Семейные ценности

Age: 31 Разумеется, совершить невозможное не удаётся — когда чёрный Мазерати останавливается напротив двухэтажного дома из красного кирпича, часы показывают уже одиннадцать минут второго. Мысленно чертыхнувшись, Уэнсдэй выходит из машины и хирургически-пристально осматривает окружающую обстановку. Вереница невысоких безликих домов, окна местами затянуты грязным полиэтиленом вместо стёкол, витрина ближайшего магазина разбита — дыра не слишком удачно замаскирована ярко-красной табличкой «Скидки до 50%». На асфальте повсюду валяются сигаретные окурки и помятые упаковки от фастфуда, хотя ближайшая мусорка заполнена едва ли наполовину. Камер видеонаблюдения очень мало, что однозначно осложнит поиск убийцы. Невольно скривившись от омерзения, Аддамс осторожно переступает через непонятную лужицу, подозрительно напоминающую рвотные массы, и направляется к обшарпанной двери дома под номером 298. Но открыть её не успевает — дверь распахивается с другой стороны, и Уэнсдэй лицом к лицу сталкивается с главным инспектором полицейского управления. — На пару слов, Аддамс, — Энтони опасливо косится на замызганное окно на втором этаже и настойчиво тянет её за рукав рубашки, принуждая отступить на несколько шагов подальше. — Слушай, я сказал этому типу из Вашингтона, что ты работаешь в полиции. Нехорошо будет, если в столице узнают, что мы тут вовсю прибегаем к помощи частных детективов. Так что не проболтайся, ради всего святого. — Он тоже здесь? — Уэнсдэй недовольно вскидывает бровь. — Я ожидала, что мы обойдемся без лишних глаз. — Я тоже… — Шепард удрученно вздыхает и делает большой глоток из кофейного стаканчика. — Но от него хрен отделаешься. Редкостный наглец, свалился же нам на голову… Кстати, я и тебе кофе взял. Могу туда виски плеснуть, если хочешь. Она отрицательно качает головой. Энтони пару секунд взирает на неё с лёгким удивлением — обычно Уэнсдэй не отказывается от столь заманчивых предложений. Но желудок сводит неприятным спазмом, а витающий в воздухе аромат сигаретного дыма и выхлопных газов вызывает уже привычный приступ дурноты. Не хватало ещё, чтобы её стошнило прямо тут — Аддамс вовсе не намерена посвящать напарника в тайны личной жизни. — Личность убитой установили? — спрашивает она, стараясь дышать как можно реже. — Да, Эшли Харрис, двадцать три года… — Шепард поддевает носком ботинка раздавленный окурок и небрежно отпинывает его в сторону. — Родом из Техаса, приехала сюда полгода назад. Работала официанткой в местной забегаловке. Ничего примечательного, но будем выяснять подробности. Уэнсдэй коротко кивает собственным мыслям. Маловероятно, что молоденькая официантка всего за шесть месяцев жизни в Нью-Йорке успела нажить себе смертельного врага, решившего расправиться с ней таким жестоким образом. Наверняка, она случайная жертва. Но выводы делать пока рано. — Из квартиры что-нибудь ценное пропало? — Аддамс бросает короткий взгляд на подъездную дверь с облупившейся краской. — А хрен его знает, — Энтони задумчиво потирает затылок с едва заметными проблесками седины. — Непохоже, что там вообще что-то ценное было. Да и посторонних отпечатков пока не нашли. Нож, которым её убили, лежал в раковине, но на нём ничего нет. Убийца либо был в перчатках, либо хорошенько за собой подчистил. А вот чем нанесли удар по голове, пока выяснить не удалось. Пошли, сама посмотришь. Только не забывай, что ты из полиции, ладно? — Провалами в памяти не страдаю, — Уэнсдэй машинально закатывает глаза и решительно обходит его, устремляясь к дому. Они поднимаются на второй этаж — лестница такая же обшарпанная, как и светло-коричневые стены подъезда. Откуда-то доносится кисловатый запах дешёвого алкоголя и испорченной еды. Аддамс на секунду прижимает к носу рукав рубашки, стараясь переключиться на пряный аромат собственных духов, но поспешно отстраняет руку — незачем так явно демонстрировать проявления слабости. Инспектор далеко не дурак и мгновенно заподозрит неладное. К счастью, Шепард слишком увлеченно копается в телефоне и не обращает никакого внимания на её странное поведение. Ближайшая к лестнице дверь слегка приоткрыта — за ней слышны негромкие голоса полицейских. Уэнсдэй удаётся различить парочку смутно знакомых, но третьего человека она не знает — похоже, это и есть тот самый лейтенант из Вашингтона. Энтони галантно пропускает её вперед. Аддамс с хирургической скрупулезностью сканирует скромную обстановку пристальным немигающим взглядом. Тесный коридор прихожей с несколькими крючками на стене и маленькой тумбой для обуви, по правую руку — дверь с непрозрачным стеклом, очевидно, ведущая в ванную. С левой стороны обнаруживается кухня — несколько убогих шкафчиков с россыпью кислотно-ярких наклеек от жевательной резинки, гора грязной посуды в раковине, пол из светлого кафеля с разводами засохшей тёмно-багровой крови. Вокруг толпятся несколько человек в форме полицейских с золотыми жетонами на груди, а над особенно крупным кровавым пятном склоняется черноволосый мужчина в белой рубашке с короткими рукавами. — Все вон отсюда, — безапелляционным тоном командует Уэнсдэй, и копы мгновенно подчиняются. За долгие годы сотрудничества весь штат полицейского управления вполне чётко уяснил, что спорить с ней бессмысленно. А иногда и весьма чревато. Все, кроме мужчины в белой рубашке — он словно вовсе и не услышал сказанного. Аддамс раздраженно поджимает губы. Шепард нарочно громко прокашливается, привлекая к себе внимание. — Лейтенант Картер, познакомьтесь, это офицер Аддамс… — начинает он. — Специальный агент ФБР, — уверенно заявляет Уэнсдэй, впившись в спину полицейского немигающим взглядом, полным арктического холода. Энтони резко поворачивается к ней и крутит пальцем у виска, недвусмысленно выражая своё отношение к происходящему, но опровергать легенду не решается — пути к отступлению уже отрезаны. Аддамс не обращает абсолютно никакого внимания на его молчаливое возмущение и решительно проходит вглубь комнаты, останавливаясь рядом с Картером. Тот наконец отрывается от бессмысленного разглядывания багрового пятна и поднимает на неё глаза. Основываясь на нелестной характеристике инспектора, она невольно успела нарисовать в своём воображении образ, напоминающий шерифа Галпина — очередного занудного брюзги предпенсионного возраста. Но в реальности лейтенант Картер оказался явно ненамного старше её самой. — Предоставьте это мне, — чеканит Уэнсдэй тоном, не терпящим возражений, и небрежным взмахом руки указывает на дверь. — Попрошу соблюдать субординацию, офицер Аддамс… или как вас там, — дерзко отзывается Картер и нарочито медленно выпрямляется. Вопреки ожиданиям, он совершенно спокойно выдерживает её тяжелый взгляд, способный ввести в ступор большинство нормальных людей. И совсем не торопится подчиняться прямому приказу. Уэнсдэй недовольно прищуривается и скрещивает руки на груди. Ощутив нарастающее напряжение, повисшее в воздухе оголённым проводом, инспектор Шепард спешит вмешаться. — Лейтенант Картер… Кристиан, послушайте. Дайте ей всего несколько минут, — с нажимом произносит Энтони. — А потом сможете продолжить осмотр, и вам больше никто не помешает. Вместо ответа лейтенант снисходительно усмехается, скользнув по Аддамс странным взглядом — будто бы оценивающим. Когда его цепкие карие глаза дольше положенного задерживаются на её надменно поджатых губах, Уэнсдэй не выдерживает. — Вам показать, где выход? — цедит она сквозь плотно стиснутые зубы, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень неприязни. — Не волнуйтесь так за меня, — чертов Картер почти в точности копирует её откровенно язвительный тон, чем вызывает ещё большее раздражение. Но в конце концов подчиняется и вальяжным шагом устремляется к выходу из кухни — вот только совсем уходить не спешит. Прислоняется к дверному косяку и скрещивает руки на груди, продолжая разглядывать Аддамс с абсолютно непроницаемым выражением лица. Едва сдержавшись, чтобы не закатить глаза, Уэнсдэй оглядывается по сторонам. За прошедшие годы она научилась контролировать свои видения, но вызвать их по первому желанию удаётся далеко не всегда. Она наугад прикасается кончиками пальцев к нескольким предметам — к кружке с недопитым чаем, подёрнутым полупрозрачной пленкой, к опрокинутому набок стулу из светлого пластика и к пыльной столешнице кухонного гарнитура, местами исцарапанной ножом или чем-то острым. Но ничего не происходит. Почти физически ощущая пристальный взгляд лейтенанта Картера, она кладёт ладонь на белый подоконник, покрытый угольно-чёрными кружочками — очевидно, об него неоднократно тушили сигареты. Но где же пепельница? — Здесь точно должна быть пепельница… — негромко произносит Уэнсдэй самой себе. — Никакой пепельницы не было, — поспешно отзывается Шепард. — Значит, её забрал убийца. Вероятно, именно этим он и ударил жертву по голове. — А может, её просто не было и всё, — ироничным тоном вворачивает проклятый Картер. — И если ваша работа заключается в том, чтобы оставить кучу лишних отпечатков на месте преступления, я вынужден немедленно прекратить этот балаган. — Лучше бы вам прекратить вставлять свои ремарки по поводу и без, — раздраженно огрызается Уэнсдэй и вдруг замечает на полу возле шторки сломанную пополам сигарету. Крепкий Camel без фильтра — необычный выбор для юной девушки. Настолько необычный, что это невольно вызывает подозрения. Нельзя оставлять такое без внимания. — Инспектор Шепард, заберите эту сигарету на экспертизу, — кивнув на пол, Аддамс отходит на пару шагов от окна и останавливается напротив небольшого настенного зеркала. Гладкая поверхность местами покрыта белёсыми разводами от моющего средства. Поразмыслив несколько секунд, Уэнсдэй осторожно подносит ладонь к зеркалу. И вот оно — по телу проходит электрический импульс, а перед глазами закручивается калейдоскоп хаотичных образов. Она всё также смотрит в отражение, вот только видит уже не себя — Эшли Харрис прикладывает салфетку к разбитой губе, в светло-голубых глазах блестят едва сдерживаемые слёзы. Раскрасневшиеся щёки испачканы чёрными подтеками туши, а на углу обеденного стола лежит несколько смятых салфеток, пропитанных кровью. На кухне царит полумрак, разбавленный лишь желтоватым светом уличного фонаря за незашторенным окном. Позади раздаётся звук тяжёлых шагов, и девушка вздрагивает всем телом, но не оборачивается к вошедшему. Уэнсдэй, словно наблюдая за происходящим глазами ещё живой жертвы, пытается повернуть голову, но ничего не выходит — призрачная реальность в видениях далеко не всегда поддаётся контролю, как бы она не старалась. Ей удаётся лишь немного скосить глаза в правую сторону — чтобы увидеть, как широкая мужская рука бросает на стол две стодолларовых купюры и несколько потрёпанных десяток. На запястье неизвестного смутно заметны очертания татуировки в форме круга с линиями внутри. Циферблат? Компас? Рассмотреть получше мешает окружающий полумрак. Зато она отчётливо слышит щелчок зажигалки, а мгновением спустя маленькую кухню заполняет тяжелый аромат сигаретного дыма. — Тут побольше, чем указано в прайсе. За ущерб, так сказать… — судя по интонации, мужчина ухмыляется. — Загляну в следующий четверг вечерком. И да, детка… Купи чулки в сетку, хочу их разорвать на тебе. Внезапно накативший приступ тошноты резко обрывает видение. Уэнсдэй машинально зажмуривается на несколько секунд, ощущая сильное головокружение — подобных последствий не случалось лет с восемнадцати. Приходится до боли закусить губу с внутренней стороны, чтобы устоять на ногах. Похоже, беременность влияет не только на физическое состояние, но и на экстрасенсорные способности — новое неутешительное открытие. — Это ещё что за шарлатанские фокусы? — недовольный голос лейтенанта Картера быстро приводит её в чувство. Хоть какая-то польза от этого нахального идиота. — Соблюдайте субординацию, — сурово обрывает его Шепард. — Офицер Аддамс — наш лучший сотрудник. — Ваш лучший сотрудник — готическая Барби со способностями гадалки? — с неприкрытым сарказмом усмехается лейтенант. — Боюсь представить, где тогда ваши худшие сотрудники. — В Вашингтоне, — Уэнсдэй резко оборачивается к оппоненту, взмахнув тугими косами. Тот недовольно хмыкает, но оставляет дерзкий выпад без ответа. Аддамс невольно ощущает мстительное злорадство. Она собьёт спесь с заносчивого лейтенанта, так или иначе. Он ещё пожалеет о сказанном. — Эшли Харрис была не просто официанткой. Очевидно, ещё и проституткой, — твердо заявляет Уэнсдэй и быстро сверяется с календарем на телефоне. Как и следовало ожидать, убийство произошло именно в ночь с четверга на пятницу. — Полагаю, у нас есть подозреваемый. Мужчина с татуировкой на правом запястье в виде круга. Циферблат часов, компас или что-то похожее. В этом убогом районе должна работать хоть одна камера видеонаблюдения, проверьте их. А если вы проверите сигарету на полу, явно сможете найти там отпечатки и ДНК подозреваемого. Инспектор Шепард удовлетворенно кивает и бросает в сторону притихшего Кристиана Картера короткий триумфальный взгляд. Тот выглядит совершенно ошарашенным — от прежнего снисходительного выражения не осталось и следа. — А теперь прошу меня извинить. Готической Барби пора в кукольный домик, — язвительно припечатывает Аддамс напоследок и, надменно вскинув подбородок, покидает квартиру. Устроившись за рулем Мазерати, она опускает боковое стекло — несмотря на обилие неприятных запахов, свежий воздух немного облегчает тошноту — и переключает передачу на движение. — Уэнсдэй, подождите! — лейтенант Картер оказывается рядом в считанные секунды. И тут же позволяет себе несусветную наглость — просовывает руку в салон и предостерегающе сжимает руль. — Есть разговор. — Для вас я мисс Аддамс, — Уэнсдэй решительно нажимает на кнопку стеклоподъемника. — И разговор окончен. — Нет, нет, подождите… — и хотя ползущее вверх стекло передавливает его предплечье всё сильнее, Картер явно не намерен сдаваться. — Простите мне мою резкость. Просто нечасто встретишь в наших рядах настолько красивую девушку, которая впридачу… — Вы ещё и сексист? — презрительно вскинув бровь, она перемещает ногу на педаль газа и слегка надавливает. Мазерати утробно рычит и резво срывается с места на десяток сантиметров вперед. Лейтенант рефлекторно хватается за боковое зеркало, чтобы устоять на ногах, но его наглая рука по-прежнему находится в салоне. Черт бы его побрал. Мысленно прикидывая, какой срок может грозить за убийство сотрудника при исполнении, Аддамс переключает коробку передач в режим парковки и выходит из машины. — У вас минута, время пошло, — она с изрядным самодовольством наблюдает за тем, как Картер потирает предплечье. — Ещё раз простите меня, я не должен был такое говорить… Сами понимаете, дорога от Вашингтона сюда заняла немало времени, я с четырёх утра на ногах… — Мне это неинтересно, — Уэнсдэй демонстративно стучит пальцем по своему запястью без часов. — Да-да, извините, — он проводит рукой по лицу, словно стирая растерянное выражение. — Инспектор сказал, что вы отказались браться за это дело… Но боюсь, тут всё не так однозначно. Подобные убийства происходят по всей стране уже больше трёх лет. Все дела остались нераскрытыми… Но с вашими способностями у нас впервые появился шанс. Вот моя визитка, возьмите. Картер настойчиво суёт ей в руки маленький прямоугольник из плотной бумаги — точно такого же цвета, как и его идеально отглаженная рубашка. На визитке золочёными буквами выведено имя и контактные данные. Похоже, он не только сексист, но ещё и самовлюблённый сноб. Какое потрясающее сочетание. Смерив лейтенанта тяжёлым взглядом исподлобья, Аддамс молча принимает визитку и садится в машину. — Позвоните мне! — кричит вслед Картер, когда автомобиль срывается с места. — Разумеется, нет. Как ты вообще могла о таком подумать? Это же уму непостижимо! Кажется, Ксавье повторяет эту фразу уже минимум в десятый раз. Он нервно измеряет шагами её кабинет, пока Уэнсдэй сидит в кресле и без особого энтузиазма ковыряется пластиковой вилкой в контейнере с лазаньей. И хотя она не ела ничего со вчерашнего вечера, изрядно остывшее блюдо не вызывает никакого аппетита — от мелькания Торпа перед глазами к горлу подступает тошнота. Он явно вне себя от праведного гнева — насыщенно-зелёные глаза буквально мечут молнии, крылья тонкого носа возмущенно трепещут. Отодвинув подальше контейнер с едой, чтобы не чувствовать слишком явного аромата фарша в соусе болоньезе, Аддамс скучающе подпирает голову рукой. У неё нет ни малейшего желания вступать в полемику. Проклятый приступ токсикоза парализует мыслительный процесс, и ей сложно сконцентрироваться на чём-то другом. Но зато у Ксавье с мыслительным процессом всё в полном порядке — за прошедшие восемь минут он употребил с десяток различных эпитетов, характеризующих её как крайне неразумного человека. Это почти забавно. Прежде Уэнсдэй и не подозревала, что у него такой обширный словарный запас. — Если тебе наплевать на себя и на меня, подумай о нашем ребёнке! — вопит он так отчаянно, будто она режет его скальпелем без анестезии. — Может случиться всё, что угодно, как ты не понимаешь?! Нет. Категорически нет. Я — твой муж, и я запрещаю тебе ввязываться в это дело. А вот это уже слишком. Сам того не ведая, Торп пересекает допустимые границы, и по ледяной броне её самообладания проходит первая трещина. Едва не скрипя зубами от неуклонно нарастающего раздражения, Аддамс медленно поднимается на ноги и упирается ладонями в стол. — А я не спрашиваю твоего разрешения, — чеканит она с неприкрытой угрозой. В интонациях звенит металл, а взгляд угольных глаз вспыхивает холодной яростью. — И никогда больше не смей повышать на меня голос. — Уэнсдэй… — Ксавье мгновенно осекается, выражение лица становится почти умоляющим. — Пожалуйста, прояви хоть раз в жизни благоразумие. Ты не можешь… — Только я буду решать, что могу, а чего не могу. Уясни это раз и навсегда, — Аддамс инстинктивно сжимает руки в кулаки, и заострённые уголки ногтей до боли впиваются в ладони. — Разговор окончен. — Нет, не окончен! — его щеки вспыхивают гневным румянцем. — Я ни за что не позволю тебе в этом участвовать. Как ты не понимаешь, что это опасно? Кстати, почему ты ничего не рассказывала мне о своём низком давлении? Почему я узнаю такую важную информацию от твоего врача, а не от тебя лично? Oh merda. Это просто невыносимо. Никогда прежде Торп не выказывал настолько чудовищного упрямства. Его чрезмерная эмоциональность жутко раздражает, и Уэнсдэй чувствует, как постепенно приближается к точке кипения. Чертов гормональный шторм бушует в крови, заставляя голос рационального мышления умолкнуть. — Если ты сейчас же не заткнёшься, наш ребёнок увидит тебя только на фото. На могильном памятнике, — шипит она почище ядовитой кобры. — Господи, ты невыносима… — Ксавье сокрушенно качает головой и запускает пальцы в волосы, взъерошивая каштановые пряди. — Я ведь боюсь за тебя… За вас обоих. Какого черта до тебя никак не дойдёт? — Я в состоянии за себя постоять. — В том-то и дело, что нет! — его голос снова срывается на крик. — Врач сказал, что тебе противопоказаны любые нагрузки! — Да пошел он к черту. И ты вместе с ним, — чаша терпения переполняется, и Аддамс вдруг почти физически ощущает, как клокочущая ярость струится по венам. И вместе с тем она вдруг начинает чувствовать вину за необдуманные резкие слова. Внезапный эмоциональный всплеск совершенно ошеломляет — она не привыкла справляться с таким обилием противоречивых чувств. Похоже, гормоны вовсе не шутка. Похоже, это действительно страшная вещь. — Уэнсдэй… — Ксавье предпринимает попытку приблизиться к ней. На его лице угадывается выражение тревоги. Как же надоело. Сколько можно. Расшатанный маятник душевного равновесия сиюминутно склоняется в одну сторону. — Я сказала: пошел к черту, — решительно заявляет Аддамс, а в следующую секунду молниеносно подхватывает контейнер с отвратительной холодной лазаньей и швыряет в его сторону. Большая часть жирного томатного соуса попадает на пиджак Торпа и растекается по белой ткани уродливым оранжевым пятном. — Блять, ты ненормальная, что ли?! — он истошно вопит и бестолково принимается тереть пиджак, но только усугубляет положение. Масляный соус капает с рукавов, пачкая светлые джинсы и белые кеды. Едва не взвыв от отчаяния, Ксавье тяжело вздыхает и наконец сдаётся. — Черт с тобой. Дома поговорим. И поспешно покидает агентство, бурча себе под нос непечатные выражения и мстительно громко хлопнув дверью. Уэнсдэй устало опускается в кресло, уперевшись ладонями в подлокотники. Oh merda. Какого черта она так легко сорвалась? Какой ужасающий кошмар. Нет, что бы там не говорил Торп, ей однозначно необходимо на что-то отвлекаться — иначе велик риск и впрямь оставить их будущего ребёнка без отца. Визитка с золочёными буквами всё ещё лежит на столе прямо перед ней. Поразмыслив с минуту, Аддамс решительно тянется за телефоном. — Лейтенант Картер, я согласна вести это дело.