***
— Неанель! — громкий окрик слышно было издалека, — есть у тебя кто-то, кто замки тихо вскрывать умеет? Стройная эльфка с вертикальным тонким шрамом, пересекающим щеку, взмахом руки прекратила свой тренировочный спарринг — ее противник, высокий русый эльф Ярналь, отступил на шаг — и уперла меч острием в каменную плиту, задумчиво оглядывая площадь. Эльфы ее десятка и обучаемый молодняк восприняли это, как сигнал к перерыву — металлический звон скрещиваемых клинков прервался. Эльф по прозвищу Лис кивнул своей сопернице, маленькой хрупкой эльфке с длинной черной косой, у которой уже дрожали руки от усталости. Кажется, Фирь, так звал ее командир их десятка, вставший около стены сразу, как начался перерыв. Лис встретился взглядом с слегка раскосыми, яркими желто-зелеными глазами Неанель — и десятница махнула в его сторону рукой. — Вот, Лиса возьми, он умеет. Эльф тяжело вздохнул, почувствовав на себе заинтересованные взгляды десятка молодняка, и направился к Гезрасу, который успел спешиться и перехватить поводья тонконогого вороного коня. Замки вскрывать он действительно умел. И не такому можно научиться, если живешь в нелюдском квартале на отшибе человеческого городишки по соседству с семьей низушков, промышлявших мелкими и крупными кражами. Низушки были нелюдьми основательными — таскали домой вывернутые, вырезанные и попросту вырванные с корнем откуда-то из дверей, сундуков и сейфов краснолюдские замки и обстоятельно показывали своим, низушиковым малышам, а заодно и маленькому эльфу тонкую науку взлома. А краснолюдские замки — не чета людским, там целый набор отмычек надо было иметь и очень внимательно слушать металлические перестуки маленьких деталек, потому что замки эти иногда попадались «с хитринкой», как говорил Биран, отец-низушек, и могли протяжно и очень громко визжать, стоит надавить не туда. Для людских замков хватит и той пары изогнутых металлических шпилек, которые носил с собой на самый крайний случай Лис. — Выдвигаемся на закате, — тихо начал озвучивать план Гезрас, когда эльф приблизился, — вскрыть нужно будет дверь тюрьмы и дверь камеры. Справишься? — Да, — Лис перебрал в кармане тонкие металлические шпильки, взглядом провожая тень адъютанта Аэлиренн, медленно ползущую по болезненно-белой от яркого дневного солнца каменной плите. Конь был всего один и тот загнанный, и в город они двинулись пешком через чащу напрямки. Ночной лес тихо пересвистывался птицами, шуршал ночными зверями — эльф и ведьмак не нарушали гармонию жизни темной стороны леса и скользили между черных в темноте стволов двумя тенями в плащах. Две пары глаз пристально наблюдали кусок стены конюшни и темный узкий переулок из глубины лаза в городской стене порядка десяти минут, пока чутко слушавший спящий город ведьмак не дал отмашку двигаться. С дверью тюрьмы Лис справился быстро — замок сухо щелкнул, выталкивая металлическую дужку наверх. Тюрьма была длинным каменным зданием с крохотными окошками, примыкала одной стеной к зданию городской стражи, а второй — к еще одному узкому переулку. У двери здания городской стражи горели факелы, но окна были темны и пусты, стражники грохотали тяжелыми шагами где-то достаточно далеко, чтобы работать спокойно и быстро. В коридоре, ничем не освещенном, стоял неприятный, режущий глаза и нос запах. Эльф оглянулся на Гезраса — в темноте горели желто-зеленым огнем круглые кошачьи зрачки. Ведьмак махнул рукой вперед, призывая двигаться, и сам тихо начал идти, ощупывая плотные деревянные двери с крохотными зарешеченными оконцами. Искал нелюдские камеры. Одна, вторая, пятая, седьмая. На восьмой полукровка замер и схватил Лиса за ворот плаща — нащупал вырезанный на дереве знак, острый угол, направленный вверх. Как наконечник стрелы, подумал эльф. Хотя люди, скорее всего, вспомнили бы сначала чье-то острое ухо. Ведьмак и эльф заглянули в крохотное оконце. Ничего не разобрать, но вроде бы лежит что-то на деревянной плоской койке у стены. Молчит. Эльфу показалось, что он слышит сиплое, трудное дыхание из комнаты. Этот замок тоже поддался быстро — дверь, тихо скрипнув петлями, распахнулась. Лежавший зашевелился, поднял голову. — Что же, — хриплый бас, слишком громкий для этой тишины, резанул эльфу слух — тот скривился, — прошла уже неделя? — Не тот, — прошелестел Гезрас, но лежавший неожиданно бодро вскочил и понесся на них, громко топая. Краснолюд — сообразил Лис, судя по запаху — затрюмленный дебошир. — Как это — не тот? — краснолюд тоже попытался понизить голос до свистящего шепота, остановился, пошатываясь, — тот, тот! Я заманался тут сидеть уже! — Не виселицы ждешь, — прошипел ведьмак, ловко подсекая краснолюда под ноги так, что тот шлепнулся на пол, — еще посиди, все одно отпустят. — Да как ж… — думал повозмущаться безымянный дебошир, но змеиное шипение ведьмака сверху подействовало на его непроспавшуюся еще голову пророчески и он быстро понял, что еще звук — и досиживать неделю в этой комнатке будет его коченеющий труп. Дверь визитеры аккуратно прикрыли. Глаза Лиса попривыкли к темноте и он видел, как ходит от дальней стены коридора до восьмой камеры Гезрас, будто пытаясь угадать или почувствовать, за какой из этих одинаковых дверей с вырезанными на них острыми углами скрывается тот, кто ему нужен. — Раз, два, три, четыре, пять, — тихо, неслышно застучали кончики пальцев по сухому занозистому дереву, тихо падал в темноту едва слышный даже острому эльфскому слуху шепот, — не пора ли? Значит, я иду искать, — разворот на пятках у стены, длинная фигура направилась к Лису, — все как в детстве, только пара правок в правилах — подметим: есть одна жизнь, кто плохо прятался — тот съеден… Этого стишка Лис не слышал раньше и половину не понял — стишок был на Всеобщем, а эльф не очень хорошо знал этот язык. Но было что-то жуткое в тихом шепоте в темноте и неслышных мягких шагах. И в хриплом, придушенном смехе, раздавшемся где-то слева и спереди, тоже было что-то жуткое. — Когда я был маленький, — незнакомый голос едва слышался за тяжелой дверью, когда к ней направился Лис, — меня часто пугали, что если буду плохо вести себя, — зашуршало что-то за дверью, с тихим металлическим стуком эльф нащупывал отмычкой рельеф замка, — буду один до конца своих дней. — Когда я был маленький, — едва слышным шепотом отозвался стоявший рядом с присевшим на корточки Лисом полукровка, — часто меня в наказание ставили в угол, — замок глухо щелкнул, открываясь, тихо скрипнули петли, — и там со временем так я завел в темноте много маленьких, странных друзей… В этой камере тоже стояла плоская деревянная койка и на ней тоже кто-то лежал, но этот кто-то был явно выше краснолюда — и смотрел на вошедших светящимися в темноте кошачьими глазами. — Твою мать, — вместо приветствия тихо обозначил незнакомый ведьмак и устало откинул голову, — Третий, какого хера за каждой запертой дверью всегда оказываешься именно ты? — Я тоже безумно рад тебя встретить, Двенадцатый, — равнодушным шепотом отозвался Гезрас, — поднимайся. — Что, снова драматично подставлять шею во имя торжества разума? — ведьмак звучал утомленно и недовольно, но, конечно же, сел, глубоко вздохнув, и рывком поднялся. — За стеной обсудим. — Пес с тобой. Все равно подыхать. Лис удивленно разглядывал незнакомого ведьмака всякий раз, когда они проходили мимо факелов — кроме Гезраса, других ведьмаков эльф не встречал, а на адъютанта Аэлиренн он насмотрелся еще в Лок Муинне. Двенадцатый был по-эльфи высок, но Лис ясно разглядел круглые уши, когда ведьмак попытался собрать растрепавшиеся и свалявшиеся неопрятно длинные волосы на затылке и завязать их узлом. Длины волос ему для этого не хватило — они едва достигали плеч, цвет не разобрать. Рукава рубашки оторваны напрочь, торчат нитки, на плечах — россыпь синяков, разбитая губа, ссадина на скуле. Ведьмак едва заметно прихрамывал на правую ногу, но шел достаточно бодро — видимо, подыхать за неизвестное торжество разума во второй, кажется, раз ему казалось все же лучшим вариантом, чем виселица. — Эй, Третий, — снова подал голос ведьмак, когда они пробирались по подлеску, — не хочешь внести чуточку ясности в мою темную голову и, например, сказать, куда мы идем? Лис навострил уши — практика Всеобщего ему бы не помешала. — Essea ess Gezras, — вместо этого раздраженно бросил полуэльф, — quesu essim namia te? — Третий, ради всего святого, перейди на человечий, я ни хрена не понимаю, что ты там чирикаешь, — Двенадцатый раздраженно откинул в сторону длинную березовую плеть, шорхнув листьями. Лис предпочел хранить молчание — он понял, что эти двое знакомы, еще во время вскрытия замка и не хотел влезать, кто знает, друзьями они разошлись или врагами. — Меня зовут Гезрас, — медленно, почти по слогам процедил на Всеобщем полуэльф, глядя ровно перед собой, — какое имя взял себе ты? — Никакого, — второй ведьмак равнодушно пожал плечами, — на хрена? Как был Двенадцатый, так и остался. Пока Лис перешагивал через поваленное дерево, размышляя, в каком месте детям дают столь странные имена и куда, в таком случае, делись остальные десять, раз Двенадцатый и Третий тут, Гезрас остановился и обернулся, молча глядя на собрата. — Tsiodir, — неожиданно сказал он, — будешь Tsiodir. — Как-как? Циодир? — ведьмак прищурился, — хорошо. Циодир так Циодир. Эльфское, угадал? Лис тихо хмыкнул — прозвать высокого и довольно крепкого ведьмака Птичкой он бы и не подумал. Но «чирикать» на Старшей Речи вокруг него теперь будут почти без перерыва, так что определенная логика здесь была.***
Иорвет замер, облокотившись плечом о целую часть стены дома, и внимательно оглядывал свой десяток. С их прибытия в Лок Муинне прошел месяц. Месяц, наполненный тренировками и новыми лицами, месяц, за который они успели привыкнуть к жизни в мертвом городе. Растерявшийся было отряд быстро, буквально на следующий день после приснопамятной чистки акведуков перешел под крыло Неанель — строгой и деятельной эльфки с короткими соломенными волосами и резким голосом. Именно она занималась обучением «ростков», как она сама называла эльфский молодняк. Но «ростков» с каждым днем становилось все больше — отряды со всех, казалось, уголков Континента или по крайней мере Севера прибывали и прибывали. Когда пришел отряд Иорвета, эльфов в Лок Муинне стало триста три; месяц спустя лето почти перевалило за середину, а число эльфов — за пять сотен. За этот месяц успели окончательно оклематься и зажить те эльфы, которых зашивала Фирь, и сегодня с утра один из них его поймал на улице. Обрисовал ситуацию, попросил содействия — предупредить эльфов из отряда, что они придут. Иорвет тогда задумался — он хорошо помнил, как распереживалась Фирь на той площади, и не хотел бы повторения этой истерики. И предложил эльфам другой вариант — он, Иорвет, отвлечет Фирь где-то до трех пополудни, то есть задержит примерно на час после тренировки «ростков» где-нибудь подальше, а в это время эльфы пронесут в лагерь все, что хотели отдать так. Из «своих» Иорвет предупредил только Ярналя, в котором был твердо уверен, что он смолчит, а когда надо — пропустит их к палаткам. Тренировка закончилась на полчаса раньше — прибытием адъютанта Белой Розы, которого Иорвет видел пару раз в лагере мельком. Саму Аэлиренн, впрочем, Иорвет пока вовсе не видел — хотя, мысленно пожал он плечами, может, и встречал, просто не знал, что это именно она. Новых лиц вокруг было слишком много. Но вряд ли, уж предводительницу восстания он бы запомнил. — Иорвет, — Неанель возникла перед ним внезапно, будто выросла из-под земли — задумавшийся эльф не заметил, как она подошла, — разбей своих ребят на пары, пусть помашут мечами еще полчасика. Сами тут организуйтесь, кажется, намечается какое-то дело, о котором я должна знать. Эльф кивнул — он понимал десятницу. Если бы кого-то из его отряда хотели забрать на неясную вылазку с туманными целями, он бы тоже хотел узнать об этом поподробней. Жаркое белое солнце, казалось, замерло на голубой чаше неба, будто прилипло к нему, и совсем не двигалось. У Фирь, которую Иорвет забрал себе в пару на спарринг, дрожали руки и выбилась из косы тонкая черная прядь, упала на лоб. Сосредоточенная эльфка сдувала ее, не решаясь поднять к лицу руку, чтоб не нарушить случайно стойку. Старая пустая площадь была удобным полигоном для тренировок, но совсем не затенялась ничем, ни домами вокруг, ни деревьями — жаркий белый свет выплескивался на белый камень, как на блюдце, дрожал зноем. На полчаса вокруг Иорвета перестало существовать все, кроме злого горячего блеска на его мече и мече Фирь, тяжелого жаркого воздуха вокруг, белого камня под ногами и внимательного взгляда серых глаз. — Ярналь, вы дойдете до палаток? — Иорвет вытер рукавом лоб, тяжело вздохнул, опустив руку с мечом. Ярналь, щурившийся на солнце, повернулся к нему, сгреб русые волосы на плечо и кивнул — в косом взгляде зажглось любопытство. — А ты с нами не пойдешь? — Фирь, которая опустила меч на землю у своих ног и приглаживала выбившиеся из косы прядки, повернулась к нему растерянно и даже немного обиженно. Иль и Арвелин дружно обернулись и нахмурились, братья Лионель и Ликаэль переглянулись — на какое-то мгновение Иорвету показалось, что там стоит только один из них, а второй — отражение в слепящем жаре. Но неразлучные и одинаковые до черточки близнецы никуда и никогда не ходили поодиночке. — Неанель попросила нас с Фирь пойти к стене, — быстро придумал причину Иорвет, надеясь на то, что последнюю фразу перед уходом десятницы никто не слышал, — не хочу, чтоб вы все на жаре стояли. А вот что говорить Фирь — он придумать не успел. И поэтому попытался уклониться от расспросов — взял эльфку аккуратно под локоть и целенаправленно пошел куда-то вперед и в сторону стены, но кружным путем, в тени домов, по узким улочкам, поднимаясь по ступенькам на тонкие переходы-мостики и спускаясь в палисадники. — Иорвет, нам не надо торопиться? — Нет, — бодро и жизнерадостно отозвался оживший в теньке эльф, — совершенно не надо. Смотри, там статуя! Статуя стояла в одном из палисадников — высокая и тонкая фигурка эльфки в церемониальной тунике пряталась за ползучими зелеными плетями одичавших роз. Иорвет и Фирь остановились перед ней — двое живых эльфов напротив одной, которая никогда не была жива. Но выглядела — совсем как живая. Фирь начинала злиться. — Иорвет, куда, хотя бы, мы идем? — Куда-то сюда, — эльф остановился посреди улицы, изображая задумчивость, оглянулся — обычная улица в пустом квартале Лок Муинне. Разрушенные дома, торчащие острыми осколками, каменная крошка под ногами, пестрая живая зелень рассыпалась яркими кляксами по мертвой костяной белизне. — Ты не знаешь, куда именно? — Фирь растерянно приподняла черные брови, сжала губы, — если Неанель сказала нам куда-то подойти и мы не придем… — Ничего страшного не будет, — Иорвет успокаивающе положил ладонь ей на плечо, — это, наверное, несрочное, надо будет — она вечером нас найдет… — Наверное несрочное? — эльфка возмущенно тряхнула плечом, сбрасывая его руку, нахмурилась, подняла голову, глядя в глаза, — ты вообще понял, что она просила? Откуда эта неуверенность? Почему ты так невнимательно отнесся к ее просьбе, вдруг там что-то важное и она сейчас ждет нас? Эльф замер — на обдумывание ситуации и правильный ответ у него было около минуты времени. Он хорошо знал свою подругу детства — и это выражение на ее лице он тоже хорошо знал. Сжатые губы, нахмуренные черные брови, блестят серые глаза. Фирь скрестила руки под грудью и внимательно смотрела на него — она чувствовала, что он что-то недоговаривает, не считает нужным озвучить — и ее это обижало. Она даже не догадывалась, что он — хорошо, не обманул ее, не настолько сильно, но, допустим, слегка слукавил. — Она очень спешила и попросила какую-то муть, — быстро отбился одной фразой от всех вопросов Иорвет и шагнул ближе, — не расстраивайся, это правда вряд ли что-то срочное и важное. Если что — вечером нас найдет в лагере. Фирь неожиданно шмыгнула носом и уткнулась лбом ему в плечо. — А если там снова кто-то умирает? — Нет, точно нет, — уверенно-командирским тоном отрезал Иорвет, перебирая пальцами тяжелую черную косу. Палисадник почему-то стал казаться еще милее, приятнее, живее и прохладнее, и эльфская статуя смотрела на него с мягкой улыбкой, с пониманием и радостью за двух живых эльфов. — Да откуда ты знаешь? — недовольно пробурчала Фирь. Иорвет усмехнулся, легколько хлопнул ее по спине кончиком ее же косы. — Неанель об этом ничего не говорила. — Мне начинает казаться, что она вообще ничего тебе не говорила. — Может, так и есть, а я просто хотел с тобой прогуляться… Ай! — резкий тычок локтем в бок заставил его шагнуть в сторону — кризис ровно пройден не был, дурацкая шутка, сорвавшаяся с языка невовремя, тут же произвела эффект — Фирь вздернула подбородок, прямо глядя ему в глаза, вспыхнули кончики острых ушей. — Иорвет! — возмущенно начала наступать на него эльфка — он сделал маленький шаг назад, — ты же командир! — И чт… — И ничего! — тут же перебила его разозленная Фирь, — что за… да ну тебя, — еще один слабый тычок в бок, Иорвет хохотнул. Эльфка тряхнула косой, перекидывая ее себе на грудь, и обиженно отвернулась к статуе. — Если тебя пытается обижать кто-то выше тебя — бей ногой в колени, или кулаком в пах, в солнечное сплетение! — жизнерадостно произнес полузнакомый высокий женский голос, — а ты в бок тыкаешь, еще и слабо. Это неэффективно, ребра ты ему не сломаешь! Иорвет и Фирь синхронно вздрогнули и повернулись. С того мостика-перехода, с которого они спускались несколько минут назад, сходили двое — еще более усталый при свете дня генерал Лламасу и худощавая эльфка с распущенными светлыми волосами. Молодые эльфы вытянулись, расправили плечи, прижали кулак и ладонь к груди и склонили головы в воинском приветствии — оба вторженца кивнули в ответ, переглянулись. — Десяток, который пришел перед моим отъездом, да? С Синих гор? — уточнила эльфка у генерала, с интересом рассматривая молодых эльфов живыми карими глазами. — Да, Белая Роза, все так, — Лламасу отвел взгляд от них и начал смотреть куда-то в глубину палисадника, им за спины, туда, где стояла, укрытая плетями одичавших роз, статуя с птичкой на плече. Иорвет замер, опасаясь даже дышать, и чувствовал, как рядом окаменела Фирь. Аэлиренн это нисколько не смутило — она отвернулась к генералу, явно намереваясь продолжить прерванный разговор. — Так вот, если они его все-таки найдут — куда б его определить? Наверное, и конвой будет не лишним. Из тех, кто знает Всеобщий. — Как бы он не сбежал обратно, очутившись здесь под конвоем и в изоляции, — Лламасу вздохнул, потер кончиками пальцев переносицу, прикрыв глаза, — хотя, если принимать во внимание всю историю — тут его ждет всего лишь конвой, а там — виселица. — Посмотрим, — пожала плечами Аэлиренн, — они вернутся утром, и есть шанс, что с пустыми руками. Тогда никакого конвоя будет не нужно. Иорвет молчал, не зная, стоит ему вообще двигаться или нет, стоит тихо уйти или влезть в разговор, интересуясь, нет ли приказа. Он быстро догадался, что «они» — это Лис и рыжий адъютант, который в лагерь возвращался, кажется, исключительно чтобы поспать и то не всегда. А загадочный «он», которому нужен конвой — должно быть, какой-то эльф. Может быть, эльфский чародей? Спрашивать сейчас не имело смысла, все равно завтра лагерь будет гудеть от новостей, и Иорвет задумался — Белая Роза сомневалась только в том, что «они» приведут «его», но не в том, что «они» вообще вернутся. Это давало надежду. Надежду на то, что многие будут потом возвращаться целыми.***
Эльфы из отряда Иорвета тихо переговаривались, сидя у костра, когда Фирь и Иорвет вернулись. Все разговоры стихли, как только Иль их заметила — в воздухе ясно начал потрескивать, рассыпаясь рыжими искрами, интерес. Иорвет проявления заинтересованности отряда решил игнорировать — скорее всего, вылеченные эльфы уже успели что-то, да объяснить, когда приходили. Любопытные взгляды в полном молчании явно нервировали Фирь — она почти затравленно вертела головой, непривычная к такому вниманию, и быстро шмыгнула в палатку. Чтобы настолько же быстро оттуда выскочить. — Что это? — Где? — Иль, улыбаясь, склонила голову к плечу, начала накручивать белый кончик косы на палец. — В палатке! — для большей ясности Фирь ткнула в полог рукой, — что там лежит? — Не знаем, — один из братьев-близнецов пожал плечами, а второй кивнул, — мы не смотрели. Это ж тебе. — От кого? — Секрет! — Ярналь загадочно вздернул бровь. — Пойдем, я с тобой посмотрю, — Иль заметила взвинченность подруги и гибко поднялась на ноги. Первое, что бросалось в глаза в полутемной палатке — огромный букет полевых цветов, перевязанный простой суровой ниткой. Иван-чай, люпин, ромашки — все вперемежку, гордые прямые стрелы, усыпанные фиолетовыми цветами, и нежные белые лепестки. Небольшое лукошко лесной земляники, наконечник стрелы с изящным узором из листьев, превращенный в подвеску — в острых, загнутых назад «зубцах» пробиты два отверстия, через которые протянута нитка, насад заткнут деревянной пробкой. Иль осторожно взяла наконечник, понюхала пробку — пахло чем-то приятно-фруктовым, теплым и южным. — Там апельсиновое масло внутри, — известила она Фирь, — интересная подвеска. — Интересно, кто это принес, пока Иорвет меня отвлекал, — хмуро отозвалась эльфка, комкая в руках маленькую бумажку с написанным угловатым почерком «Спасибо». Иль коротко пожала плечами, продолжая держать у носа приятно пахнущую подвеску. — Думаю, те, кому ты помогла, — слабо улыбнулась она подруге, перебиравшей в пальцах стебли с яркими фиолетовыми цветами.***
Птичка облегченно вздохнул, когда ночная темнота стала потихоньку растворяться, сменяясь утренними сумерками, а скелет Лок Муинне проступил перед ними. Лис и сам был рад наконец вернуться к лагерю — даже идти по знакомому лесу было куда легче. — Сначала полезешь в воду, — на Всеобщем тихо сказал Гезрас, — вон там, ниже по течению от озера. — Зачем? — тоскливо осведомился ведьмак, заранее ежась — проточная вода даже в середине лета была холодной до стука зубов. Тем более — на рассвете. — Потому что нечего идти в лагерь в таком виде. — У меня другого «вида» нету, — огрызнулся Птичка. Лис тихонько вздохнул, прикрыл глаза — он успел вздремнуть днем, догадывался, что Гезрас мог поступить так же, а вот Птичку никто не предупреждал, что ему предстоит полночи шляться по лесу, и сварливость ведьмака вполне логично из этого следовала. В воду Птичка все же полез — Лис рассеянно смотрел ему в спину, размышляя, почему ведьмак вроде как на словах перечит адъютанту, а на деле все равно делает ровно то, что ему скажут. Еще и препирается недолго, одну-две фразы, будто для проформы, а сам согласен. Но перед кем тут что демонстрировать? Или просто остывает быстро и не видит смысла ругаться дольше? — Что за лагерь? — ведьмак пытался отжать мокрые волосы, морщась. Гезрас ходил по кусочку берега реки из стороны в сторону угрюмой длинной тенью в серых сумерках, сам Лис привалился спиной к дереву и чуть было не уснул за несколько минут тишины. — О, тебе понравится, — полукровка остановился на полушаге, обернулся, улыбаясь широко и немного жуковато. Лис предпочел быстро отвести взгляд — хотя бы на Птичку, который замер, полусогнувшись, и исподлобья смотрел на собрата. — Я уже чувствую, что нет. — Лагерь эльфов, Tsiodir. Тех, кто идет за Белой Розой. Птичка издал протяжный страдающий звук — странный клекочущий полустон-полусмех — и сложился, потянулся руками к земле, положил ладони на берег, потягиваясь. — Допустим, — он разогнулся, отвел руки за спину, с хрустом расправляя плечи, — значит, повстанцы. А я вам зачем? — То есть к тому, что там делаю я, у тебя вопросов нет? — усмехнулся Гезрас, — например, как собираюсь протащить тебя, dh’oine, в самое сердце человеконенавистничества? — К тому, что делаешь ты, у меня вопросов уже лет десять нет, — Птичка, явно решивший размяться, зажал плечо одной руки между предплечьем и плечом второй и резко повернулся в сторону, снова чем-то хрустнув, — какой-то гениальный план у тебя точно есть, но что это за план понять можно будет, традиционно, после его исполнения. Ну так что, зачем тебе в твоей родной остроухой среде я? Лис с интересом склонил голову к плечу. Знакомы, да. Еще и десять лет. Странно — выглядит dh’oine Птичка лет на двадцать, человеческих, конечно. Гезрас выглядит даже младше — но он полукровка. Сколько им на самом деле лет? — Не именно ты, — рассеянно отозвался рыжий адъютант, вернув лицу нормальное равнодушное выражение, — а просто ведьмак. Я, видишь ли, обычно людям запоминаюсь. — Еще бы. — Не перебивай. Так вот, вчера днем я выбрался в этот городишко послушать сплетен и пересудов, — Гезрас снова начал расхаживать из стороны в сторону по небольшому участку берега, Птичка следил за ним взглядом, уперев ладони в бедра и наклонившись, — и нарвался на стражника, который оказался просто находкой. Говорил, не переставая, в числе прочего рассказал, что сидит у них в тюрьме некий безымянный ведьмак, всем заявляющий, что он из Стигги, и ждет виселицы. — А как ты сам на виселицу не попал до сих пор? — Птичка выпрямился и прищурился. В ответ Гезрас молча достал из кармана медальон в виде волчьей головы на цепочке, показал ему и убрал обратно. — Итак, — продолжил он прерванное вопросом повествование, — нам нужен ведьмак, который будет нам лоялен. Видишь ли, в попытке поиграть в творцов наши криворукие создатели дали нам несколько хороших, крепких преимуществ перед людьми. Например, умение видеть в темноте и слышать лучше эльфов и людей. — Я понял, можешь не продолжать, — на фразе про создателей Птичка передернул плечами, поднял брошенную на ветви куста у кромки воды рубашку, начал ее натягивать, — к тому же, есть у меня еще парочка вещей, которых нам недодали в перерывах между экспериментами и карцером. — Например? — Знания, Тре… кхм, — Птичка, как показалось Лису, успел подзабыть момент, когда рыжий полукровка представлялся, и решил не искушать судьбу — слишком явное замешательство проступило на его подвижном лице, — я так понимаю, в лагере я буду с кем-то говорить? Вот там все сразу и расскажу.