Семейные ценности

Age: 31 Первый раз оглушительно звонкая трель будильника на его телефоне раздаётся в безбожные шесть тридцать утра. Уэнсдэй мгновенно распахивает глаза — сквозь узкую щель между плотными бархатными портьерами пробиваются первые робкие лучи восходящего солнца. Невольно зажмурившись от неприятно бьющего по глазам света — и какого черта Торп опять не задёрнул до конца шторы — она переворачивается на другой бок и, нащупав его плечо, довольно ощутимо ударяет кулаком. Но Ксавье отказывается реагировать. Только бормочет что-то неразборчивое сквозь сон и сильнее укутывается в одеяло. Способность быстро просыпаться никогда не входила в список его талантов. Впрочем, как и в её — с той лишь разницей, что в случае необходимости Аддамс могла подняться с кровати и привести себя в порядок за считанные минуты. Но Торп этим полезным умением был полностью обделён. Назойливый будильник умолкает на несколько минут, и она уже начинает вновь проваливаться в сон, но очень скоро раздражающе бодрая мелодия начинает играть по второму кругу. Громкие переливы в непроницаемой тишине спальни звучат поистине громоподобно — кажется, они способны поднять из могил добрую половину мертвецов. Но только не её благоверного. — Живо вставай и выключи эту какофонию, — шипит Уэнсдэй сквозь зубы, принимаясь тормошить его с удвоенной силой. — Иначе я сделаю так, что ты никогда больше не проснёшься. — Ещё пять минут… — едва различимо мямлит Ксавье, слабо пытаясь отпихнуть её руку. — Нет. Немедленно, — она решительно не намерена сдаваться. Омерзительная трель вкручивается в мозг, словно кюретка для лоботомии, вызывая головную боль и крайнюю степень раздражения. — Ну будь человеком… — почти умоляюще бормочет он, ни капли не стараясь избавиться от оков сонливости. Аддамс даже не уверена, действительно ли он воспринимает её слова, или же отвечает совершенно на автомате. Проклятый будильник не умолкает ни на секунду, вызывая неуемное желание сиюминутно отправить мерзкое устройство в свободное падение из окна. А ещё лучше — его хозяина в свободное падение с кровати. Неплохая идея. — Последний раз предупреждаю. Вставай сейчас же, — угрожающе чеканит Уэнсдэй. Но вместо ответа Ксавье с головой забирается под одеяло и, быстро повернувшись на другой бок, вовсе прекращает реагировать на её действия. И тем самым добровольно подписывает себе приговор, который она намерена привести в исполнение без малейшего промедления. Раздраженно закатив глаза, Аддамс упирается ладонями в его спину и одним резким толчком скидывает Торпа с кровати. Раздаётся грохот и звон бьющегося стекла — в полумраке сложно различить, но, очевидно, он инстинктивно попытался уцепиться за настольную лампу. — Доброе утро, дорогой, — саркастически изрекает Уэнсдэй и решительно дёргает на себя уголок стянутого на пол одеяла. Возле кровати слышится неясная возня, а мгновением позже тихо щелкает выключатель, и спальню заливает приглушенный свет множества точечных лампочек на потолке. Навязчивая трель будильника наконец затихает. — Господи, нельзя ли будить меня поласковее? — сидя на полу, Ксавье обиженно потирает ушибленный локоть. — Ты рискуешь остаться вдовой. И заодно матерью-одиночкой. — Я предупреждала, — отзывается она совершенно безразлично. Но его наигранная обида длится совсем недолго — уже спустя несколько секунд на сонном лице Торпа расцветает сияющая улыбка. Совершенно блаженная, как у тихого сумасшедшего. Неловко приподнявшись на ноги, он упирается руками в постель и нависает над Уэнсдэй, быстро оставляя невыносимо нежный поцелуй на виске. И поспешно отстраняется, опасаясь возмездия — весьма благоразумное решение. Но уходить он не торопится. — Я так сильно люблю тебя… — благоговейно шепчет Ксавье, взирая на неё с абсолютно бестолковым выражением лица. — Искренне сочувствую, — смерив его коротким прохладным взглядом, Аддамс скрещивает руки на груди. — Я уже говорил, что ты ещё красивее, когда сердишься? — его безмятежное спокойствие настолько непробиваемо, что иногда Уэнсдэй начинает казаться, что Торп крепко сидит на антидепрессантах или на чём-то помощнее. — Примерно триста тысяч раз. Я сбилась со счета уже на седьмой сотне, — она закатывает глаза и отворачивается, чтобы не видеть это ужасающее обожание в его взгляде. Ксавье и прежде взирал на неё так, словно она — центр мироздания, не меньше. Но за последние две недели окончательно повредился умом. Чем ещё объяснить это навязчивое стремление проводить рядом каждую свободную минуту? Он даже начал приезжать в агентство во время обеденного перерыва — и совершенно наплевать, что большая часть времени уходила не на ланч, а на дорогу сквозь вереницу бесконечных пробок. Пожалуй, сообщать о беременности так быстро было фатальной ошибкой. В тот самый день — знаменательный для него и ставший точкой невозврата для неё — Ксавье примчался домой ровно через двенадцать минут после того, как она раздраженно швырнула телефон на дальний край стола. Прежде Уэнсдэй даже не предполагала, что можно так быстро добраться до верхнего Ист-Сайда с Третьей авеню. Разве что на вертолёте. Но Торп совершил невозможное — уже в который раз. И замер на пороге столовой, пристально вглядываясь в её лицо. Молчание провисело не меньше десяти минут — а она специально засекла — после чего Ксавье очень медленно прошел вглубь комнаты и опустился на стул с противоположного края стола. — Это… правда? — его тихий голос предательски дрожал, а в глазах явственно читалось испуганное выражение. И Аддамс вдруг поняла, о чём он думал всё это время — и пока летел с многократным превышением скорости по улицам Нью-Йорка, и пока неподвижно стоял в дверях столовой, словно безмолвный памятник. Ему просто-напросто было ужасающе страшно, что она вновь заговорит об аборте. И это внезапное осознание слегка ослабило бушующее в душе пламя ледяной ярости. — Это не случайность. Я действительно хочу этого ребенка, — произнесла Уэнсдэй непривычно тихо и сама поднялась на ноги, приблизившись к совершенно оторопевшему Ксавье. Он лишь молча хлопал глазами, будучи не в силах осознать услышанное. А потом резко потянулся за неподалеку стоящим бокалом. Аддамс невольно отметила, что его пальцы било мелкой дрожью — наглядная демонстрация абсолютно нулевого самообладания. Oh merda, ну что за невозможный человек. — Я… Мне… Надо выпить, — едва слышно пробормотал Торп и залпом осушил содержимое бокала. Очевидно, небольшая доза алкоголя хоть немного привела его в чувство, потому что уже спустя несколько секунд Ксавье заговорил вновь. — Прости, я… Я ожидал чего угодно, но не этого. И мне до сих пор кажется, что это всё просто сон. Но… Господи. Да я так счастлив… Как никогда… — Подожди. У меня есть одно условие, — Уэнсдэй решительно оборвала практически бессвязный словесный поток. — У него… Или у неё будет моя фамилия. — Но… почему? — насыщенно-зелёные глаза распахнулись ещё шире, хотя это казалось анатомически невозможным. — Уэнсдэй, я смирился, что ты хочешь оставить свою фамилию, но это… слегка чересчур, тебе не кажется? Ведь это и мой ребёнок тоже. — Да что ты говоришь? — она раздраженно дёрнула бровью. — Это не тебя будет тошнить до потемнения в глазах. Не тебе придётся несколько месяцев жить с чудовищно огромным животом. И не твои внутренности он порвёт на части, когда ему приспичит выбраться в этот чёртов мир. — Оу… — Ксавье машинально потер переносицу. Несколько раз подряд. Похоже, её гневная тирада вновь нарушила его хрупкое душевное равновесие. Но во второй раз ему удалось взять себя в руки довольно быстро. — Ладно, давай оставим этот разговор на потом. — Я не стану это обсуждать. В её ровном голосе явственно прозвучали нотки недовольства, но Торп не стал продолжать спор — молча взял её за запястье и притянул к себе. И Уэнсдэй подчинилась. Покорно скользнула в кольцо невыносимо-бережных объятий, уткнувшись ему в шею — и обволакивающее тепло его рук подействовало лучше любого успокоительного. Раздражение сиюминутно утихло, сменившись умиротворением. — Уэнсдэй… Ты сделала меня самым счастливым человеком на земле, ты знаешь об этом? — прошептал Ксавье куда-то ей в макушку. И она мгновенно кивнула в ответ. Потому что в ту минуту ощутила то же самое. А спустя пару дней начала замечать в его поведении небольшие, но очевидные изменения. Когда утром понедельника Аддамс как обычно собралась поехать в агентство, он неожиданно увязался следом, чего прежде никогда не делал. И когда она привычным движением резко нажала на педаль газа, Ксавье предостерегающе сжал её колено. — Пожалуйста, води машину аккуратнее… — мягко, но решительно заявил он. — И не так быстро. У тебя и так висят штрафы за превышение скорости на семьсот долларов. — Так оплати, — совершенно невозмутимо отозвалась Аддамс. — И положи обе руки на руль… — невыносимо упрямый Торп явно не собирался сдаваться. — Уэнсдэй, прошу тебя, будь осторожнее. Ты ведь теперь отвечаешь за двоих. И с тех пор его занудные ежечасные наставления стали неотъемлемой частью жизни — и не сказать, чтобы приятной частью. Периодически это заканчивалось короткими перепалками, но Уэнсдэй была вынуждена признать, что малая доля истины в его словах всё же имелась. — Ты опоздаешь на работу, — она недовольно хмурит брови, ощущая небольшой дискомфорт под его пристальным взглядом. — А я хочу ещё немного поспать. — Хорошо. Напиши, как проснёшься, ладно? — Это ещё зачем? — Чтобы я знал, что ты в порядке, — Ксавье говорит таким тоном, словно объясняет очевидные вещи неразумному ребенку. Oh merda. Пожалуй, стоило бы толкнуть его посильнее, чтобы вправить мозги. Какого дьявола он ведёт себя так, будто она не беременна, а больна раком четвёртой стадии? Черт бы побрал эту невыносимую заботу. Не считая нужным отвечать, Уэнсдэй с головой забирается под одеяло и закрывает глаза. Но поспать удаётся совсем недолго — уже в десятом часу утра её телефон начинает подавать признаки жизни. Мысленно послав кучу проклятий в адрес звонящего, Аддамс нащупывает дурацкое устройство на прикроватной тумбочке и, не глядя, принимает вызов. — Слушаю, — несмотря на сонливость, её голос звучит как обычно твёрдо и уверенно. — Привет, Аддамс, — на том конце трубки раздаётся голос Энтони Шепарда, главного инспектора полицейского управления Нью-Йорка. — Прости, что так рано, но вопрос не терпит отлагательств. — Что у тебя? — она приподнимается на локте, машинально потирая глаза. — Похоже, у нас новое дело, — сообщает Шепард. — В доме 298 по Честер-стрит позапрошлой ночью обнаружили тело женщины. Семь ножевых и травма тупым предметом в затылочной области. — И что? — Уэнсдэй садится в постели, искренне не понимая, почему инспектор вдруг решил обратиться к ней с таким банальнейшим случаем. — Это ведь Браунсвилл. День, когда там никого не прикончат, можно смело заносить в Библию как новый церковный праздник. — Да, всё так, но не совсем… — Энтони в совершенно несвойственной для себя манере мнётся несколько секунд, прежде чем озвучить продолжение. — Вот только сегодня утром к нам прибыл человек из Вашингтона. — Важная шишка? — Аддамс подозрительно прищуривается, всё ещё не понимая, куда он клонит. — Да нет, просто лейтенант. Наглый тип, прям как ты… Но он утверждает, что убийства с подобным почерком происходили по всей стране на протяжении последних трёх лет. Якобы совпадают номера домов, способ убийства… — инспектор выдерживает очередную странную паузу. — И якобы это происходит каждые три месяца именно девятнадцатого числа. Бредово звучит, знаю… Но я подумал, может ты приедешь на место преступления и посмотришь? Применишь эти свои магические фокусы, а? — Я намерена сделать перерыв в расследованиях, — не слишком уверенно отзывается Уэнсдэй и машинально кладёт руку на живот, скрытый тонкой тканью атласной пижамы. — Да брось, Аддамс, — Шепард понижает голос до вкрадчивого шепота. — Ты же знаешь, мы в долгу не останемся. И не забывай, кто именно приложил руку, чтобы твоему брату дали условный срок вместо реального. — Шантажируешь? — Ни в коем случае. Наживать врага в твоём лице себе дороже, — инспектор беззлобно усмехается. — Прошу о дружеской услуге взамен на содействие в любых делах. — Хм, — она тянется к прикроватной тумбочке и открывает верхний ящик, чтобы достать ежедневник в чёрной кожаной обложке. Придерживая телефон плечом, Уэнсдэй быстро перелистывает разлинованные крафтовые страницы до сегодняшней даты. 11:30 — приём врача. Oh merda, она совсем позабыла об этом. Черт бы побрал многочисленные издержки её положения, ошибочно именуемого деликатным. Впрочем, вряд ли стандартный осмотр займёт много времени. — Буду ровно в 13:00. Отправь точный адрес и все материалы дела на почту, — решительно заявляет Аддамс, быстро откидывая одеяло и поднимаясь на ноги. — Ты как всегда великолепна, — успевает вставить возмутительно довольный Энтони, прежде чем она сбрасывает звонок. Впрочем, особого раздражения инспектор не вызывает — несмотря на патологическую склонность к излишней фамильярности, он всегда был настоящим профессионалом в своём деле. И единственным человеком, который сразу отнесся к ней с должным уважением много лет назад, ещё в самом начале детективной карьеры. Нельзя сказать, что Аддамс когда-либо всёрьез беспокоилась о чужом мнении, но сталкиваться изо дня в день с откровенным сексизмом со стороны полицейских оказалось весьма утомительно. Наспех приняв душ и собрав волосы в привычные косы, Уэнсдэй быстро выбирает из гардероба строгий наряд — свободную тёмную рубашку и длинную кожаную юбку — минимум вычурности, максимум удобства. Спустившись на кухню, нажимает несколько кнопок на маленькой кофемашине, и миниатюрная чашка постепенно наполняется двойной порцией ароматного эспрессо. От привычной тройной — а то и четверной — пришлось отказаться из-за постоянного ощущения лёгкой тошноты. И из-за непрекращающихся нравоучений Ксавье. Ах да, она ведь должна написать ему сообщение, чтобы уведомить о собственном самочувствии. Аддамс категорически претят подобные проявления излишней заботы, но если не следовать его наставлениям, чертовски велик риск, что Торп примчится домой, дабы лично убедиться, что она в порядке. «Я проснулась. Как видишь, всё ещё жива». Набрав сухой лаконичный текст, она уже намеревается нажать кнопку «Отправить», но в самую последнюю секунду дописывает ещё одну фразу. «Люблю». Oh merda. Похоже, влияние гормонов и впрямь страшная штука — чем ещё объяснить столь внезапный порыв? Впрочем, плевать. У неё совершенно нет времени анализировать происходящее. Покончив со всеми необходимыми утренними ритуалами, Уэнсдэй набрасывает на плечи пальто, подхватывает со шкафчика в прихожей ключи от машины и быстро покидает дом. Дорога до клиники занимает куда больше времени, чем она предполагала — на Пятьдесят девятой улице случилась авария, парализовавшая движение во всём верхнем Ист-Сайде. И какой идиот придумывал план транспортной развязки в этом пафосном районе? Аддамс нетерпеливо барабанит пальцами по кожаной оплётке руля, поминутно перемещая ногу на педаль тормоза. Мотор мощностью четыреста пятьдесят лошадиных сил жалобно урчит под отполированным капотом — словно автомобиль не меньше хозяйки раздосадован необходимостью стоять в длинной пробке. Уэнсдэй, питающая почти нежные чувства к шедевру итальянского автопрома, смахивает с приборной панели пылинки и поминутно бросает взгляд на часы. Такими темпами она опоздает не только на приём к врачу, но и в Браунсвилл. Когда она наконец добирается до клиники, часы показывают уже десять минут первого. — Мисс Аддамс, вы опоздали на сорок минут, — немолодой врач укоризненно взирает на неё из-под очков в широкой модной оправе. — Я плачу вам по три сотни за каждый приём, полагаю, время ожидания включено в стоимость заранее, — холодно парирует Уэнсдэй, усаживаясь в кресло напротив него, и надменно вскидывает голову. — Ближе к делу. Я спешу. — Боюсь, быстро не получится… — он разводит руками с фальшивым сожалением, а затем принимается листать тонкую медицинскую карту. — В общем и целом все анализы в норме, но есть ряд нюансов. Прежде чем мы продолжим, позвольте измерить ваше давление. Едва заметно нахмурив смоляные брови, она поспешно расстегивает пуговицу на манжете рубашки и закатывает рукав вверх. Пока врач возится с тонометром, Аддамс открывает на телефоне материалы нового дела. Парочка фотографий трупа — вульгарно размалёванная девица лет двадцати четырёх лежит посреди грязного пола, словно поломанная кукла. На месте живота — сплошное кровавое месиво, в котором сложно что-либо рассмотреть. Правый глаз невидяще взирает в потолок, в то время как левый наполовину скрыт за веком — ничего удивительного, нистагм часто является следствием черепно-мозговых травм… Но нельзя исключать вариант наркотической передозировки. Интересно, какое заключение дал патологоанатом? Впрочем, доверять этим безмозглым идиотам решительно нельзя. Нужно будет запросить разрешение на повторное вскрытие и провести его самостоятельно. — Мисс Аддамс… — спокойный голос врача прерывает напряжённый мыслительный процесс. Погрузившись в раздумья, Уэнсдэй даже не сразу замечает, что манжета тонометра больше не сжимает руку повыше локтя. Престарелый эскулап взирает на неё со странным беспокойством. — У вас всегда было такое аномально низкое давление? — Всегда, — она небрежно пожимает плечами, не считая нужным уделять столько внимания незначительным мелочам. — Понимаете, за много лет моей практики это первый подобный случай, — врач возвращается на своё место и, положив руки на стол, сцепляет пальцы в замок. — Когда я увидел данные в медкарте, то решил, что медсестра при заполнении что-то напутала. 60/40 — это не просто низкое, это критическое значение. По всем законам природы, вы должны как минимум прямо сейчас упасть в обморок. — Значит, я не подчиняюсь законам природы, — Уэнсдэй раздраженно закатывает глаза. Чем она только думала, когда согласилась на эту проклятую частную клинику, где всё целиком и полностью заточено под нормисов? Совершенно очевидно, что этот доморощенный сноб никогда не имел дела с изгоями. — Также здесь указано, что у вас аномально низкая температура тела. Полагаю, это взаимосвязанные факторы, — он задумчиво листает медицинскую карту, хмурясь с каждой секундой всё больше. — Серьёзных поводов для беспокойства нет… Пока нет. Но я бы настоятельно рекомендовал вам воздержаться от излишних волнений и эмоциональных нагрузок. В вашем положении крайне важно уделять особое внимание здоровью. — Похоже, что я склонна к излишним волнениям? — Аддамс награждает врача очередным ледяным взглядом, и не без удовольствия отмечает, что тот нервно сглатывает. — Полагаю, приём окончен. Он что-то торопливо бормочет вслед, но Уэнсдэй уже не слушает. Часы на экране телефона показывают 12:41 — а значит нужно изрядно поторопиться, чтобы успеть вовремя добраться до Честер-стрит, 298. Похоже, Ксавье придётся оплатить ещё пару-тройку штрафов за превышение скорости. А ей самой — выслушать ещё пару-тройку бурных тирад. Что же, вполне равноценный обмен.