Второй шанс

Настал долгожданный выходной день — единственный день, когда вся организация могла позволить себе не думать о работе и наконец вздохнуть спокойно. Военные разъехались по домам еще прошлым вечером, прислуга тоже. Особняк практически опустел. Из домашних помимо госпожи остались только дворецкий Чарльз, из-за катастрофы начала века не имевший за душой никакого нажитого имущества, Капитан, бывший наемник, да Виктория. Алукард охотился. Целых четыре дня рыскал по окрестностям Лондона в поисках добычи, а затем, кратко предупредив леди в своем достаточно долгом отсутствии, с ее позволения, довольный, упорхал на крыльях ночи вглубь страны. Все это он делал не только для того, чтобы обрести былое могущество (с малым количеством душ рядом с собственной дракулиной он чувствовал себя почти раздетым), но и для самой госпожи, чтобы та сказала пару ласковых слов в его адрес и лишний раз погладила по голове. Он, привыкший служить, жаждал быть полезным ей, но больше, конечно, жаждал ее простых прикосновений. Да и вообще, клыки у него чесались после такого долгого и изнурительного анабиоза. В выходной день, конечно, обязательно проверив с утра сводки, Интегра любила на пару с Викторией выбираться куда-нибудь в город. Ей, как и всякому человеку, требовалась и прогулка на свежем воздухе, и чашечка ароматного кофе в центральной кофейне, обязательно с каким-нибудь вкусным десертом, и приятная беседа, и поход по магазинам. Нередко бывало, что Виктория, за неимением никаких финансов, просила госпожу заглянуть то туда, то сюда и купить что-нибудь по мелочи. Госпожа ей в этом никогда не отказывала, и даже сама охотно присоединялась к шопингу. Обе девицы сидели на передних сидениях черного служебного DB11 от Aston Martin, Интегра за рулем, Виктория на пассажирском. Этот великолепный вороной железный жеребец был скромным подарком на пятидесятилетие от младшего Пенвуда. Леди уже успела основательно его обкатать. Признаться честно, по сравнению с предыдущим, этот жеребчик ей нравился намного больше. Он был новее, быстрее, маневреннее и не жрал много топлива, за которое, к слову, тоже надо было отдавать немалые деньги. В мире к 2030 году с топливом дела обстояли очень сложно. На весь салон ревел синтезированный нейросетями индастриал-рок. Нейросети, к слову, к 2030-му году практически полностью заменили собой и композиторов, и художников, и даже писателей. Они творили дешевле, быстрее и куда талантливее людей, просто потому что одномоментно пользовались всем накопленным веками человеческим опытом. Их стремительное развитие было одним из глобальных проектов нового правительства. Потрясенное человечество в эпоху тотальной цензуры надо было чем-то усладить. Нейросети, как никто другой, помогали людям забыться. Интегра в полном спокойствии и удовлетворении, игриво покачивая головой в такт синтезированной музыке, летела по трассе под 120 км/ч. В ее зубах по обыкновению тлела ароматная сигара. Виктория рядом, щурясь, тыкала пальцами в экран хозяйского смартфона. На нем был высвечен маршрут до конечной точки. Серас практически ничего не видела, ведь немертвый глаз был во всем отличен от простого, несовершенного человеческого. Он был настолько чувствителен, что видел не только мерцание устаревшией лампы накаливания или светодиода, но и современных матриц в смартфонах. — Ну что там? — выключив музыку, вяло спросила госпожа. Сбросив скорость, она резко повернула влево, остановилась на парковке у торгового центра. — Здесь? — Кажется, — неуверенно ответила Виктория. Леди перехватила у нее из рук свой смартфон, и, сверившись с навигатором, сунула в карман брюк, заглушила двигатель. — Странные часы работы: с полудня и до часу ночи. Это что, какой-то бар? — Э-э… Сюрприз! — щеки полицейской моментально приобрели предательский розовый оттенок. Она быстро отвернулась к окошку, нервно подергала ручку двери, та оказалась заперта. Неожиданно перед ней в полном спокойствии протянулась хозяйская рука. Легко и непринужденно леди сняла замок с двери и после открыла ее, слегка толкнув. Виктория вела себя странно. Что-то неведомое госпоже заставляло ее нервничать. Она, конечно, была удивлена странному поведению, но не стала придавать этому большого значения. Не хотелось ничем портить себе настроение, их обеих ждал насыщенный приятностями отдых. Интегра расслабленно затушила сигару в оборудованном подстаканнике, и, выбравшись из автомобиля, с удовольствием потянулась, ласкаемая мягкими теплыми лучами осеннего солнца. Виктория внимательно проследила за ней взглядом, и, собравшись с духом, вышла следом. Был маленький, но очень важный секрет, который она хранила на пару с Пипом. Идея была, конечно же, его, а вот реализацией пришлось, как и всегда, заниматься именно ей. Она бы и без госпожи справилась, если бы могла иметь при себе хоть какие-то финансы. Леди вопросительно обернулась на подчиненную и та, собравшись с духом, выползла из машины. Обе они скрылись в торговом центре. Путь их лежал на цокольный этаж в магазин, с витриной, обитой сплошной черной клейкой лентой. «Big Bed» — скромным сереньким оттенком кричала вывеска над стеклянной входной дверью, так же обвитой той же лентой черного оттенка. Интегра, будучи очень умной непорочной девой, смекнула, что это, должно быть был магазин постельных принадлежностей, и что ее подопечной просто было очень стыдно произносить вслух что-либо связанное с ее последним пристанищем. Вообще, последнее пристанище для вампира было дороже даже собственного тела, ведь именно оно могло в случае чего это самое тело возвратить в мир смертных. Даже материал, из которого был сделан гроб, имел огромную важность. Алукард помаленьку выел госпоже весь мозг этой темой, тем не менее, не вдаваясь в подробности, почему липа, ольха и иные породы древесины ни за что не подошли бы его новой пассии. Ему непременно нужна была североамериканская робиния ложноакациевая, что б ее, и, конечно, лучший из лучших гробовщик, чтобы и двойное дно сделал, и крышечку удобную, и под рост все подогнал, и без единой занозы, и что бы, ни дай тьма, не осквернил. О своем последнем пристанище он не рассказывал ничего, кроме того, что с ним можно было и нельзя совершать. Интегра играючи подхватила Викторию под руку, воображая себя, должно быть, элегантным кавалером. — Можешь ничего не говорить, я уже все поняла, — вполголоса прогудела она подчиненной и игриво подмигнула. Серас с силой сжала пятую точку, криво улыбнулась. Госпожа ничего не поняла, иначе реакция точно была бы другой. «Ты уверен, что это точно была хорошая идея?!» — мысленно завизжала дракулина. «Абсолютно! — стал успокаивать ее Пип, чувствуя себя на седьмом небе от правоты, и расслабленно закурил. — Детка, ты посмотри на нее, она в восхищении. Как подскочила, и не скажешь, что ей пятьдесят два. Вы, кстати, хорошо друг с другом смотритесь. Не думала с ней замутить?» «Иди ты!!!» Леди уверенно толкнула ногой легкую стеклянную дверь и, прижав подчиненную к себе потеснее, бесстрашно ворвалась в помещение. Мажорным трезвучием звонко звякнули дверные колокольчики, оповещая о появлении долгожданных посетительниц. Леди с азартом оглянулась по сторонам и начала медленно, как ванильный пломбир под июльским солнцем, сползать вниз. Помещение было весьма громоздкое и наполненное неожиданными прелестями на десятках полок, потолке, и даже на полу. Где-то по левую руку скромно торчал терминал оплаты с продавцом, молоденьким пареньком, небольшой диван, обитый алым кожзамом с бархатной подушечкой в форме сердца. Со всех сторон на леди уставилось все то, что она в силу возраста и неопытности старалась обходить стороной: фаллосы и вибраторы всех возможных форм, размеров и цветов, мягкие колечки, пестрые душистые баночки, пузырьки, кружевное белье, развратные статуэтки, помпы неясного применения, и даже какие-то электронные стимуляторы в виде тоненьких плоских квадратиков, на манер тех, что были обычно в кабинетах гинекологии. Ноги подкосились — у Виктории, впрочем, тоже, но та смогла совладать со своим телом, и подхватить госпожу за талию. Леди безвольно повисла, широко открыв рот. Ее лицо медленно багровело то ли от смущения, то ли от того, что она забыла, как дышать. — Здравствуйте, девочки, — перед ними обеими резво возник продавец с искренней радостной улыбкой на лице. — Вам для двоих предложить чего-нибудь? У нас, поверьте, есть все на любой вкус, и цвет, и аромат! Леди, вы в порядке? Интегра, как стояла, так, и обмякла. Серас моментально подхватила ее на руки. — Госпожа! «Твою мать! — испуганно пискнул Бернадотте, выронив изо рта тлеющий окурок. — Вика, мы ее убили?..» Молодой человек побледнел от ужаса, спрятался в подсобку. Виктория машинально уложила госпожу на диван, нагнулась над ней, проверяя, дышит ли она, пощупала пульс на шее. Сердце скакало невпопад, а вот на дыхание не было ни малейшего намека. «Она не дышит!» «Реанимируй! Давай, рот в рот. Я бы и сам помог, но у меня нет тела». Серас испуганно пискнула. Ее единственная подруга могла умереть с минуты на минуту. Дракулина быстро трясущимися руками ослабила узел галстука, расстегнула верхние пуговицы рубашки, запрокинула ее голову, закрыла нос и прижалась губами к губам, сделала несколько быстрых и осторожных выдохов. Действовать надо было ювелирно. Малейшее излишнее давление могло просто разорвать хрупкие человеческие легкие. Прошла мучительная минута, вторая, третья, и наконец Интегра задышала самостоятельно, закашлялась. Первая помощь все же расправила легкие чуть больше, чем требовалось, что заставило сажу от курения, мирно покоящуюся на стенках альвеол, нервно задвигаться. Все лицо Виктории было в холодном липком поту. «Плохой идеей было приводить ее сюда, — гневно закричала она. — Это все ты и твои извращенные фантазии!» «Детка, у тебя своя голова на плечах! Я только посоветовать могу, — испуганно стал оправдываться старый капитан. — Держу пари, если бы Алукард ее внезапно поцеловал, был бы точно такой же отвал сознания. Он умеет реанимировать?» «Не думаю». «В таком случае крупно повезло, что у нее есть ты». Госпожа поморщилась, приходя в сознание, так, будто ее нагло будило утреннее солнце, приоткрыла глаз. Вместо Виктории, что склонилась над ней, перемахнув согнутую ногу через длинные бедра, она видела бледное пятно с двумя алыми точками. Ошибочно, должно быть, от недостатка кислорода, только что пробужденный мозг дал только одну прямую ассоциацию. — Мой хороший, — прошептала она, улыбнувшись и слабо протянула к двум алым точкам правую руку, огладила теплой ладонью щеку. На удивление щека была небольшая, слишком мягкая и не заканчивалась массивной скулой. Интегра нахмурилась, прищурилась, пытаясь рассмотреть привычный черный, как сама ночь, волос, но вместо лица дорогого ее сердцу чудовища в ее руке был некто совершенно иной. Когда глаз наконец соизволил дать четкую картинку, леди увидела все подробности произошедшего: свою ласкающую ладонь на щеке подчиненной, и саму Викторию, нависшую над ее длинным девственным телом, крохотный блеск слюны на ее пухлых губах. Невольно в голове зароились самые отвратительные мысли. Госпожа ужаснулась от собственных действий, одернула руку. — Что мы делаем? — в страхе спросила она. Серас тихонечко зашикала. — Вам стало плохо, — не вдаваясь в подробности пояснила Виктория. — Я дотронулась до тебя, это… — Это не то, о чем я подумала, да, я понимаю, вы спутали меня с господином, — тут же перебила она. Леди смущенно отвела взгляд в сторону. Подруга невольно увидела интимную подробность их сложных с чудовищем взаимоотношений. — Я тоже до вас дотронулась… Это было вынужденно, вы же понимаете? — Серас тихонечко сползла с тела госпожи, подала ей руку. Интегра понимающе закивала, насколько это было возможно в ее лежачем положении, и, с благодарностью приняв помощь, села прямо, свесила ноги вниз. Дракулина опустилась рядом, поправила госпоже волосы. Госпожа тихонечко застегнула ворот рубахи и затянула галстук на прежнее место. Сознание было немного вялым, ей требовалось еще некоторое время посидеть в покое. Пестрый вид помещения вновь предстал перед ее непорочным взором, но на этот раз он не вызвал такой бурной реакции, однако, все равно оставлял какой-то перманентный дискомфорт. — Простите, сэр, что привела вас сюда, — виновато посетовала Виктория. — Ничего, моя вина, что я так на это реагирую. Повисла пауза, обе девушки подробно оглядели помещение. — Фаллоимитаторы. Резиновые. С вибрацией. И все такое, — вполголоса, так, чтобы ее могла слышать только подруга, спокойно прогудела Интегра, делая остановку на каждом слове. Так она давала имя тому, что вызывало у нее приступы паники. Своему страху обязательно надо было дать имя. Этому научил ее Алукард, когда ей было двенадцать. Тогда они встречались практически каждый вечер и говорили, подолгу засиживались в кабинете на кушетке у книжных полок. Говорили до тех пор, пока страх не исчезал, руки не переставали дрожать, а глаза плакать. Самой тяжелой темой для малышки Интегры была потеря отца, второй по тяжести — предательство дяди, а третьей — сам Алукард, как воплощение смерти. Она очень долго привыкала к его присутствию, и к тому, что для нее одной он был полностью безопасен. Рассматривать диковинные приспособления для удовольствия было довольно занятно, даже с такого большого расстояния, хотя некоторые элементы продолговатых инструментов были непонятны по части функциональности. Взгляд леди остановился на черных кожаных наручниках с электростимуляцией, висевших на крючке сбоку на самом ближнем стеллаже. В голове невольно пошла прямая ассоциация с черными ремнями печати, которые были ничем иным, как снятой и выделанной кожей самого вампира. Эта шокирующая подробность была ей так же известна с малых лет. «У нее такие упругие губы, не то, что твои, твои помягче», — робко шепнул Пип, надеясь остаться в голове после своих крайне вредных советов. Виктория ему ничего не ответила. Его безумные идеи, реализуемые через ее тело, чуть не стоили госпоже жизни. Подождав немного, и приняв простой факт того, что его резвая девчонка не на шутку обиделась, старый капитан решил оставить ее ненадолго и исчез из сознания. — Как много штуковин для услады. Неужели соитие — настолько паршивое занятие, что есть нужда в приобретении всего этого? — тихо поинтересовалась леди у подруги. Серас отрешенно пожала плечами. За тридцать лет она так и не смогла познать в постели ни мужчину, ни женщину, впрочем, и не пыталась даже. У нее был старый капитан, и его ей было вполне достаточно. — Так что нужно было тебе в этой обители разврата? — Смазка. Госпожа нахмурилась, попыталась представить, что можно было смазывать. Ей на ум пришел только ржавый часовой механизм. Она не была просвещена в этой щекотливой теме. Даже со своим чудовищем они ни разу ни о чем подобном не разговаривали. Виктория заметила, что леди ничего не поняла, засеменила к полочке, полной пестрых пузырьков. Каждый этикеткой предлагал неземное удовольствие и хвастал своей текстурой и ароматом. Взяв пробник на водной основе, она вернулась обратно. — Я покажу. Снимите перчатки, — она стянула перчатку со своей правой руки, и, заметив, что Интегра насторожилась от такой просьбы, аккуратно продолжила, — это не больно, я просто намажу маленькую капельку на кожу, как крем. Позволите? Леди стянула обе перчатки со своих рук, сунула в карман, подала подруге кисть ладонью вниз. Виктория нанесла прозрачную капельку одного из пробников ей на пясть, слегка размазала. Та осторожно потрогала каплю указательным пальцем. Текстура прохладной слизи ее не впечатлила. — Для чего эта штука? — Чтобы было лучше скольжение, — робко пробормотала Серас и покраснела. — Понимаете, когда мужчина внутри, иногда бывает так, что не хватает скольжения, и от этого пропадает удовольствие. Слишком сильное трение плохо сказывается на коже, и внутри тоже. Щеки леди потихоньку раскалились докрасна. Она непорочно и очень строго попыталась подумать о своем «внутри», почувствовать его, каким бы истерзанным оно ни было. Даже после перенесенных ужасов, о которых в подробностях знала только подруга, она продолжала любить свое несовершенное тело полностью, и там тоже. Как только мысли ее опустились в район матки, вниз хлынула горячая кровь, наполнила все, ранее спящие сосуды. Ощущения усилились стократно, стало некомфортно чувствовать, как давят брюки и мягкое нижнее белье отчаянно натягивает выбившийся за пределы резинки пучок светлых лобковых волос. От самого низа живота до промежности все не на шутку разогрелось. — Значит, хорошо, когда там все хлюпает и выливается? — стараясь держать лицо очень серьезно спросила она. — Получается, так. Мужчин это сильно возбуждает. На слове «мужчин» на ум пришел бледный лик чудовища. Интегра представила, как он облизывает свои губы длинным розовым языком, оставляет на них слюну, такую же прозрачную, как капля смазки. Кровь моментально вскипела в жилах, стало жарко. — Какие же странные существа, эти мужчины… — горячо выдохнула леди и изменила позу: села, достаточно широко раздвинув ноги. В комнате не было никого постороннего, потому можно было сесть так, как было удобно. А на данный момент удобнее всего было слегка охладить пожар, возникший там, где роились ее мысли. Воздух комнатной температуры действительно снял дискомфорт. Будь она дома — немедля закрылась бы на ключ, разделась догола, и, продефилировав нагой через всю спальню, отправилась бы под холодный душ. — Ты откуда знаешь такие подробности? — Пип рассказал, — виновато призналась Виктория. Она все еще считала эту идею самым паршивым, в чем ей когда-либо приходилось принимать участие. Интегра задумалась, для чего нужна была ее подчиненной эта вещь. Все эти разговоры о мужчинах… Может быть у нее был тайный роман с кем-нибудь из сослуживцев? Это было бы прекрасной и желанной новостью. Леди боялась, что подруга могла повторить ее судьбу одинокой изувеченной девы. Развернувшись к подчиненной, она позволила себе крепко ее обнять. Серас не поняла нежных порывов, но обняла в ответ, положив подбородок на ее широкое, скрытое несколькими плотными слоями одежды плечо. Этот жест не был редкостью в их отношениях. После трагедии он был достаточно частым явлением. Тогда Виктория практически каждую ночь пребывала в покоях хозяйки, как когда-то в детстве это делал ее господин. Леди, как никогда раньше, нужна была поддержка. Часто она вскрикивала, бормотала, жалобно скулила сквозь сон: «Не уходи, я приказываю тебе остаться». Затем резко просыпалась среди ночи, и, найдя взглядом подчиненную в кресле, где по обыкновению восседал ее слуга, бросалась в слезы. Ее присутствие было лучше, чем пустота. Во всяком случае, Интегра не переживала горе в полном одиночестве. — Я очень рада за тебя, — искренне прошептала госпожа ей на ухо. — Надеюсь, он достойный человек. Виктория нахмурилась. Что могла знать Интегра? Почему она была рада не за себя, а за нее? Почему она вообще была рада? Дракулина попыталась собрать воедино все эти вопросы и поняла, что не поняла ни бельмеса. — Да, пожалуй, достойная, — не подумав, очень уверенно выпалила она. Леди оцепенела. Ее светлые представления о достойном человеке для подруги, конечно же, мужского пола, рассыпались в прах. Современный мир был очень далек от привычного, леди успела головой понять и принять его, но все равно мысль о том, что ее подруга может воздыхать о женщине, была чуждой. Ей казалось, она уже все знает о Виктории. Кто бы это мог быть? В особняке было мало представительниц женского пола. Невольно в голове проскользнула страшная мысль о себе. Она вздрогнула, ей на секунду показалось, что она саму себя загнала в ловушку девичьих нежных рук, из объятий которых не могла так просто выбраться. — Это женщина? — осторожно спросила она. — Да, — активно закивала Виктория. — То есть, нет! Вы все не так поняли! Это не для меня. Интегру отпустило, но ненадолго. Она даже представить себе не могла, как бы пришлось неловко отказывать подруге в страшном любовном вопросе. Их отношения были очень близкими, но не настолько. — А для кого? — поинтересовалась она, и вдруг осознала. Пазл сложился моментально. Все ее существо тут же охватило возмущение и обида. Как смел ее слуга просить Викторию о такой мерзости для себя? Будто сам справиться не мог, тем более за спиной своей хозяйки. — Ясно. Твой господин нашел себе дурочку и никак не может ее совратить? В ее словах была доля правды. Виктория взяла паузу чтобы подумать, как ответить. Ведь господин, пускай и никого не искал, а действительно, как ей казалось, был слишком робок чтобы сделать первый, наиболее сладостный шаг. — Нет, никого господин не находил, — очень честно ответила дракулина. Интегра отстранилась от объятий, не веря своим глазам, оглядела подругу. Алукард был только ее собственностью, ее личным чудовищем. Обида усилилась стократно, в носу защипало. — Так, значит, он с тобой? Серас в ужасе замахала руками. — В принципе, его можно понять, — с горечью в голосе, разгораясь все сильнее с каждым сказанным вслух словом, продолжила леди, — добрая сотня с горкой лет воздержания. Сомневаюсь, что служение моему роду отбило у него желание, зная, кем он был, и каким он был. Хотя, раньше я не замечала за ним ничего подобного. Он никогда не просил меня отпустить его совершать подобные деяния. Всегда пребывал в строгом воздержании, на виду, со мной. Друг от друга у нас не было никаких тайн. Я и подумать не смела о том, что он способен вожделеть кого-либо как-то иначе, чем через укус и последующее убийство. Виктория горела от стыда. Язык был ее злейшим врагом. Мало того, что он налепетал глупостей несусветных, так еще и ввел госпожу в заблуждение, и теперь ее требовалось успокоить. — Хозяин живой… по-своему, — залепетала дракулина. — У него тоже есть свои особые потребности и чувства. Вы не думайте, он вожделеет не меня и не какую-то там женщину… — она хотела было добавить «с улицы», но Интегра ее перебила. — Мужчину?! Представить свое личное чудовище в объятиях мужчины Интегра не могла. Алукард всегда производил впечатление охотника только за женскими сердцами. Она попыталась подумать, с кем в принципе из мужчин у него могло что-то быть. Невольно вспомнился покойный отец Александр — пожалуй, единственный мужчина, который вызывал у Алукарда неподдельный интерес. Ее до дрожи передернуло, едва она представила их обоих в объятиях друг друга. Умом леди эту любовь понимала и принимала, а сердцем нет. Принудить почувствовать сердцем было бесполезно, все равно, что слепого заставить восхищаться картиной «Поцелуй» Густава Климта. Она была старомодна, сродни артефакту минувшего времени. — Ладно, — сдавшись, обреченно вздохнула она, — пускай вожделеет, кого хочет. — Он вожделеет вас, сэр! — не сдержавшись закричала Виктория. Вот так просто и раскрывались страшные тайны. Алукард бы точно не обрадовался тому, что его служанка не способна была держать язык за зубами. У леди с плеч разом словно гора свалилась. Она моментально изменилась в лице. Тонкие губы растянулись в улыбке то ли блаженства, то ли боли. Любимое чудовище все еще было верно ей. — Он так о вас вздыхал, что я подумала… — Помочь? — на улыбке вновь перебила ее леди, игриво заглянула в глаза, чтобы понять, правда ли это. В ней пробудился неподдельный интерес к этому щекотливому вопросу. — Свести нас? Она звонко расхохоталась. Серас удивленно вскинула брови, не понимая такой бурной реакции на свои слова: она думала будет смущение или отрицание, или еще что-нибудь, но точно не хохот. Никогда она еще не видела, чтобы госпожа так задорно смеялась, будто ее кто-то щекотал по ребрам. Залившись смехом, она повалилась на бок, головой на бархатную подушку в форме сердца. — Ты зря тратишь время, — едва сдерживаясь, легко залепетала она. — Между нами ничего нет и не может быть. Я его госпожа, он мой слуга. Все, без запятых. Это бред, Виктория, ты уж извини. К тому же, стара я стала слишком для такого. Прибереги эту жидкость и мечты для себя. Мы — пережитки прошлого. В отличие от нас обоих у тебя вся жизнь еще впереди. — «От нас обоих»? — не поняла Виктория. Леди смахнула с глаза выступившую от смеха влагу, повернулась на спину, так, чтобы хорошо видеть свою подчиненную. Пришлось, правда, для лучшего удобства, водрузить ей на колени свои ноги, благо, дракулина не была против. Она жаждала получить ответ, все остальное было не важно. Предчувствие чего-то нехорошего вдруг охватило ее существо. Интегра видела растущее в ее теле напряжение. Предчувствие еще никогда подчиненную не подводило. — Когда срок моей жизни будет подходить к концу, я усыплю твоего хозяина и прикажу затопить наши тела на дне мирового океана, там, где нас никто не найдет. Он будет вечно спать и никому больше не причинит вреда, — честно и серьезно призналась госпожа. Дракулину охватил тихий ужас. По ее мнению, господин, пускай и был чумой этого мира, все равно не заслуживал подобной участи. — Это очень жестоко, — сдерживая эмоции произнесла она. Леди грустно улыбнулась. Для нее собственная смерть была настоящей романтической сказкой. Последнее путешествие должно было стать громким финальным аккордом в симфонии ее жизни. Она представляла себя с чудовищем, мирно спящим головой на ее груди. Представляла, как могла дотронуться до черной как уголь шевелюры, не спеша перебрать каждую прядку, представляла, какое умиротворение и полноценность в последнюю минуту рядом с ней мог чувствовать он, пока его сознание не угасло. Их обоих должны были поместить в прочный утяжеленный гроб из толстого стекла и еще при жизни бросить в ледяную воду. Смерть от удушья, вот, что ждало бы леди внутри. Но ей не было страшно, такова была ее ужасная последняя воля. — Мой долг хранить мир живых, и я исполню его, — стоически продолжила она. — Алукард не должен оказаться на свободе или стать игрушкой в чужих руках. Он мой навеки. Если он и правда так вздыхает обо мне, то точно не будет против такого посмертия. Я буду с ним вечно, вернее, мои останки. Такая соблазнительная мечта — испустить дух в объятиях дремлющего чудовища. Таков будет мой для него последний приказ: обнимемся на прощание и вместе канем в Лету. Как-то раз он сказал, что я его, а он мой до последнего вздоха. Пусть будет так. Виктория подавленно опустила голову. По короткому носу медленно скатилась прозрачная слезинка, упала госпоже на штанину. Она не могла спокойно принять даже возможность того, что они оба могли в один час исчезнуть из ее жизни, как исчезли мать и отец в далеком детстве. Сильно задрожали руки. Серас вцепилась обеими руками в ногу, тихо заскулила, слезы хлынули ручьем. Интегра от боли стиснула зубы, хватка была стальная, от нее наверняка остался бы на коже синяк в виде пяти пальцев. Она быстро приподнялась на руках, и, спустив вниз свободную ногу, заключила подругу в крепкие объятия. Та прижалась теснее обычного, вздрагивая, стала пачкать солью седые волосы. Госпожа прижала ее голову к себе теплой ладонью, слегка повернула лицо, и, коснувшись бледной кожи губами, нежно поцеловала в висок, еле слышно, ласково зашептала на ухо. — Не скорби о нас. Мы еще живы и будем с тобой какое-то время. Наслаждайся каждым днем, проживай его так, если бы он был последним, а потом, когда нас не станет, найди свой путь. Знай, я уверена в тебе, как ни в ком другом. — Я люблю вас, сэр, — вздрагивая и задыхаясь на каждом слове выдавила из себя Виктория, не имея в виду никакой пошлости и романтики. Любовь, священное чувство, которым был наделен каждый, была многолика и непостижима в полной мере. Ее воспевали романтики, о ней писали столетиями, сочиняли музыку. Ее всеми силами пытались описать, но она не помещалась в привычные поставленные разумом человеческим жесткие рамки. Почувствовать и объять то, что люди называли любовью, можно было только сердцем. И она ее чувствовала, как никто другой. — Я тоже люблю тебя, — тихо призналась Интегра, и прижалась к подруге теснее, — и до самой смерти я буду рядом с тобой. Ты больше никогда не останешься одна. Я сделаю все возможное, чтобы этого не случилось. Обещаю.