступить назад. Он шокировано открывал и закрывал рот, не находя слов, чтобы ответить дочери. Но ответ ей и не требовался, ведь Дейнис, в последний раз зло взглянув на отца, направилась прочь из зала, оставляя всех позади. Бейла было дёрнулась отправиться вслед за ней, но Рейна схватила её за запястье, призывая остановиться. — Ей необходимо одиночество, — Деймон всего на несколько секунд взглянул на дочерей, затем взор метнулся на жену. Не желая больше ничего им объяснять, мужчина вслед за дочерью покинул зал, но направился в противоположную от сбежавшей Дейнис сторону. Одиночество необходимо не только ей.

***

Почти дойдя до цели, девушка уже не была так уверена в правильности своего решения. Может, этого лучше не делать? Может, стоит вернуться в замок и забыть произошедшее, сделав вид, что этого и вовсе не было? Она уверена, отец так и сделает. Не станет же он извиняться, верно? Дейнис корила себя за несдержанность, вообще-то, постоянно. Не стоило ссориться с отцом на глазах у всех. Не стоило говорить тех слов о своей мачехе и приплетать сюда сестёр. Не стоило вообще открывать рот после грубого отказа отца. Или стоило. Быть может, хоть кто-то в целом мире должен был поставить Деймона Таргариена на место, наконец говоря ему правду в глаза, такой, какой она есть — жестокой и ранящей в самое сердце, словно стрела. Стоя посреди пещеры, тускло освещаемой лишь факелом в её руке, Дейнис не могла понять саму себя, захватившая её тело неопределённость душила, заставляя руки предательски дрожать, а в уголках глаз скапливаться непрошенную жидкость. Совсем не время, совсем не место. Она знает, чего хочет, и уже поутихший гнев не сотрёт с памяти жгучей обиды, что она испытывала годами, и которая вспыхнула с новой силой за семейным ужином. Отступать поздно, ведь если сейчас она уйдёт — то больше не сможет заставить себя вернуться. Девушка всегда чувствовала себя неполноценной. Неправильной, ненужной, чужой, но ещё больше — неполноценной. У неё не было матери, у неё не было даже собственного дракона. Она — Таргариен, в её жилах течёт древняя кровь могущественного валирийского рода. Её предки веками правили, веками были сильнейшим домом. А у неё даже не было дракона. Она не знала причины. Пытаясь выведать её у отца, ещё маленькая Дени получала лишь молчание в ответ. Расспросы Лейны тоже не приносили ожидаемых плодов: всегда с энтузиазмом отвечающая на вопросы любопытной падчерицы Веларион тоже вдруг смолкала, стоило той спросить о том, почему же у неё нет ни дракона, ни даже яйца, как у Рейны. Старшая из дочерей Деймона с тоской наблюдала за попытками сестры заставить дракона вылупиться, восхищаясь её оптимизмом. Но у Дейнис не было права даже попытаться. Ночь, когда десятилетний Эймонд Таргариен оседлал самого старого и крупного дракона, отпечаталась в памяти принцессы, кажется, навсегда. Она думала об этом перед сном, и возвращалась к этому после пробуждения. Вот уже больше трёх лет она не могла выбросить из головы его решительный настрой, который помог ему заручиться верностью Вхагар. Слова про удачную сделку отдавались эхом в голове, побуждая действовать. Ей никто не вырежет глаз, ведь ни у кого не возникнет претензий, если она оседлает этого старого, всеми забытого, но всё же могущественного дракона. Если уж она и пострадает — то от него самого, а если ей придётся проститься с жизнью, пытаясь приручить его, то она ничего не потеряет. В любом случае, это будет сделка, а насколько она будет удачной — зависит лишь от самой Таргариен. Девушка успокаивает дыхание, пытается унять дрожь во всём теле, сжимая свободную ладонь в кулак, от чего ногти впились в нежную кожу. Плевать, что останется след. Это будет лишь очередная отметина, полученная эти вечером. Одной больше, одной меньше — значения не имеет. Тело не хочет слушаться, ни то от холода, ни то от обиды или страха, неприятные мурашки пробегают по спине, когда девушка подходит ближе. Это место около года назад ей показали Джейс и Бейла во время очередной прогулки по огромной территории Драконьего Острова. Именно они и рассказали ей о Вермиторе, прозваным Бронзовым Гневом, драконе её предка-короля Джейхейриса I. Тогда дети не решились зайти слишком далеко, чтобы увидеть древнего дракона, что уже много лет жил в уединении без всадника. С того самого дня он не давал Дейнис покоя. Она, будучи достаточно разумной, не предпринимала попыток подобраться к нему ближе, хотя любопытство порой и брало верх. Но сейчас, кажется, разум лишь тихо нашёптывал ей доводы, заставляющие её сбавить шаг, но делал он это недостаточно громко, чтобы и вовсе девушка остановилась перед задуманным. Принцесса снова вспомнила ночь, когда принц Эймонд оседлал Вхагар. Чувство вины всё ещё терзало её, но теперь она понимала его намного лучше, чем тогда. Он хотел доказать всем вокруг, что стоит большего. Не это ли заставило и Дейнис пойти на безумие, отправляясь в логово дракона? Впрочем, отступать было поздно, ведь Вермитор уже учуял её приближение. Оставаясь на безопасном расстоянии, Таргариен тихо начала свою песнь на высоком валирийском. Когда Джейс рассказывал ей о драконе предка, он упомянул, что именно песней тот порой успокаивал его. В ту же ночь принцесса до часа соловья сидела в библиотеке, изучая многочисленные пыльные свитки и книги с записями мейстеров. И её упрямый нрав всё же помог ей добраться до истины. Сама того не желая, принцесса наизусть выучила песнь, порой напевая её, когда оставалась в одиночестве. Давно знакомые слова будто волшебством слетали с губ Дейнис, словно это было самым правильным, что когда-либо произносил её рот. Она осторожно, боясь потревожить поднявшего голову дракона, опустилась на корточки, тихонько оставляя единственный источник света на каменном полу. Одного факела было недостаточно, чтобы разглядеть дракона полностью, ведь его размеры были вопиюще огромными в сравнении с миниатюрной принцессой. Таргариен на мгновение прервала пение, но лишь для того, чтобы набрать в лёгкие побольше воздуха. Ей его катастрофически не хватало, и неизвестно, то ли от мелодичной песни, то ли от волнения, пропитавшего каждый сантиметр её кожи. Но девушка не остановилась, а наоборот, всё ближе подбиралась к Вермитору. Когда же она встала совсем близко, чтобы протянуть к нему руку, его громадная фигура вдруг зашевелилась, вставая на массивные лапы. Вся его грозная фигура возвышалась над совсем маленькой на его фоне Дейнис. Голос дрогнул, что заставило дракона почувствовать подступающий к её горлу страх. Этого было достаточно, чтобы даже сквозь толстую чешую на его глотке пробилось свечение, оповещая стоящую перед ним принцессу о том, что его пламя вот-вот низвергнется на неё. Девушка сделала шаг назад, уступая место липкому ужасу, пробирающему до самых костей. Готовая встретить смерть в пламени Вермитора, она прикрыла глаза, непроизвольно снова начиная петь. Жар окатил Таргариен со всех сторон, но был он направлен не на неё, а поверх её головы. Раскрыв в удивлении лиловые глаза, она увидела истинную силу, которая позволяла её роду быть ближе к богам, чем к людям. Вот, что представляют простолюдины, когда говорят о величии. Вот, что позволило её великому предку Эйгону завоевать Семь Королевств. Драконье пламя и его истинная, древняя мощь. Вермитор, испустив последний язык золотистого пламени, обратил взор на удивление проницательных для дракона глаз на принцессу, в немом восхищении стоящую перед ним. — Dohaerās, Vermitor, — подняв перед драконом руку в повелительном жесте, в голосе принцессы появился оттенок стали. Она сама плохо понимала, откуда вновь появилась уверенность, ведь ей казалось, что всю она растеряла, как только вошла в тёмную сырую пещеру. Но, к её огромному удивлению, Бронзовый Гнев послушал её, послушно опуская огромную, пожалуй, в половину больше неё самой морду, покорно прижимаясь носом к её ладони. — Dohaerās, — от волнения голос Дейнис сорвался на слабый шёпот. Она не могла поверить в происходящее. Всё произошло слишком быстро и безболезненно, чтобы она могла сразу осознать, что теперь дракон Джейхейриса подчиняется ей. Девушка нежно оглаживала огрубевшую с годами чешую на его огромной шее, не переставая улыбаться. Слёзы вдруг собрались в уголках глаз, но на этот раз она не собиралась их сдерживать. На щеках Таргариен появились мокрые солёные дорожки, и она затруднялась сказать, было ли это от искреннего счастья, что она вдруг испытывала в тот момент, или все копившиеся в ней годами эмоции наконец вырвались наружу. Она давно не позволяла себе плакать, наивно полагая, что так станет сильнее прежде всего в собственных глазах. И сейчас, переполняющие её хрупкое девичье тело эмоции наконец взяли верх над самообладанием, отточенным, словно рыцарский меч. Дейнис вдруг звонко рассмеялась, прижимаясь лбом к жёсткой чешуе теперь уже её дракона. Ей хотелось попробовать. Наконец стать драконьей наездницей, как и её великие предки, но теперь не в седле рядом с Лейной, а на мощной спине Вермитора. Дракона, с которым она сама связала свою жизнь. Наконец отнимая вспотевшие ладони от его морды, Таргариен осторожно, будто пробуя на вкус их с драконом взаимопонимание, начала обходить его со стороны. Словно почувствовав желание наездницы, бронзовый дракон опустил широкое бурое крыло, предоставляя ей возможность взобраться на его спину. Дейнис неловко уселась, расправляя мешающее чёрное платье и пытаясь устроиться как можно удобнее, крепко сжимая выступающие части драконье тела. На нём не было седла, и девушке вдруг подумалось, что с ним было бы намного проще, а потому первым же делом она прикажет мастеру изготовить его для неё. — Soves, Vermitor,— её нежный голос обрёл небывалую уверенность, придавая ей шарма, присущего только Таргариенам. Громадное тело дракона во весь рост поднялось на мощные лапы, грузно ступая к выходу из пещеры, задевая не до конца расправившимися крыльями стены, от чего по бокам посыпались камни, поднимая в воздух пыль. Драконий Остров опустился в тишину часа летучей мыши, а сумерки скрывали водную гладь. Оказавшись на свободе, Вермитор расправился, словно павлин, делая первое движение бурыми крыльями. Взмах, ещё один, и Дейнис больше не чувствует почвы под ногами дракона. Первый свободный полёт драконьей наездницы заставлял голову кружиться, а сердце учащённо колотиться в груди, грозясь и вовсе вырваться из грудной клетки его обладательницы. Дейнис направила всю силу, на которую было способно её хрупкое тело в руки, пытаясь удержаться за выступы, напоминающие ей больше шипы розы. Ей вдруг подумалось, что было бы слишком позорно оседлать дракона и во время первого же полёта свалиться с него, разбиваясь о водяную гладь. Восторженный крик вырвался из груди, когда Вермитор слишком резко повернул в сторону, а затем, набирая скорость, поднялся выше уровня пушистых облаков, возвращая себе спокойный темп. — Умница, Вермитор, — Дейнис говорила совсем тихо, но всё её нутро чувствовало — он её слышит. Драконы всегда понимают своих наездников и без слов.

***

Принцесса терпеливо дожидалась, пока тяжёлая деревянная дверь, обрамлённая причудливыми вырезами, отворится. После полёта на Вермиторе, Дейнис решительно направилась в сторону замка, приняв решение. Теперь, когда она такая же, как и все Таргариены не только белизной волос и цветом глаз, а и наличием дракона, она была более уверена в своей удаче на, как она считала, военном фронте. Поле битвы — королевские покои, а противник — её отец. Дверь открылась, а за ней показалась высокая фигура Деймона Таргариена. Его взгляд не излучал гнева или недовольства при виде дочери, к её собственному удивлению. Она ожидала, что волна недовольства окатит её ещё с порога, но тот лишь мирно отступил в сторону, пропуская девушку. Когда дверь за ней закрылась, она оглядела покои, что были богато обставлены дорогой мебелью. Дверь на балкон была открыта, от чего лёгкая занавеска покачивалась, пропуская сквозь себя прохладный ночной воздух. Тишину нарушало лишь потрескивание огня в камине. Взгляд наткнулся на сидящую перед ним в кресле наследницу престола, что заинтересованно обернулась на звук закрывающейся двери. Брови принцессы Драконьего Камня метнулись вверх, и она, удивлённая визитом падчерицы, поднялась со своего места, бросая взгляд на медленно подходящего к ней мужа. Когда они оказались плечом к плечу напротив Дейнис, та, сцепив руки за спиной, дабы не показывать подступающую дрожь, спокойно начала: — Прошу прощения за столько поздний визит, принцесса, отец, — поочерёдно поклонившись, она решила сразу перейти к сути, ведь затягивать не было никакого желания. — Я оседлала Вермитора. Принцесса, хватаясь за округлившийся живот, словно за спасательный круг, поражённо ахнула, глядя на стоящую перед ней девочку. Рейнира мысленно осеклась. Нет, девочкой Дейнис была, когда они увиделись впервые. В детских лиловых глазах плескалась тяжёлая, совсем не детская печаль, и наследнице так и не удалось понять: была ли то скорбь по покинувшей её Лейне Веларион, или это что-то давнее, уже привычно затаившееся где-то на дне её глаз. Но с годами совместной жизни на Драконьем Камне, как стала замечать Отрада Королевства, тоска в её глазах проявлялась всё реже, уступая месту другим чувствам, и крайне редко — приятным. Сейчас же перед ней стояла не девочка, а гордая, непреклонная молодая девушка. — Боги, Дейнис… — голос Рейниры был едва слышен, а беспокойство было вполне искренним, как показалось девушке. Взгляд Дейнис переместился на отца, чьё лицо вовсе не выглядело удивлённым. Его тонкие губы тронула едва заметная усмешка, а левая бровь выгнулась. После ссоры, произошедшей за семейным столом, Деймон был ещё более молчалив, чем прежде. Слова дочери заставили его задуматься о прожитой жизни и правильности принятых годами ранее решений. Всё, что он когда-либо делал, было на благо его самого, и крайне редко — на благо детей. Он не мог сказать, что не любил дочерей, но осознание, что отец он никудышний от чего-то больно кольнуло сознание. Он всегда был с ними строг, и с Дейнис особенно. Мужчина не мог насчитать более пяти раз, когда он обнимал девочку за все тринадцать лет её жизни. Когда он только забрал её с Рунного Камня после смерти Реи, она, потерявшая мать, часто плакала, пытаясь найти утешение в объятьях отца. Но он не позволял. Его терзало невиданное ранее чувство вины. Он был уверен: не родись Дейнис, он ни на секунду не сомневался бы в совершённом преступлении, забыв об этом, словно о неприятном сне. Но каждый раз, глядя на маленькую копию его самого, плачущую по матери, ему чудилась кровь на его руках. И всего однажды, слегка перебрав с вином, он крепко прижал к себе хрупкую пятилетнюю дочь, нежно оглаживая её белоснежные, как у него самого, волосы. Это был последний раз, когда он проявил к ней подобную нежность. Но он ни разу до этого дня не бил её. И именно это, он уверен, стало причиной её отчаянного, безумного поступка. Она обрела дракона не благодаря ему, а из-за него. Из-за злости и жгучей обиды его дочь отправилась в логово дракона на верную смерть. Осознание того, что гибкий ум Дейнис прекрасно понимал возможный неприятный исход, заставило его сожалеть. Она смотрела в лицо смерти, и ей удалось её подчинить. — Поздравляю с приобретённым драконом, дочь, — в голос проскользнула неосознанная гордость. Таргариен вздрогнула. Это впервые на её памяти, когда отец назвал её так. Она кивнула, на мгновение опуская глаза в пол. Ей хотелось больно ущипнуть себя за руку. Несколько ласковых слов и взгляд, полный гордости не должен затуманивать её разум. Она всё решила. — Это не всё, — Дейнис расправила плечи, словно сбрасывая с них цепи, — я прошу дозволения отправиться в Королевскую Гавань по приглашению короля Визериса. Деймон хмыкнул, ожидая подобного. Нет, она не просит. Она ставит их перед фактом, лишь создавая для отца и мачехи иллюзию выбора, но откажи они ей — это бы не возымело должного эффекта. Она бы всё равно отправилась в столицу. Теперь, ей не нужен ни корабль, ни Караксес Деймона. Теперь она сама драконья наездница. Теперь он видит — она настоящая Таргариен, и даже кровь ненавистной ему Реи Ройс не может потушить это пламя. — Утром я отправлю ворона в столицу, извещая о твоём скором визите, — кивнул Деймон, удивляя и Рейниру, и Дейнис. Девушка ожидала другого исхода. Она была готова к битве, но это оказалось перемирием. Дейнис ждала, что вспыхнет очередная ссора, в ход снова полетят обвинения, таившиеся годами, но сомнений в её победе не было. Каким бы не оказался ответ отца, она бы всё равно оказалась в Красном Замке. С его дозволения или без. Таргариен коротко поблагодарила отца, и, поклонившись наследнице, пожелала им доброй ночи, намереваясь покинуть комнату. Ей хотелось наконец смыть с себя сегодняшний день и оказаться в мягкой, тёплой постели, забываясь в беспокойном сне, каким он обычно и был. — Дейнис, — голос мачехи заставил ту обернуться у самой двери, так и не успев её открыть, — я не против твоего визита в столицу, но прошу лишь об одном. Девушка кивнула, показывая, что готова слушать. Рейнира продолжила. — Дай Вермитору привыкнуть к себе прежде, чем вы отправитесь в первый длительный полёт. Подожди хотя бы немного, узнай его и позволь узнать тебя. Дейнис молчала несколько секунд, обдумывая слова наследницы. Как бы ей ни хотелось немедленно отправиться в Королевскую Гавань, мачеха была права, спешить не стоит. Она только сегодня стала его наездницей, и им обоим нужно немного времени, чтобы крепче связать себя нерушимыми узами между всадником и его драконом. — Я отправлюсь через две недели, если вам будет угодно, принцесса, — дождавшись ответного кивка от Рейниры, девушка поспешила покинуть королевские покои, ни на секунду нигде не задерживаясь, ведь ей не терпелось наконец попасть в свою комнату. Оставшись вдвоём, Деймон и Рейнира не желали прерывать тишину, нарушаемую лишь тихим завыванием ветра и звуками пожираемых огнём поленьев. Вот уже несколько минут они сидели на своих местах, обратив свой взор на камин. — Я был ужасным отцом для неё, — вдруг первым заговорил Деймон, всё ещё не отрывая взгляда, — и уже поздно пытаться стать другим. Принцесса Драконьего Камня не смогла найти подходящих слов, ведь заверить его в обратном было бы нечестно. Женщина прекрасно понимает, что он прав во всём, кроме одного: никогда не поздно всё изменить. Нужно лишь приложить усилия.