Голоса

Я рассматриваю потолок бездумно, кажется, внутри что-то оборвалось, в голове чисто, и понимаю, что ничего мне не хочется. Просто пришло понимание, что путь пройден зря, что мы так и не смогли сбежать от обязанностей перед миром, который так долго терпел наши безумные выходки просто потому, что мы его маленькие дети. Это так страшно, когда в голове остается мысль о том, что все старания были напрасны, а все, ради чего рисковал, ради чего мог отдать свою жизнь, не нуждалось в этом. Мне не надо бежать. Может, просто поплыть по течению, отдаться сумасшедшему потоку моей жизни, лишь иногда открывая глаза, чтобы ужаснуться своей беспомощности, а потом снова запереться в коконе, которым является это глупое тело. - А что, если бы нас не было? Что, если бы не было никаких воплощений? – начал рассуждать я вслух, чувствуя горячий ком в горле, мешающий говорить. Как давно его не было. - Но тогда не кому было бы стоять над правителями и пытаться хоть как-то исправить их ошибки, - тихий голос Гилберта разорвал тишину комнаты. - Все равно, - я так и не посмотрел на него, потому что боялся в любой момент сорваться. Он не должен знать о звонках. О голосе. Так будет лучше. – Даже с нами они умудряются натворить много чего. - Что с тобой? – я почувствовал, как он медленно приближается ко мне и кладет руки на плечи, пытаясь посмотреть в глаза, но я отвел взгляд. Нет, там слишком много чувств. - Все отлично, - даже я понимаю, что голос прозвучал слишком неубедительно, а какая-то обреченность, прозвучавшая при этих словах, просто прокричала о том, что все-таки что-то произошло. - Брагинский, я слишком долго тебя знаю, чтобы поверить в эту глупую ложь. - Я не хочу говорить об этом, - он, наконец, смог поймать мой взгляд, в котором в этот момент отразилась вся боль, что накопилась за эти годы в душе. - Когда-нибудь я заставлю тебя рассказать всю правду, - и впервые за долгое время я увидел, что он предельно серьезен и эти слова обязательно претворит в жизнь. Я смог натянуто улыбнуться и кивнуть. - Когда все закончится, я обязательно объясню и раскрою свои карты, - он сильнее сжал мои плечи. А в душе, кроме той боли, что пронизывала ее насквозь, появилось тепло, оно могло растопить тот лед, в который я так тщательно заковывал свои чувства. Снова он рушит мою защиту. Всего лишь одно верное движение, и я готов доверять ему. Даже не слово, а просто жест. - Я запомнил, Ваня, - и быстро ушел из моего кабинета, чуть не сбив в дверях Беллу. Извинившись, он направился дальше, а моя помощница лишь пожала своими маленькими плечиками и продолжила свой путь по направлению к моему столу. В руках у нее было странное письмо, которое она без лишних слов сунула мне в руки, затем также безмолвно удалилась. Только когда за ней закрылась дверь, я перевел взгляд на конверт в моих руках и отчего-то дрожащими пальцами стал аккуратно разрывать плотную бумагу, стараясь не задеть содержимое конверта. Наконец, я смог извлечь белоснежную бумагу, на которой каллиграфическим почерком было выведено: « Уважаемый Россия, просим явиться Вас по адресу, указанному на другой стороне, завтра в 12:00, если вы не хотите, чтобы ваши сестры пострадали. Не волнуйтесь, Ваши знакомые также будут там. Надеемся на Вашу разумность» И снова та боль. Смесь эмоций бурной яростью вырывалась из меня, и я чувствовал, что еще немного, и я начну крушить все, что окажется поблизости. Нет, надо взять себя в руки. И пальцы продолжали дрожать. Хотелось курить. Перевернув лист, я увидел уже знакомый когда-то адрес, по которому мы так неосторожно решили прогуляться однажды. Кажется, из моей груди вырвался рык раненного зверя. Именно им я себя и чувствовал, ведь то, от чего я так старательно бегал, все-таки нашло способ, как заманить нас в свои сети. Быстро поднявшись, я незаметно ушел из лечебницы и стал просто обдумывать свое положение. Вокруг сновали люди, некоторые были счастливы, у других случилось горе, а третьи просто существовали в своем мире, не замечая ничего вокруг. Тяжело жить, когда знаешь, что люди могут просто пройти мимо, не помочь, когда в этом так нуждаешься. Я смотрел на небо, а желание курить так и не прошло. Наоборот, оно только усиливалось. Было ли со мной такое? Было. Было еще хуже, когда душу разрывало, и сшивало заново, когда тело ломало в судорогах, и все, что я мог – это только кричать, чувствуя горячие слезы на холодной коже. Они обжигали. Память с удовольствием подкинула нужное воспоминание, я видел его, словно кадры из какого-то старого фильма. «Меня разрывало. Я все время метался между фронтом и тем, что происходило дома. И вот очередной приступ кашля, которые в последнее время становились все сильнее, настиг меня, я почувствовал металлический привкус крови во рту. Сердце пронзило острой болью, а перед глазами все плыло. Мне удалось закрыться в комнате, и никто не увидел этой моей слабости. Наверное, сейчас я походил на пьяного, но вот только вкуса алкоголя я не чувствовал уже несколько месяцев. Правая рука задрожала и перестала меня слушаться. Как бы я не растирал ее, не старался согнуть, она никак не реагировала на все мои попытки оживить ее. Острая боль пронзила легкие, и я снова закашлялся, чувствуя, как кровь заполняет легкие. Следом перестала повиноваться и левая нога, я безвольно завалился на бок, стараясь не удариться еще и лицом о пол. В голове гремели голоса, я не понимал слов, но интонации такие, которыми обычно выносят приговор смертнику. Больше нет времени. А снег еще не до конца растаял. Я обещал царевнам посмотреть с ними на подснежники. Мысли стали раздваиваться, как будто в моем теле есть еще одна душа. Устало закрываю глаза. Осталось только ждать, когда сердце остановится. Но умирать не хочется. Хоть я последнее время и болел. Поднимаю дрожащую левую руку к потолку и стараюсь сфокусировать взгляд на пальцах. Но не понятно, то ли в глазах двоится, то ли рука настолько дрожит. Боль в груди постепенно становиться все более острой, а тело трясет судорогой. Возникает чувство, что меня сейчас просто разорвет на две одинаковые половины. Не могу думать. Не хочу думать. Открываю рот, чтобы позвать на помощь, но из него, наполненного кровью, вырывается лишь бульканье. Как я еще не захлебнулся? Нельзя думать. А на улице идет снег.» На автомате я дошел до дома. Было противно. Не хотелось ни с кем говорить. Пока Гилберт не пришел домой, я быстро сходил в душ и закрылся в своей комнате. Надо было уснуть. Прогнать эти чертовы воспоминания. Просто закрыть глаза и отключить мозг.