Семейные ценности

Age: 31 Сидя за столом и с наслаждением потягивая карамельный латте с горкой взбитых сливок, Ксавье пролистывает на телефоне многочисленные уведомления с поздравлениями. Не то чтобы он не любит свой день рождения — по крайней мере, он лишен присущей многим в этот день склонности к рефлексии — но всё равно считает этот праздник излишне переоценённым. Возможно, причина кроется в тягостных воспоминаниях из детства — мать умерла за две недели до его одиннадцатилетия, и с тех пор эти даты оказались неразрывно связаны. А ещё вместе с безвременным уходом миссис Торп из жизни маленького Ксавье ушла та самая волшебная атмосфера праздника — аромат булочек с корицей, шуршание упаковки подарочных коробок, тонкий запах зажжённых на торте свечек. Атмосфера настоящей семьи, членам которой совсем не в тягость находиться в одном доме. Поначалу отец в своей сухой и равнодушной манере пытался устраивать дни рождения наследника, больше напоминающие пафосные светские рауты с обилием незнакомых людей, которых Ксавье вовсе не желал видеть. Но спустя пару лет ушло и это — Винсент стал ограничиваться холодным «Поздравляю» и переводом особенно солидной суммы на банковскую карту. А возможно, сказалось мрачное влияние Уэнсдэй, с явным усилием выдавливающей «Теперь ты на шаг ближе к смерти, радуйся» и преподносящей очередной жуткий подарок вроде набора кистей с ручками из настоящих человеческих костей. О происхождении остальных деталей он даже не рисковал спрашивать — бурная фантазия подсовывала леденящие душу мысли, что это вполне могут быть волосы, срезанные с трупов младенцев. А может, и что похуже. Лучше оставаться в блаженном неведении. Но с появлением мрачной девочки с косичками потерянная атмосфера неожиданно вернулась. Парадоксально, но Уэнсдэй, целиком и полностью состоящая из чёрно-белой палитры, заставила его жизнь заиграть новыми красками. И семья у них получилась самой настоящей, действительно счастливой. И хотя Аддамс с завидным постоянством приводила всё его творческое окружение в ужас — и своими эксцентричными выходками, и своими ядовитыми высказываниями, и своим внешним видом, варьирующимся в зависимости от настроения от готически-пугающего до откровенно-вызывающего — но Ксавье ни на секунду не сомневался, что сорвал джек-пот в казино жизни. А теперь у них будет ребёнок — плоть от плоти, кровь от крови, живое воплощение их любви. О большем счастье он и помыслить не мог. И пусть последние три месяца Уэнсдэй изводила его многочисленными упреками по поводу и без, он ни на секунду не обижался. Да и можно ли было на неё обижаться? Даже в моменты неуемного гнева она оставалась такой красивой, желанной… Такой родной и необходимой, что Ксавье был готов терпеть любые вспышки ярости. А терпеть приходилось немало. Последние несколько дней она ходила мрачнее тучи и с завидным постоянством ругала какого-то Картера и весь полицейский штат на чём свет стоит — неделю назад произошло очередное убийство с похожим почерком. Уэнсдэй пропадала в агентстве дотемна, даже тащила домой заляпанные кровью улики — и перебирала их часами, пытаясь вызвать видение, которое могло бы предсказать дальнейшие намерения убийцы. Но все попытки оказывались тщетны. То ли из-за сбитого гормонального фона, то ли из-за излишнего переутомления, но ей никак не удавалось взять под контроль собственные сверхспособности. И чокнутый маньяк совершил новое преступление — жестоко расправился с молоденькой медсестрой где-то в Куинсе. Провалы на работе всегда выбивали её из колеи. И хотя на красивом бесстрастном лице не читалось ни единой эмоции, Ксавье знал, что она достаточно тяжело переживает собственные неудачи — каким-то неведомым внутренним чутьём научился подмечать даже незначительные перемены в её настроении. Да и сегодняшний день не задаётся с самого начала — промучавшись в приступе токсикоза с семи утра, Аддамс забивается в угол дивана с бутылкой минералки и одним взглядом пресекает любые попытки к ней подступиться. — Может быть, сходим сегодня поужинать в «Ле Бернардин»? — решается спросить Ксавье спустя полчаса молчания, наконец отложив в сторону телефон. — Отпразднуем вместе? Или можем выбрать другую кухню. Ну… от которой тебя не тошнит. — Меня тошнит от всего. И особенно — от твоей бесконечной болтовни, — хмуро огрызается Уэнсдэй, положив подбородок на острые коленки. Очевидно, такая длинная фраза отзывается новым приступом дурноты, потому что она на секунду зажмуривается, но тут же вновь распахивает угольно-чёрные глаза. — Как хочешь, — он пожимает плечами, зная, что проще сдвинуть с места Эверест, нежели заставить жену делать то, чего она не хочет. — Тогда останемся дома и посмотрим «Кошмар на улице Вязов»? Или «Техасскую резню бензопилой»? — Я не хочу смотреть твои идиотские неправдоподобные фильмы, — упрямится Уэнсдэй и закатывает глаза, недвусмысленно демонстрируя своё отношение к происходящему. — Ладно. А что хочешь? — Чтобы ты заткнулся. — Понял. Уже традиционный обмен любезностями благополучно завершён — допив остатки латте, Торп быстро оставляет чашку в раковине и уже намеревается покинуть столовую, чтобы предотвратить возможное покушение на убийство. Но тут же останавливается, напоровшись на особенно колючий взгляд Аддамс. — Что-нибудь ещё хочешь? — безошибочно угадывает он. — Помой кружку. Она омерзительно пахнет, — шипит она и брезгливо кривит вишневые губы. — Уэнсдэй, она ничем не пахнет, — Ксавье не может сдержать лёгкой усмешки, которая явно ещё больше усиливает её раздражение. — Она. Пахнет. Омерзительно, — ядовито чеканит Уэнсдэй, выделяя каждое слово. Тонкие пальчики с силой сжимают бутылку минералки — прозрачный пластик жалобно трещит. Торпу совсем не хочется, чтобы эти пальцы секунду спустя сомкнулись на его горле, поэтому он покорно возвращается к раковине и быстро споласкивает злополучную чашку. — Пойдём в гостиную? — предлагает Ксавье, хотя уже заранее знает, что ответ будет отрицательным. И верно — Аддамс мотает головой и в очередной раз закатывает глаза, всем своим видом демонстрируя, что его общество сейчас — крайне раздражающий фактор. В такие моменты трогать её лишний раз не то что неблагоразумно, а попросту опасно для жизни, поэтому Ксавье предпочитает покинуть столовую в одиночку. Удобно устроившись на диване, он включает фоном телевизор и открывает макбук. В феврале в канадской галерее состоится выставка, посвящённая молодым художникам-импрессионистам, и в связи с этим знаменательным событием работы выше крыши. Дела неуклонно идут в гору, и это не может не радовать. А спустя минут тридцать на пороге гостиной появляется Аддамс с небольшой коробкой в руках — судя по относительно равнодушному выражению лица, она сменила гнев на милость. Усевшись на противоположный конец дивана, она снимает крышку с коробки и извлекает наружу несколько предметов — светлую дамскую сумочку с оторванным ремешком, небольшую чашку с отколотым краем и кулон на тонкой серебряной цепочке. Очередные улики, позаимствованные с места преступления. Потерев ладони между собой, Уэнсдэй осторожно берёт в руку кулон в форме полумесяца и напряжённо хмурит брови. Ксавье следит за её действиями краем глаза, стараясь печатать потише. Но ничего не происходит. На лице Аддамс появляется выражение крайней досады — вишневые губы едва заметно поджимаются, лоб пересекает крохотная морщинка. Через несколько секунд бесплодных попыток она тяжело вздыхает и забрасывает кулон на дно коробки, стоящей у ног. Принимается за сумочку, но спустя пару минут и другая улика отправляется на прежнее место. — Уэнсдэй… — он отставляет макбук на журнальный столик и, придвинувшись ближе к жене, осторожно кладёт руку на её колено. — Может, не стоит так перенапрягаться? Если теория верна, и ваш убийца выходит на охоту раз в три месяца, время ещё есть. — Не лезь. Ты ни черта в этом не понимаешь, — Аддамс раздраженно дёргает ногой, сбрасывая его ладонь. — Зато я понимаю в видениях, — резонно возражает Ксавье, пытаясь воззвать к её благоразумию. — Не забывай, кто мой отец. Уже пару месяцев в его голове назревала любопытная теория. Торп прошерстил немало сайтов, но никаких научных подтверждений найти не удалось — как ни странно, способность заглядывать в будущее и в прошлое оказалась достаточно редким и малоизученным даром. Впрочем, можно ли говорить о науке, когда речь идёт о настолько парадоксальных вещах? — Послушай… — он пододвигается ещё ближе, заглядывая в бесстрастное лицо Уэнсдэй. — Что, если твои способности сродни радиоволнам? Аддамс не выказывает ни малейшего интереса к озвученной информации. Но и не спешит возражать, что побуждает Ксавье продолжить. — Допустим, твой мозг принимает сигналы в определённом диапазоне… Но допустим, аналогичные способности унаследовал и наш ребёнок, — он осторожно кладёт ладонь на её едва выступающий живот, скрытый тканью просторной чёрной футболки. — Вот только у него это работает на совершенно иной частоте, глушащей ту, что нужна тебе. — С каких пор ты увлёкся физикой? — Уэнсдэй выгибает смоляную бровь, глядя на Торпа с нескрываемым скептицизмом. — И чтобы ты знал, для глушения радиочастот применяются совершенно иные механизмы. — Вряд ли экстрасенсорные способности можно привязать к классическим законам физики. Я думаю, стоит поговорить с кем-то, кто… Ксавье не успевает закончить мысль — раздаётся громкий стук в дверь. Они синхронно переглядываются. — Я убью тебя, — сердито заявляет Аддамс, впившись в него ледяным немигающим взглядом. — Какого черта ты пригласил гостей, не спросив моего мнения? — Я никого не приглашал. — Тогда сделаем вид, что нас нет дома, — и Уэнсдэй возвращается к уликам, принимаясь сосредоточенно крутить в руках чашку с коричневатыми разводами от кофе. Но игнорировать непрошеных визитёров не получается — стук становится всё настойчивее и громче. В течение пары минут Ксавье честно пытается вернуться к работе, но в итоге сдаётся и поднимается на ноги. — Давай хотя бы посмотрим, кто там, — и не дожидаясь возражений, решительно направляется к прихожую. Судя по едва слышному шороху за спиной, Уэнсдэй вяло плетётся следом. Остановившись возле экрана домофона, он нажимает на кнопку камеры видеонаблюдения — и когда на дисплее появляется картинка, у Аддамс вырывается вздох негодования. За дверью стоит все её семейство в полном составе. Гомес в неизменном торжественном костюме в мелкую полоску, Мортиша в очередном шикарном платье — родители Уэнсдэй всегда выглядят так, будто в любую минуту может начаться как минимум королевский приём. За ними возвышается фигура угрюмого Ларча, а по левую руку мнётся Пагсли в компании какой-то миловидной блондинки, цепляющейся за его локоть. Ну и конечно же, на плече младшего Аддамса гордо восседает Вещь. Для полноты картины не хватает только дяди Фестера, но, по последним известиям, его снова посадили в тюрьму, на этот раз — где-то в Юго-Восточной Азии. — Мой маленький скорпиончик, мы знаем, что вы дома… — громко произносит отец Уэнсдэй, занося руку для нового стука. — Не открывай, — она предостерегающе хватается за запястье Торпа, не позволяя повернуть язычок дверного замка. — Это глупо, Уэнс… — Ксавье осторожно вынимает руку из железного захвата тонких бледных пальчиков. — И невежливо. Они ведь проделали путь из Нью-Джерси. Мы и так проигнорировали приглашения на день благодарения и Рождество… Нельзя так открещиваться от собственной семьи. Уэнсдэй недовольно морщится. Ксавье прекрасно знает, в чём кроется истинная причина её негостеприимности — три месяца назад она взяла с него обещание даже под страхом смерти не рассказывать никому о скором прибавлении в семье. До сегодняшнего дня им удавалось держать всё в секрете. Но всё тайное рано или поздно становится явным — и похоже, момент истины настал. На лице Аддамс читается совершенно несвойственное ей выражение. Полнейшая растерянность с нотками паники. Она машинально одёргивает длинную чёрную футболку и отступает на пару шагов назад, взирая на дверь с таким опасением, словно за ней кроется смертельная опасность. — Не нервничай раньше времени. Может, они и не заметят… — Ксавье ловит её за руку и переплетает тоненькие пальчики по своими. Удивительно, но Уэнсдэй совсем не возражает, даже напротив — стискивает его ладонь с такой силой, что становится немного больно. — Ладно. Открывай, — кивает она, сделав глубокий вдох, словно перед решающим шагом в пропасть. Он и сам немного волнуется, но всеми силами старается держать лицо, чтобы ничем не выдать внезапно накатившего смятения. И мгновением позже поворачивает язычок замка, отрезая последние пути к отступлению. — Сюрприз! — восторженно вопит Пагсли, но тут же умолкает, не получив поддержки — остальные Аддамсы не спешат присоединяться к бурному ликованию. Зато блондинка рядом с ним ослепительно улыбается и хлопает в ладоши. Уэнсдэй мгновенно одаривает её самым уничижительным взглядом, но девушка даже этого не замечает, целиком и полностью сосредоточив своё внимание на Пагсли. — Моя грозовая тучка! — Гомес решительно переступает порог. — Дорогой зять! Дальше всё происходит по обычному сценарию, который Ксавье наблюдал уже десятки раз — мистер Аддамс направляется к дочери с широко раскрытыми объятиями, но та ловко уворачивается. Багряные губы Мортиши озаряет коронная плотоядная улыбка, Ларч мычит что-то нечленораздельное — вероятно, таким образом он озвучивает приветствие. Единственным нестандартным элементом в давно привычной системе является спутница Пагсли — на фоне мрачного семейства она выглядит, словно неуместное яркое пятно. А её наряд, состоящий из простой белой толстовки и джинсового комбинезона, ещё больше усиливает странный контраст. — Здравствуйте, — Ксавье решает взять на себя роль гостеприимного хозяина, пока Уэнсдэй пребывает в растерянности, граничащей с раздражением. — Какая приятная неожиданность… Но мы очень рады вас видеть. — Вы совсем нас не навещаете, — укоризненно произносит Гомес, поправляя и без того идеальный узел на галстуке. — Поэтому мы решили нанести визит самостоятельно. Тем более, и повод есть. Наш дорогой зять теперь на шаг ближе к смерти, что может быть прекраснее? — Да, спасибо, — и хотя у Торпа несколько иные представления о прекрасном, он уже давным давно привык к своеобразной манере общения старших Аддамсов. — Простите, у нас немного не прибрано… — Потому что мы не ждали гостей, — сквозь зубы бросает Уэнсдэй, смерив родителей немигающим взглядом угольных глаз. — Но это не значит, что мы не рады, — поспешно вворачивает Ксавье, упорно стараясь разрядить обстановку. — Пожалуйста, проходите и располагайтесь. Аддамсы не обращают никакого внимания на суровый тон дочери, словно и вовсе не услышали её резкую реплику. Мортиша степенно проходит в гостиную, шурша шлейфом длинного платья и устраивается в кресле с таким видом, будто восседает на троне. Остальные члены семейства следуют её примеру — Гомес занимает кресло напротив супруги, Пагсли и миловидная блондинка располагаются на диване. Вещь проворно спрыгивает с плеча младшего Аддамса и, перебравшись на журнальный столик, принимается переключать каналы на телевизионном пульте. Кадры новостей сменяются ярким музыкальным клипом, а затем — старым чёрно-белым фильмом. С места не двигаются только Ларч, замерший, будто бездушное каменное изваяние, и Уэнсдэй, которая недовольно скрещивает руки на груди. Ксавье склоняется к ней, слегка приобняв за талию — ободряюще и одновременно ненавязчиво, почти невесомо. — Да ладно тебе, не дуйся… Они же скучали, — он понижает голос до шепота. — Это ведь всего на один вечер. Скрипнув зубами от раздражения, Аддамс проходит в гостиную и останавливается за спинкой дивана, уже в который раз одергивая футболку — благо, просторная одежда позволяет скрыть очертания заметно округлившегося живота. И хотя Мортиша то и дело поглядывает на дочь со странным интересом, но всё же предпочитает хранить молчание. — Чуть не забыл представить вам свою спутницу… — гордо изрекает Пагсли, взяв за руку сияющую блондинку. — Это Элла, моя невеста. — Уже пятая по счёту, — вставляет Гомес, ехидно ухмыльнувшись. Ксавье бросает на девушку короткий недоуменный взгляд, ожидая реакции на столь неоднозначную реплику, но Элла продолжает безмятежно улыбаться. — Она из Швеции, студентка по обмену, — поясняет старший Аддамс, кивнув будущей невестке. — Не понимает ни слова по-английски. In nome della morte, каким наивным порой бывает очарование юности… — Ты знаешь шведский? — немало удивлённый Торп переводит взгляд на чертовски довольного Пагсли. — Нет, зачем? — тот небрежно пожимает плечами и обнимает девушку за талию. Блондинка льнёт к его плечу, прижимаясь намного ближе, чем того требуют рамки приличия. Уэнсдэй со вздохом закатывает глаза. — Я закажу еду, — не зная, куда себя деть и оттого ощущая чудовищную неловкость, Ксавье обходит диван и склоняется за телефоном. — Не стоит, дорогой, — Мортиша останавливает его предостерегающим жестом, взмахнув широким рукавом бархатного платья. — Мы всё предусмотрели и привезли угощения с собой. Ларч, будь добр. Молчаливый дворецкий, кажется, только этого и ждал — он мгновенно скрывается за дверью. Следующие несколько минут проходят в напряжённом молчании. Гомес и Мортиша пожирают друг друга взглядами, полными бесконечного обожания, Пагсли и Элла сливаются в продолжительном страстном поцелуе. Уэнсдэй кривит губы в гримасе отвращения и впивается ногтями в спинку дивана с такой силой, что белеют костяшки пальцев. Ксавье неловко переминается с ноги на ногу, чувствуя, как на щеках против воли вспыхивает румянец. Поразительно, каким образом в семье Аддамсов, привыкших демонстрировать свои чувства настолько откровенно, могла родиться совершенно скупая на эмоции дочь. Необъяснимый парадокс. Наконец дверь распахивается снова. Внутренне Ксавье был готов увидеть что угодно, но точно не такое — Ларч осторожно вкатывает в гостиную столик на колёсиках, заставленный множеством блюд, накрытых клошами из нержавеющей стали. Мортиша подаёт знак рукой, и дворецкий начинает поочередно снимать крышки с тарелок. — К сожалению, бабушка Юдора не смогла приехать, но оказала нам огромную честь и самостоятельно приготовила блюда для праздничного стола, — величественно изрекает мать Уэнсдэй. — Индейка Вермонт с фирменным соусом. Тыквенный пирог с патокой. Шницели из телятины… — Моя мать сама заколола молодого бычка, — ловко вворачивает Гомес. — Крови было немерено. Уэнсди была бы в восторге от такого зрелища. Но «Уэнсди» вовсе не выглядит восторженной — по мере того, как гостиную заполняют ароматы самой разнообразной еды, её лицо становится всё бледнее. Похоже, отступивший было приступ токсикоза накатывает с новой силой. Она несколько раз моргает, что не может укрыться от пристального взгляда родителей. — А это что? — Ксавье пытается переключить внимание на себя и наугад тычет пальцем в первую попавшуюся банку. — А это деликатес прямиком с родины нашей драгоценной Эллы. Это… — Гомес недоумённо взирает на мутно-серое содержимое. — Пагсли, а что это? — Сюрстрёмминг, — гордо заявляет младший Аддамс и, потянувшись к банке, решительно откручивает крышку. По комнате мгновенно распространяется отвратительная гнилостная вонь. — Консервированная квашеная сельдь. А вот это уже слишком — Ксавье понимает это ещё за секунду до того, как Уэнсдэй зажимает рот рукой и бегом устремляется в ванную. Да что там говорить. Ему и самому становится до тошноты дурно от мерзкого запаха и вида гниющей рыбы, которая явно умерла своей смертью и разлагалась как минимум неделю, прежде чем шведские кулинары засунули её в банку и торжественно окрестили деликатесом. — Что это с ней? — Пагсли провожает сестру недоумевающим взглядом. — Эм… Пищевое отравление, — поспешно выдаёт Ксавье, с трудом подавив рвотный позыв. И быстро осмотрев стол, добавляет. — Индейка несвежая попалась. — О, бедняжка… — Мортиша сокрушенно качает головой. — Дорогой, у тебя такие любопытные наручные часы. Позволь взглянуть поближе? — Но это самый обычный Ролекс… — немало удивлённый таким неожиданным вопросом, Ксавье всё же протягивает руку миссис Аддамс. И лишь когда цепкие пальцы с длинными чёрными ногтями крепко обхватывают его запястье, а голова Мортиши слегка запрокидывается назад, Торп запоздало вспоминает, от кого его жена унаследовала свой дар. Вот черт. Надо же было попасться на такую простую уловку. Женщина отпускает его руку спустя несколько секунд, и на тёмно-бордовых губах медленно расцветает слегка плотоядная улыбка. — Caro mia, что с нашей тучкой? — тут же встревоженно спрашивает Гомес, заглядывая в лицо супруги. — Неужели что-то серьёзное? — О нет, тьма очей моих. Совсем напротив. Ты скоро станешь дедушкой. Проклятье. На долю секунды повисает звенящая тишина. А затем по гостиной проносится изумлённый вздох сразу нескольких людей. Лицо мистера Аддамса ошеломлённо вытягивается, Пагсли резко отрывается от своей возлюбленной, взирая на родственников с приоткрытым ртом, и даже молчаливый Ларч переводит на Мортишу удивлённый взгляд. Но мать Уэнсдэй вовсе не выглядит шокированной — и Ксавье невольно вспоминает сцену из далёкой юности, когда старшие Аддамсы во время родительских выходных застали их за совершенно непотребным занятием. Кажется, Мортиша заранее знала правду — и тогда, и сейчас. — Ооо… — Гомес прокашливается, чтобы вновь обрести дар речи. — И какой срок? — Почти восемнадцать недель, — сообщает Торп, чётко осознавая, что отступать уже некуда. — Ооо… — повторяет отец Уэнсдэй, растерянно хлопая глазами. Похоже, на другие реплики он сейчас абсолютно неспособен. Вновь воцаряется молчание. Одна только Элла, не понимающая происходящего из-за языкового барьера, продолжает безмятежно улыбаться и поглаживать притихшего Пагсли по плечу. Неизвестно, сколько бы продолжалась немая сцена, но через пару минут в гостиную возвращается Уэнсдэй — и все присутствующие, как по команде, оборачиваются в её сторону. На осознание катастрофы у неё уходит всего несколько секунд, после чего на мертвецки бледных щеках вспыхивает гневный румянец. — Ты им рассказал, — это вовсе не вопрос. В голосе звенит сталь, а угольные глаза недобро сверкают. — Нет… — поспешно выдаёт Ксавье, почти физически ощущая исходящую от жены угрозу. — То есть да, но всё не совсем так. Послушай, Уэнсдэй… Но Аддамс не даёт ему договорить. Раздражённо мотнув головой, она резко разворачивается и быстрым шагом поднимается по лестнице. Глядя на её стремительно удаляющуюся тонкую фигурку, Торп невольно ощущает укол вины. Проклятье. Нечего и думать, чтобы пытаться с ней поговорить — несколько дней обиженного молчания гарантированы. Но попробовать стоит. Он уже делает несколько неуверенных шагов в сторону лестницы, но Мортиша оказывается быстрее — поднявшись с кресла, она решительно направляется вслед за дочерью. — Не надо, сынок, — Гомес останавливает его предостерегающим взмахом руки. — Это женский разговор. Ни одному мужчине не постигнуть великого таинства материнства. Лучше давай выпьем. Принеси-ка мне бурбон с двумя кубиками льда. Поспорить с этим трудно. Поэтому Ксавье подчиняется — сходив на кухню, наливает в рокс сто грамм медового бурбона для мистера Аддамса и немного красного сухого вина для себя. А когда возвращается в гостиную, обнаруживает, что Пагсли, Элла и Ларч уже отсутствуют. Вещи тоже нигде не видно. — Отправил их погулять, — заговорщически подмигивает Аддамс и кивает в сторону дивана, предлагая сесть. А потом его цепкий взгляд останавливается на бокале в руках Ксавье, и Гомес удивлённо присвистывает. — Ты женат на гадючке столько лет и не пьёшь крепкий алкоголь? Признаться, завидую твоей выдержке. Я открыл первую бутылку виски ещё до того, как Уэнсди научилась ходить. — Ну… — Ксавье пожимает плечами, устраиваясь на диване и протягивая тестю стакан с янтарной жидкостью. — Иногда с ней правда бывает… непросто. — Иногда? — тот скептически усмехается, разглядывая медленно тающие кубики льда. — Наверное, всегда. — О да… Понимаю. Это она в мать, — при упоминании супруги на лице мужчины расцветает блаженная улыбка, и Ксавье невольно думает, что у него с мистером Аддамсом гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд. — Такая же упрямая и несгибаемая с самого детства. — Только ей об этом не говорите, — Торп слегка улыбается, отчётливо представляя бурную реакцию жены на подобное сравнение. — Ни за что. Я ещё хочу увидеть внуков. Одного не пойму — как тебе удалось её уговорить? — Я и не уговаривал. Она сама так решила. — Капля воды дробит камень постоянством… Звучит как тост, — глубокомысленно изрекает Гомес и вытягивает руку со стаканом. Бокалы соприкасаются с лёгким звоном. — С днём рождения, сынок. Я кошмарно рад, что Уэнсди счастлива с тобой. Всё-таки я не ошибся, ты и вправду славный парень. Впрочем, иного она бы не потерпела. Разговаривать с Гомесом оказывается неожиданно легко — никаких неловких пауз, никаких напряжённых мыслей. И Ксавье ощущает расслабленное умиротворение — когда-то в детстве он многое готов был отдать, лишь бы его собственный отец хоть иногда проявлял подобное участие. Но этого не случилось. Зато Аддамсы — невероятно эксцентричные, странные даже для изгоев, порой приводящие в ужас своими традициями — стали ему настоящей семьёй. И потому он решается задать самый волнующий вопрос, терзающий разум последние три месяца. — Мистер Аддамс… — Ксавье делает большой глоток вина, и рубиновая жидкость оставляет во рту приятное вяжущее послевкусие. Затем задумчиво потирает переносицу и спустя минуту продолжает. — У неё проблемы с видениями. И с давлением тоже. Она совсем ничего мне не рассказывает, но я втайне связывался с её врачом… Никто не знает, есть ли тут взаимосвязь, но я волнуюсь. Не могу не думать об этом, понимаете? И это чертово расследование всё только усугубляет. А Уэнсдэй… Она и слушать ничего не желает, только и думает об этом маньяке целыми днями. Откровение даётся легко. Тревога, томящаяся внутри так долго, наконец прорывается наружу длинным словесным потоком, будто кран с водой развернули на полную мощность. Гомес отвечает не сразу — хмурит брови, машинально поправляет галстук и делает очередной глоток бурбона. И лишь спустя несколько минут начинает говорить. — Как ты знаешь, дар провидения передаётся в нашей семье по женской линии… — Аддамс делает очередную продолжительную паузу, и что-то неуловимое в его тоне заставляет Ксавье напрячься. — Пагсли не унаследовал этого, в отличие от сестры. Вероятнее всего, у вас будет дочь с таким же даром. Но известие вовсе не приносит ожидаемой радости. Отец Уэнсдэй опускает глаза в пол, явно пытаясь скрыть беспокойство — здесь точно что-то нечисто. Торп вдруг чувствует, как сердце сжимается в холодных оковах нарастающего страха, а ладони становятся липкими от пота. — Вы что-то недоговариваете, — он пытается поймать взгляд Гомеса. — Прошу вас, скажите правду. Такое у кого-то уже было, да? — Не стоит беспокоиться раньше времени, — слишком поспешно отзывается мужчина. — У Мортиши тоже возникали небольшие проблемы с видениями во время первой беременности, но все разрешилось благополучно. Нет никакой гарантии, что такое может повториться. — Может повториться… что? Гомес сокрушенно вздыхает, залпом допивает остатки бурбона и занюхивает крышкой от банки с гнилой сельдью. — Тогда было другое время, медицина была не на уровне… — бормочет он, не отрывая сосредоточенного взгляда от собственных ботинок. — Родители Мортиши жили далеко за городом, скорая помощь приехала лишь спустя час. Вам такое не грозит, стоит ли зацикливаться на печальных событиях прошлого? — Скажите же, что произошло, черт возьми! — голос Ксавье едва не срывается на крик, и старший Аддамс наконец сдаётся. — У Мортиши должна была быть сестра. Но у её матери из-за неконтролируемых видений начались серьёзные проблемы со здоровьем. Кажется, на седьмом месяце случилась эклампсия… Малышка Офелия прожила всего пару часов, а сама Донателла Фрамп умерла во время родов.