Личная война

Алисента снова ужасно спала. На этот раз, причиной её беспокойства стал не Эйгон, как это обычно бывало, а сын, которого она всегда считала самым благоразумным. Первенец, будучи трудным ребёнком, всегда доставлял ей много неудобств, заставляя постоянно переживать о его благополучии. А вот об Эймонде королева перестала волноваться с тех самых пор, как он наконец получил дракона, которого так долго желал. Сделав это, он, по крайне мере, хотя бы больше не пытался найти на свою голову неприятностей постоянными вылазками в Драконье Логово, пытаясь подобраться ближе к драконам брата и сестры. Разумеется, когда её сын потерял глаз, это было большим ударом для Алисенты, но в остальном он был прав: нельзя обрести, не потеряв. А когда его успехи в учёбе и тренировках значительно выросли — женщина и вовсе возрадовалась, что приобретение дракона так сильно пошло ему на пользу. Чем старше Эймонд становился, тем больше надежд стал подавать. И тем больше королева задумывалась, кто из её сыновей действительно был достоин трона. Но эта ночь была беспокойной для Алисенты. Впервые за долгое время она вновь стала волноваться о сыне. И хоть последние несколько лет он пугал своим холодом не только придворных, но и её саму, Эймонд всё же не делал глупостей. Лишь скрывал эмоции, как и все они, привыкшие к жизни в столице. Не только Деймон Таргариен считал это место змеиным логовом. И теперь королева, совершенно не выспавшись, стояла у большого окна, наблюдая за оживлёнными улицами города. Люди были в предвкушении первого дня турнира в честь королевской свадьбы, и только Алисенту он вовсе не радовал. Слишком много жестокости и крови, чтобы любить такое зрелище. Но таковы традиции, ничего не поделать, а потому хотя бы первый день она должна стойко вынести. Дальше она присутствовать не собиралась. Дверь в покои отворилась, и Кристон Коль оповестил свою королеву о прибытии сына. Женщина, позволив впустить его, тяжело вздохнула, готовясь к разговору. Она не могла ждать окончания дня, а потому послала за Эймондом перед началом турнира, желая узнать, что произошло вчерашним вечером, ведь разговор с Дейроном, что, она уверена, знает причину гнева брата, не дал ожидаемых плодов, и он не сказал ей ни слова. — Мама, Вы желали меня видеть. Алисента не обернулась, лишь жестом указала ему на диван. Выдержав молчаливую паузу, женщина обратила на сына всё внимание, но осталась твёрдо стоять на своём месте, показывая своё положение. Она спросит с него не как мать, а как королева. — Объяснись. Её голос был пропитан сталью, что всегда вызывала в окружающих трепет и благоговение, заставляя склонять головы и помнить о своём месте. Но ни одной подобной эмоции не проскользнуло на лице принца: оно оставалось таким же непроницаемым, а взгляд не выражал ничего, кроме спокойного холода. Алисента едва смогла удержаться, чтобы не передёрнуть плечами. Она понимает, что он больше не боится её гнева. Дракона не напугать огнём. — Что именно ты хочешь знать? — тон юноши был так же спокоен, словно это она, Алисента, провинилась перед ним, а не наоборот. Женщина выдохнула, прикрывая глаза, и присела на диван напротив сына. Сил держать на лице маску больше нет. Не перед ним. — Что случилось вчера? — королева слегка смягчилась, расслабляя напряжённые плечи, — Чем лорд Тирелл тебя так разозлил? — Много болтал, — он повторил то, что сказал Дейнис, и край губ принца поднялся. — И? — И я заставил его заткнуться, — простой ответ на простой вопрос. Алисента откинулась на спинку дивана, прикрывая лицо руками. В голове крутилась лишь одна мысль. Как она могла не заметить? Её мягкий, послушный мальчик не просто вырос, он стал совершенно другим человеком, и от прежнего Эймонда осталась лишь внешняя оболочка. Когда это успело произойти, и как она могла упустить такую очевидную вещь из виду? — Ты должен извиниться… — Знаю, — Эймонд прервал мать, не желая слушать нравоучений, — я поступил глупо, и я это исправлю. Не стоит волноваться, матушка. У него было время подумать, и он признал свою ошибку: не стоило бить заносчивого Тирелла, что бы он там ни сказал. Но и сдержаться принц не мог. Не мог пропустить мимо ушей подобных гнусных слов в сторону Дейнис. Сир Лоренд выбрал не ту девушку, чтобы выливать свои пороки, и он за это справедливо поплатился. Но принести извинения сын короля всё же считал необходимым. Он кинул тень и на себя, и на Дейнис, и на свою семью, а это было действительно глупо и импульсивно. — Хорошо, — Алисента кивнула, удовлетворённая ответом. Этого достаточно, чтобы успокоить нервы, а на большее она и не могла надеяться. — Ещё кое-что. Ты знаешь, что твой дед хочет, чтобы твоей женой стала одна из дочерей Борроса Баратеона. Мы не говорили об этом, но я полагаю, ты не в восторге. — Я не женюсь ни на одной из них, — лицо принца потеряло прежнюю расслабленную уверенность, и на смену ей пришла собранность и недовольство. — Я знаю, — Алисента кивнула, уверенно глядя на сына, — и у меня есть для тебя другое предложение. Королева не спала не только из-за произошедшего на пиршестве недоразумения, но и по другой причине. Она думала о дочери Деймона Таргариена, о том, какое влияние она имеет на Эймонда, и что из этого может последовать. А вариантов Хайтауэр видела только два: либо Дейнис встанет на сторону королевы, и у них будет ещё один дракон, либо поддержит отца, а, следовательно, и притязания Рейниры на трон. И Алисента не хочет проверять, подтвердятся ли её предположения, и сможет ли девочка перетянуть принца на сторону врага. А потому нужно было действовать, и, желательно, втайне от десницы, ведь едва ли он захочет поддержать план дочери. Отто ясно дал понять, что он желает видеть Эймонда с дочерью какого-нибудь знатного лорда, что может помочь им в грядущей войне, и десницу совершенно не интересует, кто именно это будет. Но Алисента думает не только о возможной выгоде. Она хочет, чтобы её сын не возненавидел их всех за женитьбу, которую она ему навязала. Она хочет, чтобы хоть кто-нибудь из этой семьи был счастлив. И если чувства Эймонда к Дейнис сделают его счастливым — стоит попытаться. И, разумеется, попытаться получить из этого как можно больше пользы. — Что ты думаешь о принцессе Дейнис? — женщина попыталась придать голосу безразличия, чтобы не спугнуть сына. — Прошу прощения? — принц не смог сдержать непонимания, тенью проскользнувшего на лицо, а потому его брови нахмурились, а единственный глаз подозрительно сощурился. Не может же она знать, верно? — Я хочу знать, как ты относишься к этой девушке, что думаешь о ней, и какие у вас сложились взаимоотношения. Алисента ликовала. Она не ошиблась, а значит, всё может получиться. Но настаивать она не хочет, по крайней мере, пока не услышит отрицательный ответ на своё предложение. А дальше будет видно. — Она умна и образована, но имеет крутой нрав. Хорошо скрывает свои эмоции, но редко лжёт, что весьма нехарактерно для дочери Деймона, — принц перечислял матери очевидные факты, которые, он уверен, она и сама знает. Но Эймонд прекрасно понимал, что услышать королева хочет не это, а потому продолжил осторожно, тщательно подбирая слова: — Принцесса хорошо относится к Хелейне, и у нас с ней конфликтов тоже не возникало. Алисента кивнула, но ответа, которого хотела, разумеется, не получила. Она не удивлена, ведь было бы весьма глупо надеяться, что сын станет откровенничать с ней. Больше нет. И всё же, попытаться стоило. Королева выдержала паузу, обдумывая то, что стоит сказать, чтобы убедить Эймонда. Она теперь едва ли знала, как правильно к нему подступиться, чтобы не спугнуть и не вызвать мгновенного отторжения, что так характерно для импульсивных Таргариенов, что никогда не могли терпеть указов. Но Эймонд наполовину Хайтауэр, а значит на ряду с драконьей импульсивностью стоит холодный рассудок, и именно на его силу женщина и надеется. — Я согласна с тобой. Но ты не сказал главного, — ей хотелось улыбнуться, ведь настороженность сына выглядела забавно: он боится услышать, что она знает о его чувствах. — Она не жалует ни своего отца, ни Рейниру, ни, смею предположить, её детей, — едва заметное облегчение в глазах принца всё же заставило Алисенту поднять уголок губ, — и я думаю, что это пойдёт нам на руку. — И чего же ты хочешь от меня, матушка? — Эймонд заинтересованно склонил голову набок, лишь догадываясь о планах королевы, но не смея предполагать раньше времени. — Я хочу, чтобы ты женился на ней. Принц рассмеялся, но заметив серьёзность на лице матери, резко вернул лицу прежнее выражение. Но на место заинтересованности пришло неверие и недоумение. Не то чтобы план Алисенты не пришёлся ему по душе, но звучало это слегка (слегка?) наивно. Даже если на это согласится сама Дейнис, то с чего королева взяла, что это допустят остальные? Ни её отец, ни её мачеха, ни даже десница не будут особо рады такому союзу. Если на его сторону и удастся склонить короля, Деймон скорее сожжёт весь Вестерос, чем позволит дочери выйти замуж за врага. — И ты думаешь, она согласится? — королева кивнула, но недостаточно убедительно, чтобы это впечатлило принца, а потому он решил надавить, наклонившись вперёд, словно хищник. — А почему же должен согласиться и её отец? Губы Алисенты тронула усмешка. — А кто её отца будет спрашивать? Деймон сам успешно настраивает её против себя своим отношением. — Этого недостаточно, чтобы восстать против него, — Эймонд откинулся назад, недоверчиво глядя на мать. Заметив непонимание сына, Хайтауэр несколько мгновений размышляла, стоит ли посвящать его в планы, что неуверенным очертанием вырисовывались в её голове. Она не скажет отцу, не скажет Ларису Стронгу или Кристону Колю, её верным псам, но готова ли она поведать это сыну? И всё-таки королеве казалось, что Эймонд должен знать подробности, иначе ей ни за что не сыскать поддержки. Недоверие на его остром, холодном лице говорит само за себя, а потому решение принято. — Когда принцесса была здесь в прошлый раз, она просила меня рассказать о матери, и я пообещала, что сделаю это, когда придёт время, — недоверие принца сменилось интересом, и женщина продолжила: — Она не знает, как умерла Рея Ройс, но знаем мы. Как скоро она возненавидит Деймона за то, что он сделал? Как скоро захочет отомстить? — И ты уверена, что это не пустые слухи? — Да. Думаю, она захочет подтверждения и отправится в Долину, к своему дяде. А уж он ненавидит Деймона даже сильнее, чем мы, — Алисента кивнула, будто подтверждая свои слова, — и она услышит то, что должна знать. Деймон убил её мать. Королева ожидала, что Эймонд отреагирует положительно. Думала, что он будет рад услышать её планы, что тут же поддержит их. Но он молчал, потупив взгляд. Алисента с сожалением осознала, что не может распознать ни его эмоций, ни направление мыслей, что, несомненно, вихрем роились в его голове. Раньше ей хватало одного взгляда на своё дитя, чтобы знать, что у него на уме, но сейчас перед собой она видела лишь неприступную крепость, что отгородилась от окружающих ледяными стенами безразличия, за которыми не проглядеть ни единой эмоции. И Эймонд хотел почувствовать ожидаемое матерью ликование. О таком предложении он мог только тихонько, втайне от самого себя мечтать, всё равно зная, что это невозможно. И вот сейчас то, что казалось лишь наивными мечтами, практически само плывёт в его руки. Стоит лишь протянуть их, и грёзы станут сладостной реальностью, а всё, чего он так страстно желал будет принадлежать ему, и только ему. Дейнис будет принадлежать ему. Но ожидаемого удовлетворения он не ощутил. На их место, словно на своё законное, пришло сомнение. Юноше хотелось, чтобы если уж их с принцессой союз и состоялся, то только по её желанию: Дейнис должна хотеть этого так же, как и он сам. Сейчас же, она станет лишь жертвой коварного плана королевы, будет оружием в руках зелёных против нависшей над их головами войны за Железный Трон. Эймонд не мог понять, на самом ли деле он хочет, чтобы девушка была втянута в эту бойню, тем более, по его вине. Но неприятное осознание больно ударило по голове, настойчиво подталкивая к принятию решения. Она уже втянута в войну. Все они. Просто потому, что родились Таргариенами. Просто потому, что для них это не только борьба за престол — это борьба за свою семью. И удержать нейтралитет не получится ни у кого, в ком течёт благородная кровь Древней Валирии, хотят они того или нет. — С чего ты взяла, что Дейнис согласится на брак? — спустя несколько минут напряжённого молчания произнёс принц, поднимая угрюмый взгляд на мать. Алисента покачала головой, нежно глядя на юношу, и он снова почувствовал себя маленьким мальчишкой, который не понимает вещей, что так очевидны для его мудрой матушки. — У меня есть глаза, и я вижу, что между вами что-то происходит, сын мой,— королева слабо улыбнулась. — Ещё тогда, в Дрифтмарке, когда она отчаянно сжимала твою руку. И когда впервые оказалась в Красном Замке. И сейчас. Особенно сейчас. Принц прикрыл глаз, опуская голову, и уголок губ слегка приподнялся. Наивный. Он скрывал свои чувства не так умело, как ему казалось. Быть может, просто всё дело в Дейнис? — Тогда ты должна понимать, что я не хочу, чтобы она стала лишь частью коварного плана, — юноша не заметил, как голос стал увереннее, но от королевы это не утаилось, — я не позволю играть ни собой, ни Дейнис, мама. Алисента едва заметно вздрогнула. Всё же, и она кое в чём ошибалась: это не просто влюблённость. Тон принца лишь наглядно доказывал, что это гораздо более сильное, глубокое чувство, и если придётся выбирать, королева почти уверена, что он бы без сомнений выбрал эту девушку, горой вставая на её защиту. Эта мысль больно кольнула материнское сердце. Женщина села рядом с сыном, осторожно накрывая его ладонь, покоившуюся на колене, своей. — Принцесса должна знать правду о том, что случилось с её матерью, и она заслуживает правосудия так же, как Деймон наказания за все свои грехи, — Хайтауэр повернула голову принца за подбородок, чтобы он видел её глаза. — И мы будем рядом, чтобы помочь ей в этом, — её голос звучал убедительно, и Эймонду показалось, будто она действительно верит в то, что говорит. Но Алисента и правда верила. Она считала, что вся эта затея не только во благо её семьи, но и во благо самой Дейнис. Королева и не заметила, как успела сердцем прикипеть к дочери врага.