Выскочка

Евпатий, сын Горына, был, как известно, добрым богатырем, как и его отец; наглядный пример ситуации «яблоко от яблони недалеко упало», собственно, отец его понимая, что сын растет богатырем, недолго думая, порешил его отправить во Владычную дружину, тем паче, что Спиридон был его добрым и старым другом. Так и пришел Евпатий в дружину, чему был поначалу не рад, ибо остальные дружинники долгое время обходили его стороной, и первым, кто не испугался попробовать сдружиться с ним был, помимо Годуна, Аникей, которому великан рассказал свою историю. Аникей искренне устыдился своего отношения к великану, ибо Евпатий был человеком добродушным, но его грозная внешность слишком часто отпугивала, так, что люди редко осмеливались к нему просто подойти, что очень расстраивало его, ибо он искренне не желал никому зла, даже напротив—Евпатий был против бессмысленного насилия, более того, он даже голову сложил за мирных жителей Свирской крепости и вообще против бессмысленного насилия, что очень в нем уважали другие дружинники, среди которых был и Аникей Молодой топорник, как известно, попервам боялся грозного великана, но, узнав миролюбивые взгляды Евпатия, зауважал его и раскаялся в своей ошибке, особенно сильно после смерти товарища, который по воле Господа или судьбы оказался в дружине, ибо если бы не дружба Горына и Спиридона, неизвестно, где бы сейчас был великан: мог бы и в разбойники податься, и в наемники к ворогам… однако, несмотря на многообразие таких печальных вариантов, Евпатий был тем, кем был: не разбойником, не вражеским наемником, а воином Святой Софии и, соответственно, гордостью своего отца; Горын не раз говорил об этом сыну. Для Горына Евпатий стал гордостью, которая красила его перед всеми товарищами, и в особенности перед Спиридоном, который принял великана в семью с распростертыми объятиями, в общем-то по большому счету, потому что это был сын его доброго друга; это было, как говорится «и в дружбе, и в службе» Аникей был только отчасти рад своей победе, потому что понимал, что ему просто повезло и еще раз он такое не провернет… Топорник даже подумал было объявить дружине о том, что не заслужил он таких почестей со стороны товарищей, однако вспомнил свои изнурительные тренировки и отказался от этой сомнительной затеи Еще, как минимум седьмицу, Аникея почитали новым силачом дружины, что его радовало и смущало одновременно, и, если бы кто-нибудь сказал топорнику, что его что-то смутит, он бы только изобразил на своем лице самолюбивую ухмылку, которая, признаться, чертовски шла ему, так, что казалось, будто он родился с ней, тут уж, как говорится, «подлецу всё к лицу», хоть Аникей и не был подлецом, напротив, человеком честных правил. Пожалуй, таких и вовсе не сыщется ни сейчас, ни потом. Но в те спокойные мирные времена не ведал Аникей, что будет хоронить Евпатия вместе с остальными. И все же то время осталось позади вместе со скорбью по погибшему дружиннику; Вообще же за годы службы в дружине Аникей успел даже подружился с одиноким добрым богатырем, так, что после его смерти тосковал по доброму другу, но, коли уж Господь забрал, вестимо, не осталось у Евпатия дел на земле грешной; потосковал какое-то время топорник и отпустил друга в лучший мир; пожалуй, из всех дружинников только Аникей и мог считать себя другом великана, несмотря на первоначальный страх, который у топорника получилось перебороть, правда, не сразу, и вышло так, что погиб Евпатий одиноко; как не было у него друзей по жизни, так один он и погиб, потому как дружинники ушли из крепости, а Малява, напротив пришел, да не один, а с Радимом и его вольным войском, и вышел Евпатий на поединок с Буяном, ради защиты крепости, которая, вспомним, изначально и не имеет к нему никакого отношения, и люди в ней не приходились ему никем, так и вышло, что за русский народ сложил свою крепкую головушку Евпатий, да о другой смерти он и не грезил— оно и понятно: что может быть благороднее и правильнее для русского воина? А потому дружинники не стали особенно долго грустить о смерти товарища, ибо он ушел именно так, как хотел; единственное, что омрачало его гибель—отсутствие друзей во всех смыслах: и в момент смерти, и при жизни.