Аддиктивный синдром

Первых три месяца в компании пролетели быстрее, чем ожидание начала работы. Стажировка в юридическом отделе оказалась намного удачнее, чем план по соблазнению Рейнхольда Каттерфельда. Старшие в юридическом отделе, как и мой начальник, относились ко мне, как нельзя хорошо, и не пойми то ли я им правда понравился, то ли дело в моей именитой в кругах компании фамилии. Без сомнений, мое обучение проходило на ура и я действительно обучался чему-то новому, познавая границы юридического права в тоннах бумажной работы. К концу третьего месяца, я уже не боялся делать что-либо самостоятельно, а моя непосредственная руководительница поощряла каждое мое предложение помочь. Я нашел с ней общий язык, как и со всеми коллегами. Не сказать, чтобы мне нравилось работать в юридическом отделе. Мне пришлась по вкусу скорее работа в компании, с хорошими людьми, готовыми всегда помочь и что-то объяснить. Я просто тащился от понимания, что другим людям есть дело до меня. Это было так странно, так ново для меня! В университете лишь несколько профессоров относились ко мне по-человечески. Все из-за моего внешнего вида. Чрезмерное употребление наркотиков не осталось незамеченным теми старыми консервативными маразматиками. Они ставили высокие баллы за мои знание, хваля мое стремление к знаниям, но за спину перешептывались о том, как наркоман может быть отличником. В компанию же я пришел уже с лучшим здоровьем, вследствие чего никто не мог сделать вывод, что я наркоман. Поэтому мне было безумно комфортно в приятной атмосфере дружеского коллектива. В остальном же я терпел то, чем занимаюсь. Мне никогда не нравилось юридическое право. Без ненависти, но с большим терпением я учил тонкости закона, надеясь когда-то отыскать себя в чем-то другом. Проблема была в том, что я не знал чего хотел. Шел двадцать первый год жизни Отто Керна, а он все также не знал, что хочет от себя и своей жизни. Конечно, если судьба смилуется и даст ему время дожить до тех времен, когда он найдет занятие всей своей жизни… Я не был талантлив. Не раз пробовал себя в искусстве. Картины из-под моего пера было сложно назвать искусством. Даром писателя я тоже, как оказалось, не был одарен. Лепка, пение и игра на музыкальных инструментах была похожа на попытки умирающего человека оставить что-то после себя перед неизбежным концом — такое же отчаянное, но все так же бездарное творение. С точными наукам как-то тоже не срослось. Еще со школы я на дух не переносил физику. Химия и математика давались проще, чем то же изучение языков, но сказать, чтобы я был от них в восторге? Нет. Однако жаловаться я не буду. Как сказал, работа в компании пришлась мне к душе и, если после всего, что я сделаю в будущем, меня не попрут из компании, я бы с удовольствием работал здесь до конца своих дней. Тихо и мирно. Как и советовал мне Клаус Эйзенманн… Вспоминая о нем, не могу не отметить, что за три месяца видел его не единожды. Каждый раз, как начальник отправлял меня занести той или иной документ Рейнхольду Каттерфельду, я встречал мужчину со шрамом, словно тот был второй тенью генерального директора. Вот только больше этот тип не обращал на меня никакого внимания. Словно после нашей последней встречи я стал для него такой же прилипшей грязью на подошве, как и остальные. Мне не удалось узнать многое об этом человеке. В юридическом отделе, как и во всей компании, его знали, как цербера Каттерфельда, и что лучше держаться от него на расстоянии. Плохие слухи ходили впереди Эйзенманна. Много мерзких сплетен вертелись от отдела до отдела, приобретая все худшие и худшие формы. Начиная от того, что Эйзенманн занимается черной работой, избавляясь от людей, которых посылают в компанию конкуренты. Заканчивая тем, что едва ли не каждый мужчина нетрадиционной ориентаций в этой компании побывал в его постели. Чего-то такого я ожидал, но никак не то, что мужчина со шрамом окажется таким же, как я. Геем. Причем открытым. Эйзенманн и Каттерфельд не желали скрывать своих наклонностей и имели достаточную власть, чтобы защитить себя и своих партнеров от негодующих по этому поводу. Меня пробирала зависть. Я тоже хотел не скрывать то, кем являюсь, но сейчас я не владею своей жизнью. Даже тот образ, который сложился обо мне в компании, выдуманный Викингом и Беном Керном. Порядочный, скромный парень из хорошей семьи. Идеал для Рейнхольда Каттерфельда. Сплошная фальшь. Иронично, что именно слава хладнокровного убийцы и бабника прослыла о Клаусе Эйзенманне, тогда как его хозяина считали едва ли не святым. Рейнхольд Каттерфельд после встречи с Джеромом Эвансом завязал с интрижками на ночь и, не был уличен не то, что в измене, даже во взгляде на кого-то другом, кроме Эванса. В компании сотрудники любили своего начальника, как и его супруга. Главные сплетницы не смогли ничего сказать об их паре, кроме того, что оба счастливы друг с другом вот уже десять лет, пять из которых — счастливый брак. Эти двое любят друг друга, пускай предпочитают не выражать свои отношения на публике. Ни досье на Каттерфельда, собранное людьми моего отца, ни мои собственные попытки узнать больше об мужчине, не привели к должному результату. Несмотря на неограниченную власть и авторитет в компании, любовь своих подчиненных и хорошую репутацию, никто не знал о Каттерфельде больше, чем то, что он позволял им узнать. Мне были известны лишь общедоступные факты, такие как дата рождения, имена родителей, происхождение их семьи, возникновение компании, семьи-союзники и семьи-противники, дата рождения его сына и то, в какой детский сад он ходит. Однако то, что интересовало меня больше всего, я не смог раздобыть. Ни предпочтений во внешности партнеров, ни в еде или напитках, ни даже чертового любимого цвета! В этом была проблема. Без чего-то, чтобы могло привлечь внимание Рейнхольда Каттерфельда, я не достигну успеха в соблазнении. Этот мужчина просто не видит меня. За три месяца я был у него в кабинете, куда нельзя заходить без его секретаря или его самого, десятки раз, и черт возьми, этот человек уже должен был запомнить меня! Но нет, он смотрел на меня но не видел. Не замечал, словно я какой-то призрак! Я пытался вызвать его внимание разными способами. Одевался в лучшую одежду, подчеркивающую мои «достоинства». Это была идея Викинга напялить на меня безумно узкий костюм, чтобы в то же время не нарушать корпоративный регламент компании с дресс-кодом, но в то же время выглядеть сексуально. Я душился разными парфюмами вплоть до духов с феромонами! Черт подери, эти чертовы духи, от которых у меня у самого все в штанах шевелилось целый день от запаха! Между прочим, тоже идея Викинга. Иногда мне кажется, что Викинг сравнивает соблазнение женщиной мужчины с моими неудачными попытками. Возможно, будь я женщиной, напяль на себя блузку с вырезом до пупка и юбку, которая не скрывает ничего, при этом надушившись возбуждающими духами, что-то бы и произошло. Однако я мужчина. Под одеждой у меня то же, что и у Каттерфельда. Не представляю, как его можно соблазнить узкими штанами. Как по мне, это вульгарщина, выставляющая меня в худшем свете. Однако, я испробовал все советы Викинга по соблазнению, потому что понятие не имел, что может помочь. Встреча с Рейнхольдом Каттерфельдом всегда происходила в одной и той же манере. Я приходил на последний этаж компании, встречал одного из секретарей мужчины и он пропускал меня внутрь, если Каттерфельд был не занят и на месте. Мужчина всегда сидел в одной и той же позе за дубовым лакированным столом с одним и тем же хмурым взглядом. Он забирал у меня документы, которые я принес, и в полной тишине пересматривал их. Несколько раз он спросил кое-что насчет отчетов, сделал пару замечаний, которые я поклялся передать главе моего отдела, однако даже тогда Каттерфельд не оторвал взгляд от бумаг перед собой. Мы сталкивались взглядами лишь в тот момент, когда он смотрел, кто вошел в его кабинет. Не больше и не меньше. А после проверки документов, я уходил и ждал еще целую неделю, кусая локти от того, что не получилось как-либо завладеть вниманием мужчины. Прошло целых три месяца, а я так и не смог привлечь внимание Рейнхольда Каттерфельда, как бы не вертелся перед ним. Я не сдвинулся с мертвой точки. А вот внимания отца к моей персоне с каждым днем становилось все больше и больше. Раз в две недели отец спускался с пьедестала и звал меня на скромный семейный ужин. Обычно это случалось в пятницу, когда рабочая неделя заканчивалась и Бен Керн хотел услышать от меня, как сильно я приблизился к Каттерфельду. Насколько близко его сын от постели его врага. Сегодня была пятница. Конец третьего месяца. Начало августа. Как всегда, отец послал Викинга за мной. В такие дни скандинав не шутил со мной, не пребывал в вечно приподнятом настроении и не пытался подбодрить меня. Викинг прекрасно знал, что каждая моя встреча с Беном Керном выбивает меня из колеи, вводя в вены дозу чистой апатии и безысходности. Поэтому несколько дней после нее я просто лежу, смотря в потолок, и обдумывая то, какой я плохой сын. Со временем я отхожу и понимаю, что моей вины в этом нет, и все же… Слова отца каждый раз ранят, будто впервые. Собравшись с духом, я взглянул в зеркало напоследок. Эффект трех последних месяцев на лицо. Викинг уж постарался сделать из меня «человека». Из зеркала на меня смотрел парень, наконец, начавший выглядеть на свой возраст. Резкие юношеские скулы исчезли, как только прибавилось несколько килограммов. Лицо выглядело гармонично, свежо и ни капельки не казалось бледным. Спасибо Викингу за то, что заставляет меня правильно питаться и каждый раз устраивает скандал, стоит мне пропустить завтрак или ужин. Однажды я попытался возразить ему и в итоге получил вместо еды питательную капельницу. Меня весь следующий день ужасно тошнило от нее, поэтому я перестал сопротивляться и позволил мужчине делать из моего тела лакомую конфетку для Рейнхольда Каттерфельда. Про мешки под глазами я забыл уже очень и очень давно благодаря тому же Викингу и его чудодейственным средствам. Не имею не малейшего понятия, где он взял и как правильно подобрал, но мне пришлось выделить целую полочку в ванной комнате для косметических средств. Там же стояли и капли, которые Викинг заставлял меня капать в первые дни после приема амфетамина. Они помогали зрачкам вернуться к форме здорового человека и убрать светобоязнь. Руки потянулись к волосам и я пристально посмотрел на одну из выбившихся прядок. В один из дней Викинг затянул меня в салон, где одна из работниц сделала моим волосам что-то такое, после чего они приобрели несмываемый шампунем блеск и цвет. Мой черный от рождения впервые за долго лет стал ярким и насыщенным, подчеркивающим цвет глаз, а не сливающийся с ним в одном темное невыразительное пятно. Однако больше всего в парне из зеркала меня поражало то, как он выглядит в костюме. Будто влитой. Сколько себя помню, я ненавидел и до сих пор ненавижу формальную одежду, предпочитая что-то легкое, свободное и на несколько размеров большее, но за три месяца ежедневной носки костюмов я сросся с ними и теперь каждое мое движение не выглядело скованным или несмелым. Удивительно, как обычному темному костюму удалось прибавить мне лет десять. Наконец, я перестал выглядеть, как потерянный ребенок. Я потянулся к одному из тюбиков и выдавил немного жидкости цвета моей кожи на палец. Тональный крем предназначалась для шрама над бровью. Он побелел, но все еще был виден невооруженным взглядом, поэтому Викинг приучил меня замазывать его перед выходом на улицу. Маленький белесый шрам не шедший ни в какое сравнение со шрамом на лице Клауса Эйзенманна. Почему-то, проводя пальцами по собственному шраму, я вспоминал цепного пса Каттерфельда, сравнивая наши увечья. Эйзенманн не стыдился и никак не прикрывал огромный рубец и я тоже желал не заморачиваться на счет него, но… но в такие моменты Викинг напоминал мне, как важно мое смазливое личико для нашей миссии. Моя внешность, безусловно, преобразилась благодаря тому, что концентрация амфетамина в моей крови сократилась к минимуму. Теперь я принимал наркотик лишь для того, чтобы выглядеть собранным, уверенным и не заикаться на каждом слове от волнения. Фен помогал сосредоточиться на поставленной задаче по соблазнению Каттерфельда. Вряд ли бы без него я смог войти в кабинет к мужчине, напялив на себя те позорные штаны или надушившись отвратительными духами. Вряд ли бы без него я вообще сумел сделать хоть шаг ближе к Каттерфельду — мужчине, которого я до ужаса боюсь. Без амфетамина я чувствую лишь приступы постоянной паники, когда вспоминая о Рейнхольде. Именно поэтому я решил принимать наркотики, пока не разберусь с Каттерфельдом. Как только столь желанные акции Эванса окажутся в руках Тобиаса Каттерфельда, я лягу в один из отдаленных от Мюнхена рехабов. Если Викинг не убьет меня из-за того, что я согласился на предложение Сабины Вагнер избавиться от моего отца… Если он простит мне то, что я буду косвенно ответственен за смерть его хозяина, и если он все еще будет помнить о своей обещании стать моим коучем, я вернусь в Мюнхен к нему и буду ходить на все те групповые собрания, на которые он меня запишет. Я пройду все это ради собственного будущего и ради Викинга, который сделал столь много для того, чтобы я поборол эту зависимость. Если наши дороги с ним навсегда не разойдутся. За три месяца я много о чем размышлял. В том числе о борьбе с зависимостью. Глубоко внутри меня борются две половины. Одна кричит не быть идиотом и не расставаться с единственным, что никогда не бросит меня. Вторая же вторит словам Викинга о том, что будущее может измениться без фена. Измениться настолько, что я больше никогда не вспомню про одиночество вновь… И пока что вторая половина кричит громче, поэтому я строю все эти хрупкие планы на будущее, где буду я и Викинг, а не я и зависимость. «Ты так сильно привязался к нему. Как бы не пожалел», — шептали тараканы в моей голове. Они постоянно ждали от Викинга удара в спину. Постоянно напоминали, что он — человек Бена Керна, и что вся его забота всего лишь приказ моего отца. Постоянно говорили, как глупо мечтать о будущем с человеком, который по сути для тебя никто. С человеком, о котором ты не знаешь совершенно ничего. С человеком, имени которого так и не узнал! Это ведь всего лишь дружба. Тогда насколько же сильно я буду привязан к человеку, которого искренне полюблю? Будет ли это чувство той же одержимость, что у Рейнхольда Каттерфельда к Джерому Эвансу? Станет ли эта одержимость сильнее, чем моя привязанность к наркотикам? Скандинав стоял за дверью ванной комнаты, ожидая меня. Он кивнул, одобряя мой внешний вид, и мы направились вниз по ступеньках прямо к Бену Керну. Отец сидел на своем излюбленном месте во главе стола и тихо ужинал, не дождавшись моего появления. Его покрашенные в черный волосы, скрывающие первую седину, казалось, выгорели, а светлая по жизни кожа приобрела оттенок карамели. Я слышал от Викинга, что в конце июля отец ездил со своей новой любовницей на острова в Тихом океане, но как-то пропустил эту информацию мимо ушей. «Когда я последний раз видел отца?» — спросил я сам себя, осознав, что мы не виделись больше двух недель. Из-за своего путешествия отец отменил ужин-проверку и наслаждался морем, песком и пляжем, пока я пытался сделать из себя не пойми кого и лечь под человека, которому я полностью безразличен. Пока Бен Керн развлекается, я усердно работаю, чтобы закончить все это как можно быстрее. Никто не знает, как сильно я желаю однажды улететь из этого города, подальше от проблем и алчным людей, и никогда не возвращаться. Я даже Каттерфельда видел чаще, чем собственного отца за все это время. Смешно. — Отец, — кивнул я мужчине перед тем, как сесть за стол. Бен Керн смерил меня взглядом и, не найдя к чему придраться, кивнул в ответ на приветствие. Возможно, именно такого сына, послушного, кроткого, учтивого и хорошо выглядящего он хотел видеть все эти годы. Возможно, сейчас я бы не сидел в самом дальнем краю стола, а чуть ближе к нему. Возможно, я бы искренне улыбнулся ему в ответ на приветствие и спросил, что сегодня на ужин. Возможно, он бы ответил мне, что сегодня подают мою любимую мясную запеканку. Возможно, я бы мягко обращался к нему, как к «папе», а «сын» с его уст слетало с хорошей долей отвращения. Возможно… но зачем гадать, как бы могло быть, если бы я не был сыном своей матери. Сыном женщины, которую он ненавидит. Да и, зная Бена Керна, он бы никогда не смог себя вести, как настоящий отец. Лишь в мечтах я мог представить, как он чисто из любопытства поинтересовался, как прошел мой день, или дал родительский совет. Все это лишь глупые фантазии, поселенные моими тлеющими несбыточными детскими мечтами. В реальности же я сталкиваюсь с одним лишь безразличием. — К собранию акционеров осталось меньше трех месяцев. Почему мои люди не докладывают мне о том, что ты уже привлек внимание Каттерфельда? Где хотя какой-то результат, Отто? Привлечь внимание ледышки? Пусть сам попробует хотя бы обратить на себя его чертово внимание! Будто можно просто так взять и привлечь его! Тот мужчина даже не обернулся, чтобы посмотреть, что произошло, когда его телохранитель Эйзенманн побежал в лифт к незнакомцу, теряющего сознание! Иногда мне кажется, что Рейнхольд Каттерфельд сможет заметить меня только если я вместо документов преподнесу голого себя на столе. И то, зная его характер, скорее всего он просто скажет избавить от меня своей ручной шавке, этому Эйзенманну, который посмотрит на меня со своим фирменным взглядом «я же говорил». Привлечь внимание Рейнхольда Каттерфельда? Будто я не пытался сделать этого на протяжении вот уже трех месяцев, каждый день ломая голову над все новой и новой стратегией по чертовому соблазнению, в котором я последний профан! — Мне нужно еще немного времени… — У тебя было достаточно времени, Отто. Я думал, что дал тебе достаточное легкое задание для такого бездаря, как ты. Бездарь. Конечно, кто же я еще? Лентяй, растяпа, разочарование и ошибка всей жизни Бена Керна. Хотя, не могу не согласиться, я действительно облажался. За три месяца должен был быть хотя бы мизерный результат, но ничего. Тот человек даже имени моего не знает. — Я предполагал, что твоей внешности будет недостаточно. Все же этот Эванс зацепил Каттерфельда чем-то иным, не будучи несусветным красавцем. Что-то есть в Эвансе такое неосязаемое, от чего все мужчины Каттерфельд сходят по нему с ума. Даже Тобиас до последнего настаивал на том, что не желает причинять вред парню, хотя похить мы его и заставь отдать нам акции, все было бы намного и намного проще. Кусок в горло не лез. Я возился с ножом и мясом вот уже целую минуту, не представляя, как запихну хоть немного в себя. Отец продолжил распинаться о взаимоотношениях Эванса с Тобиасом Каттерфельда и мне понадобилось некоторое время, чтобы прийти к логичному вопросу: какие, черт возьми, отношения у этих двоих, если Тобиас — враг Рейнхольда?! Фактически, этот Эванс дружит с врагом своего мужа. Или не дружит? Честно говоря, не могу понять из рассказа отца. Он говорит, что их отношения уникальны, но я не могу уловить, чем именно. Как бы то ни было, теперь становилось понятным, почему Викинг посоветовал мне не соваться и не попадаться на глаза Джерому Эвансу. Этот мужчина буквально разрывается между своим мужей и его дядей. Понятия не имею, какие между ними тремя связь, и разгадывать эту загадку не желаю. Эти трое и так поставили мою жизнь вверх дном. Викинг прав: чем меньше я знаю, тем больше вероятность выбраться из этого болота живым, а не утонуть в трясине. Соблазнить Каттерфельда — соблазню. Сделать так, чтобы Эванс увидел измену воочию — сделаю. А потом унесу ноги так далеко, что никто меня не увидит. И плевать уже на все. Я так устал пытаться и стараться за эти три месяца, так устал делать то, что ненавижу!.. Как же я, черт возьми, устал! — К сожалению, у тебя нет того, что у Эванса. Ты глупый, посредственный, не блистающий умом или особыми чертами характера. Если бы не твоя внешность, ты был бы совершенно бесполезен. И я искренне верил, что ты можешь ей пользоваться… но нет, ты даже этого не можешь, — развел отец руками, разочарованно вздыхая. — Поэтому мне предстоит научить тебя искусству соблазнения. Думается, дело в твоей неопытности. Со сколькими мужчинами ты был, Отто? Пятью? Восьмью? Вижу, этого мало, чтобы чему-то научился. Пятью? Восьмью?! Хах, да ни с одним! Я знаю, что со мной что-то не так! Прекрасно, черт его дери, знаю, но отец продолжает напоминать, что я — синоним слова бесполезность. Он продолжает пихать меня лицом в грязь и не боится, если я случайно там задохнусь. В каком-то смысле я и есть эта грязь в его глазах. Мерзкая и отвратительная, от которой хочется лишь избавиться, однако я не шлюха. Никогда ею не был. Конечно, у меня нет опыта в соблазнении, но я хорошо изучил теорию, дабы понимать что да как. Здесь проблема уже не во мне, а в Каттерфельде. У него иммунитет на мои попытки соблазнения. Больше того, он их даже не замечает! Ты не замечаешь никого, кроме одного единственного человека среди миллиардов — вот, что значит любовь. — Поэтому я любезно готов дать тебе практическое занятие. Отец щелкнул пальцами и помахал кому-то вдали. Я повернул голову к двум мужчинам, направляющимся прямо к нам. Мужчинам такого же несоразмерно огромного телосложения, что и Викинг. Выражение их лица прямо-таки вопило, как они готовы уничтожить каждого, кто как-либо не так посмотрит на их хозяина или приблизиться больше положенного. Люди моего отца. Его личная охрана. Оба мужчины, не церемонясь, схватили меня под руки и выволокли прямо из-за стола. Вилка с ножом выскользнули из моих рук, громко падая на пол. От неожиданности я округлил глаза, пытаясь вывернуться из хватки, как только мог, однако люди отца были во много раз сильнее моего больного и слабого тела. На их фоне я имел телосложения худощавого подростка. — Отец? Что происходит?.. — Эти парни согласились показать тебе, как правильно вести себя с мужчиной. Его ухмылка заставила мои внутренности окоченеть. Наконец, пришло осознание слов, сказанных отцом ранее, о практическом обучении. Кажется, он признал то, что ошибся на мой счет, и я не был настолько опытен, как бы ему хотелось. Кажется, он понял, что моя главная проблема заключается в нехватке опыта и тому, что я не знаю, как правильно соблазнить, когда ни разу не соблазнял. Он признал, что думал обо мне, как о последнем развратнике, но я снова его разочаровал. И Бен Керн решил исправить мою неопытность в самый простой способ. — Прошу, отец, я исправлюсь! Однако мужчина продолжил трапезу, не смотря в мою сторону. Двое мужчин продолжали тащить меня из столовой. Я цеплялся за каждый попавшийся под руку предмет. Одна ваза упала не так далеко от Бена Керна и вдребезги разбилась, что заставило отца поднять свой взгляд прямо с осколков на меня. — Прошу, это уже слишком! То, что для меня было слишком, для Бена Керна было вполне себе разумеющимся. Он кивнул остановившимся мужчинам вывести меня из комнаты и те вновь потянули меня к выходу. Перед тем, как дворецкий закрыл дверь столовой прямо перед моим носом, я в последний раз посмотрел на отца. — Папа! — душераздирающий крик вырвался из моих легких, но он даже не взглянул в мою сторону. Дверь закрылась, навсегда разделяя нас с человеком, которого я звал отцом. Люди Бена Керна тащили меня к лестнице и я быстро понял, что они хотят увести меня как можно дальше ото всех. На втором этаже никого, кроме меня, не бывает, поэтому я не удивился, что их выбор пал именно на мою комнату — самое отдаленное место во всем поместье. Каждое мгновение, пока я пытался вырваться, просил этих мужчин отпустить, я осматривался в поисках единственного человека, который может помочь мне. Единственного, кого достаточно заботит мое физическое и душевное состояние, чтобы не допустить этого насилия, что напрочь уничтожит меня. Единственного, кто протянул мне руку помощи, пускай и из приказала Бена Керна. Человек, чьего имени я так и не смог узнать. «Где же ты, черт возьми, Викинг?!» — вопила каждая клеточка меня, пытаясь найти мужчину. Но его нигде не было. Он испарился после того, как отвел меня к Бену Керну. Может, он уехал по делам к Каттерфельду? Он все еще один из главных внедренных шпионов в их семье, и большую часть времени проводит с Рейнхольдом Каттерфельдом и Клаусом Эйзенманном, когда не нянчится со мной. Неужели он и правда уехал, хотя знает, как я нуждаюсь в его поддержке после встреч со своим родственником? Или же ему просто плевать на то, что сейчас происходит? Может, он где-то здесь, в поместье, ждет, когда все закончится, чтобы напомнить мне, как это важно для нашей миссии? Вдруг он, как и Бен Керн, считает, что изнасилование как-либо может помочь в умении соблазнять? Что я вообще знаю об человеке, которого все зовут Викингом? Почему я так привязан к нему? Когда я успел довериться одному из верных приспешником Бена Керна?.. Двое темноволосых мужчин за тридцать не церемонясь пихнули меня на кровать. Я упал и тут же поднялся на руки, инстинктивно пытаясь карабкаться в сторону окна, ведь выход был перекрыт огромным телом одного из мужчин. Второй из них, что стоял поближе ко мне, схватил меня за лодыжку и сильно потянул на себя, заставляя снова лечь на середину кровати. — Куда же ты бежишь, наследничек? — послышался грубый неприятный голос первого мужчины, чья рука мертвой хваткой держала меня за ногу. Всего лишь одним движением он перевернул меня на спину, придвигаясь ближе. Второй человек захлопнул дверь и тоже направился к нам. Он был молчалив и не выпустил ни звука с того момента, как мы оставили Бена Керна. Ему, как и мне, была отвратительна ситуация, в которой мы оказались. Кажется, он бы с удовольствием оказался в другом месте, но только не здесь, насилуя парня на десять лет младше по приказу босса. А вот его напарнику было весело. Мужчина наслаждался тем, как мое тело бьет сильная дрожь. Его глаза загорелись, стоило мне позорно всхлипнуть и попытаться отпихнуть его. Он пребывал в восторге от приказа Бена Керна. Я видел его садистические наклонности прямо сейчас, пока еще был одет. Но что еще страшнее, он был возбужден. Я заметил, как натянулись его штаны в области паха. Нормального человека не могли возбуждать надрывные всхлипы и крики партнера. Вот только на Бена Керна не работают нормальные, психически здоровые люди. Он потянулся за моими штанами и резко дернул их вниз. Меня словно холодной водой облили. Мои усилия к сопротивлению удвоились. Я со всей силы ударил мужчину ногой в лицо. Он отпустил меня и даже немного отшатнулся, от чего мне невольно удалось отползти назад. Секунду-вторую он не смотрел на меня. Разум подсказывал, что я совершил ошибку. Я забился в угол комнаты, обняв колени руками. Уверен, я выглядел жалко. С опущенными штанами, рыдал, как младенец без возможности остановиться. Мужчина держался за свой щеку. Он посмотрел на меня и сплюнул кровь. Мимолетная радость пролетела на подкорках сознания: я смог его задеть. Однако моя радость быстро улетучилась вместе с ударом, полетевшим мне прямо по лицу. Я успел пригнуться и мужчина промазал. Вместо челюсти или щеки, он со всей дури ударил в глаз, от чего в голове зазвенело. Этот мужчина не остановился на ударе в лицо. Он вцепился в мои волосы и больно притянул к себе. — Ты станешь сучкой Каттерфельда, но сначала моей, — прошипел он мне прямо в лицо, плюясь слюней с кровью. Он кивнул второму мужчине, и тот подошел ко мне. Вместе они вытащили забившегося меня из угла и перенесли вновь на кровать. Второй мужчина зафиксировал мои руки, чтобы я больше никого не ударил, пока первый продолжил снимать мои штаны. Меня поставили на колени и силой развели колени. Меня всего передернуло, когда рука того мужчины позади коснулась моих ягодиц. Мерзкие касание холодных рук. Они сжимали мои ягодицы, растягивая и играясь ними. — Не нужно! Прошу!.. — молил я второго мужчину, держащего мои руки, однако он не смотрел мне в глаза. Было ли ему мерзко или стыдно, я не знал. Он предпочел остаться немым соучастником. Его не привлекали парни и возможность стать насильником, однако приказ был приказом, поэтому он сейчас стоял здесь, помогая первому мужчине держать меня. Я вздрогнул, когда на кожу моих ягодиц потекла холодная жидкость. Я понял по приторному запаху, что это была смазка. Ну, конечно же, это была чертова смазка. Без нее они бы не смогли… не смогли. Я сглотнул, пытаясь не представлять и не смотреть, что происходит сзади. Его возбужденный член касался моего бедра. Мне было настолько мерзко, что я удерживал в себе порывы рвоты. Однако хуже всего стало, когда я почувствовал его толстый палец, мокрый от смазки, внутри меня. Больно. Непривычно. Отвратительно. Неприятно. Мои всхлипы усилились и я буквально рыдал, не в силах остановиться, когда он пытался подготовить меня. Подготовить к изнасилованию. Смешно. — Расслабься, — первый мужчина ударил меня по ягодице, заставляя еще сильнее сжаться. — Пошел к черту, ублюдок! — крикнул я тому и тут же получил еще один удар. Намного более предыдущего. — Такого тугой, и не скажешь, что в этой дырочке побывало столько парней, — обратился ублюдок к напарнику. — Заканчивай быстрее, — впервые подал голос второй мужчина и сжал мои кисти сильнее. — Почему ты такой, а? — спросил первый ублюдок и в тот же момент сильно развел пальцы, от чего я вскрикнул от вспышки боли, широко распахнув глаза. — Воспользуйся его ртом. Расслабься, мужик. Округлившимися и заплаканными глазами я посмотрел на ранее безучастного мужчину, моля не делать этого, но… Как я сказал, на Бена Керна не работали нормальные люди. Одним движением он стянул с себя ремень и каким-то, ранее невиданным мне способом, зафиксировал его у меня на руках. Его шершавые ладони с запахом пороха от пистолета взяли мое лицо в охапку. Мурашки шли по коже от его нежных касаний. — Клянусь, я откушу его тебе! Я со всей силы стиснул стиснул губы, чтобы он не смел даже думать о том, что собирается сделать. Не послушав мои слова, он расстегнул ширинку и вынул свой ни на каплю невозбужденный член. Он легко, но неожиданно ударил меня по щеке, от чего я приоткрыл рот. Он всунул свой грязный палец мне в рот и начал медленно водить по языку и деснам. Я боролся с желанием откусить ему палец, как вдруг дверь с грохотом открылась. Викинг. Раскрасневшийся, запыхавшийся и очень-преочень злой. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл, увидев меня. Меня со спущенными штанами. Меня с двумя мужчинами, вывалившими свои мерзкие причиндалы. Меня со скованными руками и штанами на лодыжках, сковывающими движения. Меня рыдающего и умоляющего отпустить. Меня с красной щекой и столь же красным опухшим глазом и бровью. Он увидел меня и, клянусь, я заметил, как его рука дернулась к кобуре с пистолетом, но остановилась. — Это приказ босса, Викинг, ничего личного, — произнес тот первый ублюдок, позади меня. Завидев Викинга, он отпрянул от меня, как от чумы. — Как думаешь, что быстрее тебя достанет: мой пистолет или наказание от босса за невыполнение приказа? — совершенно спокойно произнес Викинг, прекрасно владея ситуацией. Первый шок прошел и он снова стал тем мужчиной, каким я его помнил. Властным и знающим свое место в семье Керн. — Отпустите его. Оба. Те двое ублюдков еще раз взглянули на меня и бросили на постель в таком виде, как и оставили. Быстро застегнув ширинки, они испарились за дверью, словно предыдущих пяти минут не существовало. Так, словно сотни раз до этого делали подобное. В комнате не осталось никого, кроме нас с Викингов и звуков моих тихих всхлипов. — Прости, парень, я правда не верил, что господин Керн решится на это… Я измученно улыбнулся Викингу, благодаря всех богов, что они услышали мои мольбы, пока не стало слишком плохо. Викинг здесь. Он со мной. Все будет хорошо. «Ничего не будет!» — вопило подсознание, пытаясь залечить израненную душу. — «Никогда не будет хорошо. Все будет становиться лишь хуже и хуже!» — Нужно было понять раньше, что что-то не так, когда господин отправил меня к Тобиасу отнести бумаги. Я не секретарша, чтобы их возить, — нервно рассмеялся тот. Не хочу даже представлять, что случилось, если бы он все же уехал. — Я отдал бумаги своим людям и вернулся. Прислуга странно перешептывалась и была взволнована. Я спросил, что случилось, а после их слов я уже оказался здесь. Викинг медленно приблизился ко мне и сел на колени перед кроватью. Словно боясь испугать, он спросил разрешения, можно ли ему помочь мне развязать ремень на руках. Пока он освобождал мои руки, я мысленно успокаивал себя, призывая успокоиться. Слезы никак не могли прекратиться. Все тело изнывало от неприятных ощущений, а в тех местах где меня касались эти ублюдки я чувствовал жар. Такой сильный, что хотелось содрать там кожу. — Он сказал, ч-что это урок, — шмыгнул я носом, смотря на взволнованное лицо Викинга. Впервые видел его таким… таким до крайности неуверенным, слабым и жалким, хотя именно я должен был быть таким в его глазах. — Он сказал, что мне нужно научиться с-соблазнять мужчин, а для этого нужно больше опыта… Викинг, он буквально п-приказал им изнасиловать меня, ты понимаешь? Мой родной отец приказал м-меня… — Тише-тише, — мужчина избавился от ремня и аккуратно обнял меня. Его рука блуждала по моей спине, поглаживая, пока я бился в истерике, вцепившись в него, как в спасательный круг. — Все закончилось. Все будет хорошо. Господин Керн разумный человек. Уверен, он уже сожалеет о принятом решении. Это было слишком даже для него. Просто он сегодня не в лучшем расположении духа, а ты первый, кто попался под руку… А если те типы еще раз к тебе подойдут, я собственноручно застрелю их, договорились?.. Сквозь непрекращающиеся слезы я искренне и заливисто рассмеялся. Разумный человек? Образумится?.. Какое мне теперь дело? Я так много раз прощал ему безразличие и поступки по отношению ко мне, но сейчас… сейчас я искренне ненавидел его всеми фибрами своей искалеченной души. Хотелось заставить его прочувствовать тот страх, когда твоим телом овладевают вне твоего желания. Так сильно хотелось выхватить этот чертов пистолет их кобуры Викинга и пойти в столовую, где, уверен, все еще трапезничает Бен Керн. Хотелось всадить в его голову всю обойму. — Нет, это сделаю я, — сказал я, отстраняясь от Викинга и потирая глаза. — Я сам их застрелю. После того, как он снова начал оправдывать Бена Керна, я будто очнулся и вспомнил, кем является человек передо мной. Его приставили ко мне и заставили следить за моим физическим и психологическим здоровьем, чтобы я смог успешно исполнить миссию. А ведь точно! Уверен, он остановил этих мужчин только потому, что побоялся, что их действия нанесут мне и будущей миссии непоправимый ущерб! Насколько же ты жалок, Отто Керн. Цепляешь за любого человека, проявившего к тебя базовое человеческое отношение. — Хорошо, теперь я узнаю моего Отто, — ободряюще улыбнулся Викинг, пытаясь не показывать, как его заботит вся эта до безумия неловкая ситуация. К сведению, я по-прежнему сидел без штанов, а по моему бедру бежало несколько струек со смазкой, капающей прямо на белоснежную постель. Тот ублюдок не жалел ее. Когда я оказался в душе, струя холодной воды помогла окончательно прийти в себя. Беззвучные слезы смывались вместе с остатками прошедшего дня. Возвращаясь с работы, я и представить не мог, что очередная напряженная встреча с отцом превратить в попытку то ли урока, то ли наказание. Как бы там ни было, становилось понятно: времени осталось мало и Бен Керн начинает нервничать. Хочет видеть результат, но все, что я могу дать ему прямо сейчас, лишь неловкую улыбку и опущенные в пол глаза. Никакого результата за три месяца, а до собрания акционеров еще три. Три месяца за которые я должен что-то сделать, но, как показали три предыдущих, все мои попытки бесполезны. Нельзя заставить человека полюбить тебя. Нельзя заставить его переспать с тобой, вопреки желанию сердца и тела. Я не имею ни малейшего понятия, как действовать дальше. Я полностью разбит, полностью обезоружен. Мне хочется как можно быстрее закончить все это. Как же я чертовски устал… Не знаю, как долго я пробыл в ванной, но Викинг уже начал обеспокоенно стучаться, спрашивая все ли нормально. Нормально ли? Вряд ли. А было ли когда-то? Может в далеком детстве, которое я не помню. Может в те времена, когда мама еще была жива, но не сейчас. Сейчас, как и тот отрывок жизни, что я помню, со мной и с окружающим миром никогда не было все нормально. Никогда. Я укутался в темный махровый халат и вышел с ванной комнаты. Викинг сидел у меня на кровати, положив голову на ладони. Он задумался над чем-то столь сильно, что не заметил, как я вышел. — Дай мне их. — Что? — удивился тот, выходя из транса. Он пристально посмотрел на мое лицо, зацепившись за покрасневшую кожу вокруг глаза. — Завтра у тебя будет ужасный синяк. Нужно намазать мазью, пока не поздно. Вроде бы у тебя оставалось еще немного мази с прошлого раза. Плевать мне на синяк и мазь. Уже плевать и на то, что Викинга, как всегда, беспокоит один лишь мой внешний вид. Я знаю, что мне нужно. То единственное, что поддерживало на плаву столько лет к ряду. То единственное, которое я не могу достать сейчас собственными усилиями. Побороть зависимость? Смешно, что я всерьез задумывался об этом. Каждый раз, когда я допускал мысли о том, чтобы бросить амфетамин, в моей жизни случалось что-то из ряда вон выходящего, заставляя вновь вернуться к белому веществу. Я не могу без него жить. Не могу жить без того дарящего наркотиками забвения, помогающего на время стереть из памяти ужас прошедших событий. — Дай мне их, — повторил я и подошел к мужчине ближе. — Мне нужны они. Лицо мужчины перекосило, когда он понял, что речь идет о наркотиках. Амфетамине. Марихуане. Даже ЛСД. Я был бы не против самой дешевой дряни, которая поможет мне забыться, как я делал раньше десятки раз до этого. Хочу вновь ощутить эту невесомость во всем теле. Хочу почувствовать себя парящим над собственными проблемами, а не тонущим в них и бесконечной апатии. — Господи, Отто… — вздохнул мужчина и потер переносицу. — Нет. Тебе нельзя сорваться прямо сейчас. Все ведь было хорошо, помнишь? Ты в шаге от того, чтобы соскочить с иглы и забыть обо всем этом. Зачем же все портить?.. — В том то и дело, что все было хорошо, — перебил я скандинава. — Я больше не хочу чувствовать то, что сейчас. Я вообще не хочу чувствовать. У меня все еще перед глазами лица тех ублюдков. Я чувствую их касания на коже. Их запах… Я обнял себя руками, призывая не трястись, не вспоминать лишний раз, не фокусировать на воспоминаниях свое внимание, но все было тщетно. Я чувствовал, будто пальцы тех мужчин все еще кружат по моему телу. Видел перед глазами лицо Бена Керна, отдающего приказ сделать это с собственным сыном. И теперь видел Викинга. Мужчину, который спас меня, но в то же время оправдывал своего хозяина за его поступок. «Он бы оправдывал его, даже если бы тебя изнасиловали», — подсказывали тараканы внутри меня, и я им верил. Действительно верил. Это же заставляло меня смотреть по-другому на человека, спасшего меня от неизбежного. Человека, ради которого я действительно был готов бороться с зависимостью. Своими словами и попытками оправдать Бена Керна Викинг не просто плюнул мне в лицо, он вогнал нож прямо в сердце. — Поэтому дай мне наркотики и проваливай из этой комнаты. Руки до боли вцепились в кожу. Я не смотрел на Викинга. Куда-угодно, но только не на него. Не хотел, чтобы мои тараканы заклеймили его предателем. Нет, мужчина не был таким. И мы оба изначально знали, что он здесь лишь для того, чтобы помочь мне влиться в семью Каттерфельд после того, как я смогу достучаться до Рейнхольда Каттерфельда. Он лишь временная нянька для проблемного Отто Керна и исчезнет сразу же, как я соглашусь с предложением Сабины Вагнер избавиться от Бена Керна. Если даже после увиденного, он продолжает быть на стороне моего отца, то… что ж, эта ситуация открыла мне глаза на наши отношения. А я соглашусь с предложением доктора Вагнер. Последние причины отказаться от столь аморального поступка умерли сегодня. Если Бену Керну предрешена казнь — пускай. Если после этого Викинг возненавидит меня, заклеймит предателем собственной семьи… что ж, все к этому шло. Лучше вообще не привязываться к людям. Зависимость от них намного опаснее амфетаминовой. — Что ты такое говоришь, парень? Я тебя не узнаю, — несколько раз моргнул скандинав, не веря в услышанное. — Дай мне чертовы наркотики, — вновь повторил я. — Ничего я тебе не дам, — удивленно приподнял тот светлые брови. — Ты сейчас не в себе и завтра пожалеешь о своих словах. Я пытаюсь уберечь тебя, понимаешь? Ты сам просил стать твоим коучем. Сейчас ты действуешь под влиянием эмоций. В здравом уме ты хотел бросить, помнишь? Да нет же, именно сейчас я окончательно пришел в себя. Реальность в который раз дала звонкую пощечину, заставляя посмотреть на происходящее. — А сейчас я прошу заткнуться, дать мне фен и проваливать. Сердце вопило заткнуться. Не делать той же глупости на эмоциях, что однажды со Стефаном. Не прогонять последних дорогих людей. Однако израненная душа хотела одиночества, а тело подсказывало единственный способ, которым я мог откинуть все ненужные переживания. Единственный способ, к которому он привык на протяжении многих лет. — Я сделал что-то не так? — спросил мужчина, потирая затылок от непонимания. — Ты сделал все так, Викинг. Ты лишь исполнял приказ по защите меня. Ты нянчишься с ребенком, которого твой хозяин хочет использовать. В твоем понимании ты не сделал ничего плохого. Совершенно ничего. И более всего ранит то, что это правда. Лишь я напридумывал себе того, чему не бывать. Строил будущее, где ты будешь рядом, как мой друг. Господи, да просто, как человек, который поддержит меня, когда я буду избавляться от зависимости!.. Наркотики — единственное, что остается и останется в моей жизни ближе, чем кто-либо. Они не будут ранить меня снова и снова словами или действиями. Они лишь отпускают мой разум и сердце в свободное парение, пускай ценой целостности тела. Да, я умру из-за них, как и все наркоманы. Я умру, но… так ли это плохо? Никто не положит цветы на мою могилу. Никто не заплачет, узнав о кончине. Всем плевать. Всегда было и будет. — Проблема во мне, ты не виноват, — пробубнил я себе под нос. — Дай мне что-нибудь, Викинг. Я знаю, что ты где-то держишь их внутри поместья. Поэтому пойди, достань двойную дозу, а дальше я сам справлюсь. — Нет, Отто! И не проси меня об этом! Кажется, ты забыл, что у тебя проблемы с сердцем? Большая доза может убить тебя! — Пускай. — Отто! — вскочил мужчина на ноги и резко подошел ко мне. Тело инстинктивно вжалось в дверь ванной, отступая назад. — Послушай, парень, не знаю, что тебе сказали те парни или господин Керн, но я действительно пытаюсь помочь тебе, поэтому повторю: наркотики никогда не выход. — Нет, это выход. Еще какой выход. — Ты сможешь преодолеть все сам! — Не смогу. Я слабый, никчемный, никуда не годный, бестолковый, глупый, бесполезный и как там еще говорил твой хозяин? Жалкий наркоман. Позор семьи. Поэтому я лишний раз подтвержу, что я такой. Я устал пытаться всю жизнь доказывать обратное. — Ты не такой и никогда таким не был! — Дай мне их, — умолял я. — Пожалуйста, я сделаю все, что ты скажешь, просто дай мне чертов фен… Слезы снова покатились ручьем. Внутри меня что-то вновь дало сбой. Что-то сломалось. Что-то требовало починки, и я знал один единственный инструмент способный это сделать. — Ладно! Господи, да перестань ты плакать! — встряхнул мужчина меня и заставил стоять ровно. — Я быстро вернусь. И он исполнил свое обещание. Я не успел перестать плакать, когда он вернулся с небольшим шприцом. Сев на кровь, мужчина похлопал рядом и приказал ложиться. Устроившись поудобнее, я закатал рукав и протянув руку Викингу. Из-за постоянных капельниц на нежной коже руки уже остались следы, но я не стыдился их. Точно не перед Викингом, делавшим мне те капельницы. — Спасибо, — искренне поблагодарил я мужчину, когда он пустил живительную жидкость по вене. — Поблагодаришь меня после того, как проснешься, парень. — Почему? — спросил я, а после почувствовал что-то странное. Амфетамин никогда не вызывал резкую сонливость. Наоборот вызывал прилив сил и позитивных мыслей. Не помню, чтобы такой же эффект давали другие наркотики, которые я пробовал. — Что это? Что ты мне дал?.. — Транквилизатор. Седативное, что дала Сабина. Отоспишься немного и придешь в себя, а после поблагодаришь меня, что не дал тебе совершить глупую ошибку. Я хотел что-то возразить, сказать против, но вещество слишком сильно ударило по мне, делая веки тяжелыми, а тело ватным. — Наркотики — никогда не выход, Отто. Запомни это хорошенько, когда в следующий раз захочешь вернуться к игле.