Сладкое горе

Шли недели, и как-то незаметно начался октябрь, а Гермиона все не спешила кидаться в объятья Драко. Более того, она так себя вела, будто не произошло совершенно ничего, это абсолютно не типично для девушки ее положения. Обычно если уж какой-нибудь лорд не очень резко заговорит с грязнокровкой, посмотрит на нее без презрения, за это готовы все отдать. Потому что, хоть все знают, что они должны знать свое место, грязнокровки все ж не теряют надежды на то, что кто-нибудь из сильных мира сего изменит их жизнь к лучшему. Нет, никто уже не верит в принцев на белых лошадях, слишком уж много у всех на слуху печальных историй о предшественницах. Просто, коли сильным мира сего будет так угодно, они действительно смогут, скажем, устроить понравившуюся грязнокровку на не очень тяжелую работу, позволяющую, возможно, даже иметь немножко личного времени. О большем и мечтать нельзя. Хотя история знает случаи, когда грязнокровки становились любовницами (а затем наложницами) сильных мира сего, ничем хорошим для несчастных это не заканчивалось. И Драко был уверен, что выполнить просьбу Блейза будет просто. Да, он сомневался в целесообразности этого, но не сомневался в том, что Грейнджер не устоит перед его обаянием. Еще бы! Он же даже снизошел до комплиментов в ее адрес. И вообще выказывал к ней нормальное отношение, будто бы она и не была грязнокровкой. Тем не менее, проявляя неслыханную наглость, Гермиона вела себя как обычная девушка, за которых ухаживает обычный парень. Она словно не желала осознавать огромную разницу их положения! Блейз тоже страшно удивился. Он и подумать не мог, что Грейнджер не сразит сразу и наповал обаяние его друга. И стал ее еще больше ненавидеть. За то, что она что-то из себя корчит, что не понимает своей ничтожности, что хочет нормального к себе отношения, будто положение не накладывает на всю жизнь отпечаток. Как же она раздражала! Но Блейз не терял веры в Драко и в то, что вместе им удастся (фигурально выражаясь) окунуть Грейнджер в грязь, где ей, по его мнению, самое место. Малфой тоже ни секунды не сомневался в своих возможностях. Когда это ему что-либо не удавалось! Просто было непривычно то, что он, по условию Бейза, не может для достижения цели использовать свой статус. Этот прием использовался им так часто, что давно вошел в привычку, и Драко не видел в этом ничего плохого. Его с рождения учили, что он на все имеет право просто потому, что родился в такой семье. Именно поэтому молодой человек оказался обескуражен тем, что в его объятья не спешат кидаться. Но это же послужило поводом вспомнить, что, помимо происхождения, у него есть немало других достоинств: все то, чему с детства обучались отпрыски знатных фамилий. Драко решил пустить в ход все свое обаяние и был твердо уверен, что добьется своего На Гермиону смотрели косо и раньше, осуждая. Но ее никогда это не волновало, поскольку она считала себя вправе выбирать судьбу самостоятельно. А с тех пор, как она холодно обошлась с Малфоем, шквал критики и косые взгляды повсюду преследовали ее. Осуждали все: преподаватели, миссис Снейп, представители всех сословий. И каждый считал, что имеет на это право. Все считали, что Гермиона берет на себя слишком много, вообще отказывать лорду – неслыханная дерзость. Потому все только искренне удивлялись тому, что Гермиону за это не наказали. Казалось, мистер Малфой и правда поставил целью завоевать ее. И это давало повод его осуждать имеющим на это право (равным по положению). Но Драко будто не было до этого совершенно никакого дела. Он говорил Гермионе комплименты, а однажды даже подарил букетик цветок. Это событие, такое обыкновенное между людьми в период ухаживания, стало чуть ли не эпохальным. И Гермиона совершенно убеждена, что об этом будут трепаться еще очень долго. Но, хотя все шептались за спиной, откровенно негодования никто не высказывал. До сегодняшнего дня. Естественно, это не из-за нежелания задеть чувства Гермионы (даже звучит смешно). Просто, как известно, неприлично замечать неприличное. Поэтому Гермиона была даже удивлена, когда под вечер с ней все же завели разговор о недопустимости ее глупого и неприступного поведения. И кто! Луиза! Уж кому бы и читать лекции о недопустимости поведения, но только не ей. Луиза, как и все, искала свое женское счастье, несмотря на то, что она грязнокровка. И она спуталась с лордом Забини ради того, чтобы к ней были послабления. Это смешно, еще ни одна грязнокровка такого не добилась, но Луиза же чувствовала себя особенной, гораздо лучше других. Считала, что уж ей-то все точно удастся. А теперь еще и выговаривала Гермионе, что та не следует ее примеру. Говорила, что это неслыханнейшая дерзость – не отвечать на ухаживания лорда. И что если от этого будет плохо одной Гермионе, она заслужила сама. Но вопрос весь в том, что не одна Гермиона будет расплачиваться за свою холодность, а достанется всему факультету. И лучше ей не ломаться. Гермиона, слушая эту пламенную речь, действительно старалась сдерживаться. Она твердила себе, что не надо быть к Луизе слишком строгой, у них просто слишком разные менталитеты и взгляды на жизнь. Но, наконец, не выдержала. Она холодно взглянула на Луизу и внятно произнесла: - Думаешь, у тебя есть право меня отчитывать? - А почему бы и нет? Ты ведешь себя глупо и безответственно. - В любом случае, не тебе меня судить. - Почему это? - Ну… Хотя бы потому, что я не стремлюсь быть подстилкой для избалованных лордов. - Тебе в жизни очень туго придется, Гермиона. Луиза вышла, а Гермиона задумалась. Она знала, что та права. Но не могла и не хотела жить иначе. Опять, в который раз только с начала учебного года, поссорились Драко и Теодор. Они всегда были непримиримыми врагами, и все знали, что для них нет большей радости, чем уязвить друг друга побольнее. Вся соль вопроса заключалась в том, что они вполне могли бы быть и лучшими друзьями. Почему? Да все очень просто. Они похожи: оба молодые, горячие, защитники справедливости (правда, каждый в своем понимании). Только вот Теодор не принимал некоторых общепринятых правил, и всем казалось, что Малфой именно поэтому враждует с ним. Никто не знал правды – Драко терпеть не мог Тео потому, что не такой смелый как он. Потому что он не может вот так жить, поступая, как считает нужным сам, а не согласно мнению общественности. Рядом с Теодором Драко считал себя трусом, ненавидя за это себя и его. А Блейз просто завидовал, уж это-то знали все. Блейз хотел бы, чтобы его не доставали родственники, чтобы его невеста была ослепительно красива и всегда принимала его сторону. Он мечтал обо всем том, что для Теодора всегда было само собой разумеющимся. И хотя зависть – очень плохое чувство, ничего не мог с собой поделать. Масла в огонь добавляло и то, что Драко и Тео – оба очень сильные лидеры. И уж если с дружбой у них не сложилось, вместе мирно сосуществовать они уж точно не могли. И вражда принимала все более агрессивные формы. И на этот раз достигла апогея – Драко вызвал Тео на дуэль. Без секундантов, очевидно, до смерти. Конечно, Блейз был твердо намерен помочь другу. Он пойдет на дуэль в качестве наблюдателя, и не даст ситуации зайти в тупик. Но, кроме этой мысли, немедленно появилась и другая. Все-таки Блейз не оставлял надежды побольнее уязвить грязнокровку. Так, чтобы больше она никогда не смела перечить сильным мира сего. Но понял, что она в своей неслыханной гордыне может и не принять ухаживаний Драко (хотя это нонсенс и абсолютный абсурд). Но то, на что люди не решились бы никогда в спокойное время, они вполне могут сделать в абсолютно экстремальной ситуации. Именно поэтому Блейз решил, дабы добиться желаемого результата в отношениях Гермионы и Драко, сообщить девушке о дуэли. Потому что по убеждениям лорда Забини даже самые умные девушки (а не обыкновенные грязнокровки) склонны порой впадать в сентиментальность и весть себя подобно героиням бульварных романов. Да, пошло и глупо. Тем не менее, Блейз был убежден, что как только эта Грейнджер узнает, что Драко грозит самая настоящая, серьезная опасность, она непременно прибежит к месту дуэли. И потом сама же будет вешаться ему на шею со слезами на глазах. И самое главное – чтобы Драко все не испортил. Чтобы он сумел изобразить чувства к ней (Блейзу было смешно даже произносить эту фразу про себя). В том, что потом Драко сумеет красиво и как надо указать грязнокровке ее место Блейз и не сомневалось. Осталось только все хорошенько продумать, чтобы дуэль прошла как надо и без потерь. На уроке Защиты от Темных искусств Гермиона всегда была самой лучшей ученицей. Она так старалась чего-то в этой жизни достичь, всем доказать, что она не просто какая-то грязнокровка, что чего-то стоит в этой жизни… и именно на ЗОТИ ей всегда ставили отличные отметки. Гермиона знала все заклинания, и никто не мог сравниться с ней. Вообще-то для многих было загадкой то, что такой предмет как ЗОТИ вообще разрешили. Потому что не секрет, что мистер Риддл всегда увлекался темной магией. И казалось, он вообще запретит занятия, на которых учили сражаться с ней. Многие считали, что он этим себя обезопасит, ведь наверняка найдется много людей, желающих свести с министром счеты, зачем же вкладывать им в руки оружие. Но Риддл дураком не был, не зря же он достиг таких высот. Просто он был убежден, что если не можешь чему-то помешать, надо держать это под контролем. Организовать занятия прямо в школе и четко следить за тем, чтобы ученики не узнали ничего лишнего, что могло бы навредить ему. Риддл был убежден, что ни один учитель не пойдет против него, что детей не будут серьезно обучать. Вместе с тем, так как занятия не запрещены, их не будет тянуть самим тайно этим заниматься. План был хорош и удавался вплоть до того, как несколько лет назад появился новый преподаватель этого предмета Ричард Рипли. Это странно, но Риддл оказывал покровительство Ричарду, хотя никто не понимал этого, это не укладывалось ни в одни рамки. Потому что именно мистер Рипли считал себя вправе поступать не как ему указывают сверху, а как считает нужным он сам. Именно Рипли преподавал ЗОТИ совсем не так, как учили. Он решил, что должен именно обучать защите. Потому что у каждого должен быть свой шанс и выбор. И эти мысли были так не похожи на общую доктрину, на мнение большинства о том, что все должны жить только так как прикажет министр. Люди не понимали, почему Том не расквитается с Ричардом. Причин было несколько, и они все были предельно просты. Так уж сложилось, что именно Ричард был тем (как тогда можно было подумать) единственным человеком, которым Том дорожил. Во-первых, это его брат по отцу. Он намного моложе, и Том, несмотря на некоторую (порой весьма принципиальную) разницу во взглядах, часто видит в Ричарде себя молодого. К тому же брат пару раз спас ему жизнь, а, вопреки общепринятому мнению, министр это очень ценит. И он никогда не стал бы заставлять Ричарда делать что-либо, что ему не по душе. Поэтому Гермиона во всей школьной жизни любила только эти уроки, когда она могла без риска быть умной, когда могла забыть о своем происхождении и просто учиться, постигать новое. И отчасти поэтому ей не было равной в защитной магии. Она владела многими приемами, и даже порой всерьез задумывалась над тем, что, когда вырастет, использует этот арсенал для того, чтобы не дать себя в обиду изнеженным богачам. Как и думала о том, чтобы по окончании школы войти в ряды ополчения. Гермиона знала, что где-то есть еще люди, которые не признают существующего порядка. Он они не берут к себе выпускником Хогвртса, считая их либо недостойными сражаться, либо стукачами. Гермионы была намерена убедить их в обратном. Панси и Милисента на уроке Защиты от темных искусств, как обычно, зеленели от зависти к Гермионе. И как только за столько лет с ними удар не случился! Каждый раз, когда она в очередной раз блестяще выполняла задание и заслуживала похвалу, этих чистокровных аристократок просто перекашивало от зависти. Все потому, что они не могут так. Им не даются заклинания, как ни старайся. Вероятно, потому, что с детства их обучали совсем другому. В принципе, родителям девушек было не принципиально, будут ли они уметь применять боевые заклинания и защищаться от них. Потому что они знатные лорды, и это значит, что у них всегда будет толпа телохранителей. В крайнем случае, их смогут защитить сначала отцы, потом мужья. Для женщины важнее быть милой и образованной в той мере, которая позволить составить мужу хорошую пару и не давать ему скучать. Потому что если в более низких по происхождению семьях граница между мужчиной и женщиной не так ярко выражена, для аристократов это крайне важно. Женщина-аристократка, хоть и имеет множество привилегий, также многого не может себе позволить. И хотя Панси и Милисента не могли признаться с этом даже себе самим, не то что друг другу, правда заключалась в том, что они завидовали всем тем, кто свободнее их самих. Если бы родители узнали, что их дочери завидуют тем, кто ниже их по положению (и даже несоизмеримо ниже в некоторых случаях), они пришли бы в ярость. Но правда состояла в том, что почти все люди хотят того, чего у них нет, не желая замечать хорошее в собственной жизни, даже если оно совершенно очевидно. Дуэль проходила вечером в потайном коридоре. Противники по силе равны, хоть и пришли туда с разной целью. Не то, чтобы Теодор испытывал к Драко такую же ненависть, как тот к нему. Скорее, ему даже было немного жаль этого аристократа, который отчаянно старался жить, как ему нравится и хочется, но все больше увязал в правилах. И может даже они могли бы быть друзьями при другом стечении обстоятельств. Но есть вещи, которые он не прощал никому. Малфой и Забини все время пытались унизить его, им так хотелось быть, или хотя бы казаться, лучше него. Так что конфликты у них случались постоянно, и эта дуэль была предсказуемой. Тем не менее, противники по силе были равны и сами прекрасно это знали. Поэтому эта дуэль скорее напоминала не встречу сошедшихся в смертельном поединке магов, а турнир, где каждый хочет показать что-то такое, отчего у противника разовьется комплекс неполноценности. На дуэли присутствовали Дафна, Блейз и Гермиона, и они тоже не особо волновались. Почему-то все были уверены, что все кончится хорошо. Пока не случилось непредвиденное. На самом деле никто, и, прежде всего Теодор, не ожидал, что Драко Малфой по-глупому пропустит, казалось бы, весьма несложный выпад соперника. И для всех непредвидимым было то, как он внезапно попал под действие режущего проклятия и завалился на бок, кровь полилась потоком. Первое время все были в шоке, особенно Нотт. Первой, кто сообразил, что надо делать, оказалась Гермиона. Она выхватила свою палочку и произнесла контрзаклятие, после чего подбежала к Драко и стала его ощупывать, пытаясь оценить повреждения. А сзади Блейз бросился на Теодора с кулаками, Дафна пыталась его оттащить. Тем временем Драко, которому после заклинания Гермионы стало заметно лучше, спросил ее: - Ты меня спасла. Значит, что-то ко мне чувствуешь? - Я не знаю, Драко. - Неужели не хочешь со мной встречаться? - Мы можем быть друзьями. - Только друзьями? - Пока да. Прости. После этого короткого разговора Гермиона позвала Блейза и оставила Драко на его попечение, убедившись, что все с ним будет в порядке. Она не могла ничего ему обещать, потому что все-таки не до конца еще поверила. Драко отказался от предложения Блейза доставить его в больничное крыло. Как ни абсурдно звучит, он не хотел, чтобы у Нотта после их дуэли были серьезные неприятности. Потому что, хоть они и враги, Драко считал данный инцидент не его виной. Потому что он сам пропустил удар как-то по-глупому. Смешно сказать: загляделся на грязнокровку. И было бы нечестно, если бы из-за этого отчислили Нотта. Вообще, Драко считал, что лучше разберется с ним сам. Блейз, напротив, все сочинял для врага страшную кару за совершенное злодейство и не понимал Драко, решившего жить дальше так, будто дуэли не было. Он рассказал Драко, когда закончился поток возмущений, о том, что сам подстроил его объяснение с Гермионой. И был разочарован тем, что грязнокровка оказалась крепким орешком. И Драко тоже весьма надоел затянувшийся спор. Хотелось уже побыстрее сделать Грейнджер своей, бросить и покончить с этим. Он не сомневался, что у него все получится, и грязнокровку было не жаль. Драко вовсе не был ни жестоким, ни бесчувственным. Его просто приучили к тому, что грязнокровки не люди, и он хорошо усвоил урок. Саму Гермиону он знал плохо, пока что они близко не общались. Но теперь придется изображать из себя ее друга, что Драко совсем не нравилось. Потому что одно дело просто соблазнить девушку. А вот притворяться я ей другом – совсем другое. Он даже не знал, сможет ли. Потому что считал, что они очень разные, и что он может в любой момент сорваться и начать вести себя с ней как с грязнокровкой обыкновенной. Он считал, что между ними нет абсолютно ничего общего, что они никогда не смогут сблизиться, а все это разговоры о любви и дружбе одно сплошное притворство. Он ошибался.