Личная война

      Дейнис плохо знала сира Веймонда Велариона. Если быть точнее, она не знала его вовсе, видев лишь один раз за всю свою жизнь: на похоронах леди Лейны. Его слова, сказанные на церемонии погребения, принцесса порой вспоминала, но никогда не думала, что он ошибался. Кровь Веларионов действительно была солона и чиста, как и сказал младший брат Морского Змея. Попытка Рейниры выдать троих сыновей за Веларионов — затея изначально глупая и провальная. Дейнис, впрочем, считала, что и рожать мальчиков, обрекая их на вечные косые взгляды и насмешки, тоже было глупо. И вот, к чему это привело. Порой она размышляла о причинах поступков своей мачехи, но ещё ни разу не нашла разумного ответа.       За прошедшие несколько лет пыл принцессы поутих, но пламя жажды мести по-прежнему тлело внутри болью, тяжелило думы и нарушало спокойный сон. Она много думала, анализировала и планировала. Слушала речи королевы и её верного пса Лариса Стронга, что был искуснейшим из хитрецов. Его слова подобно мёду заполняли сердце Алисенты, но Дейнис оставалась к ним глуха. Как бы ни старалась, она так и не смогла проникнуться к нему доверием, а потому предпочитала вести с ним беседы осторожно, подбирая каждое слово и выслеживая его реакцию. Впрочем, свои плоды их беседы всё же дали, позволив ей многому научиться.       Ни она, ни Эймонд не были вхожи в зал Малого Совета, но сведения, что ведали им королева и мастер над шептунами были значительными. И всё же супруги прекрасно видели полуправду в том, что получали. Всей информации им не говорили то ли из недоверия, то ли из иных, пока скрытых для них причин. Лорды не говорили честно и открыто даже между собой, опасаясь предательства и кинжала в спину, но Дейнис была готова положить голову на отсечение, что они замышляли что-то втайне даже от королевы.       Жизнь в стенах Красного Замка напоминала лабиринт, состоящий из сплетен, заговоров и тихих перешёптываний. Куда ни сверни — в любом из поворотов тебя поджидает скрытый умысел, тайна и опасность. И как бы принцесса ни презирала обитателей дворца, она с удивительным наслаждением позволила ему поглотить себя, сливаясь с его скверным нравом. Приноровилась слышать там, где другие не слышали; видеть там, где не видели другие, и понимать там, где смысл был слишком призрачным и туманным, чтобы толковать его однозначно. Деймон Таргариен считал Королевскую Гавань змеиным логовом, но даже не предполагал, что его дочь сможет стать одной из змей, столь искусной и опасной для него самого.       Дейнис всегда считала тщеславие пороком своего отца, но с каждым прошедшим днём в столице понимала, что и сама ему подвластна. Ей не нравились сплетни и постоянное ожидание удара в спину, не нравилось вечное опасение предательства даже от союзников. Не была по душе и мнимая учтивость, что, казалось, вросла в лицо, словно маска. Но осознание собственного превосходства опьяняло. Она видела предателя в каждом, но не в силу паранойи. Просто все вокруг действительно были предателями.       Но если что принцесса и поняла, так это одиночество их семьи. Никто не был Таргариенам союзником или другом, и никто, на самом деле, не был на их стороне. Подхалимы и лизоблюды, как предпочитали называть лордов Эймонд и Дейнис в беседах наедине. Они были вежливы и учтивы, осыпая зачастую неуместной лестью всех членов королевской династии, но никто из них не был предан на самом деле. Они желали лишь одного — гибели драконов и их всадников. Оттого чувство превосходства становилось лишь слаще, подпитывая взыгравшееся в её душе тщеславие. Дейнис много думала об этом, и пришла к единственно правильному, как ей казалось, выводу, что когда-то уже подсказала ей Почти Королева.       Драконы — самая большая ценность.       И люди, окружающие их в Малом Совете, на пиршествах и ужинах или в коридорах замка, на самом деле, желали лишь их смерти. Никто бы не произнёс это вслух, но это истина, которую принцесса была рада осознать до того, как драконьи всадники вздумают перебить друг друга в междоусобной войне за власть и Железный Трон. Их с Эймондом мнения не всегда сходились, но необходимость сохранить жизни драконов они понимали особенно остро. Они считали, что власть им не нужна, но они собирались взять её силой, если их мнение не захотят разделить остальные.       Дейнис часто думала об отце. Пыталась понять, в какой момент всё пошло не так, и что можно было бы изменить, если бы появилась возможность. Что, если бы она осталась под опекой дяди, сира Герольда Ройса? Что, если бы король забрал её на воспитание во дворец? Что, если бы отец был к ней добр всё это время? Как бы она поступила, если бы узнала правду о любящем отце, а не о человеке, что действительности в был ей чужим с самого детства? Порой принцесса размышляла, что чувствует к Деймону. И с каждым годом становилось яснее: ничего.       У неё нет тёплых воспоминаний из детства, где Деймон, как всякий любящий отец, одаривал её заботой и теплом. Он не читал ей на ночь, пока она засыпала в отцовских объятиях; не говорил ей слов гордости, когда она достигала успехов в обучении; не учил её полётам на драконе, ведь его у неё не было по его же велению; не дарил тёплых отцовских объятий, и не был с ней ласков. Всё, что она помнит — грубость, безучастность и игнорирование. Не было ни добрых слов, ни любви, ни желания видеть её своей дочерью.       Но это больше её не ранит. Ей так, по крайней мере, хочется думать. Она долгие годы училась жить без его участия, и ещё дольше принимала его отношение к ней. Дейнис сейчас почти двадцать, и она точно знает, где её место и семья. Эймонд её семья. Её добрый друг и любящий супруг, самый верный защитник. Алисента не заменила ей мать, но стала дорогой её сердцу женщиной. Эйгон и Хелейна стали ей братом и сестрой, а их дети, прекрасные Джейхейрис, Джейхейра и маленький Мейлор, любимыми племянниками. Даже Отто Хайтауэр, которого так страстно ненавидят обитатели Драконьего Камня, теперь не вызывает в её душе былой неприязни.       Её семья в Красном Замке, и сражаться она теперь намерена не во имя мести Деймону Таргариену, а из любви к родным людям.       Принцесса скучает по Бейле и Рейне, которых не видела вот уже почти год, со дня рождения третьего ребёнка Эйгона и Хелейны, но её греет мысль, что родные сёстры всё ещё на её стороне. Милая Рейна, что ныне живёт в Дрифтмарке вместе с сестрой и бабушкой, часто отправляла ей письма, делясь в них своими переживаниями и радостями, счастьем и болью, что поселились в её добром сердце. Дейнис была искренне рада узнать, что младшая сестра тоже стала воспитанницей Почти Королевы.       Такова была воля Рейниры, и её падчерицы знали тому причину. Рейнис никогда не была всецело на стороне наследницы, и отчаянные попытки сыскать её расположения выглядели для Дейнис смехотворными. Женщина, по чьей воле умер сир Лейнор, теперь отчаянно желала прощения его матери, на чьей стороне был величайший флот Вестероса. Дейнис всё чаще думала, что Отрада Королевства не столько глупа, сколько тщеславна и избалованна, а оттого неприязнь к ней, что ранее была едва заметна, теперь словно забралась под кожу, заставляя губы кривиться от одного упоминания имени принцессы.       Дейнис предпочитала не вспоминать ни о ней, ни об отце. Но вести, что несколькими днями ранее сообщил ей Ларис Стронг, заставили разум вновь думать о них постоянно.       Их скорое прибытие заставило Красный Замок всполошиться, отвлекая от привычной рутины. Слуги готовили гостям давно пустоющие покои, Малый Совет размышлял о просьбе сира Веймонда на каждом заседании, а в движениях Алисенты вновь виднелась резкость и нервозность. Дейнис же приняла новость спокойно, не позволив себе даже тени негодования на лице. Она опасалась лорда Лариса даже зная, что он бесконечно верен королеве, а потому лишний раз раскрывать перед ним истинные эмоции не позволяла. Эймонд своего недовольства скрывать даже не пытался, пылко фыркнув за семейным столом, когда его мать объявила сию радостную весть всем присутствующим.       Дейнис видела, как напряжён её супруг: об этом говорило каждое его движение, каждый вздох и взгляд. А потому предпочитала эту тему не поднимать, хотя его тревоги и без его объяснений были ей известны. Он не желал видеть ни единокровную сестру, ни дядю, ни их детей. Особенно их детей, хотя принцесса с трудом понимала истинную причину неприязни мужа к её сводным братьям. Разумеется, по их вине Эймонд лишился глаза, на всю жизнь оставшись израненным и душой, и телом.       Но это было не всё, Дейнис видела это. Чувствовала каждый раз, когда пыталась узнать больше подробностей. Что-то, что было ей неизвестно, ещё в глубоком детстве поселило в сердце принца искреннюю ненависть к племянникам. Ни то их происхождение, ни то детские обиды, но сколько бы Дейнис ни пыталась выведать у него хоть крупицы истины, он безвозвратно закрывался, обрывая диалог. Принцесса прибегала к разным методам в попытках получить желаемое: начинала разговор после нескольких бокалов вина, когда муж позволял себе расслабиться и охмелеть; во время ночных откровений после интимных моментов, когда он был наиболее расположен к разговорам; даже пыталась разговорить Эйгона и Хелейну. Но и они упорно молчали, бросая дежурные фразы о непростых взаимоотношениях в детстве.       Впрочем, Дейнис не было слишком трудно понять неприязнь супруга. Она и сама недолюбливала сводных братьев, но истинную причину не могла отыскать даже для самой себя. Быть может, дело в зависти. Рейнира любила своих незаконнорождённых детей куда больше, чем мог бы когда-либо полюбить Деймон дочь, что была рождена в законном в глазах людей и Богов браке. Их каштановые волосы раздражали принцессу даже в детстве, словно постоянное напоминание о позоре, что принесла наследница их великому валирийскому дому, смешав свою кровь с сиром Харвином Стронгом. И даже её родной отец отдавал бастардам жены большее предпочтение, чем ей, истинной наследнице крови Древней Валирии: сребровласой, бледнокожей, с глазами чистого лилового цвета.       И хотя отношения их не были столь нестерпимы, Дейнис всё равно сводных братьев недолюбливала. Они жили бок о бок больше пяти лет, вместе окрепли и возмужали, делили трапезы и уроки мейстера Герардиса, но так и не сблизились достаточно, чтобы подолгу выносить присутствие друг друга. И даже Бейла, что в детстве пылала влюблённостью к Джекейрису, ныне предпочитала о нём не вспоминать вовсе. Неприязнь Эймонда старшая из близнецов нашла бы едва ли ни единственной общей чертой.       Дейнис их понимала. И так же понимала, почему столь враждебно была настроена королева. Она стала женой мужчины, вдвое старше неё самой, но честь и супружеский долг не позволили ей совершать непростительных ошибок. Уж в том, что Алисента была верна Визерису всю свою жизнь Дейнис отчего-то даже не сомневалась. Рейнира же не постеснялась привести в столь жестокий, строгий к правилам мир троих бастардов. Принцесса считала, что один такой ребёнок — ошибка, но трое — издевательство над королевским родом, и безнаказанность этих решений злила Дейнис больше прочего. Король был слеп к грехам дочери, не обращая внимания даже на такого рода оскорбление. Её же родной отец срубил бы ей за подобное голову Тёмной Сестрой, не постеснявшись ни греха на душе, ни неодобрения людей и Богов.       Дейнис шла по давно знакомым коридорам замка неспешно, словно прогуливаясь. Слуги, спешащие по своим делам, неизменно кланялись принцессе, что уже стало для неё привычкой. Она хорошо помнила, как оказавшись во дворце впервые, люди кланялись скорее принцу Эймонду, нежели ей. Сейчас же никто бы не позволил себе такого неуважения: в Красном Замке Дейнис любили. Дочь Деймона, которую ждали с таким опасением, ныне все считали доброй госпожой, что была вежлива и со слугами, и со знатными лордами и леди.       «Непорочная Принцесса», — так порой её называли при дворе, словно в противовес её отцу, Порочному Принцу.       — Принцесса Дейнис, — строгий голос десницы короля вырвал девушку из раздумий, заставив остановиться посреди коридора.       Дейнис учтиво кивнула в знак приветствия, стоило мужчине нагнать её. Она давно перестала кланяться и ему, и лордам, ограничиваясь лишь лёгкими кивками головы. Более не было необходимости проявлять излишнюю, порой наигранную вежливость. Она давно перестала быть дочерью опального принца Деймона, и располагать к себе придворных не было надобности. Она стала женой достойнейшего, как считали в столице, сына короля, любимой невесткой королевы и дорогой племянницей государя.       — Направляетесь встречать гостей, я полагаю? — Отто свысока смотрел на принцессу, но во взгляде уже давно не виднелось надменности.       — Слуги сообщили, что карета вот-вот прибудет, — Дейнис кивнула, хмуря брови. — Разве заседание Совета не должно было уже начаться, милорд?       — Я должен был прежде поговорить с Вами, Дейнис, — десница оглянулся, желая убедиться, что их разговор остаётся приватным. — Надеюсь, Вы знаете, как стоит вести себя с принцессой Рейнирой и Вашим отцом?       Дейнис беззлобно усмехнулась, на мгновение опуская повеселевший взгляд. Отто Хайтауэр был одним из тех людей, что никогда не умели доверять. Сколь бы часто принцесса не доказывала ему остроту своего ума и умение вести себя подобающе в любых ситуациях, мужчина всё равно предпочитал убеждаться в точности исполнения планов. Это была одна из черт, что Дейнис в нём безмерно уважала.       — Разумеется, сир Отто, — принцесса замолчала, проводя взглядом проходящую мимо служанку, и продолжила лишь когда та скрылась за поворотом: — Я буду вежлива и учтива, и сделаю всё, что в моих силах, чтобы убедить дорогую матушку в своей верности и безграничной любви.       Мужчина ухмыльнулся, явно удовлетворённый иронией невестки. Удивительно, думалось ему, как дочь заклятого врага, что ранее вызывала острое опасение, теперь пользовалась таким расположением даже у него, извечно недоверчивого и подозрительного к друзьям больше, чем ко врагам.       — Надеюсь, Вы расскажете мне о разговорах, что состоятся между Вами и Вашими родичами, — десница не просил и не приказывал, но и отказать его повелевающему тону, что так не любила принцесса, было едва ли возможно.       — Уверена, Её Милость королева поведает Вам все подобности, — Дейнис вежливо улыбнулась, прощаясь с мужчиной и направляясь в противополжную от его пути сторону.       Разумеется, Дейнис знала, как должна вести себя с мачехой и отцом. Она бы приняла такое решение и без желания королевы и десницы. Пусть пыл слепой ярости и утих, но желание причинить родичам из Драконьего Камня боль никуда не делось. Принцесса намерена убедить мачеху в верности её праву на престол, чтобы в конечном итоге боль предательства падчериц нанесла как можно больший урон её уверенности, надменности и самолюбию, что долгие годы взращивал в ней король, потакая её прихотям и закрывая глаза на все грехи.       Двор встретил принцессу обычной суетой, в которой никто не обратил на её присутствие внимания. Коротко поприветствовав сира Гаррольда Вестерлинга, чья честь вызывала в Дейнис непомерное уважение, она потупила взор, настраиваясь на нужный лад. Её плечи гордо расправлены, а подбородок высоко поднят, как и всегда. Привычка, выкованная годами жизни при дворе. Бронзовые ворота тяжело отворились, пропуская королевскую карету, а громогласный голос командующего королевской гвардией известил о прибытии наследницы и её семьи.       Тяжёлым взглядом принцесса провела карету, и её губ коснулась улыбка лишь когда из неё показалась Рейнира, а за ней и остальные обитатели Драконьего Камня. Дейнис не сомневалась, что её лицо выражает искреннюю радость, ведь времени, чтобы обучиться столь умелой уловке у неё было вдоволь.       Наследница, её супруг и дети остановились перед ступенями, взирая на возвышающуюся над ними Дейнис. Они не виделись по меньшей мере четыре года, но взгляды их не выражали ни радости, ни наслаждения от встречи: лишь опасение и тень недоумения. Девушке хотелось зло усмехнуться, когда очевидная мысль посетила голову — гости ожидали более радушного и помпезного приветствия. Принцесса неторопливо спустилась по ступеням, оглядывая быстрым взглядом заметно повзрослевших братьев и ничуть не изменившихся за годы разлуки отца и мачеху.       — С возвращением домой, Ваше Высочество, — девушка приблизилась к Рейнире, приседая в реверансе и одаривая её вполне искренней на вид улыбкой. — Как я рада видеть Вас, принцесса. Примите мои поздравления, — Дейнис опустила взгляд на округлившийся живот наследницы, и заключила её в некрепкие, едва ощутимые объятия.       Рейнира не выказала и тени удивления, но глаза её говорили сами за себя: радушный приём падчерицы её смутил.       — Отец, рада вновь встретить Вас, — с Деймоном девушка ограничилась лишь поклоном с не менее учтивой улыбкой, но на объятия не решилась. Да и, по правде говоря, особого желания она не имела. Почтила вниманием она также и братьев, сначала сводных, затем, уже более искренне и тепло, родных: — Королева Алисента просила передать искренние извинения, что не смогла встретить вас лично. Она проводит заседание Малого Совета, но сразу после его окончания обязательно посетит вас в покоях.       — Мы бы хотели сначала навестить короля, Дейнис, — голос Рейниры был мягким, но всё ещё настороженным: она совершенно не представляла, как теперь вести себя с падчерицей, что так долго жила в столице подле врагов.       Принцесса кивнула, приглашая гостей во дворец и по пути отдавая сиру Гаррольду указание оповестить королеву. Джейс и Люк, что с их последней встречи порядком выросли, становясь взрослыми юношами, изъявили желание посетить Западный Двор, где много лет назад обучались фехтованию вместе с столь ненавистными ныне дядьями. Дейнис была в предвкушении, уже зная, кого они там увидят, и лишь надеялась, что успеет понаблюдать за выражениями лиц принцев, когда они увидят, как возмужал некогда искалеченный ими Эймонд.       Путь до покоев государя прошёл в тишине, что разбавлялась лишь суетой придворных и звуками собственных шагов. Дейнис видела неловкость на лице мачехи и недовольство отца, стоило ему только наткнуться взглядом на многочисленные знаки Семерых, укращающие стены замка. Сама же принцесса ощущала себя весьма спокойно: её не беспокоило ни присутствие Деймона, ни смятение Рейниры, что бросала на неё опасливые взгляды. Дейнис, в отличие от них, дома.       Покои Визериса встретили гостей привычным для принцессы смрадом. Ни благовония, ни лечебные отвары не заглушали запаха болезни и смерти, что долгие годы въедались в эти стены. Дейнис скривила губы в недовольстве, не удержавшись, когда взгляд наткнулся на лицо Рейниры, что всё же не сумела скрыть едва заметную тень отвращения. Разумеется, она не привыкла чувствовать нависшую над отцом кончину. Дейнис же бывала в покоях государя несколько раз в неделю, а порой и вовсе каждый день, не изменяя традиции читать ему перед сном. Даже сейчас, когда его разум едва узнавал племянницу, через раз путая её то с дочерью, то с покойной супругой, королевой Эйммой, принцесса находила время, чтобы наведать дорогого дядю. И пусть каждый раз её загрубевшее сердце кровоточило, она не смела покинуть его.       Покинуть, как сделала это родная дочь, столь горячо любимая Визерисом.       Дейнис учтиво позволила отцу и мачехе поприветствовать короля наедине. Её взор был направлен на давно покрывшуюся тонкой, прозрачной паутиной Валирию: работу, которой государь посвятил большую часть своей жизни. Она не вслушивалась в разговор, что вёл отец с братом, и без того зная его суть. Деймон не упустил бы возможности настоять на своём даже сейчас, когда король едва может произнести собственное имя без хриплого кашля. Когда же уединение родичей с Визерисом окончилось, а принцев Эйгона и Визериса унесли нянечки, Порочный Принц бесцеремонно уселся в кресло брата, обращая взор к дочери.       — Вы травите его маковым молоком, — презрительный тон мужчины ввёл Дейнис в бешенство, что она умело скрыла под строгой, серьёзной маской, считая, что в данной ситуации улыбка неуместна.       — Разве ты не заметил состояние короля, отец? — голос принцессы, впрочем, был куда красноречивее лица, и проскользнувшие в него недовольные нотки не смогли утаиться от внимания Деймона. — За годы, что вас с принцессой здесь не было, дяде становилось лишь хуже. Маковое молоко — единственное, что успокаивает его тело и разум от бесконечной боли.       Деймон фыркнул, явно не соглашаясь со словами дочери, хотя девушка была готова положить руку на отсечение, что видела сожаление в его холодных глазах.       — Быть может, стоит показать отца мейстеру Герардису, и он сможет…       Обеспокоенную речь Рейниры, что вызывала в Дейнис лишь пламенное презрение, прервал приход королевы. Её величественный образ придал девушке сил бороться с негодованием, что вспыхнуло в душе. Она неосознанно сцепила руки перед собой, точно так же, как сделала это Алисента, и в ответ на это получила отцовский взгляд, выражающий лишь недовольство.       — Принцесса Рейнира, принц Деймон, — голос женщины был холоден, словно северные ветры, но лицо казалось спокойным, даже добродушным. — Как давно мы не радовались вашему обществу.       Хайтауэр бросила быстрый взгляд на невестку, не останавливая на ней своё внимание. Ей было необходимо лишь убедиться, что Дейнис, чей нрав слишком часто бывал излишне пламенным, держит себя в руках. Спокойное лицо девушки позволило королеве едва заметно расслабить плечи.       — Видимо, недостаточно давно, чтобы ты нас встречала, — надменный тон Деймона едва не вывел Дейнис из себя, заставив поджать губы.       — У королевы были дела, любимый, — Рейнира не отстала от супруга, с превосходством глядя на подругу юности, — что мы знаем о том, как править страной.       Её насмешка заставила девушку хмыкнуть, чем она обратила внимание отца и мачехи. Надменность наследницы едва ли позволила ей понять, что падчерица, на самом деле, насмехалась над ней самой, полностью согласная с утверждением. Что Рейнира, сбежавшая из столицы на уединённый Драконий Камень, могла знать о том, как управлять государством? И что мог ведать о том отец, чья жестокость переходила все границы дозволенного? Алисента же на смешок невестки не обратила внимания, прекрасно зная, о чём она думает.       — Я не правлю, как вам известно, — королева, казалось, и вовсе пропустила насмешку наследницы, говоря спокойно и любезно. — Мы с отцом лишь проводники воли и мудрости короля.       — И как же выражается эта мудрость? Морганием и хрипами?       Дейнис едва держалась, чтобы не вставить слово. Наглость Деймона была непомерной, как и его надменность. Чувство несправедливости захлестнуло принцессу с головой. Пока Деймон и Рейнира, родные брат и дочь Визериса, наслаждались счастливыми днями на Драконьем Камне, они, Алисента и Дейнис, были подле короля всё это время, наблюдая его медленную, мучительную кончину, и со стахом ожидая, что каждый новый день может стать для доброго правителя последним.       — Прошу прощения, что прерываю вашу беседу, — принцесса подала голос, холодный и безразличный, привлекая к себе внимание родичей, — с вашего позволения, я бы хотела известить мужа о вашем прибытии. Отец, принцесса, — девушка поочерёдно кивнула, и лишь после перевела взгляд на Алисенту: — Ваша Милость.       Не желая ни секунды более оставаться в покоях дяди, Дейнис, не дожидаясь позволения, направилась прочь из королевского крыла. Ногти неприятно впились в кожу ладоней, а взор, казалось, мог метать молнии. Её путь лежал на Западный Двор, где по своему обыкновению тренировался Эймонд. Сначала ей нужно поговорить с ним, иначе успокоиться не представляется возможным. А затем её ждёт встреча с Бейлой и Рейной, что должны были прибыть вместе с бабушкой вскоре после обитателей Драконьего Камня.       Тренировочная площадка, как и всегда, была многолюдным местом. Рыцари упражнялись с мечами, а скучающие придворные наблюдали за поединком принца, столь искусным и завораживающим, что не обратить на него внимания было просто невозможно. Среди зевак взгляд принцессы выцепил и тёмные макушки сводных братьев. Даже на расстоянии Дейнис могла видеть их замешательство, что, несомненно, приносило ей непомерное удовольствие. Бой мужа и сира Кристона, конечно, был скорее показательным, ведь принцесса прекрасно знала, на что способен Эймонд. Не один час она проводила на этом балконе, который позволял видеть двор в полной мере, наблюдая за упражнениями принца.       Разумеется, он знал, что за ним наблюдают. И дело было не в дюжине придворных и рыцарей, а в племянниках и жене. Принцесса готова поспорить на что угодно, что победа над Колем принесла Эймонду куда меньше удовлетворения, чем испуганные глаза Джейса и Люка, когда он обратил на них своё внимание.       — Надеюсь, тебе понравился бой, дорогая жена, — колкий взгляд принца метнулся вверх, к балкону, и Дейнис едва удержалась, чтобы не закатить глаза.       Взоры сводных братьев проследили за вниманием Эймонда, тут же впиваясь в гордую фигуру принцессы, что слегка надменно возвышалась над собравшимися на площадке, словно королева, что взирает на своих подданных. Придворные и рыцари отвесили Дейнис поклоны, но взгляд её был направлен строго на мужа, на чьих губах расцвела ухмылка. Она знала, для кого это представление, и была только рада ему подыграть. Недовольство, смешанное со страхом, что отразилось на лицах братьев, принесли и Дейнис, и Эймонду ожидаемое наслаждение.       Но ответить Таргариен не успела: ворота отворились, впуская во двор рыцарей и сира Веймонда Велариона. Эймонд бросил на жену взгляд, и та, заметив его внимание, мотнула головой в сторону, надеясь, что он поймёт намёк. И он понял. Всегда понимал, будь то движение головой, рукой или глазами. Он знал её лишком хорошо, а потому проскользнул среди рыцарей, словно тень, направляясь по хорошо знакомому пути. Он знал, где Дейнис захочет его видеть, и не ошибся, увидев её отдаляющуюся в сторону их покоев фигуру.       Когда дверь за спиной принца закрылась, Дейнис уже стояла посреди покоев, держа в руках кубок с вином столь крепко, что костяшки пальцев заметно побелели.       — Они были столь надменны, насмехаясь над королевой, — голос принцессы походил на змеиное шипение. — «Что мы знаем о том, как править страной, любимый», — она попыталась подражать голосу Рейниры, но получалось скверно, отчего на губах Эймонда расцвела усмешка. — Да как они смеют?!       — Ты и сама прекрасно знаешь, что моя сестрица не ведает ни стыда, ни совести, милая, — принц мягко коснулся талии супруги, прижимаясь разгорячённым после тренировки телом к её напряжённой спине, — к чему удивляться?       — Я не могу поверить, что она столь бесстыдна, — девушка слегка расслабилась, чувствуя тепло мужа, но и это не смогло в полной мере остудить гнев, что пылал в её душе. — Их не было здесь столько лет, пока и твоя мать, и я заботились о короле. Словно это мой отец, а не Рейниры.       Эймонд прикрыл глаза, касаясь подбородком макушки девушки. Её негодование коснулось и его, но было не столь яростным. Он давно убедился в надменности и бесчестии единокровной сестры, и гнев на её вседозволенность стал настолько привычен, что уже не вызывал таких бурных реакций. Это данность, которую принц принял много лет назад, и всё, что ему оставалось в данное мгновение — ждать, когда придёт час расплаты.       — Они посетили покои отца?       — Притащили с собой Эйгона и Визериса, словно им место среди смрада смерти и болезни, — принцесса откинула голову на плечо супруга, кривя губы в недовольстве. — Деймон высказал недовольство тем, что король пьёт маковое молоко.       — Будто он знает, через какие круги пекла отец проходит без него, — Эймонд хмыкнул, но тон его не был гневным: близость жены по своему обыкновению вытесняла из головы беспокойные мысли, оставляя место лишь умиротворению, столь редкому и желанному. — Тебе не стоит принимать их слова близко к сердцу, Дени. Они не стоят и тени печали на твоём лице.       Дейнис улыбнулась, расслабляясь. То, как действовал на её тело и разум Эймонд казалось чем-то невероятным, почти магическим. Он был точно личным видом успокоительного отвара, что приходилось ей порой пить по вечерам, когда дни выдавались особенно тяжёлыми и обещали беспокойный, тревожный сон. Она доверяла ему все мысли и эмоции, полностью уверенная, что только он может их понять. И ещё ни разу в этом не ошиблась.       — Я не знаю, как выдержу их присутствие в замке, — принцесса выдохнула, расторгая объятия Эймонда, чтобы повернуться к нему лицом и увидеть его пронзительный взгляд, — не представляю, как не потерять самообладание. Рейнира наверняка захочет видеть меня сегодня вечером в своих покоях.       — Ты знаешь, что нужно делать и как себя вести, dāria zaldrīzoti, — от привычного прозвища губы девушки непроизвольно дрогнули в улыбке, — ты слишком умелая лгунья, чтобы тебе не удалось одурачить Рейниру.       Смех принцессы приятно ласкал слух Эймонда.       — Ты же понимаешь, что если мне и удастся одурачить Рейниру, то мой отец — цель куда сложнее, zaldrīzes zaldrīzoti, — Дейнис приподнялась на носочках, опаляя капризные губы мужа горячим дыханием. — Но ты прав, я справлюсь. Должна справиться.       Эймонд никогда не мог устоять перед её очарованием. Она — самая искусная соблазнительница, которую он когда-либо встречал. Девушка, что умела дарить и самые целомудренные, и самые страстные поцелуи, что одинаково сильно вызывали тугой узел внизу живота. Она действовала на него так, как не мог никто другой: успокаивала, подчиняла, распаляла. Заставляла желать её всё больше и больше с каждым проведённым в браке днём.       Он никогда не отличался особым терпением, если дело касалось Дейнис. Его губы впились в её с такой страстью, словно он видел её впервые, и эта встреча обещает быть последней. Эймонд всегда целовал её только так: страстно, горячо и долго. Даже нежные поцелуи рано или поздно становились столь горячо отчаянными, что держаться ни у одного из них не было сил. Эймонд любил её так сильно, что не мог насытиться одними лишь касаниями губ. Ему всегда хотелось большего, а она никогда не отказывала, даря ему то, чего его раненное сердце так отчаянно желало: любовь и преданность.       — Нет, нет, — Дейнис отстранилась от мужа, разоблачив его намерения, и тут же упёрлась маленькой ладонью в грудь, когда он намеревался возобновить поцелуй. — Мне нужно встретить сестёр и принцессу Рейнис.       — Подари мне ещё мгновение, dāria zaldrīzoti, иначе весь оставшийся день я не смогу мыслить трезво, — улыбка принца коснулась его губ, и девушка, как и всегда, не сумела противиться.

***

      Как Дейнис и ожидала, к вечеру Рейнира прислала за ней служанку, что оповестила принцессу о приглашении на семейный ужин. Вежливое название этого вечера заставило принцессу рассмеяться, повергая слугу в недоумение. Но противиться она не стала, уже готовая к этому визиту. Дейнис знает, какую цель преследует, и, имея лишь два исхода, намерена добиться желаемого: убедить мачеху и отца в своей преданности. Неудачу она терпеть не собирается.       Красно-чёрное платье не казалось девушке непривычным, ведь именно из таких цветов и состоял её гардероб. Но родичи, она не сомневается, искренне верили, что ожидать её стоит в зелёном. Дейнис же пусть и была, на самом деле, на стороне Зелёной Королевы, цветам дома никогда не изменяла, даже видя едва заметную искорку недовольства в глазах Алисенты и Отто. Она — Таргариен, и её цвета — чёрный и красный. Пусть кровь Хайтауэров и стала ей родной куда больше, чем кровь обитателей Драконьего Камня, своего наследия принцесса забывать не собиралась.       Служанка, темноволосая, невысокая девушка едва старше самой принцессы, учтиво провела её к покоям наследницы, не обронив по дороге ни слова. В этом крыле Дейнис бывала крайне редко, практически не зная его, — тут, в основном, пустовали покои Рейниры и её детей, а также располагались комнаты принцессы Рейнис и недавно подготовленные для Бейлы и Рейны. Знакомые гвардейцы, прибывшие из Драконьего Камня вместе с королевской четой, без промедлений пропустили гостью внутрь опочивальни родителей, не спросив их дозволения. Её уже ожидают.       — Принцесса, отец, — девушка поочерёдно поприветствовала родичей, окидывая взглядом круглый стол, богато накрытый едой.       Направляясь на «семейный ужин», Дейнис едва ли ожидала на самом деле увидеть накрытый стол. Она была уверена, что её ждёт обычная беседа, но теперь она, кажется, могла прилично затянуться. Планам побеседовать перед сном с сёстрами, очевидно, не было суждено сбыться.       Рейнира, вежливо поприветствовав падчерицу, пригласила её к столу. Его форма очень удачно позволяла присутствующим свободно наблюдать друг за другом, что, несомненно, им всем было на руку. Дейнис желала наблюдать за реакцией мачехи и отца столь же сильно, как и они стремились выискивать каждую эмоцию на её лице. Начало трапезы сопровождалось лишь звоном столовых приборов о серебренные тарелки и потрескиванием пламени в камине. Никто не желал первым начинать разговор, но и молчание затянулось слишком сильно, чтобы не вызывать неловкости.       — Отрадно видеть тебя в цветах нашего дома, а не в зелёном Хайтауэров, — насмешливый голос Порочного Принца развеял сложившуюся атмосферу.       — Отчего же мне быть в зелёном Хайтауэров? — Дейнис от тона отца не отставала, спокойно разрезая мясо на тарелке. — Мои цвета, как и ваши, красный и чёрный. И, быть может, на небольшую долю бронзовый, — принцесса подняла веселящийся взгляд на мужчину, упиваясь тенью недовольства на его лице. Она невинно пожала плечами, с не меньшим наслаждением добавляя: — Дань уважения покойной матушке.       Рейнира перевела неоднозначный взгляд на мужа, почти осязаемо приказывая ему не встревать в спор, что, несомненно, слишком легко может перейти в ссору. Наследница Железного Трона тоже желала получить из этого ужина выгоду, и пламенный нрав супруга не должен был ей в этом помешать.       — Довольна ли ты браком, милая? — невинный вопрос женщины заставил Дейнис слегка напрячь плечи, улавливая в нём подвох.       Девушка отложила столовые приборы, беря в руки кубок с отменным дорнийским вином.       — Да, принцесса, довольна, — принцесса делает неспешный глоток, не отрывая взгляда от мачехи, — принц Эймонд не позволяет мне забывать, что я любима.       — Это большое счастье, — Рейнира натягивает улыбку, но слова её искренни, словно она говорит в первую очередь о себе, — женщина цветёт, когда ощущает себя желанной.       — Должно быть, Вы правы, Ваше Высочество.       — Прошу, дорогая, зови меня Рейнирой. Нам ни к чему такие формальности.       Девушка поднимает на мачеху взгляд, в котором не успела спрятать недоумение. Много лет назад принцесса уже предлагала падчерице опустить официоз, но ещё юная Дейнис на её предложение хоть и отозвалась благодарностью, но принять его так и не смогла. Сейчас же эта просьба, столь невинная и незначительная, очень ярко демонстрировала девушке истинное намерение наследницы.       — Благодарю, Рейнира, — имя мачехи в её присутствии звучало дивно, слишком непривычно, и об этом же говорило удивление на её лице: она едва ли ожидала, что Дейнис откликнется хоть на этот раз. — Как вы поживали на Драконьем Камне все эти годы?       — Как и всегда, — легко ответила Отрада Королевства, тепло беря молчаливого мужа за руку, — но без тебя и Рейны замок лишился тех немногих лучиков света, что там можно было сыскать.       Дейнис её мягкой улыбке и сладким речам не поверила. Она сомневалась, что хотя бы день на острове проходил без злости на неё и её замужество. И хотя правдивости в словах мачехи принцесса не видела, улыбка всё же проскользнула на её расслабленное лицо. Она лишь надеялась, что достаточно убедительная.       — Мне не хватало общества братьев, — но сама девушка не солгала, ведь действительно тосковала по единокровным братьям. — Близнецы и маленький Мейлор каждый раз напоминают яркие улыбки Эйгона и Визериса.       — Говорят, мой старший племянник остепенился, — заинтересованный голос отца немного пошатнул расслабленность Дейнис, что даже успела на некоторое мгновение позабыть о его присутствии за столом. — Перестал пить и пропадать в борделях Блошинного Конца, и всё внимание уделяет жене и детям. Так ли это?       — Да, к огромному счастью королевы, — Дейнис говорила без утайки, считая, что подобного рода сведения едва ли могут быть опасны, а толика честности в её речах может сыграть большую роль. — Думаю, он просто это перерос.       — Твой же супруг подобными увлечениями и не страдал, — глаза Деймона сощурились, словно желали выцепить из рассказа дочери спрятанную истину.       — Верно, — принцесса старания отца не оценила, отвечая ему прямым, весьма честным взглядом, — он предпочитает фехтование и книги шлюхам и вину. Едва ли это плохо.       — Эймонд прослыл славным воином и достойным юношей, — к разговору вновь присоединилась Рейнира, — хотя слухи о его жестокости весьма тревожны.       — Когда рождается Таргариен, Боги подбрасывают монету, — не задумываясь ответила принцесса, заинтересованно склоняя голову набок. Суть этой беседы всё никак не становилась девушке ясна. — Разве можно вспомнить в истории хоть одного Таргариена, что был напрочь лишён жестокости?       — Нас волнует лишь его жестокость по отношению к тебе, дорогая.       Дейнис на высказывание мачехи лишь коротко рассмеялась, покачивая головой. Что же, вот и суть. Волнение о её судьбе и благополучии, которого, на самом деле, не испытывала ни Рейнира, и Деймон.       — Я бы не стала терпеть неподобающего отношения к себе, Рейнира, — имя наследницы слегка резало слух, но пренебрегать предложением девушка всё же не стала. — Эймонд добр и учтив с теми, кем дорожит.       — Тобой, значит, он дорожит? — Деймон на манер дочери склонил голову набок, рассматривая её лицо, словно полотно в картинной галерее. Получив от девушки утвердительны ответ, он продолжил: — Настолько, что готов предать мать и брата, если они позволят себе посягнуть на Железный Трон?       Весёлая улыбка вмиг сползла с лица Дейнис, возвращая ей прежнюю собранность. На несколько минут ей показалось, что этот вечер не запомнится ничем интересным, так и оставаясь наигранно вежливым. Но Порочный Принц, разумеется, умел разрядить обстановку. Рейнира сжала ладонь супруга, едва слышно шикая на него. Очевидно, столь скоро раскрывать свои истинные намерения в её планы не входило, и теперь придётся оперировать тем, что уже имеется.       — Посягнуть на Железный Трон? — Дейнис нахмурила брови, выражая почти искреннее недоумение. — О чём речь, отец?       — Не делай вид, что не знаешь, Дейнис, — лицо мужчины приобрело оттенок ехидного наслаждения. — Алисента и Отто уже много лет желают посадить на трон Эйгона. Я ни за что не поверю, что тебе об этом ничего не известно.       Принцесса недовольно фыркнула, покачивая головой. Во взгляде проскользнуло вполне настоящее осуждение, которое разыгрывать не было ни малейшей надобности. Лиловые глаза, наполненные негодованием и почти осязаемым раздражением, переместились с отца на мачеху, что глядела на Дейнис недоверчиво, но не злобно. Девушка приняла это за хороший знак: возможно, убедить Рейниру в своей искренности будет не так сложно. Особенно, если самой поверить в свои слова.       — Я знаю, свадьба с Эймондом пошатнула ваше доверие ко мне, — Дейнис не лукавила, действительно считая так, — и я сожалею, что мне пришлось так поступить. Спроси я вашего дозволения, вы бы ни за что не позволили мне пойти за зовом сердца, — девушка сжала в руках бокал, не позволяя голосу дрожать. Хотя, думается ей, так было бы даже убедительнее. — Но неужели ты думаешь, отец, что я бы не сказала тебе о предательстве, что зреет против Рейниры? Неужели ты правда считаешь, что я так сильно вас ненавижу?       В голос всё же просочилась дрожь, что была вполне искренней. Дейнис окидывает мужчину прямым, острым взглядом, но губы подрагивают, словно она вновь стала маленькой девочкой, что смотрит на отца глазами, полными слёз и обиды. Рейнира пытается дотянуться до сжатой в кулак ладони падчерицы, но та отдёргивает руку, словно обжигаясь от её прикосновений. Наследница начинает оправдываться, но Дейнис не желает даже слушать. — Я помню, что ты сказал мне тогда, — принцесса в упор глядит на отца, и их взгляды, казалось, могли метать искры. — Ты сказал, я предала тебя. И я знаю, что на самом деле ты имел в виду: что я тебе больше не дочь, раз вышла замуж за человека, которого полюбила, но которого ты считаешь врагом, — девушка поднимается со своего места, возвышаясь над родичами, точно вот-вот желает покинуть их покои. На самом же деле, делать этого она не намерена. — Но это твой враг, а не мой. Мне лишь хотелось наконец быть для кого-то ценной.       — Дорогая, ты ошибаешься, — Отрада Королевства качает головой, поднимаясь вслед за падчерицей, — тебе лучше других известно о горячем нраве твоего отца, но он не считает так, как сказал…       — Да неужели? — голос девушки пропитан ядом, а на губах расцветает злая усмешка, хотя глаза говорят лишь о глубокой обиде.       — Ты моя дочь. Всегда ею была и будешь, Дейнис, — холодный тон отца остужает пыл принцессы, возвращая её взгляду подобие здравого рассудка. — Да, ты вышла замуж за врага даже зная, что я бы ни за что не позволил, но ты осталась моей кровью и плотью.       Принцесса недоверчиво качает головой, прикрывая потемневшие глаза. Стоит так несколько мгновений, а затем опускается на прежнее место, словно сдаваясь. Она не поднимает взор на лицо мачехи, но слышит её облегчённый вздох, и та также садится на стул. Они молчат некоторое время, не зная, что лучше сказать в данной ситуации, и стоит ли вообще подавать голос. Дейнис размышляет, получилось ли у неё изобразить искреннюю обиду, и приходит к выводу, что изображать ничего и не приходилось. Она действительно зла, разочарована и обижена уже много лет. Рейнира переводит обеспокоенный взгляд на мужа, чьё лицо не выражает ни злости, ни раскаяния, и она не может распознать, говорил ли он искренне.       — Королева всегда была добра ко мне, — тишину нарушает Дейнис, поднимая взор на женщину. — И у нас сложились неплохие взаимоотношения. Но я никогда не слышала, чтобы она планировала отнять твоё право на трон.       Наглая ложь, которая даётся девушке так просто. Она не чувствует ни угрызений совести, ни раскаяния. И даже грех, который она взяла на душу, и кара Семерых за это её не заботит. Она уже давно не верит в Богов, считая, что существуй они, то непременно не допустили бы того, что происходит. Раз её отец, убивший жену, мать маленькой дочери, наслаждается счастливой жизнью и не ощущает на себе гнева Семерых, то и ей, солгавшей мачехе, не стоит бояться. Таргариены ближе к Богам, чем к людям, не так ли? Они поймут. Их прощение ей не нужно вовсе.       Рейнира выжидающе смотрит на падчерицу, пытаясь уличить ложь в её словах, но спустя несколько мгновений напряжённой тишины кивает, едва заметно выдыхая с облегчением. Добрая, милая Дейнис не стала бы лгать, верно? Наследнице хочется в это верить, и она верит. Не столько в чистые помыслы Алисенты и её отца, сколько в непричастность к этому Дейнис. Женщина верит, что эта девочка, ещё столь юная и невинная, не могла бы плести за её спиной заговор, желая смерти своей семье.       — Значит, тебе об этом просто не сказали, — Деймон констатирует факт, впервые за вечер переводя взгляд на жену. — Алисента не столь глупа, чтобы посвящать в свои планы дочь врага, пусть она и стала женой её сына.       — Я слышала, что придворные опасаются междоусобиц за власть, — Дейнис решает всё же открыть малую часть карт, чтобы не вызывать подозрений, ведь невинной дурочкой её назвать было сложно даже в юном возрасте. — Но если бы королева подтвердила слухи, ползущие по замку, словно проказа, меня бы здесь уже не было, — она переводит взгляд с отца на Рейниру, выискивая на их лицах подозрение или неверие. — Я не потерплю предательства даже от людей, что стали дороги моему сердцу. Моя настоящая семья на Драконьем Камне, а Вы, матушка, истинная наследница Железного Трона.       Дейнис не дрогнула, называя женщину, которую столь яростно презирает, матушкой. Она не считала это предательством родной матери, леди Реи. Это лишь вынужденное обращение, что поможет ей достичь желаемой цели. Всё остальное не имеет значения. Важно лишь поверят ли в её слова Рейнира и Деймон.       Сама же Рейнира вздрогнула, приоткрывая пухлы губы в удивлении. Сомнения, что тлели едва заметным пламенем в сердце, развеялись окончательно. Дейнис права — её настоящая семья на Драконьем Камне. Её братья, маленькие Эйгон и Визерис. Её сёстры, Рейна и Бейла, что, несомненно, тоже поддержат отца и мачеху. Её родной отец, что пусть и был к ней весьма жесток и безразличен долгие годы, всё же был ей самым родным человеком из всех возможных. Дейнис, воспитанная его строгим нравом и жёсткими принципами, просто не могла бы предать его и истинную наследницу.       — Он любит тебя? — Деймон поднимает задумчивый взгляд на дочь, но заметив её смятение, поясняет: — Эймонд. Он действительно любит тебя?       Дейнис уверенно кивает, позволив кончику губ едва заметно подняться. Единственный факт за весь этот вечер, о котором она не солгала ни на мгновение. И единственное, в чём она на самом деле была уверена — полностью, абсолютно, без малейших сомнений.       — Тогда сделай так, чтобы в случае посягательства его брата на трон Рейниры, он выбрал тебя, а не его, — его глаза загораются недобрым огнём, который принцесса хорошо знает: он уверен в своей победе. — Сделай так, чтобы в час нужды он сражался за нас, а не за узурпатора.