Семейные ценности

Age: 31 Октябрь в этом году радует превосходной погодой ещё с самого начала — небо затянуто низкими свинцовыми тучами, грозящими вот-вот разразиться проливным дождём. В воздухе отчётливо слышится аромат озона и прелых листьев, и Уэнсдэй ненадолго останавливается перед машиной, наслаждаясь идиллической картиной увядающей природы. Обычно она не склонна подмечать подобные живописные детали, но сегодня особенный день. Сегодня она может позволить себе небольшое промедление — буквально несколько дней назад она благополучно завершила пятую по счету книгу о приключениях Вайпер, а вчера дело о маньяке-потрошителе подошло к своему логическому концу. Расследование выдалось крайне непростым и растянулось почти на два года, но в итоге увенчалось успехом — преступника благополучно взяли под стражу. Аддамс осталось всего-навсего собрать все имеющиеся материалы дела и сдать их следователю. Дурацкая бюрократия всегда являлась для неё самой нелюбимой частью в работе, но, к сожалению, самой необходимой. Но исключительность сегодняшнего дня состоит не только в этом. Есть кое-что ещё. Уэнсдэй ещё пару секунд разглядывает пожелтевший кленовый лист, лежащий на асфальте в нескольких сантиметрах от колеса её Мазерати — очередной порыв ветра подхватывает его и безжалостно швыряет в лужу — а потом переводит взгляд на бело-синюю коробочку в своей руке. Впрочем, это скорее формальность, чтобы подтвердить очевидные догадки. Аддамс почти не сомневается, что увидит на тесте две полоски — уже несколько дней она просыпается с небольшим недомоганием. Не таким чудовищно-невыносимым, как в первый раз, но достаточно ощутимым, чтобы это проигнорировать. Полтора года назад, когда Уэнсдэй решительно выбросила в мусорное ведро противозачаточные, она вовсе не намеревалась торопиться. Но многочисленные попытки, о которых Ксавье и не подозревал — ведь она так и не посвятила его в собственные планы — раз за разом заканчивались провалом. И постепенно это стало самой настоящей идеей фикс почти наравне с поимкой маньяка-потрошителя. Скрывать подобное от излишне проницательного Торпа было непросто. Особенно учитывая, что она неоднократно врывалась к нему в галерею посреди бела дня, чего прежде никогда не делала. — Ты ведёшь себя… странно, — в который раз повторял он, пока её настойчивые пальцы уверенно расстегивали ремень на его джинсах. — Как будто у нас какой-то медовый месяц. Но медового месяца у них не было даже после свадьбы. Кажется, тогда Ксавье даже купил билеты на Сицилию, но поездку пришлось отложить — вторая книга о Вайпер побила рекорды по продажам, всего за пару недель взлетев на первые строчки в списках бестселлеров, и издательство тут же предложило выгодный контракт. Вдобавок подвернулось новое интригующее дело. А потом и сам Ксавье загорелся идеей открыть собственную галерею совершенно нового формата — и жизнь закрутилась сумасшедшим водоворотом, не оставляющим времени на отдых. — Прекрати жаловаться, — в который раз отвечала Уэнсдэй, с лихорадочной поспешностью избавляясь от одежды и аккуратно набрасывая строгий пиджак на спинку стула. Уже привычный ритуал, чтобы ни в коем случае ничего не помять — ведь впереди её ждала многочасовая работа в агентстве. — Я не жалуюсь, просто… Черт, — последние возражения тонули в низком стоне, когда её губы смыкались вокруг напряженного члена. Так-то лучше. Лишь теперь Аддамс в полной мере оценила его патологическую неспособность выстоять перед её сокрушительным напором — в противном случае Ксавье непременно начал бы задавать неудобные вопросы. Благо, он принимал её странное поведение за проявление невероятной всепоглощающей любви, от которой ему самому ещё в шестнадцать полностью отшибло мозги. Пусть лучше думает так. Не объяснять же ему в самом деле, что именно сегодня тот самый единственный день в месяце, когда задуманное может осуществиться. Как только всё заканчивалось, она быстро одевалась, наспех переплетала косы и мчалась по своим делам, категорически не терпящим отлагательств. И так на протяжении полутора лет. Вот только ничего не получалось — однажды у неё и впрямь случилась задержка на целых восемь дней, но это оказался всего лишь проклятый гормональный сбой. Аддамс никогда не отличалась запасом терпения — и никогда не предполагала, что столь простая задача может оказаться настолько невыполнимой — и потому с каждым разом возобновляла попытки с удвоенным усердием. Поразительная ирония жизни. С таким рвением начать стремиться к тому, чего избегала всю сознательную жизнь. И наконец поистине титанические усилия принесли закономерные плоды. Постояв возле машины ещё немного, Аддамс убирает тест в карман пальто и садится за руль. Мощный мотор утробно рычит, и Мазерати резко срывается с места, выбрасывая из-под шин россыпь мелкого щебня. Оказавшись в агентстве, она усаживается за массивный стол из чёрного дерева и принимается сосредоточенно перебирать многочисленные бумажки. Но мысли то и дело возвращаются к бело-синей упаковке в кармане пальто. Усилием воли Уэнсдэй заставляет себя сосредоточиться на дурацкой бюрократии — незачем отвлекаться от работы раньше времени. Материалы дела, растянувшегося на долгие месяцы, едва помещаются в огромную коробку, и очень скоро от обилия мелко напечатанных буковок у неё начинает болеть голова. Пульсация в висках неуклонно нарастает, не позволяя сконцентрироваться. Промучившись минут тридцать и не сделав и четверти намеченной работы, Аддамс устало откидывается на спинку кресла. Прислушивается к собственным ощущениям, невольно вспоминая кошмарный токсикоз при первой беременности. Благо, в этот раз самочувствие куда терпимее — возможно, дело в психосоматике. А возможно, всё худшее только впереди. Жаль, что её недюжинные познания в медицине никоим образом не затрагивают беременность и всё, что с этим связано. Пожалуй, нужно будет почитать соответствующую литературу, дабы восполнить пробелы. Конечно, достоверным источником информации могла бы послужить мать — но Уэнсдэй пока не намерена сообщать родителям о своём парадоксальном решении продолжить род Аддамсов. Мортиша явно будет вне себя от восторга, что своенравная дочь попрала последний из собственных принципов, когда-то казавшихся несокрушимыми. Одна только мысль об этом неизбежно вызывает чувство тошноты. Сделав большой глоток минералки, чтобы успокоить ноющий желудок, Уэнсдэй вновь приступает к работе. Огромная коробка, стоящая у её ног, постепенно пустеет — медленно, но верно. Когда дела подходят к концу, солнце уже клонится к закату — багряно-золотое свечение растворяется в подступающих серых сумерках. В последний раз щелкнув степлером и прикрепив к обложке папки несколько листов с протоколом допроса свидетеля, Уэнсдэй откладывает в сторону увесистый талмуд и поднимается на ноги. Машинально потягивается, расслабляя затекшие конечности — и наконец устремляется к вешалке с пальто. Когда она кладёт использованный тест на столешницу раковины и засекает положенные три минуты, сердце вдруг начинает стучать быстрее. Аддамс моргает несколько раз — непроизвольная привычка, выдающая волнение. Принимается машинально крутить кольцо на безымянном пальце и потирает переносицу — ещё один дурацкий жест, позаимствованный у Торпа. На второй минуте напряженного ожидания она вдруг ловит себя на странной мысли — что, если предчувствия снова обманули? Ведь подобное уже случалось всего пять месяцев назад. И с ещё большим удивлением осознает, что она почти мечтает, чтобы на белом фоне проступила вторая ярко-малиновая полоска. Oh merda. Всего пару лет назад подобное приводило в ужас. Но теперь… Теперь Уэнсдэй задерживает дыхание, когда спустя бесконечно долгие три минуты тест выдаёт результат. Положительный результат. Уже по пути домой она несколько раз хватается за телефон, порываясь набрать заученный наизусть номер Ксавье. И каждый раз останавливает себя — упрямый голос рационального мышления твердит, что такие важные новости нужно сообщать лично. Но она совершенно не представляет, как полагается это делать. И вдруг решает сделать всё правильно. Но не в своем предельно прагматичном представлении. А в его — до тошноты романтичном и до тоски банальном. В конце концов, Ксавье продержался рядом столько лет — в откровенно токсичной атмосфере, в мертвой радиационной зоне, убивающей все живое в радиусе нескольких метров. А он… выдержал. С фантастическим терпением игнорировал все резкие выпады, весь ядовитый сарказм. С невероятным пониманием относился к её увлечениям, способным довести до сердечного приступа любого нормального человека. Впрочем, был ли он когда-то нормальным? Вряд ли. Иначе не смог бы её заинтересовать. Не смог бы сломить её железобетонный принцип «Я никогда не влюблюсь». Быстро открыв сообщения, Аддамс набирает предельно информативный и лаконичный текст: «Жду тебя дома к девяти». А потом включает левый поворотник, сворачивая к ближайшему супермаркету. До сегодняшнего дня ей доводилось готовить ужин всего однажды — дурацкий эксперимент на позапрошлый день благодарения едва не закончился пожаром, когда Уэнсдэй отвлеклась на новую главу книги и благополучно забыла о традиционной индейке в духовке. Отправив угольно-чёрную тушку в мусорное ведро, она зареклась никогда больше не приближаться к плите. Но вот Ксавье с завидным упорством торчал там часами, создавая кулинарные шедевры из совершенно обычных продуктов — ему всегда был до омерзения важен домашний уют, совместные ужины и прочая бессмысленная мишура, свойственная «всем нормальным семьям». Аддамс искренне не понимала такого рвения, но вынуждена была признать, что приём пищи наедине куда лучше, нежели посещение пафосного ресторана с обилием раздражающе галдящих людей. Заранее отыскав на просторах всемирной паутины подходящий рецепт, она выкладывает на стол многочисленные продукты. Сочный кусок говяжьей вырезки, шампиньоны с аккуратными светлыми шляпками, несколько упаковок слоёного теста — рецепт гласит, что потребуется всего одна, но Уэнсдэй не питает фальшивых иллюзий касаемо собственных кулинарных способностей. Впрочем, это явно не должно быть сложнее вскрытия спинногомозгового канала. Большинство людей прекрасно справляются. Но трудности возникают уже на третьем пункте. 3. Обжарьте на раскалённой сковороде с добавлением масла виноградных косточек по 60 секунд с каждой стороны. Это ещё что за чертовщина? Никакого масла виноградных косточек в списке ингредиентов не было и в помине. Аддамс машинально хмурится. Несколько раз перечитывает рецепт от начала до конца, с досадой обнаруживая ещё несколько недостающих продуктов. И парочку малопонятных терминов. Как ни прискорбно это признавать, но, похоже, без посторонней помощи тут не обойтись. Достав телефон из заднего кармана джинсов, она набирает номер Энид. В трубке раздаются длинные гудки — блондинка не торопится отвечать. Раздраженно закатив глаза, Уэнсдэй придерживает телефон плечом и принимается разрезать вакуумную упаковку на говяжьей вырезке. Сырое мясо источает манящий аромат — едва уловимый металлический запах крови в сочетании с чем-то молочным. — Да? — Синклер наконец принимает звонок. — Энид, мне нужен твой совет. — Совет? Ладно, внимательно слушаю, — в звонком голосе отчётливо угадываются удивленные интонации. Оно и немудрено — даже если изрядно напрячь извилины, Аддамс вряд ли сумеет припомнить ситуацию, когда обращалась к бывшей соседке с подобной просьбой. Вернее сказать, с любой просьбой. — Что такое соус демиглас? — спрашивает она без предисловий, желая поскорее завершить вынужденный диалог. — И что значит «пассеровать»? — Эм… — Энид выдерживает продолжительную паузу, и Уэнсдэй невольно представляет себе, как вытягивается лицо блондинки. — Пассеровать — это примерно то же самое, что и обжарить. А первое слово я не совсем поняла, честно говоря… Что ты там вообще делаешь? Это какой-то новый метод вскрытия? — Нет, — Аддамс недовольно поджимает губы. — Я решила приготовить говядину Веллингтон. — Что?! — Синклер верещит в трубку, словно её режут скальпелем без анестезии. — Ты решила приготовить ужин? Зачем?! — Ты не знаешь, зачем люди готовят ужин? — саркастически отзывается Уэнсдэй, с каждой секундой раздражаясь всё сильнее. — Я знаю, зачем готовят люди… — Энид выделяет последнее слово особенной интонацией. — Но зачем это делаешь ты? — Какая разница? — Нет, подожди. Я должна это видеть собственными глазами. Сейчас я перезвоню тебе по видеосвязи. И блондинка решительно сбрасывает звонок, прежде чем Уэнсдэй успевает возразить. Oh merda. Похоже, обратиться к ней за помощью было фатальной ошибкой. Уже спустя пару секунд телефон разражается тягучей мелодией похоронного марша, и на экране появляется шокированное лицо Энид — судя по окружающей обстановке и небрежно накинутому халату, она у себя дома. Где-то вдалеке раздаётся капризное хныканье ребенка. — Аякс, оторвись от компьютера хоть на минуту и погрей смесь! — кричит она куда-то через плечо. Всего пару месяцев назад семейство Петрополусов произвело на свет третьего отпрыска, но неугомонная Энид вышла на свою обожаемую работу уже спустя три недели после рождения дочери. Проследив за мужем краем глаза, она вновь оборачивается в камеру и решительно заявляет. — Итак, колись немедленно. — В чертовом рецепте прописаны не все ингредиенты, и мне нужно узнать, чем их можно заменить, — Уэнсдэй вяло ковыряет пальцем кусок сырого мяса, лежащий перед ней на столе. — Уэнсдэй Аддамс, не переводи тему. У меня есть два варианта, почему ты вдруг решила взяться за готовку. Либо завтра начнётся Апокалипсис, но я бы об этом узнала первой… — Синклер скептически поджимает губы. — Либо произошло что-то действительно важное. — Ничего не произошло, — ровным тоном отзывается Аддамс, разглядывая собственный палец, слегка испачканный говяжьей кровью. Манящий металлический аромат становится отчётливее, и она совершенно машинально подносит руку к губам, слизывая крохотные багряные капли. — Фу, господи… — лицо блондинки кривится в гримасе отвращения. — Что это за дрянь ты опять пробуешь? На кончике языка остаётся приятный солоноватый привкус. Может, стоит попробовать ещё раз? Или вовсе отрезать маленький кусочек сырой говядины, чтобы посмаковать подольше? Мысль интересная. — Аякс, смесь в крайнем верхнем шкафчике, зачем ты роешься в нижнем? — вопит Энид преувеличенно громко, отрывая Аддамс от созерцания чертовски аппетитной вырезки. — Черт, Уэнсдэй, я перезвоню… Попробуй пока воспользоваться Гуглом. И блондинка быстро сбрасывает вызов во второй раз. Черт бы её побрал. Совершенно очевидно, что от неё не будет никакого толку. Уже в сотый раз закатив глаза, Уэнсдэй убирает за спину мешающие косы и открывает строку поисковика. Спустя три часа двадцать семь минут — и две неудачных попытки — она наконец вынимает из духовки очередную порцию вырезки, аккуратно завёрнутую в слоёное тесто. Корочка золотистая, а не угольно-чёрная, как в первый раз и не полусырая, как во второй. Предвкушая долгожданный успех, Уэнсдэй осторожно отрезает от говядины небольшой кусок — и выдыхает с облегчением. Многострадальное мясо наконец-то приобрело нужный розоватый оттенок, как и было указано в рецепте. Жаль только, что в готовом виде оно уже не источает того пленительного металлического аромата, как в сыром. Аккуратно разложив по тарелкам проклятое изысканное блюдо, она достаёт из барного холодильника бутылку Кьянти и наполняет один бокал ровно на четверть. Тянется ко второму — и замирает. Ах да, ведь ей теперь противопоказан алкоголь. Oh merda. Не самое приятное осознание. Приходится ограничиться стаканом воды. Устроившись во главе накрытого стола, Аддамс скучающе подпирает голову рукой, и бросает взгляд на настенные часы — широкие чёрные стрелки показывают уже четыре минуты десятого. Торп, по обыкновению, не отличается пунктуальностью. Он стабильно опаздывает везде и всюду на десять, а то и на пятнадцать минут — отвратительная неискоренимая привычка. Уэнсдэй напряженно барабанит пальцами по столешнице, с каждой секундой ощущая всё больше нарастающее раздражение. Когда минутная стрелка пересекает отметку в полчаса, она не выдерживает — решительно тянется к телефону и набирает его номер. — Где тебя черти носят? — недовольно выдаёт Уэнсдэй вместо приветствия. — Прости, у нас тут форс-мажор… — явственно уловив в её голосе неприкрытое недовольство, Ксавье поспешно пускается в объяснения. — Элоиз опять закатила истерику. Не хочет, чтобы её «Дискуссия цветов» висела напротив «Лавандовых полей» Родригеса, видите ли, у них перекликается цветовая гамма, и в итоге… — Когда ты приедешь? — ей категорически претят малопонятные и малоинтересные разговоры о его работе. — Ох, Уэнсдэй… — он сокрушенно вздыхает. — Боюсь, есть риск проторчать допоздна. А ты ведь сегодня рано встала... Лучше не жди меня, ложись спать. — Мы ведь договаривались, — с нажимом чеканит Аддамс, окидывая ледяным немигающим взглядом тщательно сервированный стол. — Я знаю, Уэнс… — дурацкое обращение режет слух. Ксавье с поразительной легкостью удаётся довести её до белого каления парой-тройкой фраз. — Думаешь, мне хочется здесь быть? Но у меня нет выбора. Придётся полностью менять план во всем зале, а это займёт не меньше… — Я приготовила чертову говядину Веллингтон. — Ты приготовила? В смысле… сама? — он умолкает на несколько секунд, явно силясь переварить услышанное. И хотя Уэнсдэй не может видеть его лица, она чётко представляет широко распахнутые зелёные глаза и недоуменно приоткрытый рот. И достаточно привычная взгляду картинка отчего-то раздражает в стократ сильнее, чем обычно. — Именно. Провела ровно три часа двадцать семь минут возле чертовой плиты, как образцовая женушка, — её ровный голос буквально сочится ядовитым сарказмом. — Моя мать бы хлопнулась в обморок от восторга. — Ого… Ничего себе, — шокированно выдаёт Ксавье и снова умолкает. И это всё, что он может ответить? Черт бы его побрал. И с этим человеком она прожила столько лет. Просто поразительно. Аддамс едва не скрипит зубами от неуемного раздражения — внезапный всплеск иррациональной ледяной ярости абсолютно не поддаётся контролю. Самообладание всегда являлось одной из самых сильных её сторон, но прямо сейчас ей отчаянно хочется сказать что-нибудь особенно резкое. Попытка воззвать к рациональному мышлению оказывается провальной. Чертов Торп всё также молчит в трубку — уже не меньше минуты — и Уэнсдэй отчётливо представляет, как он совершенно по-идиотски хлопает глазами. И услужливо нарисованная воображением картина становится последней каплей в переполненной чаше её терпения. — Ах да, кстати. Чуть не забыла сказать, — шипит Аддамс сквозь зубы, машинально стиснув в руке холодную рукоять столового ножа. — Знаешь ли, я беременна. И не дожидаясь ответа, сбрасывает звонок и небрежно отшвыривает телефон в сторону. Кажется, сюрприз всё же удался. Вот только далеко не так, как планировалось изначально.