Аддиктивный синдром

Один сезон сменился вторым и неожиданно для меня на улице все успело не просто зацвести, но и отцвести, оставляя после себя тонну зеленых оттенков. Май вступил в свои права вместе с невыносимой жарой. Первые числа третьего весеннего месяца были настолько душными, что мне казалось, я задохнусь сидеть в четырех стенах собственной комнаты. Хотя, кому я вру, я желал быть запертым в спальне вечно лишь бы не выходить из дома, ведь… ведь я прекрасно знал, что следующий мой выход запустит цепочку событий, из-за которых весь привычный мир посыплется, подобно карточному домику. Три месяца я пробыл в поместье, не выходя дальше ворот. Нет, у меня было разрешение ходить куда-угодно, бывать в местах, где хочу, хоть путешествовать по Германии или слетать на уикэнд в Лондон. Отец не ограничивал меня. Проблема в том, что я не хотел. У меня не было ничего, к чему я хотел бы вернуться, и никого, с кем я хотел бы увидеться. В родном городе меня или презирали, или ненавидели, что уже говорить о других городах, где всем было на меня плевать. Во всем мире нет ни одного человека, заботящего мое существование. Спальня в поместье Керн стала моим новым убежищем, пускай в это убежище постоянно вторгались посторонние люди… За три месяца мы с Викингом почти не сблизились, не считая перехода из формального в неформальный стиль общения. Наши отношения стояли на мертвой точке, не смещаясь к чему-то худшему или лучшему. В каком-то смысле это заслуга самого Викинга. Он профессионально исполнял приказ моего отца, следя за каждым моим движением. Однако, вопреки этому, мужчина не был со мной двадцать четыре часа в сутки, как грозился Бен Керн. И тому была одна понятная причина. Викинг работал на Рейнхольда Каттерфельда. Если точнее, он был внедренным шпионом Кернов, который, к превеликой удаче и везению, добился небывалых высот в семье Каттерфельд, став один из доверенных лиц самого господина Рейнхольда. Да-да, того самого человека, которого мне предстоит… предстоит соблазнить. Спустя столько времени, никак не могу свыкнуться с мыслью о том, что предстоит сделать. То, что Викинг был шпионом в рядах Каттерфельда, было еще одной причиной, почему отец выбрал на роль моего наблюдателя именно этого скандинава. Когда я приближусь к Рейнхольду, Викинг сможет помогать мне изнутри, если понадобиться. Так обещал мне сам мужчина, хотя я точно знаю, что это лишь потому, что ему будет удобно контролировать меня на всех стадиях моей миссии, если нужно направлять и напоминать, почему я согласился пойти на этот шаг. Когда Викинг отлучался по делам Каттерфельд, что бывало почти все время, меня запирали в комнате или же приставляли какого-то другого охранника. Викинг давал мне выбор, и я каждый раз выбирал первый вариант, желая остаться один на один с собой и своим дипломом. Говоря о дипломе, благодаря трем месяцам полного одиночества я написал его в кратчайшие сроки. Декан с радостью принял его и поставил высший балл, не читая. Никакой комиссии, никаких проверок, никакой защиты. Вот что значит влияние семьи Керн. То, на что я потратил столько сил и нервов просто бросили в стопку других никому ненужных дипломов. Как и говорил Викинг, раз в неделю мне приносили очередную дозу амфетамина. Организм за несколько недель перестроился с трехразовой дозы на одноразовую на протяжении семи дней. В каком-то смысле мое самочувствие изменилось к лучшему. Круги под глазами пропали, пускай слезливость и постоянное чихание остались, от чего мои глаза по-прежнему были красными, как и подобает типичному наркоману. Викинг принес мне какие-то чудодейственные капли для глаз, помогающие скрыть раздраженность, поэтому благодаря нескольким каплям я кажусь нормальным человеком. Кроме того, я набрал немного веса за счет постоянного сидения за столом и сведения к минимуму каких-либо движений. Викинг говорит, что я стал менее походить на анорексика и больше на здорового человека. Если не видеть раны от иголок на руке, надежно спрятанные под одеждой. Вспоминая о наркотиках… Мой долг Стефану был погашен. После того, как отец вернул мне доступ к счетам, я попросил Викинга, когда тот будет в городе, снять нужную сумму и занести Стефану. Викинг ничего не рассказал о своей встрече со Стефаном. Сказал лишь, что больше он меня не побеспокоит. Не знаю, почувствовал ли я в тот момент облегчение, что не буду избит до полусмерти вновь, или же тяжесть от того, что безвозвратно потерял связь с последним и единственным другом. Как бы то ни было, нам со Стефаном лучше никогда больше не пересекаться. Для его же блага. Все дорогие мне люди в итоге страдают. Мое присутствие подобно проклятию, ранящему и убивающему людей. Лучше оставаться вечно одиноким, чем ранить любимых снова и снова, и снова, и снова… За три месяца я переосмыслил многое. В том числе сделанный выбор. Я все еще ненавижу себя за него, но… отец был прав: такие, как я, умеют лишь клянчить. У меня ни собственных денег, ни жилища — совершенно ничего без помощи Бена Керна. Если отец лишит меня всего этого я просто… просто умру. Не только потому, что зависим от чертового фена, по-прежнему держащего меня в цепких тисках зависимости, но и банально от голода и холода. Без денег я стану никому ненужным брошенным бездомным бродягой и однажды умру за мусорным баком в подворотне. Вот моя судьба, если бы я отказался от предложения отца. Я так ясно ее вижу в кошмарах, что по пробуждению буквально рыдаю, благодаря судьбу, что сделал, пускай и неправильный с моральной точки зрения, но облегчающий жизнь выбор. Выбор, за который я ненавижу себя каждую секунду жизни. Однако я согласился. Вопреки собственной гордости, принципам и убеждениям. Переступил через себя и теперь я здесь: с крышей над головой, деньгами, амфетамином и будущим. Будущим, созданным Беном Керном специально для меня. Будущим, в котором я женюсь на незнакомке благородных кровей и сделаю с ней ребенка для того, чтобы отец забрал его и воспитал по своему подобию. Собирался ли я идти по начерченному отцом пути после того, как закончу то, на что подписался? Да, ведь он явно дал понять, что каждый мой отказ может закончиться гробом для меня. Он убьет меня, если я оступлюсь с этого нарисованного им пути. Поэтому, как бы мне не было жаль то дитя, оно окажется у Бена Керна… У меня когда-либо выбор отказать самому Бену Керну? Нет. Никогда не было и в будущем не предвидится. Я никогда не хотел детей. Не сказать, что они мне не нравились, но о собственных я никогда не задумывался. Тем более, я — стопроцентный гей, и никогда не представлял себя в браке с женщиной и появлению общего ребенка. Я попросту не смогу завести его с ней из-за собственным предпочтений, не говоря уже о том, что… я слишком долго принимал наркотики, чтобы это не могло пагубно не повлиять на мой организм. В лучшем случае девушка просто не сможет забеременеть, а в худшем… что ж, велика вероятность, что этот ребенок будет с дефектами. Я задаюсь вопросом: неужели мой отец не подумал об этом, когда говорил, что хотел внука? Неужели он действительно согласен даже на ребенка с проблемами? «Неужели он не может больше завести детей?» — спрашивал я себя каждый раз, когда мысли возвращались к теме отцовства. Слишком уж подозрительно то, что несмотря на большое количество любовниц за все года у него не появилось внебрачных детей. Ни одного. Раньше я предполагал, что так он хочет уберечь место наследника от нападок других, что было бы логично, если бы он действительно желал посадить во главе рода своего внука, но… Я все же склоняюсь к тому, что он просто не может зачать еще одного. По одной важной причине. Бен Керн ненавидел мою мать, ее гены и все, что напоминает ее. Вряд ли он горит желанием передать семью в руки внука Анке Бернтольд. Если бы у него действительно была возможность, он бы с удовольствием зачал ребенка с другой женщиной, но судьба сыграла с ним злую шутку, подарив одного лишь меня. А если припустить, что из-за воздействия наркотиков у меня так и не появятся дети, то… Род Керн навсегда исчезнет. Однако, не стоит забегать вперед и говорить о детях до того момента, пока я не сумею исполнить то, что взвалил на мои плечи отец. Не хочу смотреть аж так далеко в будущее, предпочитая сосредоточиться на том, что имею сейчас — деньги, дом и наркотики. Все, что обещал Бен Керн я уже получил обратно. Пришло время исполнить свою часть сделки. Сегодня первый день стажировки. Я ни разу не был в компании Каттерфельд до этого. Благодаря отцу меня устроили без должных знаний и стажа, как и многих детей, племянников и крестников совета акционеров. Никто из нас не заслужил эти места. Все мы занимаем места тех, кто действительно хотел бы оказаться здесь. К счастью, нас не так много, чтобы СМИ заинтересовала тема устройства родни в компании Каттерфельд. Все, что мне было известно о компании Каттерфельд до того, как отец заставил меня участвовать в предательстве Рейнхольда Каттерфельда, так это то, что Керны являются одними из акционеров, владеющих крупным количеством акций. Целых девять процентов. Это четвертое место по количеству активов после Рейнхольда Каттерфельда, Тобиаса Каттерфельда и Джерома Эванса. Все остальные в совете владеют лишь малой частью, но более, чем счастливы получать немалые дивиденды. За три месяца мне приказали изучить все о компании. Все от и до, чтобы найти тех людей, которые смогут помочь мне добиться расположения Каттерфельда. Еще до того, как прийти в юридический отдел, я знал всех сотрудников в юридическом и еще в нескольких отделах, не считая каждого секретаря и помощника Рейнхольда Каттерфельда. Благодаря моей осведомленности, знакомство с персоналом прошло гладко и без заминки. Моя стажировка заключается в помощи главе отдела. Помощник главы юридического отдела. Такая должность поможет без усилий приходить к любому из директорского состава, чтобы принести еженедельную отчетность, или просто по просьбе моего начальника. Отец постарался пристроить меня в лучшее из возможных мест для такого новичка, чтобы я мелькал перед глазами Рейнхольда Каттерфельда постоянно. Бен Керн уже договорился с главой моего отдела о том, чтобы посылать именно меня со всеми отчетами и вопросами, а не остальных стажеров. Всего их здесь двое: девушка и парень с безумно престижных ВУЗов, действительно заслужившие место в компании. Начальник оказался, что ожидаемо, одним из хороших знакомых моего отца. Его семья, как и Керны, годами оказывали юридические услуги для высшего общества. Пускай, его фамилия не настолько известна, как наша, но он считается одним из больших шишек в компании. И эта шишка будет учить меня на практике юридических премудростей частной компании. Да, этот человек принял меня не только для того, что уволить сразу же после того, как я соблазню генерального директора, но и для настоящего обучения. После того, как компания перейдет из рук Рейнхольда Каттерфельда к Тобиасу Каттерфельду, я продолжу работать в ней. Отец посоветовал обустраиваться, ведь это место — единственная работа, на которую меня примут. Он уж позаботился, чтобы напомнить, что меня не возьмут ни в одну приличную юридическую компанию без его благословения. Отпустить свою марионетку? Ну уж нет. Бен Керн, вгрызся в меня, и собирается контролировать, пока я не потеряю свою полезность. Насколько же полезен я могу быть отцу? Итак, первый рабочий день. Начальник поручил меня своему заместителю, женщине средних лет, роль которой заключалась в помощи мне обосноваться. Перед тем, как дать первое задание, она решила провести небольшую экскурсию. Энтузиазма в ней явно было больше, чем у меня. Пока она с радостью принимала юного нового сотрудника, меня бросало от одной страшной мысли к другой. Нервозность обострилась по максимуму. Я буквально боялся в каждом встречном сотруднике компании встретить Рейнхольда Каттерфельда. Человека, чье лицо я запомнил до деталей благодаря фотоматериалам, предложенными отцом. Человека, чье лицо снилось в самых ужасных кошмарах на протяжении трех месяцев. Я до мурашек боялся нашей встречи, ведь… ведь банально не знал, что делать. Отец велел научиться соблазнять, но как? Я читал сотни статей в интернете, но ни одна из них не подсказала мне, как правильно себя вести, не будучи шлюхой. Я просто не представлял, как нужно строить глазки, завлекательно крутить бедрами или же показывать свои лучшие черты тела. А ведь отец хочет, чтобы я затащил того мужчину в постель! Где пролегает грань между пошлостью и эстетическим флиртом? Как человек из высшего общества, привыкший к традициям и условностям, Каттерфельд сразу же отвергнет меня, если посчитает вульгарным! Где та золотая середина?! Забавно, если девственник действительно сможет затащить в постель мужчину более, чем на двадцать лет старше и в сотни раз умнее и хитрее. Мы проходили вдоль бухгалтерского отдела, когда женщина приостановила меня и кивнула в сторону двух девушек приблизительно моего возраста. — Они тоже стажерки. Будут проходить обучение в отделе аудита. В этом году у нас большой набор, — улыбнулась женщина, хитро подмигивая мне. Большинство людей, смотря на меня, сразу догадывались о моей ориентации. Может, дело в моей внешности, хотя она вовсе не была стереотипно гейской, а может, просто никто не представлял меня рядом с девушкой. Не знаю, но это впервые, когда кто-то отнес меня к натуралам. Жалко было разочаровывать женщину в первый же день работы. Скоро она и так узнает о моих предпочтениях, как только по компанию поползут слухи, что стажер соблазнил генерального директора. Конечно, если мне удастся затащить Каттерфельда в постель… — Если захочешь ближе познакомиться с девочками, то почаще наведывайся с отчетами в бухгалтерию. Здешний глава отдела очень добрый и милый человек. Немного стеснительный, но если ты ему понравишься, может и чаем угостить. Все здесь обожают мистера Каттерфельда. На мгновение я замер, не в силах сдвинуться с места. — Вы имеете в виду Джерома Эванса? — А, да, Эванс — его девичья фамилия, если так можно сказать… — женщина нерешительно кивнула, словно упустила с головы тот факт, что глава бухгалтерии является открытым геем. — Он — супруг генерального директора. И не подумай, что он здесь только из-за этого! Мистер Каттерфельд очень умный и ответственный человек. Когда он и генеральный директор только огласили о своих отношениях, было много слухов и неприятных сплетен, но все они развеялись, стоило увидеть, как мистер Каттерфельд исполняет свою работу, как главы целого отдела. Очень способный человек, пускай из него невозможно вытянуть и слова. Очень мнительный. Постоянно витает в мыслях. Вот значит какой человек, чьего мужа я должен подло украсть. Вот какой человек, чье сердце я должен втоптать в грязь… Мне стало не по себе. В груди сдавило и дышать стало нечем. Я быстро извинился перед женщиной и пообещал, что вернусь через десять минут. Ноги понесли в первую уборную, которую я запомнил. К концу коридора я буквально бежал, на ходу пытаясь ослабить чертов галстук, не дающий вдохнуть полной грудью. Я вбежал в пустой туалет и уперся руками в умывальник. Подставив ладони под струю воды, я набрал небольшое ее количество и окунул лицо. Освежиться не получилось. В ушах по-прежнему звенели слова женщины о Джероме Эвансе… Благодаря материалам, которые дал мне отец на семью Каттерфельд, я узнал все о жизни Джерома Эванса-Каттерфельда. Десять лет назад, будучи немного младше меня, в двадцать лет Эванса подобрал из улиц Лондона Рейнхольд Каттерфельд, мгновенно влюбившись. Это была большая любовь на протяжении вот уже десяти лет, пять из которых — счастливый брак. По крайней мере, в обществе не было известно ни об одной ссоре или разногласия между этими двумя. Идеальная, показательная пара, брак которой держался на настоящей любви. Когда читал досье, я искренне завидовал этому человеку. Джером Эванс был буквально никем, официантов в богом забытом кафе на окраине Лондона, когда встретил Рейнхольда Каттерфельда, изменившего его жизнь. Я тоже мечтал, чтобы в мою жизнь однажды ворвался человек, забравший меня из этого ада. Каждую ночь молил небеса и вселенную послать мне кого-то, кто спасет меня от этой жизни. Мне плевать, кто это будет и будет ли он любит меня в ответ. Я просто хочу человека, который вытащит меня из этой бездны и укроет хотя бы на небольшой промежуток времени, чтобы я смог понять, чего действительно хочу от себя в будущем! Однако небеса и вселенная остаются глухими к моим просьбам. Возвращаясь к Джерому Эвансу, в досье черном по белому было прописано, какой этот человек. Добрый, чуткий, тяжело выводимый на эмоции, постоянно витающий в своих мыслях, но, к удивлению, прекрасный руководитель и профессионал в своей области. Высшее общество обожало этого мужчину за его чуткость и прекрасную мягкую личность, поэтому даже самые скверные сплетники приняли Эванса, несмотря на его происхождение из низшего сословия. Слова женщины лишь подтвердили написанное на бумаге. В компании этого человека любили и уважали, а значит… Значит меня возненавидят, когда я заставлю его уйти от мужа и покинуть компанию. Я спустился по стенке вниз на пол уборной, обняв колени руками. Дыхание никак не желало приходить в норму, а сердце стучало, будто сошло с ума. В такие моменты я хотел потянуться к карману и найти там пару таблеток спасительного амфетамина или любой другой даже самой дешевой дряни, но меня из разу в раз встречала лишь пустота. Я со всей возможной силой сжал ладони, нажимая на предыдущие раны от ногтей на внутренней части ладоней. Было больно. Приятно больно, ведь боль помогала прийти в себя. Помогала заглушить жажду наркотиков и панические припадки, начавшие появляться в последнее время все чаще и чаще. В такие моменты я ловил себя на мысли, что лишь физическая боль помогает приходить в себя. Страшно понимать, что лишь раня себя, я имею возможность не утопать в душевной боли… Собравшись с мыслями, я взглянул на себя в зеркало перед выходом и поблагодарил Викинга, что он принес мне водостойкий тональный крем, за которым я спрятал шрам после стычки со Стефаном, и небольшие синяки под глазами от недосыпа. Всю ночь я крутился не в силах уснуть. Слишком волновался, и утром это волнение отобразилась на цвете лица. Викинг не выпустил меня из комнаты, пока я не намазал лицо, чтобы вновь казаться здоровым человеком. Мужчина никогда не забывал напомнить мне о том, что моя смазливая мордашка не должна пострадать. «Это твое основное оружие», — повторял он из раза в раз, приговаривая, что мне нужно почаще улыбаться. Мужчина не понимал, как сложно выдавить из себя хотя бы подобие улыбки. Он даже на каплю представить не мог, как много я трачу энергии просто для того, чтобы встать с кровати и пойти туда, куда велит он или отец. Если бы моя воля, я бы весь день валялся в кровати, ничего не делая. Просто смотрел бы в потолок с иголкой в руке, наслаждаясь очередным побегом в страну наркотических видений. Попытался улыбнуться своему отображению, но тщетно. Максимум — слабый оскал, уродующий мое лицо. Я бросил попытки вылепить из себя жизнерадостного человека, поправил галстук-удавку и направился к выходу. Та женщина, чью фамилию я так и не запомнил, уже заждалась. Толкнув двери уборной, я последовал по направлению к лифту, чтобы добраться к предпоследнему этажу многоэтажного офисного здания, где располагался юридический отдел. Выше нас находился лишь этаж, выделенный под личные кабинеты директоров. Как мне объясняли, один такой кабинет был размером с весь юридический отдел, ведь под понятием личного пространства разумелось не одно помещение, а несколько: непосредственно кабинет, небольшая спальня, личная уборная с душевой и небольшая прихожая, где располагались помощники. Целая квартира прямо на работе. Лифт ехал долго. Я нажал на кнопку вызова еще одного, но в тот же момент двери соседнего открылись, позволяя рассмотреть людей внутри. Всего двое пассажиров. Один из которых до боли знаком. Волосы цвета пшеницы. До мурашек по коже холодные серые глаза, смотрящие на тебя, словно ты — пустое место. Тонкие губы крепко сомкнутые и немного обветренные. Невероятные скулы, которые я видел впервые за всю жизнь. Благородная осанка и величественная поза. Костюм, словно вторая кожа, сидел на нем идеально. Не красив и не уродлив, но безусловно запоминающийся. Рейнхольд Каттерфельд. Тело оцепенело, словно приросло к полу. Я не мог сделать движение ни вперед, ни назад. В голове крутились десятки придуманных сценариев первой встречи, но не один из них не начиналось в лифте. Я представлял встречу с этим человеком где-угодно, от офиса моего непосредственно начальника до уборной туалета, но не в чертовом лифте! — Парень, ты идешь? — раздраженно спросил второй мужчина, стоявший позади Каттерфельда. — Или тебе помочь зайти? Я могу, знаешь ли. Короткий ежик блондинистых волос и темно-голубые глаза. Огромный шрам на левой стороне лица, начинающийся у основания уха, пересекающий глаз и бровь и заканчивающийся на центре лба. Каждая часть тела незнакомца, его взгляд и повадки так и кричали о настоящем бандите. Не тех, которых я видел в подворотнях глубоко ночью на отшибе города, а настоящих. Опасных. Но больше всего пугал не шрам. У меня у самого один такой над бровью, благодаря парням Стефана. В оцепенение меня приводила улыбка этого человека. Улыбка хищника, видящего добычу в каждом прохожем. Я не мог заставить себя отвернуться, чтобы не видеть его ухмылку, ведь, вопреки страху, притяжения было намного сильнее. Этот мужчина был убийственно обаятелен. Вот, о каких личностях говорят, когда подразумевают, что девочки влюбляются в плохишей. На слабых ногах я вошел внутрь лифта и забился в самый дальний угол, подальше от этих двоих. Не знаю, кто приводил меня в ужас больше: Рейнхольд Каттерфельд или же человек позади него. Викинг не рассказывал мне, как устроена иерархия в семье Каттерфельд. Мужчина со шрамом явно был не простым человеком. Возможно, телохранитель Каттерфельда, но позволено ли им столь своевольно говорить в присутствии своего хозяина? Они ведь должны быть немы, как Викинг при моем отце. Скандинав и рта не открывает без разрешения Бена Керна. Кто же ты такой, незнакомец со шрамом? Я вжался в одно из зеркал лифта, пытаясь не пялится с его помощью на Каттерфельда. Мужчина молча смотрел в свой телефон, хмуро листая страницы какого-то электронного документа. В реальности Рейнхольд был намного привлекательнее и импозантнее, чем на фотографиях. Ни одна из них не смогла передать его властность и величие, витающие в воздухе тесного лифта. Рейнхольд Каттерфельд казался холодным и недосягаемым, что придавало ему уникального шарма. И этому бесподобному мужчине достался такой же прекрасный человек, как Джером Эванс. Представляю, какую восхитительную пару они образовывают… Пару, которую я должен уничтожить. Мысль сковала мое дыхание вновь. Затхлый воздух лифта перестал поступать в легкие. Я мертвой хваткой ухватился за небольшой металлический выступ, сжимая тот до побледневших костяшек. Ехать всего шесть этажей, но меня начинало подташнивать еще на первом из них. Сердце билось, как ненормальное, от волнения. «Тебе нужно было произвести хорошее впечатление на этого человека, а не строить умирающий вид», — корил я самого себя, будучи не в силах как-либо обратить внимание на себя. Заговорить с Каттерфельдом? О чем? Как это сделать не запинаясь от волнения на каждом слоге? Как это сделать, когда руки дрожат еще сильнее голоса. Викинг говорил, что я должен показать себя с лучшей стороны, а значит с лучшим тоном лица и здоровым телом, а не… не с тем, что я имел на самом деле. Симптомы амфетаминовой зависимости нельзя скрыть даже под десятью слоями макияжа. — Не видел тебя раньше, — протянул мужчина со шрамом, смотря на меня сквозь отображения зеркала, пока его хозяин ни проявлял ни крохи внимания к моей личности. Прищуренные глаза незнакомца сканировали меня, пытаясь распознать явную угрозу для своего хозяина. Всеми фибрами я чувствовал его настороженность вопреки тому, что на лице незнакомца продолжала сверкать улыбка. — Кто ты такой и откуда, парень? — Из юридического, — промямлил я себе под нос, пытаясь как можно меньше смотреть тому в глаза. Если он заметит мои расширенные зрачки и сопоставит их с дрожью в руках разом с немощным телом, я даже представить боюсь, что он может сказать Рейнхольду Каттерфельду обо мне. Этому человеку нельзя узнать о моей зависимости. Никто не захочет делить постель с наркоманом. В обществе все еще существуют стереотипы, что каждый второй из нас разносчик венерических болезней. Тяжело признать, что в каком-то смысле они правы, но я-то не такой. Действительно не такой… — Стажер. — А-а, новенький, — понимающе протянул мужчина со шрамом, но пристальный взгляд так и не отвел. Я смотрел на циферблат с этажами перед собой, мечтая выйти из тесного лифта. Цифры расплывались перед глазами, смешиваясь в кучу красных оттенков. Руки сильнее сжимали металлический выступ, дабы не упасть прямо в лифте. Я понимал, что мне становится дурно. Сердце стучит, будто вырвется. Дыхания не хватает. Впервые я нервничал настолько, что готов был потерять сознание. Наконец, лифт остановился и Рейнхольд Каттерфельд, так и не посмотревши на меня ни разу, ушел восвояси, наведываясь в один из отделов. Кажется, на этом этаже располагался маркетинговый отдел. Мужчина со шрамом проследовал за своим хозяином, но на мгновение остановился, развернувшись ко мне. Его рука остановила закрывающуюся дверь лифта, придержав ту. — Ты напоминаешь мне кого-то, — с подозрением произнес обаятельный незнакомец, не в силах понять, на кого именно я похож. Должно быть, он не раз встречал моего отца. Я ведь его молодая копия. — Как зовут нашего нового стажера? Слова не могли вырваться из моего рта, как бы я не пытался их вытолкнуть. Перед глазами все резко поплыло, и я медленно осел на пол лифта, понимая, что ноги больше не держат… Смутно я понимал, что дело не в чрезмерной нервозности на грани панической атаки. Сегодня утром Викинг без разрешения отца дал дозу наркотиков немного больше той, чем обычно. Я попросил у него об этом, ведь просто не смог бы пережить первый день. Викинг согласился лишь потому, что знал: это правда. Всю предыдущую ночь я не мог уснуть и без белого вещества был бы не в силах протянуть бодро и весело весь день. И амфетамин прекрасно справился с поставленной задачей. Вот только организм, привыкший к значительно меньшей дозе за три месяца, почувствовал резкий шок, отобразившийся прямо сейчас. Передозировка. В самый-самый неподходящий момент. — Эй-эй, парень?.. Стажер! — слышал я чьи-то крики перед тем, как свет погас.

***

За всю жизнь я сталкивался с передозировкой лишь единожды. Два года назад, когда мне только-только исполнилось девятнадцать. В ту ночь я впервые наткнулся на клуб, где работал Стефан. В те времена я любил бродить по ночному городу, исследуя окрестности Мюнхена. С самого заката и до рассвета я мог медленно осматриваться, лишь бы не возвращаться в поместье. Искал среди местного контингента своих людей, способных подогнать мне травку. Тогда я баловался чем-то легким, не задумываясь о появлении серьезной зависимости и последствий для организма. Жизнь была легкой, когда в дверь не постучался амфетамин. Безоблачная летняя ночь. Новый клуб. Неизвестная компания, мгновенно принявшая меня, как своего. Я танцевал, отдаваясь музыке. Столпотворение тел отбрасывало меня из одного угла во второй. Я ловил кайф лишь от ощущения единения с другими танцующими. В такие ночи я не чувствовал себя одиноким, брошенным всеми ребенком, в поисках мимолетного счастья, пускай именно таковым и являлся. Много алкоголя, жар тел вокруг, духота клуба и сливающиеся в один неоновые цвета клубного освещения. Движение вокруг подхватило мое безвольное тело и утащило вверх по лестнице. Не помню, была ли то девушка или же просто худощавый парень с длинными волосами, однако именно этому человеку я должен быть благодарен за то, что познакомил меня с моим первым дилером. Перед тем, как впустить за закрытую дверь тайной комнаты только открывшегося клуба, Стефан спросил совершеннолетен ли я и лишь после подтверждения позволил второму человеку, забравшего мое тело из танцпола, протащить меня внутрь. Снова новые люди, без вопросов пригласившие меня в свою компанию. За свои девятнадцать я встречал столько таких компаний при здравом уме, что и не сосчитать. Я никогда не отказывался от общества незнакомцев, ведь еще подростком осознал, что курить в одиночество себе дороже. Приводит только к обострении начинающейся хандры и может превратить в полноценную депрессию со всеми вытекающими. Смутные воспоминание о том, есть ли у меня деньги, чтобы заплатить за дурь. Такой же смутный пьяный ответ, что я могу оплатить за всю компанию беспроблемно. Дружеский смех и три белых таблетки передо мной. Не травка. Что-то синтетическое. Химическое. Впервые виденный мною тяжелый наркотик, в простонародье зовущийся просто и понятно — фен. Одна за одной таблетки проскользнули внутрь моего тела, растворяясь внутри. Предполагаю, что та партия наркотиков была смешана с каким-то паршивым галлюциногеном, потому что должного эффекта, как от чистого амфетамина, я не почувствовал, а вот всеобщую легкость и мои первые столь четкие и яркие галлюцинации — да. Люди, музыка, разговоры — все словно в дыме от табака, который на меня выдыхала какая-то женщина, на коленях которой лежала моя голова. Она перебирала мои темные локоны, изредка нежно касаясь пальцами и длинными ногтями моего лба. Незнакомка, проявившая ко мне куда больше участия, чем кто-либо в этой проклятой жизни после смерти матери. А потом сплошная темнота. Резкий щелчок — и свет врезался в глаза. Кто-то выключил свет в комнате и включил ночник. Перед глазами на полу у небольшой кровати сидел злой лысый мужчина, внимательно смотрящий на капельницу. Стефан никогда не думал, что в его первую рабочую неделю в клубе он едва ли не доведет девятнадцатилетнего парня до передоза. Он был зол на себя, что позволил мне войти, но еще больше на поставщиков, подогнавших некачественный товар, от которого все его гости словили коллективный бэд-трип и валялись на кожаных диванчиках в главном зале, пока он вытаскивал мальчишку с того света. Если бы не Стефан, знавший, как помочь наркоману при передозе, я бы не пережил свое первое знакомство с амфетамином. Если бы не Стефан, сумевший на скорую руку поставить мне капельницу, промывшую тело от наркотиков, смешанных с алкоголем, Отто Керн покинул бы мир молодым и не настолько разбитым, как сейчас. Мальчику бы не пришлось страдать… В ту ночь трехлетней давности я стоял в шаге от конца, если бы меня не спас незнакомец. В точности, как сейчас, когда меня спас мужчина со шрамом. — Какого черта, этот парень шарахнулся прямо в лифте?! — У него тахикардия, — ответил незнакомый женский голос. — Переволновался в первый рабочий день. Сейчас он очнется, я дам ему таблетки и отправлю домой. Отдохнет денек, и завтра будет, как огурчик. Веки с трудом открылись, пропуская тусклый свет из окна. Ясная утренняя погода сменилась облачной, принося иррациональное облегчение. Подобная депрессивная погода подходила мне намного больше солнечной. Повернув голову на голоса, я заметил брюнетку, сидевшую за столом. Она активно что-то писала на бумаге, игнорируя все слова мужчины со шрамом, стоявшего у ее стола. Тот самый человек, что был вместе с Рейнхольдом Каттерфельдом, сопровождая его. Белый халат на женщине недвусмысленно обозначал род ее деятельности. Женщина управляла медпунктом компании. По крайней мере, такова была моя первая мысль о незнакомке. — Тахикардия?.. — переспросил я, обращая внимания этих двоих на себя. — Спящая принцесса проснулась! — удивленно приподнял брови мужчина, складывая перед собой руки. — Тогда я пойду, босс уже меня заждался. Хорошо, что ты, парень, не откинулся в том лифте. Пошли бы нехорошие слухи о нашей компании, а боссу это ни к чему. Мужчина улыбнулся и помахав рукой направился на выход, как вдруг доктор потянула мужчину за рукав пиджака, останавливая. — Стоять. Ты должен отвезти парня домой, Клаус. — Почему я?! — возмущению незнакомца не было предела. — Потому не ты? — ответила вопросом на вопрос брюнетка. Я подтянулся на руках и привстал. Перед глазами все по-прежнему крутилось. Во рту едкий вкус чего-то химического. Я попытался осмотреться, но комната действительно оказалась банальным медпунктом. Небольшая и с полной кучей полок с лекарствами. Могу поклясться, что медпункт в университете выглядит в точности, как эта комната. Даже расстановка мебели одна и та же. Отогнав от себя образ университета, в который я попаду лишь на церемонию вручения диплома об окончании бакалавриата, я вернулся к словам, произнесенных женщиной. Странным и не поддающихся никакой логике словам. — Вы сказали тахикардия? — вновь спросил я. — У меня не было проблем с сердцем. Никогда не было. Несмотря на общую худощавость, бледность и синюшность под глазами, за все года у меня ни разу не было серьезных проблем со здоровьем. Я и болел-то нечасто — максимум раз или два в год, как и все. За все двадцать один год жизни я терял сознание лишь единожды во время передоза! Хотя нет, уже дважды. Женщина бросила в меня предупредительным взглядом, заставляя заткнуться. — Клаус, будь добр, подожди за дверью. — Я не пес, чтобы ждать кого-то под дверью, — огрызнулся тот. Я слышал в его голосе озорные нотки. Такие же, как и ухмылка на его лице. — Все мы прекрасно знаем, что ты именно пес, — произнесла брюнетка, заткнув мужчину. — Мне нужно обследовать парня. Это не займет много времени. — Ладно, док, но чем быстрее ты закончишь, тем больше вероятность, что я окажусь за дверью, а не уйду. У меня действительно есть время только до трех, а после я должен сопровождать босса на встрече. Мужчина посмотрел внимательно на меня, недовольно закатил глаза и захлопнул за собой дверь. Доктор устало выдохнула и откинула голову назад, прикрывая глаза. — У меня действительно тахикардия? — спросил я, нарушая неловкую тишину. Все еще не верилось, что у меня проблемы с сердцем. Вроде как, я прекрасно себя чувствую. — Мне всего двадцать один и у меня никогда не было никаких врожденных проблем… — Ты прав, Отто, но не каждый в твоем возрасте на постоянной основе принимает альфаметилфенилэтиламин. Я несколько раз моргнул, пытаясь понять, о чем идет речь. — Амфетамин, Отто. Фен. Чудо, что за столько лет беспрерывного приема ты отделался всего лишь развитием тахикардии. Да, точно. Она права. Как я мог забыть?.. Несмотря на то, что в последнее время я чувствую себя лучше из-за того, что Викинг дает мне значительно меньшую дозу, моя зависимость никуда не исчезла, а ее последствия останутся со мной до конца жизни. Весьма короткой жизни, раз уже в двадцать один мое сердце начинало подводить. Удивительно, как мне удалось продержаться столь долго. Я замер от осознания, что услышал о своей зависимости от доктора. Вряд ли она бы смогла провести анализ моей крови в медпункте компании, а значит она изначально была осведомлена о моих близких отношениях с амфетамином. Кем, черт возьми, была эта женщина, знающая о моей склонности к наркотикам?! — Кто вы? Встав из-за стола, брюнетка направилась прямиком ко мне. Сняв докторский халат и аккуратно повесив тот на стул возле кушетки, женщина присела возле меня, закинув ногу на ногу. Я засмотрелся на серый классический костюм, скрывавшийся под ее докторским халатом. Не думал, что доктора носят костюм-тройку под халатами. — Я — друг, — улыбнулась доктор, положив свою ладонь на мою, призывая не паниковать. — Викинг предупредил меня, что ты можешь оказаться в беде, пока его нет рядом. Кто же знал, что проблемы начнутся с первого дня. Хорошо, что тебя нашел Клаус. Этот парень, каким бы психом ни был, владеет знаниями о том, как оказать первую помощь. Армейский навык. Псих? Конечно, я понимаю, что огромный шрам на лице мужчины отталкивает, напоминая об угрозе. И, конечно же, я уже убедился самостоятельно, что у этого типа весьма вспыльчивый и прямолинейный характер, но псих?.. — Викинг рассказал вам о моей… проблеме с наркотиками? — вернулся я к насущному, отвлекаясь от ненужных вопросов. — Ну, можно сказать и так, — хихикнула женщина, убирая руку от моей. — Это я была той, кто регулировал размер твоих доз, когда ты согласился помочь своему отцу. Викинг попросил меня создать тот раствор. Знаешь, я ведь единственная среди нас у кого второе образование, помимо экономического, еще и медицинское, так что Викинг знал, к кому идти за помощью. Среди нас это среди кого? Кто эти мы?.. Брюнетка говорила столь много и быстро, прямо как моя руководительница по административному праву. Ничего не понять и не выхватить из контекста. — Да и я бы не отказалась от его просьбы, ведь прекрасно знаю, что Бен Керн хочет от тебя, — остановилась та, сделав акцент на последнем предложении. — Здесь в компании много недовольных среди тех, кто помнит, как было до того, как пришел младший Каттерфельд. Методы его отца и деда нравились нам намного больше, чем те, которыми руководствуется он… Поэтому мы все будем способствовать тому, чтобы ты исполнил свою миссию, как можно лучше. Если для этого нужно поставлять наркотики такому милому мальчику, как ты, что ж, будем поставлять. Так вот значит как. Доктор одна из тех, кто помогает мне изнутри компании. Викинг говорил, что у нас много союзников, желающих избавиться от Рейнхольда Каттерфельда, но я не верил. Просто не мог поверить в то, что в компании, которой двадцать лет управляет Рейнхольд Каттерфельд, существует целая группа недовольных людей, только и мечтающих о том, как он уйдет… Я медленно начинал разбираться в ситуации. Все еще недостаточно для того, чтобы осознать, почему между Рейнхольдом и Тобиасом Каттерфельдом возникла война, но появились некоторые предположение. Одно из них гласило, что после прихода Рейнхольда к власти вектор управления нелегальным и легальным бизнесом повернулся на сто восемьдесят градусов, вызвав волну из негодования. Волну, которая не может уложиться вот уже двадцать лет. Волну, которая лишь сейчас достигла пика, из-за чего сторонники Тобиаса Каттерфельда пошли на столь отчаянный шаг с разрушением устоявшегося брака Рейнхольда. «Не верится, что ради бизнеса эти люди готовы разрушить целую семью и лишить ребенка одного из отцов!» — ужасался я жестокости мира, к которому был косвенно причастен с рождения, но в который попал лишь сейчас. Благодарить ли судьбу за то, что я столько лет жил, не зная о всех ужасах этого мира? Благодарить ли ее за то, что не стал точно таким же человеком, как они?.. Мысли пришли к удивительному умозаключению. Если бы не наплевательское отношение отца к моей персоне, если бы Бен Керн желал взрастить во мне продолжение своего рода, если бы он обучал меня азам правления семьей, я бы стал одним из них. Если бы отец занимался моим воспитанием, а не мама, сейчас я бы сражался на его стороне против Рейнхольда Каттерфельда. Я бы был одной из важных и ценных фигур на шахматной доске, а не пешкой, которую используют, как обычную шлюху. Должен ли я сказать судьбе спасибо, что не вырос в аморального человека, желающего лишь власти и денег? А ты не жаждешь денег, Отто? Разве не ради них ты согласился лечь под мужчину на двадцать три года старше? Хочешь сказать, что ты не такой же аморальный человек? Не ты ли в будущем собираешься разрушить семью? У тебя всегда был выбор отказаться, но ты предпочел идти по легкой тропе, где деньги вновь текут рекой и ты плескаешься в них вместе с наркотиками. Ты должен разделить тот же груз вины, что и те аморальные людишки. И не пытайся внушить себе, что наркоманы не чувствуют стыда за проступки. Чувствуют. Еще как чувствуют, когда приходят в себя после мимолетного кайфа. Их стыд и вина в разы больше того, что испытает здоровый человек. Приготовься к той смеси чувств из вины, стыда и позора, что раздавит тебя бетонной плитой, после свершения того, что все от тебя желают. Приготовься, если не хочешь быть раздавлен намертво, Отто Керн. — Говоря о дозах… — протянула доктор, поцокивая ногтями по колену. Этот звук заставил меня прийти в себя. — Ты знал, что сейчас принимаешь почти в десять раз меньше того количества амфетамина, что зимой? Каждый раз я давала тебе все меньше и меньше, и сейчас прекрасный момент, чтобы слезть с иглы, Отто. Намного безболезненнее сделать это в ближайшее время, нежели если бы ты пытался бросить несколько месяцев назад. Конечно, уменьшение количества это так себе способ бросить, но с нынешним абстинентным синдромом ты сможешь справиться. Что? Казалось, сердце упало в пятки, пропустив несколько ударов. Неужели в том растворе почти не было наркотика? Она хочет сказать, что сработал эффект плацебо?! На протяжении трех месяцев я искренне верил в то, что получаю желаемое, но на самом деле получал лишь обычный раствор с добавками и витаминами?! Не верится, что у меня действительно появилась возможность раз и навсегда покончить с наркотиками! «А ты действительно хочешь бросить?» — спрашивал голос изнутри, останавливая потоки радости. — «Без наркотиков что сможет приносить в твою жизнь столько же счастья? Что согреет тебя в самые неудачные дни? Что помогало тебе на протяжении стольких лет справляться с одиночеством?» «Кто таков Отто Керн без амфетамина? Заикающийся мальчишка, не в силах сказать что-то против? Ты помнишь того бедного, несчастного и бесконечно одинокого парня, каким был раньше? Хочешь снова стать таким?» Сердце больно сдавило. Если зависимости не станет, у отца больше не будет рычага давления на меня. Я смогу убежать, как только все закончится. Убежать так далеко, что никто меня не найдет. Без зависимости начать вторую жизнь будет просто, а деньги для этого я заблаговременно смогу снять, ведь сейчас все мои счета разблокированы. Я смогу сбежать, как только перестану чувствовать цепкую хватку амфетамина. Но с другой стороны… я действительно не хочу возвращаться к тем временам и к тому Отто, каким был раньше. Амфетамин помогает убивать этого жалкого парня во мне. Я так не хочу вновь превратиться в него и возвращаться в те времена, когда я отчаянно нуждался хоть в чем-то постоянном! Однако со второй стороны вопроса стояла моя свобода от Бена Керна, от этой семьи и города. Сейчас я правда не могу сделать выбор между этими двумя. Меня одолевает страх выбрать неправильно и тогда я не смогу больше вернуться к исходной точки. — Почему вы помогаете мне? — не мог поверить я, что в ее помощи с наркотиками не будет цены. Всегда во всем есть цена. Как и в том, что я предпочел наркотики для легкой жизни, отдав взамен здоровье. — Викинг попросил помочь его подопечному. Ему не нравится идея, что Бен Керн хочет держать тебя на коротком поводке из-за наркотиков, поэтому и придумал эту идею с рехабом в домашних условиях. Конечно, ты должен понимать, что все еще зависим и будешь зависимым всю оставшуюся жизнь, но у тебя есть шанс отказаться и бороться ради будущего. Викинг хотел дать тебе шанс, какой однажды получил сам… Так что больше цени своего телохранителя, Отто, — подмигнула мне женщина. За три месяца Викинг не показывал никаких излишних эмоций по отношению ко мне. Викинг был тем же незнакомцем, что и при нашей встрече несмотря на то, что за три месяца я провел с ним больше времени, чем со своим отцом за все время. Не верится, что он действительно пошел на этот шаг, чтобы помочь мне. Я ведь никто для него, как и он для меня! О чем думал Викинг, верный пес моего отца, идя на подобный шаг? Если не вникать в детали, то это самое настоящее предательство! Вот только зачем ему идти против собственного хозяина ради какого-то щенка? Я ведь не смогу ничего дать взамен. У меня ничего нет. Все то, чем я когда-то думал, что владел, принадлежит Бену Керну. Даже наследство моей матери. Он наглядно показал, что я никто. Пыль на его пути, которую он с легкостью сдует, если потребуется. Ничто больше, чем генетический материал. — Когда ты поможешь нам убрать с пути Каттерфельда, мы поможет тебе взамен. Много людей знают о твоей… жертве. Никто тебя не осудит и даже больше: мы поможем тебе избавиться от отца, если захочешь! Сейчас Керн нам нужен, но потом… — женщина хитро ухмыльнулась. Ей не нужно было заканчивать предложение. Она и те, кто вместе с ней, собирались убрать моего отца, как только тот поможет им избавиться от Рейнхольда Каттерфельда. — Если захочешь, станешь следующим главой Керн с полной поддержкой всех сторонников Тобиаса Каттерфельда. Если нет, то получишь наследство и уедешь, куда душа желает. А главное, что ты будешь полностью чист. Ах, Тобиас Каттерфельд… За двадцать один год я ни разу не слышал его имя, но за последние месяцы вся моя жизнь только и крутится вокруг его идеи фикс устранить племянника с пути. Именно он — глава мятежа в компании Каттерфельд, а женщина передо мной одна из приверженцев восстания. Мой отец тоже один из них, но почему-то, как мне кажется, не все мирятся с его присутствием. Убрать его и поставить такого мягкого и податливого меня намного выгоднее для всех. И пускай я понимаю, что я лишь удобная замена, все равно… мне бы хотелось, чтобы эти люди вытянули меня из его цепкой хватки. Знаю, в этом мире от людей избавляются с помощью могилы, но, честно, даже если мой отец умрет, я не почувствую ни капли сожаления. Я исчерпал все запасы терпения и любви к семье, позволяя ему ни во что меня не ставить, но я ведь тоже человек. И я выберу жить свободно и без тисков, пускай даже благодаря смерти собственного отца. Я — плохой человек. Никогда не был хорошим. Как и все люди, окружающие меня. Поэтому если эта женщина говорит, что существуют те, кто готов помочь мне обрести свободу, что ж, я не могу отказаться, какие бы жертвы не возникли в последствии моего решения. — И вы освободите меня от отца только за мою помощь с устранением Рейнхольда Каттерфельда, — подвел я итог. — Вот ваша цена за мое спасение. На лице женщины вновь заиграла хитрая улыбка. — У всего есть цена. Я бы никогда не спасла незнакомца, который не смог бы дать мне ничего взамен. Даже такого милого. Милого. Ну, конечно. Если бы не лицо и тело, я бы был бесполезен для этих людей, а так я — прекрасная кукла, которую удобно подложить в постель ничего неподозревающему человеку. — Как вас зовут? — Сабина Вагнер. Моя семья не столь влиятельна и известна, как Каттерфельды или Керны, ведь мы не бизнесмены. Вагнеры — потомственные доктора, но я первая среди своих родственников, кто занимается не только врачевательством. Мою часть акций не сравнить с частью Каттерфельдов или даже вашей, но я достаточно влиятельна в этих кругах. — Вы слишком самоуверенны в себе. Доктор рассмеялась. — Ты, прав. У меня высокая самооценка, но она не идет ни в какое сравнение с самооценкой Клауса. — Клаус это тот человек со шрамом? — Да, полный псих. — Почему вы считаете, что он… — не успел я задать вопрос, как в дверь раздался очень настойчивый стук. — Это Клаус. Тебе пора идти. И я была серьезна на счет того, что тебе нужен отдых. Ты слишком встревоженный, и я понимаю причину этому. Не каждый день тебе нужно соблазнить человека, поэтому я пропишу тебе легкое седативное. Викинг передаст тебе его… — тараторила брюнетка все на одном дыхании. — И последнее, насчет амфетамина. Я продолжу уменьшать дозу постепенно и где-то через месяц амфетамина в растворе совсем не будет. Викинг будет делать тебе капельницы с обычными витаминами, чтобы никто из людей твоего отца не заметил. — Спасибо, — слабо улыбнулся я, искренне благодарен за то, что делает эта женщина. — Но не нужно. Пускай все останется так, как сейчас. Если я надумаюсь покончить с наркотиками, я обязательно попрошу Викингу передать вам. Сейчас я не уверен в том, что смогу помочь вам с Каттерфельдом без них. Я встал из кушетки и доктор Вагнер подала мне пиджак и галстук, который снимала, когда обследовала меня. Она посоветовала мне, когда все закончиться, сходить к кардиологу, чтобы не запустить болезнь. Я пообещал ей заглянуть в больницу, когда у меня появится время. — Отто, насчет Клауса Эйзенманна, — запнулась женщина, пытаясь подобрать слова. — Этот человек — твоя возможность сблизиться с Рейнхольдом Каттерфельдом. Он полностью верен младшему Каттерфельду и порой эта верность переходит все границы, поэтому ты должен быть осторожен и никак не выдать то, что ты играешь против его хозяина, хорошо? Сейчас для него ты — наследник Кернов. Семьи, которая десятилетиями верно служила его хозяину. Он не будет относиться к тебе плохо, поэтому сблизься с ним. Понравься ему настолько, насколько это возможно. Клаус — твой пропускной билет в постель к Каттерфельду. — Я буду осторожен, — уверенно ответил я. — Отто, ты должен опасаться этого человека, — серьезно повторила женщина, ухватившись за мои плечи. — Когда я говорила, что он полный псих, это не было шуткой. Знаешь, как его называют за спиной? Я отрицательно мотнул головой. — Цепной пес Рейнхольда Каттерфельда.