Король и Шут

Первый восход солнца. *** Сигаретный дым, просачиваясь через щели двери, будто застыл на низком потолке. Мерзкий, жирный запах вперемешку с горьким дымом казались тошнотворными. Миссис Н. всегда начинала свое утро с трех сигарет — одну она выкуривала на лестнице перед уборной, а две оставляла на столе в кухне. Сейчас она выглядела намного старше своих лет, поредевшие седые волосы были прихвачены узкой черной заколкой. В руках она держала дешевый дамский журнал, от которого пахло цитрусовой жвачкой. Она читала, и пухлые розовые пальцы время от времени касались глянцевых страниц. Сегодня в больнице ее заменяла другая медсестра, но привычка вставать рано осталась. Миссис Н. стояла у плиты, облокотившись о ее край и нервно постукивала короткими ногтями по поверхности стола. Морщась, девушка посмотрела на часы. Оглядев небольшую по площади кухню, она с безразличием тыкала вилкой в свой завтрак — кусочек вареной колбасы и полбанки фасоли. Рядом стояла нетронутая кружка кофе. Миссис Н. тяжело прокашлялась, отчего девушка вздрогнула. — Ну что? — спросила женщина. Девушка перевела взгляд с тарелки на Миссис Н.: — Ты не опаздываешь случаем на свой концерт? — Нет, — ответила она. — У меня есть еще время. Я специально рано встала, чтобы нормально поесть. — Время поесть у тебя всегда найдется, а вот времени нормальную работу найти не было. Громкий лязг посуды, свидетельствовал о том, что девушка не в настроении слушать упреки. Она подняла на мать взгляд, полный беспредельной горечи, смешанной с тихой и чистой ненавистью. — Прекрати, прошу тебя, — резко сказала она. Несколько секунд на кухне висела тишина, нарушаемая только тиканьем настенных часов. Затем голос матери резко изменился. Он зазвучал мягче: — Доченька, вот скажи, чего бы ты хотела для себя в жизни? Наверно, все-таки чего-то более высокого и достойного? К чему ты стремишься? Чего ты добилась? Ведь наверняка не так уж и много? Ее притворно сладкий тон лишь обман. Сейчас она сыграет милую глупышку, пусть все видят, что она умеет разговаривать с идиотами. — Меня устраивает моя работа.        Короткий смешок.        Щелкает зажигалка, и в холодном воздухе разносится запах дешевого табака. Девушка чувствует странное облегчение, будто сбросила с плеч тяжкий груз, третья сигарета означает скорое окончание диалога. Но позже следует поток нравоучений и советов, лишь для того, чтобы создать видимость заботливой матери, только и способной, что сыпать упреками. Как будто она не мать, а самодовольный старый маразматик, боящийся, как бы не расплескалась переполняющая его чаша страданий. В ее голосе постоянно звучит одна-единственна эмоция: «Скептицизм». Словно у нее нет других дел и забот, кроме как услаждать свою дочь нотациями. Девушка тихо вздыхает и покидает кухню так и не притронувшись к еде. *** Солнечный лучик смущенно скользнул по плечу девушки, отчего та невнятно что-то промычала и перевернулась на другой бок и засопела. В корнях деревьев Шутница свернулась калачиком, словно пытаясь слиться с ними в единое целое, и спала. Пара хитрых глаз в зарослях уставилась на нее, и солнечный луч робко затрепетал, боясь испортить идиллию. О похоже, она ничего не заметила, потому что опять заурчала во сне. *** Квартира погрузилась в приятную тишину, нарушаемую разве что шумом транспорта с улицы да завыванием старого вентилятора под потолком. На диване в гостиной лежала девушка задумчиво глядя в потолок. Мысли спутались в тугой клубок, который так отчаянно хотелось распутать, что после каждой попытки становилось только хуже. Голова гудела так сильно, будто бы там вился рой пчел, и надо было очень постараться, чтобы думать о чем-то другом. Иногда девушке становилось совсем невмоготу, и она со стоном кусала покрывало. Отвратительно не то, как она себя чувствовала, а то что ее состояние казалось настолько обыденным и нормальным, словно так всегда было. Жизнь похожа на дорогу, думала девушка, дорогу полную ям и препятствий, дорогу в жизни, по которой можно идти очень долго, никуда не сворачивая, все время вперед. Вот только каждый раз, кажется, будто ты уже почти дошел до цели и вот-вот ее достигнешь, только уже совсем-совсем близко и начинает казаться, насколько все вокруг далеко и кажется неразрешимой задачей. Вдох-выдох. Как бы вернуть тот забытый покой, покой того начала пути. Зачерпнуть его ладонями и утопить в себе. Это всего лишь наваждение, убеждала себя девушка. Всего лишь бред болезненного ума. Это от бессонницы и нехватки витаминов, вот и все. Только и всего. Завтра начнется новый день, точно что-то изменится. Завтра не будет такого, как вчера. Как бы плохо ни было — всегда будет следующий день. И в нем не должно быть того, что случилось в этот. Спасительную тишину резко прерывает трель телефонного звонка. Девушка не шевелится и кажется не дышит. Телефон звонит несколько раз, но из-за тишины, кажется, что звонят непрерывно. Заботливо сохраняя гробовое молчание, она наконец снимает трубку. Сжав трубку двумя руками, она секунду ждет ответа, а потом быстро шепчет: «Слушаю». - Это Оливер. Девушка молчит, поджав губы. В трубке раздается короткий шелест и треск. — Мы давно не общались. И я думаю. Боже, просто. Ты можешь уделить мне секунду? Я знаю как это звучит, но ты и сама в этом виновата. Обида крепкой рукой сжимает горло, пробирается в легкие и выгоняет из них воздух, оставляя после себя ощущение тошноты, страха, бессилия и пустоты. Девушка словно впитывала эту пустоту, она будто просачивалась в нее, как вода через трещины на тротуаре. Этот вкус дурного предчувствия преследовал ее все время, и он стал такой же неотъемлемой частью ее существа, что она даже не пыталась бороться с ним. — Эй, ты все еще здесь? Короткий вздох. — Да, я здесь. — Так что, думаешь? Может, обсудим все. Короткие гудки, стали приятным утешением после минутной пытки, которую даже общением назвать нельзя. Человек, что был близким другом, попросту забыл о ней, бросил, словно сломанную игрушку. Ее уволили с работы из-за него. Только когда ты один, очень трудно сбросить с себя повисшую на душе тяжесть. Слезы были единственным, чем она могла себе помочь. Диван прогнулся, проскрипели пружины. Маленькая ладошка легла на ее плечо, и девушка подняла заплаканное лицо. Брат захватил ее в свои объятья, она уткнулась ему в грудь, замерла. Тимми гладил ее по волосам, осторожно, бережно, отчего девушке стало немного легче. Им не нужно было что-то говорить. Оба не хотели нарушать состояние умиротворенности, а у нее не осталось сил даже для этого. Она закрыла глаза, стараясь ни о чем не думать. Тихие всхлипывания, время от времени вылетавшие из ее груди, становились все тише, все незаметней. *** Воспоминания прошлой жизни посещают девушку во снах, оставляют осадок из отдельных бессмысленных картин, обрывков разговоров и разных мелочей. И жизнь, прожитая в них, кажется иллюзией. Однако все не так. За внешней мишурой образов и сцен смутно маячит проступающая реальность. Девушка ухитряется цепляться за нее, идти на компромисс с самой собой, зная, как на самом деле бессмысленно даже пытаться противостоять собственной судьбе. Голос Тимми преследует ее во снах. Ей становится до боли жаль, когда из его слов начинают рождаться совсем другие выводы. Ужасные. Иногда он говорит нечто такое, от чего девушке не по себе и тогда она просыпается. «Ты меня бросила». «Почему ты оставила меня»? «Ненавижу тебя». После пробуждения на языке остается оттиск, схожий с онемением слизистой при обычной простуде. Здравый смысл ее покидает, и в глазах появляется странный блеск. Подобное состояние можно описать как оцепенение, в которое человек впадает, попав в незнакомую обстановку. Она потягивается, проводит руками по влажному мху под головой, до боли нажимает пальцами на кожу, стараясь вернуть утраченный контакт с миром, делает глубокий вдох и вылезает из густого сплетения корней. В нос ударяет запах дыма и пепла от костра. Запах очень приятный, как и лесная живность, что послужила прекрасным ужином. Кто бы что ни говорил про опасный остров, есть в нем что-то привлекательное, хоть «это» и является едой. Удивительное затишье преследовало девушку последнее время, несмотря на то что периодически шорохи травы напрягали ее слух и она замечала в кустах движение. Пока ей удавалось избегать неприятностей, но эти странные события, сопровождавшие каждый ее шаг, не были простой игрой воображения. Это не вызывало сомнений — стоило прислушаться, и можно было уловить необычные звуки, к которым примешивался слабый шорох голосов, детских всхлипов и тихих вздохов. Так бродят потерянные дети, то здесь, то там, нарушая привычные устои мира. Детский плач или стоны несли с собой какую-то мрачную загадку. Почему Шутница их слышит? В голосах ощущалась недетская мука, словно у них была тяжелая рана, нанесенная безжалостной судьбой. *** И воспоминания новым потоком сносят ее в бездну. *** Тонкими пальцами девушка крутила в руках карту — игральную карту, в центре, которой изображен Шут. Обычная такая карта, ничем особенно не отличающаяся от сотен тысяч других. Они все одинаковые, одинаковые до тошноты. Единственное, что роднило с миром прошлого, карта, оказалась единственной вещью при ней, когда девушка смогла перенестись в сказку. Старший Шут. Необычная карта. Карта хитреца, смельчака и любопытства. В ней заключена великая сила. При этом в ней есть нечто привлекательное, плутовское. Этот Шут, неиссякаемый источник непредсказуемости, притягивающий ее как магнит. Азарт и опасность, которой предстоит подвергнуться, приносят с собой всплеск радости, счастья, восторг. Это вечный праздник на краю пропасти. Заводит чрезвычайно. Оправдан ли риск, когда нож у горла? Что может быть слаще этого? Кто разберется в этой непредсказуемой жизни, и чем она кончится? У нее множество вариаций. Что ожидает тебя завтра, уже было вчера. Жизнь всегда переворачивает написанное и предает смысл существованию. Эта карта демонстрирует стремление пройти по лезвию бритвы между жизнью и смертью, чтобы испытать судьбу. У Шутов нет имени. Они — безымянные вестники несчастий. Как сильно девушка не копалась в своем сознании, вспомнить собственное имя не являлось возможным. Все попытки не имели смысла. И самое ужасное, она не помнила город в котором жила, улицу, только лица всплывали на грани мысли. Грим не стирался с лица. Нарисованная улыбка оставалась на месте. Ничего не менялось, не исчезало, словно грим был второй кожей. Проклятье или подарок судьбы? Несомненным было одно — происходившее реально, все было на самом деле. Надежда вернуться домой потеряла смысл окончательно. Свобода которую она так отчаянно жаждала, приняла необычный оборот. Шутница понимала, что никогда не вернется домой, это уже не пугало ее. Просто потому, думала девушка, она уже не знала, что такое «дом». Она искала способы снять с себя проклятье. Невидимое, оно сохраняло свое воздействие. И словно усиливало свою власть с каждым днем, каждым часом, каждой минутой, с каждой секундой. *** В окрестностях тихо, есть еще время понежиться в мягком мхе и полежать в густой траве под шум листвы. Ослепительный свет проникает через листву, и кажется, что густые кроны деревьев чернее ночи. Из-за близости гор и моря воздух сырой и прохладный. Умиротворяющий покой нарушает голос, донесшийся откуда-то издалека. — Ты даже не пытаешься скрыться. Спросонья Шутница не успела ничего понять, ее глаза тут же натыкаются Неверлендского главаря острова. От неожиданности у нее перехватило дыхание. Удивление, смешанное с испугом, почти мгновенно сменилось равнодушием. — Твои мысли так и рвутся наружу, выдавая тебя с потрохами. — Его поза расслабленная и безразличная. — И эти обрывки, окружение которое я пытаюсь уловить. Что это? Это твой мир? Такой скудный? Последнее предложение произнесено тоном презрительным, насмешка повисает в воздухе. — Скудный? — Ответ доносится будто издалека. Все мысли уходят в ту область где, вероятно, хранятся воспоминания прошлого. — Никогда не думала об этом. Хотя, может быть. Возможно. Руки опираются о землю, ноги сгибаются в коленях. Сидеть на земле небезопасно. Они не в равном положении, будь что случиться она может не успеть защититься. А он близко и может напасть. Как жаль, что не удалось насладиться последними минутами сна. Одна только мысль о том, что Питер видел ее сны, неприятно царапнула изнутри. Только на миг. Шутница замерла, не особо понимая, чего ждать, но заинтересованность присутствовала. Неужели действительно читает ее сны? Все еще с внутренним недоверием прокручивает этот вопрос, но тут же через секунду получает на него ответ. — Кто такой Тимми? — Что тебе нужно? Отрезала коротко, он хочет перейти непозволительную ему черту. Разговор о брате — уже чересчур. Эти воспоминания давно хранятся в самых дальних углах сознания. Не стоит об этом вспоминать. Ей неприятно в это углубляться. Она не хочет. Он игнорирует и продолжает тянуть свою линию. — Он… мило выглядит. И видимо он единственный кому ты не потакаешь. Говорит так легко и естественно, словно они сидят за одним столом за чашечкой чая и обсуждают что-то совершенно неважное. Ее сновидения были такими живыми и яркими, так настойчиво требовали внимания и сочувствия, что парень почувствовал это почти физически. Причем, если уж быть честным до конца, то не то чтобы почувствовал, а именно ощутил. Все стало ясно без слов. Он так удивился, когда обнаружил эту перемену, столь внезапно коснувшуюся его, когда сидел у костра и болтал с Пропащими. Неужели он оказался таким чутким? Не может быть, потому что ничего подобного раньше не происходило. Хоть и в ее воспоминаниях, он находил отголоски чего-то своего. Личного. От чего собственно и удивился. — Покинута всеми. Даже родной матерью. — Продолжал тихо смеясь. — Даже сейчас тебя попросту используют и бросят на произвол судьбы. Много ли ты выиграешь, став героем-спасителем? Намеки на Эмму Свон. Жители Сторибрука успели доверится Шутнице, не смотря на тревожное время. Она не желала им зла, старалась оберегать Генри и успела заслужить некое уважение. Пэн пытается посеять зерно сомнения в ее действиях, про Генри же он деликатно намекает на двусмысленность поступков девушки, делает это, чтобы задеть ее, она уверенна в этом. — Это так очевидно, что нуждается в комментариях? — Уверенна? Может я лишь хочу рассказать, насколько реальны последствия. Девушка аккуратно поднимается с земли. — Твои воспоминания такие сильные, что устоять сложно. Он увидел лишь жалкие отрывки, мир в котором жила девушка он видел прежде, но никогда не был там сам. Мир, которому не мог прикоснуться. И все же, заглянуть в чужие сны было возможно. Он увидел странные, размытые видения, и очертания незнакомых лиц. Признаться, такую магию он чувствовал редко — она напоминала пульсирующее тепло в воздухе с электрическими разрядами. Из чего состоял этот мир? Эти чувства так сложны. Отчего это так знакомо? В груди разливается теплом и щемит от нахлынувших эмоций из воспоминаний гостьи, по телу проходят волны дрожи, на миг затягивая его целиком. Словно ощутив его состояние, затрепетали листья на деревьях. Эти эмоции ему чужды. Он отряхивает с себя их жалкое подобие, словно пыль с потрепанной одежды и удовлетворенно улыбается. Долетел далекий птичий гомон и все стихло. Тело Шутницы напряглось. Стараясь не привлекать внимания, она осторожно вытянула из кармана карту, несомненно, монолог Питера Пэна был только прелюдией к чему-то еще. — Тимми такой хороший мальчик с большим любящим сердцем. Правда? Такой умный, послушный. — Голос Пэна стал глубоким и обволакивающим, чуть вибрирующим. Его голос заполнял собой все вокруг, казалось, кроме него ничего не существует на свете. Впервые за долгое время мысли в в секунду собрались в тонкую струну и напряглись. Тишина. В голове тишина. Шутки отошли на второй план. — Такой одинокий и брошенный. Питер Пэн медленно растворялся в воздухе, произнося свою речь. Неясные очертания таяли в сером тумане, и вскоре остались только тонкие нити тумана, образовавшиеся вокруг Шутницы. Ей стало не по себе, она попыталась стряхнуть с себя чары простеньким заклинанием пробормотав его под нос и… почувствовала, как к правой руке с зажатой картой в ней прикоснулись тонкие детские пальчики. Она, не понимая что происходит, опустила взгляд и наткнулась на испуганное лицо Тимми. На несколько секунд мир исчез, осталась только пустота и глаза ее маленького брата, в которых сквозила такая печаль, что Шутнице пришлось усилием воли перебороть нахлынувшее оцепенение. — Уходи! — тихо сказала она. — Ты не настоящий! — Я больше никогда не уйду от тебя, — жалобно отозвался Тим. — Что я тебе сделал? Чем я перед тобой провинился? Почему ты так со мной поступаешь? Девушка попыталась вздохнуть полной грудью, но с трудом удержалась от стона — туманная рука еще сильнее сжала ее кисть. Так прошла минута. — Я похож на него, правда? — снова спросил Тим. Шутница не поняла, почему он задал этот вопрос. — Ты такая же, — с безнадежной тоской сказал он. И добавил: — Ты просто хочешь использовать его. Ты притворяешься. Он лишь инструмент. Я знал. Девушка продолжала молчать, с ужасом чувствуя, КАК давно она видела Тимми таким… Да, это был не Тим, а только его оболочка, и это было отвратительно. Но, надо отдать должное, чертовски идеальная копия. Слова ненастоящего брата вызвали в девушке раздражение. Наконец, оторвавшись от созерцания его лица, Шутница с омерзением и легкой досадой оттолкнула от себя крохотную руку и сделала шаг назад. Мальчишка ведет себя уверенно и даже как-то дерзко, судя по высказываниям и действиям. Этакий язвительный парень, слова которого то и дело не сходятся с делом. Он заговаривает зубы специально, чтобы она заглотнула наживку. А зацепиться есть за что. Вот только Питер пока не понимает, насколько опасно дразнить зверя загнанного в угол, верно? Иногда его безрассудство идет ему на пользу, иногда нет. Девушка кусает губу. И ей очень не нравится, каким тоном он говорит. Такое ощущение, будто он делает одолжение. Шутницу в самом деле раздражает то, с какой легкостью он использует ее же переживания против нее. Тимми выдерживает паузу. — Подумай, — уже мягче добавляет он, и от пронзительного взгляда становится не по себе. — Мне интересно лишь одно, твое мягкосердечие это попытка спасти саму себя с помощью Генри? Ведь так? Сердце колотится в груди, словно птица в клетке, а все тело начинает сотрясать мелкая дрожь. Что-то темное в душе растет и ширится, разрастается до пугающих размеров. И это что-то затягивает сознание, затмевая сознание, в поле зрения ничего не остается, кроме как смутного лица юноши и его идиотской улыбки. Сердце вырывается из груди и падает вниз, туда, прямо к прохладной траве и сырой земле. Придя в себя, она поняла, что думает только об одном и том же. Хочется стереть ее. Эту тупую ухмылку. Ее задели его слова, на миг. На один миг, такой крошечный, он толкнулся слишком глубоко в ее сокровенные мысли. Она никогда бы так не поступила с Генри, ведь так? — Мне бы очень хотелось показать тебе, насколько легко я могу проникнуть в твои переживания, — продолжает, медленно отходя. Похоже, ему нравится ее тревога. Черт. Зрачки Шутницы сужаются. Нужно выждать момент. Переживания отодвинуть подальше. Спрятать их. — Тебя просто используют, неужели ты еще этого не поняла? — спрашивает он. — Отец, мать, друзья… почти все. Теперь вот они. Хм, хотя, ты тоже хороша. Не все так просто? Да? Шутница издает нервный смешок. Пытается вспомнить, сколько раз она за свою короткую жизнь слышала эти слова, на ум приходит мать. Вернее, образ матери, который она пытается долгое время стереть в своем сознании. Раз уж говорит с такой уверенностью. Глаза закрываются на секунду, заставляя себя отрешиться от преследовавших ее мыслей девушка говорит: — Как все просто, оказывается, да? Твои слова просто подарок судьбы какой-то. Ха-ха! Воздух разрезает уже истеричный смешок. — Это было неплохо. Жаль что этот абсурд, лишь жалкая иллюзия. Резкий свист разрезает воздух. Нечто острое проносится в миллиметре от лица Питера Пэна, чудом не задев его. Врезается в ствол дерева. Иллюзия плавится как воск. Капля за каплей. В рассеивающемся тумане проясняются зеленые глаза. Кадык едва дергается в такт глубокому дыханию. На лице читается высшая степень удовлетворенности. Карта. Острая как сталь, намертво засела в дереве. Паршивый малец возомнивший себя Королём, как тесно он увяз в болоте своих манипуляций и снобизма. Он едва вздрагивает, это последний трепет, гаснущий в его глазах. Бархатный смех с торжествующими нотками разлетается по лесу. — Ой, вы посмотрите, какаю реакцию я вызвал. Похоже еще немного, и ты прожжешь во мне дыру. Он удивился как такой тонкий материал смог пробить толстый слой коры. Пальцами левой руки прошелся по бумажной поверхности, собирая на кончиках пальцев магические крохи. Теперь ему стало все ясно. Вернее, не все, а лишь самое необходимое, потому что потом нужно будет проверить еще многое. Питер вынул карту и задумчиво поглядел на нее, словно видел в первый раз. Это не так. — Хм. Необычное оружие, — пробормотал он. В его тоне сквозило любопытство. Уловив вопросительный взгляд девушки, парень неспешно наклонил голову и сложил губы в улыбке. — Знаешь, я долго думал, кто же именно является моим достопочтенным гостем. Игральные карты, плащ сотканный из тысячи разных мехов и шкурок. Вспомнил, кажется, все известные мне имена людей из Страны чудес. Золотые россыпи на карте казалось, мерцали и искрились таинственным внутренним огнем. Они притягивали, манили. Трудно было устоять. Изображение на игральной карте было живым, дышащим и подвижным. Его пальцы пробежались по краю карты, чуть проехались вниз и замерли. — Как много имен, и как мало мне о них известно, — тихо, почти мечтательно, протянул он. — И самое поразительное, что узнать мне почти ничего не удается. Представляешь? Какие только мысли не приходили мне в голову, а о главном даже не догадывался. Не то, чтобы специально… Знаешь, не часто в мои края заходят Шуты. Их маленькая игра в «угадайку» закончена. 1:0 в его пользу. Девчонка молчит, однако глаза ее загадочно поблескивают. Нотки магии вновь приятно защекотали кожу. Какие причудливые узоры складывались в волшебных линиях! Вот пальцы застыли. Рука с картой осталась неподвижной. Знаки замерли вместе с ним. — Занятная вещица, — прошептал Питер. — Да. Очень занятная. Где ты такое раздобыла? Редкая штучка. — Да так, где-то нашла, — отозвалась фигура в плаще, тихо хихикая. — Выиграла в пабе "Сладкий утенок" . Боже правый, а какие блюда там подают местные повара! Скучаю по их стряпне. Издевается. Похоже, по виду она просто не могла не пошутить. Резкая перемена настроения совершенно не удивляла, поскольку была вполне ожидаемой. Пытается шутить, но веселья в этом маловато. Питера Пэна, видимо, не особо впечатлили подобные выкрутасы. Его интерес намертво был прикован к волшебному предмету. Рисунок Шута дышал жизнью. Он двигался. Корчил гримасы. Прыгал по гладкому листу бумаги, словно зверь в клетке. Только таковым не являлся. Интерес Питера к этому предмету явно перевесил его стремление сосредоточиться на разговоре. Пропал в своих мыслях настолько, что Шутница стала чувствовать себя как-то неудобно. Даже помахала ему рукой, давая понять — она все еще тут. Движения отточенные и одновременно легкие, словно она выступает на сцене. Рука с картой ныряет во внутренний карман рубахи. Питер похлопывает по нему, небрежно с видом собственника. Из-под капюшона сквозь тень чувствуется не до конца скрываемая усмешка, Шутница старается сделать свой взгляд более спокойным, однако не получается. — Важная вещь? — довольно уточняет он у девушки. — Оставлю у себя, вдруг потеряешь. Если, конечно, ты не возражаешь. — Вот досада-то. Пожалуй, безделушка, самая обычная! — с преувеличенной сердечностью отвечает та. Слова звучат глумливо, а голос не дрожит. Ну, еще бы, такая игра в кошки-мышки. А какой мог бы получиться на редкость душераздирающий разговор. Ах, как было бы интересно. Тем более, какие открывающиеся перспективы. — Тем не менее я была бы рада, если бы ты вернул ее, — продолжает Шутница. — Это, во всяком случае, было бы честно по отношению к владельцу. К тому же… Девушка продолжает говорить что-то еще, про честь и достоинство, благородство, да так быстро и невнятно, что юноша даже не поспевает за ее мыслью. Ее поток слов прерывается лишь для того, чтобы пропустить несколько очень веселых и уморительно смешных как ей кажется анекдотов в адрес Неверлендского главаря. Питер же ведет себя необычно тихо — он только молчит и улыбается. Наконец ему надоедает, и решает прервать монолог на полуслове. — Ты невнимательна, — говорит с издевкой. — Непростительно невнимательно и ты ответишь за это. — Ты о чем? — Мне пора. Не скучай. Исчез. Будто его никогда и не было. — Это очень не вежливо, знаешь ли. Даже грубо, я бы сказала-а-а. Кричит как бы вдогонку. Фраза эхом пролетела по лесу, и стихает где-то в зарослях, когда Шутница осознала, что осталась в полном одиночестве. Она огляделась, но, к ее досаде, вокруг и вправду не было никого. Лес казался совершенно безжизненным. Единственным напоминанием о присутствии в нем человека был тихий шелест листвы и чье-то тяжелое дыхание из кустов. Чье-то дыхание? Шутницу внезапно охватил мандраж. Что это еще за дыхание, черт возьми? Она быстро огляделась. В тенях леса что-то шевелилось, угадывались какие-то движущиеся силуэты. Оттуда же доносилось прерывистое дыхание и невнятное бормотание, которое тем не менее быстро приближалось к Шутнице. Шум доносился как будто бы отовсюду одновременно, мешая сосредоточиться. Ее окружили. Слева, справа, из-за деревьев. Они двигались хаотично, как попало, путали ее, пытаясь взять в кольцо. Шансов на то, чтобы развернуться и дать деру, не оставалось. Но и стоять на месте было глупо — она чувствовала опасность, которая угрожала сзади, хотя не видела самого врага. «Ты невнимательна. Непростительно невнимательна». Теперь смысл этих слов стал понятен. Шутнице был дан намек. Промежутки между пальцев заполнились игральными картами, шорох листвы за спиной превратился тяжелые шаги. Пропащие вышли ей навстречу, одни уже натягивали тетивы своих луков, у других в руках у них были грозные клинки. Яд! На остриях стрел блестели капли яда, и лица лучников расплывались в усмешке, словно это была их победа. «Черт!» Успела подумать Шутница как раз в тот момент, когда стрела, выпущенная одним из Пропащих, уже неслась в ее сторону.