Мой маленький Анри

«Потеря ребёнка — это ужасная трагедия, но надо жить дальше». Жить дальше Жить дальше Жить… «Тебе стоит перестать на неё злиться. Только она может тебя понять сейчас. Вы должны это пережить вместе». Я уже почти не злюсь. Я ничего не чувствую. К ней — ничего. Понимание чувств — это не её конёк. Все же это знают? Зачем тогда говорят эти глупости? Она, наверное, уже забыла о том, что у неё был сын. Пишет сейчас новый роман. Пережить вместе. Вместе. Я пережил своего сына, чёрт возьми. Это неправильно. «Не надо её винить. Она не виновата. Так сложились обстоятельства». Да, вокруг семейки Аддамс всегда есть какие-то обстоятельства. Не надо её винить? А кого мне винить? Кого? Она всегда любила сунуть свой любопытный нос туда, куда не следует. За это я её и любил отчасти. Если в Джерико случалось что-то трагическое, то она была всегда в центре событий. А трагическое в Джерико случались часто. Это был идеальный город для неё. Даже удивительно, что она отсюда уехала. Но спасибо ей за это. Отношения у неё с полицией были запутаннее, чем у любовников. Сначала новые сотрудники её не принимали, считали сумасшедшей, а потом, после удачного раскрытия дела, бегали к ней за помощью по поводу и без повода. От пропажи совы миссис Трэрри до тройного убийства. Всё на ней. Так было. Раньше. Теперь Уэнсдей нет в городе. Пару раз приходили ко мне, чтобы узнать, где она и когда вернётся, но я им четко давал понять, что не знаю. Или не совсем четко. Да. Первые пару месяцев после смерти сына я пил. Потом друзья меня вытащили. Я стал выглядит лучше. Снаружи. А внутри всё также паршиво. И уже ничего не изменится. Полтора года назад Уэнсдей помогла поймать маньяка по имени Кевин Пайпер. Он убивал пожилых людей, считая, что таким образом очищает планету, даёт дорогу молодым. Псих. На его счету было уже с десяток жертв. Их могло было быть гораздо меньше, если бы полиция слушала Уэнсдей. Но, как назло, шериф снова поменялся (теперь они у нас на долго не задерживаются). Уэнсдей помогла засадить маньяка за решетку. В день суда над ним его жена выбросилась из окна вместе с годовалой дочерью. Она не смогла жить с мыслью о том, что её любимый муж, который сдувал с неё пылинки, оказался чудовищем. Через несколько недель Уэнсдей неожиданно получила угрозу от этого маньяка (хотя я до сих пор не понимаю, как он мог послать эту угрозу из тюрьмы). Кевин Пайпер поклялся отомстить за гибель семьи. Обещал свернуть голову нашему сыну. Я был обеспокоен. Уэнсдей не восприняла это всерьёз. А зря. Я и не подозревал, что его расплата будет так близка. Год назад в больнице, куда был временно помещен Кевин Пайпер из-за припадков эпилепсии, случился пожар. Теперь я уверен в том, что это был поджог. Возможно, что Пайпер специально вообще изображал припадки, чтобы оказаться в больнице. Ведь из неё легче сбежать. Год назад он похитил нашего мальчика из детского сада. Через несколько дней поисков в лесу нашли сожжённый труп. Мальчика. Анализ ДНК показал, что он является моим родственником. А Уэнсдей в городе тогда не было. Она вытаскивала своего дядюшку из очередной передряги. Неподалеку от…трупа нашли самого Пайпера. Он застрелился. Обычная месть. Око за око. Сына за сына. Дело было закрыто. Моя жизнь кончена. Да, я винил её. Да, я не мог ее больше видеть. Она стала моим врагом. Она отняла у меня самое дорогое, что у меня было. Я всегда любил сына. Я обожал его. Но, конечно, иногда я ругал его за шалости, злился на него, когда он меня не слушался. Однажды он притащил коробку с пауками в мою галерею. Все посетители разбежались. Я был зол. Я отругал его. И он заплакал. В первый раз в жизни. Никогда я раньше не видел его слёз. Даже когда он был совсем маленьким, то, кажется, никогда не плакал. Тогда я почувствовал, что немного виноват перед ним. Сейчас я чувствую себя чудовищно. Ведь каждый раз я вижу во сне маленькие прозрачные слезинки, которые катятся по его, еще совсем детскому, лицу. Он спас тех пауков от подростков, которые собирались их сжечь. Он пришел ко мне за помощью и поддержкой. А я ему этого не дал. Боже, как много я ему не дал. Скоро будет почти год, как нет моего мальчика. Моего маленького Анри. Момент, когда я в первый раз взял его на руки был лучшим моментом в моей жизни. Момент, когда я осознал, что его больше нет, разорвал мое сердце. Мне говорят жить дальше. Как я могу жить, если у меня больше нет сердца? Я лишь существую. Я думал о том, чтобы покончить с этим. Но меня что-то останавливает… Мы с Уэнсдей разошлись почти сразу после похорон. Мне даже не пришлось ничего говорить. Она, как ни странно, на этот раз всё поняла. Просто съехала. Потом мне пришло извещение о том, что Уэнсдей Торп подала на развод. Хах. У неё были силы на все эти формальности. Тогда я начал думать о том, что вся моя счастливая семейная жизнь — это лишь иллюзия. Я просто жил с безэмоциональным роботом, которому чужды все человеческие чувства. Была ли она хорошей матерью? Мне казалось, что да. Помню, как её передёргивало каждый раз, когда Анри падал. Как она приносила кучу лекарств, если чувствовала, что Анри готов чихнуть. Она могла сидеть у его кроватки ночами и смотреть на него, слегка поглаживая бледную руку мальчика. Она не всегда понимала его детской восторженности, но всегда ходила на все детские праздники и бережно хранила неказистые подарки, сделанные своими руками. Но его смерть она восприняла настолько спокойно, что меня буквально тошнило от её стойкости. Я плакал в его детской. Я пил. Я крушил мебель. А жизнь Уэнсдей будто ни капли не изменилась. Через два дня после похорон я застал её за печатной машинкой. Она писала очередной роман. Это стало последней каплей. Мы встретились через месяц непосредственно в суде по поводу развода. Я ждал, что она изменится. Но нет. Единственное, что она мне сказала: «Не смей ничего с собой сделать. Так поступают только слабаки. Ты должен держаться. Хотя бы ради памяти о…о нём». Она не смогла произнести имя собственного сына. В этом отражалась хоть капля слабости. Хотя.может, она считала, что мёртвые в именах уже не нуждаются. Не знаю почему, но мне кажется, что я продолжаю держаться благодаря этим словам. И Вещи. Когда я пришел после суда домой, то обнаружил в своей сумке Вещь. Я думал, что Уэнсдей настолько печется об уже бывшем муже, что решила назначить ему няньку. Но как оказалось, Вещь сам ушёл от Уэнсдей. И именно с ним я разделил горе потери. Горе невозвратной потери.