Голова девушки расположена на коленях парня. Её всю трясёт, тело горит. С губ Келлер срываются бессвязные слова, но все они переполнены вселенской печалью, болезненным страхом и истошным отчаянием.
Гладит. Пытается успокоить гостью. Та плачет в лихорадке, не в силах вернуться в реальный мир, в трезвый рассудок.
Минуты тянутся как часы. Прошёл первый десяток минут в мучительном ожидании. Звучит тихий писк электронного градусника.
Сорок один градус по Цельсию... С ума сойти.
На градус выше чем русская водка. На градус ниже чем жаркое из человека, у которого полностью свернётся белок в крови.
Алекс кладёт мокрое полотенце ей на лоб, гладит. Пытается успокоить, отвести от всех приступов, что видела Келлер. Пытается остудить.
Закрывает щели дверей и окон, дабы избежать сквозняков. Не даёт ногам девушки мёрзнуть, оставляя их в носках, но вместо толстого одеяла укрывает Келлер лишь льняным покрывалом: ей не должно быть слишком жарко. Избавлял от лишней одежды, тело должно дышать и быть в состоянии "выпотеть" горячесть и боль. Оставляет её в майке, надевает шорты. Её тело должно быть способно отдавать тепло, а не культивировать внутри себя жар.
Алекс достает небольшой тазик, наполняя его прохладной водой. Смачивает в воде салфетки и растирает ими тело Келлер: руки, ноги, шею - лишь бы хоть немного остудить. Меняет воду, когда та слишком загрязняется потом.
Думает использовать спирт, но знал, что нельзя: тело резко остынет из-за испарения спиртов, но сама температура останется и будет только хуже. Понимал, что не посмеет навредить.
Ищет жаропонижающие лекарства: радовался, что лихорадка Келлер "красная", а не "белая". Её можно остудить, помочь... А не наблюдать за смертельной бледностью лишь ожидая, когда она справится сама.
Листает инструкции лекарств, решив остановиться на универсальном: парацетамоле.
Снимает жар, помогает справиться с лихорадкой. Не имеет негативного воздействия на слизистую оболочку желудочно-кишечного тракта, в отличие от многих таблеток. Неплохой ингибитор - Алекс был вынужден загуглить и выяснить, что это вещество, которое ослабляет или низводит на нет физико-химические реакции, - что помогает остановить воспалительные процессы в организме.
Пятьсот миллиграмм для взрослого в одной таблетке - указано, что есть лучше перед едой. Он помогает девушке проглотить лекарство и заставляет запить его водой. Как бы она не любила запивать лекарства - при жаре нужно было пить как можно больше воды. Вынужден был насильно поить её, чтобы вернуть в норму её температурный цикл.
Готовит тёплый, практически полностью разжиженный бульон: не горячий, чтобы не обжечь. Приподнимает голову Келлер, осторожно поя с ложечки. Останавливался, когда она сопротивлялась: нельзя кормить насильно, тем более в таком состоянии.
Каждые полчаса вновь измеряет ей температуру - должен быть убеждён, что та хоть немного падает. Слишком медленно, почти никак. Спустя два часа тело Келлер... Всё ещё имело температуру в сорок градусов Цельсия.
Устало вздыхает, но не уходит. Алекс не может вызвать врача: чувствует, что сейчас врач не сможет помочь. Но, будь всё не так... Обязан был бы звонить.
Лишь обнимает Келлер, не отпуская. Даёт ей бессознательную возможность слышать биение своего сердца. Гладит. Его голос звучит тихо, нежным шёпотом, подобно убаюкивающему ветерку.
– Тише, тише... Я рядом...
* * *
Девушка безынициативно идёт по блеклому миру, наполненному серостью. Больше ничего не хочет видеть, мыслить, чувствовать.
Слышит бои за своей спиной, лязг металла, выстрелы... Абсолютно плевать на всё.
Идёт босиком по серому огню, босиком по серой воде, будто бы нет никаких законов физики.
Нет ничего.
Ощущает пустоту и полное безразличие, как и тогда, много лет назад, после самого яркого выпускного...
Не важно ничего.
Голова болит, в ушах звон, ничего не видит и не слышит.
– Ты, грязная и мерзкая лгунья!
Звучит ЕЁ удушающе громогласный голос.
Не слышит. Не хочет слышать. Не слушает.
Продолжает идти: по шипам, по стеклу, по углям. Все чувства давно притупились. Забывает о том, что такое боль.
Видит огромный меч, размером, будто бы, с Эйфелеву башню, что пытается разрезать её, подобно гильотине.
Идёт.
Я устала стараться справиться!
Больше не плачет - кончились слёзы. Кончилось озеро, море, океан... Всё кончилось.
Продолжает идти.
Меч разбивается о неё с оглушающим лязгом - тело Келлер больше не воспринимает ничего.
Дышит.
Не чувствует воздух.
Идёт.
Это всё не имеет никакого смысла!
Воздуха в лёгких нет.
Нечем дышать, но не задыхается.
Устала.
Всё слишком не важно.
Дышит... Ничем. Дышит, словно по инерции.
Продолжает идти.
Наступает на лужу, в которой тут же размывается силуэт её отражения.
Не обращает внимания на грязный всплеск.
Я не хочу даже пытаться...
Мир рассыпается за её спиной подобно пыли карточного домика.
Всё исчезает, теряется, тает...
– Келлер...
Она слышит голос вдалеке.
Оглядывается, отчаянно ища хоть что-то настоящее, хоть что-то живое.
Видит свет вдали, бежит к нему.
Забери меня отсюда! Забери!
Руки хватает одна цепь за одной.
Шипы, кандалы, наручники, цепи, гири.
Всё что только могло бы сдержать.
Отчаянно тянется к свету, пытается сбежать от боли.
Падает. Всё тянет на дно.
Тянет во тьму.
Келлер из последнего отчаяния тянет руки к лучам света, касается...
Касается, едва ли не кончиком среднего пальца...
Коснулась...
Я не хочу умирать!
Звон в ушах.
– Проснись, Келлер... Это просто... Дурной сон...
Тяжело дышит. Вновь... Вновь настоящая.
Отчаянно впивается в руки Алекса, задыхается слезами, пытаясь вдохнуть последний воздух, которого ей так не хватало.
– Я рядом... И ты... Будешь в порядке, обещаю.
Плачет.
Крепко обнимает Алекса. Боится вновь потерять.
– И я... Не уйду.
– Никуда никуда...?
– Никуда.
