Дорога, которая раньше была почти непроходимой, теперь кажется лёгкой: все препятствия, однажды преодолённые, нам уже не страшны. ©Бернар Вербер, «Империя ангелов».
Лучше знать, куда идешь, чем блуждать неизвестно где. © «Алиса в стране чудес».
Кромешная темнота таяла, расступалась перед лесными путниками. Всё ещё влажные от минувшего ливня тропы светлели, соединялись в протоптанную дорогу, на которую всё чаще падали тонкие лучи робкого солнца. Пробивались, решетили древесный потолок. Блеклая, но всё же зелёная трава давала понять, что не всего леса коснулась чёрная хворь. Какая-то часть уцелела. «Значительная» — подумала бы девушка, если бы у неё были силы повернуть голову и посмотреть вперёд. Чаща там стремительно оживала. Хейд то просыпалась, то снова ныряла в шаткое незабытье, убаюканная мерным покачиванием чужой ходьбы. Спокойный, явно уставший от погони, ветер прохладно ворошил волосы на затылке. Снов не было. Лёгкая дремота была не способна их вызвать. Шаги звучали мягко, мужская поступь сзади и сбоку словно была невесомой. Ненастоящей. Она понимала, что её несут куда-то, смутно помнила красивые мужские лица, выросшие будто из-под земли в недрах густого тёмного леса. Пахло росой и чем-то приторно сладким. Успокаивающим. В траве шуршало и двигалось, о чём-то своем наперебой трещали редкие птицы. Кидали на путников и их невольную ношу заинтересованные взгляды. Смотрели: маленькими чёрными глазками, в которых нет-нет, да и мелькала пронзительная холодная голубизна. Птицы скрывались за кронами деревьев, собираясь, если не разнести новость по всей округе, то точно доложить об увиденном Королю. Маленькие любопытные шпионы. Произошедшее ранее казалось девушке дурным, далёким бредом. Всё это случилось не с ней, кто-то другой заплутал меж сплетений древесных корней, у кого-то другого не хватило духу остаться и погибнуть вместе с другом. Кто-то другой сейчас — не она — положил свою голову на твёрдое мужское плечо и украдкой вздрагивал всякий раз, когда чужие пальцы при резком спуске слишком сильно впивались в нежную кожу. Это действовало отрезвляюще. Вырваться бы, отвязаться от самовольных сопровождающих. Заявить, глядя прямо в светлые глаза, что она не нуждается в их помощи. Что не просила о ней, собираясь тихо и спокойно умереть. Однако, многократно ошибающееся предчувствие на этот раз было уверено в своих предположениях наверняка. Совсем не помощь ей хотят оказать обладатели серьёзных лиц, красивых голосов и беззвучной поступи. Или не только её. Но сил ни на сопротивление, ни на обдумывание ситуации, у неё не было. Если бы не боль за грудиной, стучащая по ребрам приближающейся болезнью и адская резь в ногах, Хейд не просыпалась бы вовсе. Щека прижималась к чему-то гладкому. Горячему, нагретому её собственным теплом. И откуда только взялось, промокла же до нитки. Неужели жар? И как только ему не противно её тащить, больную, мокрую и грязную. Тревожная мысль «куда» сталкивалась с усталым «мне всё равно». Холодное безразличие таилось в синих глазах, когда те невзначай, без особого интереса рассматривая россыпь погибающих цветов в траве, натыкались на обтянутые кожаными доспехами до самых запястьев, руки. Сильные и крепкие. Уходящие предплечьями под её колени, скрывающиеся за тканью грязных и липких штанов. Глаза закрывались. Поднимать их, чтобы взглянуть в лицо таинственному спасителю не было абсолютно никакого желания. Девушка помнила, с каким недовольством, — почти презрением — он сам на неё смотрел. А от интонации в непонятных, обращённых к ней, вопросах, хотелось спрятаться. Или, что ещё хуже — попытаться защититься. Последнее было невыполнимым, а посему более обидным. Куда уж ей, хрупкой и немой девушке, тягаться с сильным и, судя по всему, выносливым мужчиной. Пусть несет. Лишь бы не уронил. В этом полунапряженном, выразительном молчании прошло несколько часов. Лежать, изображая из себя тряпичную куклу, становилось просто неудобно. Ни сделав ни единого шага, девушка, тем не менее, чувствовала себя всё более уставшей. Ничего не происходило вокруг. Один угрюмый лесной пейзаж лениво сменял другой, основное различие было лишь в игре света и густоте зелени. Их, по мере приближения к неведомой цели, становилось всё больше. Спина и шея затекли, одеревенели. Чужие доспехи под коленями натирали кожу до красных болезненных пятен. Само тело безбожно ныло и, казалось, даже скрипело — как старая, потрёпанная временем мачта под напором морского ветра. Хейд не решалась браться за попытки хоть как-то обратить мужское внимание на свои неудобства. Лишь сильнее прикусывала щеку изнутри, стремясь вытеснить одно неприятное ощущение другим. Кто знает, как они, вероятно, тоже утомлённые однотонным путешествием, отреагируют на её робкие попытки привлечь к себе внимание. Лучше не стоит. Однако сами путники не показывали даже намёка на усталость, будто та и вовсе была им неведома. Шли с высоко поднятыми головами, тихо переговариваясь друг с другом короткими, отрывистыми фразами. Даже смеялись чему-то своему, изредка заговорщицки перешептываясь. Как старые друзья, возвращающиеся домой после долгой и насыщенной прогулки. Непонятные, не в меру странные люди. Хейд, жмурящая саднящие глаза — солнечные лучи всё чаще целились в светлые ресницы — уже и мечтать не смела о привале. Создавалось впечатление, что они никогда не остановятся. Уж слишком много решительности и закостенелого упрямства было в этой невесомой походке. — Callon* (герой), — вдруг насмешливо прозвучало справа. Девушка едва уловимо вздрогнула. Она не видела, с каким выразительным ехидством некто смотрел на неё саму, притворяющуюся спящей. Особое внимание уделяя узким маленьким ладоням, покоящимся на мужской груди. Голос улыбался. Как ни странно, он заставил её окончательно проснуться. Напрячь слух, в попытках понять смысл сказанного. Казалось, что его обладатель с самого начала догадывался, что Хейд не спит. И теперь поддразнивал её, полностью осознавая, что та не поймёт ни слова. Сделалось неприятно. — Drego*(исчезни), — не глядя, бросил её «спаситель». Звучал он раздражённо. Шутник словно осёкся и, полухмыкнув что-то себе под нос, замолчал. Её угрюмого извозчика, верно, немного опасались, но Хейд заинтересовал совсем не он. Новые слова, срывающиеся с чужих уст подобно маленьким, стремительным пичугам, красивым низким эхо повторялись в голове. «Келлон»? «Дрего»? Какая странная речь. Было в ней что-то природное, древнее, как сам мир. Интересно, все обитатели этих земель владели этим гладким, как сточенная галька, наречием? Девушка не знала и, признаться, чувствовала себя глупо. В городе у неё не было времени прислушиваться к чужим разговорам, а Домар, хоть и упоминал наличие других языков, вплетенных в мир Арды вместе с её многочисленными народами, всегда говорил на всеобщем. Какое упущение. Возможно, мужчины сейчас решали её судьбу, а она не понимала ни слова. Ну и пусть. Хейд не догадывалась, что уже слышала эту речь. В той, другой жизни, проведённой под шаткими стенами водной цитадели. Во время дикой морской бури, коей один белоснежный витязь осмелился оказать сопротивление. Знания, вложенные морем в светлую голову, понимающую ранее все существующие языки, безошибочно перевели и укрепили в мыслях — «Не смейте сдаваться!» Наконец, путники остановились. Хейд, настолько тихо, насколько вообще могла, облегченно выдохнула в нагретую собственной щекой, плотную кожу. Глянула исподтишка вперёд. Впереди, за последним рядом зелёных деревьев, чьи тонкие стволы окрашивались вдоль расплавленным золотом, всё было наполнено светом; слышались тихие голоса. Девушку весьма неделикатно, даже грубо передали в другие руки. Кудрявый мужчина бросил что-то на неведомом языке и ушёл вперёд. Она, очнувшись от внезапной встряски, изучающе смотрела в напряженную спину: точно воин, даже разворот плеч угрожающий. И как она только могла спутать его с Арном? Отчаяние, похоже, сыграло с ней злую шутку. Своим немногословием и тем, как мужчина предпочитал держаться в отряде, он напоминал, скорее, Валя. Их капитана, выкованного из лезвий затупившихся кинжалов. Притворяться спящей больше не было смысла и Хейд чуть приподнялась в чужих объятьях. Чтобы тут же рухнуть обратно. Ноющее от беготни тело, заледеневшее от долгого нахождения в одной позе, с ярым сопротивлением встречало любые попытки пошевелиться. Всё, что ей осталось — опасливо вращать белокурой — ныне посеревшей от грязи — головой. Местность вокруг была незнакомая, чужая, как и все прочие, немногочисленные места, посещённые девушкой ранее. Но совсем не пугающая. Это обнадеживало. «Как и все прочие» — с призрачной грустью подумалось вдруг. Есть ли в этом мире вообще место, которое она с уверенностью могла бы отнести к родному? Кроме корабля, оставшегося далеко позади, в объятьях холодных синих волн, в голову больше ничего не приходило. Аккуратно, стараясь не потревожить такого же молчаливого мужчину, которому так безапелляционно всучили её, словно мешок с картошкой, девушка повернулась ещё немного. Глаза щипало. А впереди, за изгибом лесной тропы, спрятанной за уклоном зелени, было явно что-то интересное. Туда ушёл не-Арн. Со стороны послышались странные звуки. Она нахмурилась. Также звучали моряки, когда пытались сдержать лающий смех. — Не терпится сбежать? — раздалось у уха. Более высокое, а посему чуть менее пугающее звучание. На всеобщем. Хейд подняла голову, встречаясь с глубокой, незнакомой зеленью. Не сразу осознала, что понимает его. Слышать привычную речь из этих красивых уст было удивительно. — Прекрати ерзать. Мужское лицо перед ней было тонким и прекрасным. Яркие изумрудные глаза в обрамлении светлых и длинных ресниц лучились холодной, но беззлобной насмешкой. Рот улыбался — мягко и как-то величественно. Совсем не так, как это делали мужчины с корабля. Ни единой грубой черты, плавность и лёгкость. Мужчина хмыкнул, перехватил её одной рукой. Для него не осталось незамеченным восхищение, плещущееся на дне синих глаз. И это ему, кажется, польстило. Второй, временно свободной кистью, он заправил выбившуюся золотую прядь за острое ухо — словно красовался перед ней, грязной девушкой в драных лохмотьях. Хейд почему-то очень захотелось дотронуться до него, этого маленького розовеющего кончика. Но руки, вцепившись в плотную ткань чужого одеяния, мелко дрожали. Странное, ностальгическое чувство. Почти эйфория. И откуда оно взялось? — Смотрите, красавец-павлин пытается завязать с нашей гостьей более тесное знакомство. Побойся Эру, она же совсем ребёнок. Ещё неоперившийся птенец. «Павлин» поднял голову, встречаясь с обладателем второго голоса недовольным взглядом. Девушка внезапно замерла, пронзенная пристальным, холодящим вниманием. Огляделась по сторонам, чувствуя, как уши и щеки покалывает от чужих, нацеленных точно на нее, глаз. Не то, чтобы она испытывала смущение — проведя на корабле чуть больше месяца, Хейд привыкла к тому, что её окружают одни мужчины. Но там был суровый Домар и мощный, как дубовая бочка, Кетиль. Защитники, которые в случае чего, непременно бы отплатили обидчику той же монетой. Сейчас же, лишённая привычного покровительства, девушка ощущала, как остатки уверенности со скоростью ветра покидают белое тело. Здесь всё было незнакомым, а посему, опасным. Чувство, будто её окружили, поймали во вражеское кольцо, стало слишком явным. И взгляды, коих не ощущалось во время их долгого пути, после ухода командира странного лесного отряда, явили себя во всей красе. Догадки Хейд подтвердились. Её саму рассматривали с неменьшим интересом. — Глазастая, — заключил второй, с, как оказалось на зрительную проверку, более тёмным золотом волос, — Смотрит так, будто впервые лес видит. Затем, подхватив согласное, выразительное хмыканье стоящих рядом мужчин, обратился уже к первому: — Не она ли несколько часов назад носилась по нему, будто подстреленная лань? Скакала так, что рябило перед глазами. Не понять — где право, где лево. И как только в лапы паукам не угодила, глупое человеческое дитя. Он посмотрел Хейд прямо в лицо, затем скользнул ниже - будто приценивался к разодранной в клочья, рубахе. Продолжил, понизив голос: — Видимо, украла что-то и попыталась спрятаться от желающих вернуть своё преследователей в лесной чаще. Страх получить по заслугам способен наделить людей поразительной прытью. Злая провокация сработала на «ура» и девушка возмущённо нахмурила бесцветные брови. Посмотрела: исподлобья. Какая подлая клевета! Она не воровка! Сердце заколотилось от едкой досады и невозможности опровергнуть беспочвенные обвинения. Губы разомкнулись, подогревая в недрах рта так и просящийся наружу, резкий ответ. Но язык по-прежнему оставался недвижим. Проклятье. Совсем не так ей представлялся мир за пределами корабля. Оказывается, здесь, на земле, на тебя запросто могут напасть сначала коварные разбойники, потом заколдованная лесная чаща, а следом, в дополнение ко всему перечисленному, едкие и обидные слова. Вцепиться в лицо, насмехаясь над липкой немотой. Чувство беспомощности душило. Как жаль, что подобного оружия у неё нет и никогда не будет. — Наш лес - не лучшее пристанище для беглянок. Особенно смертных. Особенно таких юных, — подал голос первый. Тот, что продолжал с невероятной лёгкостью для тонких рук держать её в прочном и изящном капкане. Девушка лишь удивлённо моргнула. — Молчишь? Правильно делаешь, смертная. Оправдываться будешь перед тем, кто более нашего не терпит названных гостей. Ох и не завидую я тебе. Последняя фраза действительно звучала сочувствующе и Хейд поежилась. Её, верно, угораздило зайти на земли, хозяин которых не располагает особым гостеприимством. Впрочем, чего ещё ожидать. Какой лес, такие и обитатели. Да и кто вообще, находясь в здравом уме, захочет жить под медленно умирающими от чёрной хвори, кронами? Кстати, кто? Представляться мужчины не спешили. Расспрашивать, кто она и откуда, тоже. Видимо, иронично закрепленное теперь за ней «воровка» вполне устраивало каждого. Они отвернулись, всем своим видом давая понять, что трава, небо и зелёные ветки куда больше заслуживают их внимания, чем она сама. Хейд скрипнула зубами, сжала в кулачки маленькие ладони, до боли впиваясь в них ногтями. Чужое поведение начинало раздражать. Зыбкое, высокомерное безразличие. Холодное и неприятное, схожее с прилипающей к коже, одеждой. Никто и никогда прежде не относился к девушке подобным образом. Роль главного, видимо, была отведена не-Арну, но и он сам не проявлял к Хейд никакого интереса. Словно нёс в руках что-то неодушевлённое, а не уставшую и сбитую с толку, деву. Даже ни разу не обернулся, когда уходил. Угрюмый и молчаливый посыльный с походкой воина. Присмотревшись, Хейд поняла, что те двое, решившие всё же подать голос и имеющие между собой поразительное сходство — будто их связывали кровные узы — чуть ли не на пол головы были ниже остальных. Остальные же, более высокие и статные, даже не смотрели в её сторону. Как будто опуститься до общения с простой смертной — себя не уважать. Смертной. Странное, непривычное обращение, которому, поначалу, не было уделено должного внимания. Неразбериха в голове вдруг сложилась в чёткую и вполне понятную картину. И Хейд очень захотелось стукнуть себя ладонью по лбу, гневаясь на собственную недогадливость. Эльфы. Ну конечно. Лесные воины из рассказов Домара. Отважные остроухие дети Эру Илуватара, молодые и прекрасные лицом, но старые душой. Носители вечной, неугасающей жизни. Здесь, прямо перед ней. Волнение, нахлынувшее так же внезапно, выразилось в длинном и протяжном кашле. Первый эльф брезгливо отвернулся, прошептал что-то сквозь зубы. Ей всучили флягу с водой, сказали на эльфийском — Хейд теперь была абсолютна уверена в происхождении непонятного языка — что-то, очень походящее на «пей», и она с жадностью приложилась к кожаному сосуду. Кислый напиток был совсем не водой. Но жуткая резь в горле немного стихла. Она благодарно кивнула, возвращая флягу. А про себя подумала, что Домар её просто обманул. Приукрасил свои рассказы красивыми, но пустыми и беспочвенными упоминаниями остроухого народа. Если персонажи из его историй, описанные как благородные и учтивые мужи, на деле предстают холодными и противными снобами, то сколько ещё неправды старик преподнес ей, скрыв ложь за привлекательной оберткой непоколебимой истины? От размышлений её отвлёк тихий треск. Это надломилась ветка, придавленная подошвой походных сапог. Возвращался не-Арн. Без оружия и в ещё более хмуром расположении духа. Каждый его жест, резкий и быстрый, был пропитан нарастающим раздражением. — Храванон? — раздалась позади знакомая, растерявшая былую уверенность, речь. Но Храванон её проигнорировал. Подошёл, наклонился к Хейд, внимательно разглядывая одежду. Цепкие глаза выискивали что-то и, не найдя оного, немного смягчились, сбавили напор. Он обратился к эльфу, продолжающему держать деву на своих руках. — Поставь, — голос звучал твёрдо, — она пойдёт к нему сама. — Не уверен, что девчонка сможет... — Бежать без остановки почти всю ночь смогла, — грубо отрезал кудрявый эльф, — Поставь её на землю. Хейд, поняв, что её измученным ногам снова предлагают вкусить и без того со всех краёв надкушенный каравай неотступающей боли, вжалась спиной в чужую грудь. Замотала головой, вытаращив в испуге синие глаза. Она не сможет, не сможет идти сама. Это было правдой. Ноги, на которых кровавой корочкой застыли итоги её судорожных метаний по чёрной части леса, резало и кололо пуще прежнего. Но Храванону до её страданий, судя по всему, не было никакого дела. Поняв, что златовласый эльф не собирается так просто её отпускать, да и сама оборванка не торопится следовать его указаниям, мужчина сделал пару предостерегающих шагов вперёд. Лицо его ожесточилось, желваки заходили ходуном. Вне всяких сомнений, он был не тем, кого следовало провоцировать. — Я доложу Королю о твоей непокорности, мальчишка. Если тебе так нравится нарушительница лесных границ, быть может, ты будешь счастлив разделить с ней одну из камер дворцовых тюрем? От резкости чужой речи, Хейд почти заколотило. Она, ища защиты, в очередной раз вжалась спиной в эльфийскую грудь. И с ужасом поняла, что тот отступает. Отступает перед чужим напором. — Кто я, чтобы противиться воле Короля? — сдавленно прошептал эльф. И вдруг неожиданно бережно поставил девушку на землю. Не из благородных побуждений. Назло охтару. Боль. Нестерпимая и жуткая. Она беззвучно ахнула, чувствуя, как вспыхнувшее пламя поднимается от самых пяток к дрожащим коленям. Из глаз брызнули слезы, тело покачнулось. За что они с ней так?! Упасть ей не позволила грубая хватка Храванона. Он, вцепившись в тонкое запястье, не обращая внимание на протестующие судорожные вздохи, потащил её в сторону густой лесной завесы. Туда, откуда ранее возник сам. Златовласый эльф смотрел ей вслед почти сочувствующе. Его старший брат предпочитал не смотреть вовсе.***
Оставив девушку на попечении своего отряда, Храванон двинулся прямиком во дворец. Сообщил двум стражникам, несущим дозор у главных ворот, что у него есть срочное донесение для Короля. Те переглянулись и, сдержанно кивнув, впустили эльфа внутрь. Уже приближаясь к тронному залу, узнал у местной охраны, что Его Величество сейчас находится в своём кабинете. И что он настоятельно просил не беспокоить его по пустякам. Воин хмыкнул. О том, что именно являлось пустяками, а что было чрезвычайно серьёзным, не терпящим отлагательств, известием, у таура были весьма своеобразные представления. Весь он был буквально выткан из противоречий, пуще прежнего обострившихся после спада неведомой болезни. А судя по тому, что тот снова заперся в кабинете, расположение духа у Короля сегодня было скверным. Как правило, решать вопросы, посвящённые государственным делам, он предпочитал в собственных покоях. — Войдите, — раздалось в ответ на его требовательный стук. Храванон напряг слух, пытаясь вычленить из короткого дозволения нотки раздражения. Ничего. Однако, расслабляться охтар не собирался. Знал, насколько обманчивой может быть чужая речь. Расправил плечи. Вошёл. Традиционное приветствие и низкий, насколько позволяет его статус, поклон, были совершены почти на автомате. Король сидел за длинным, примыкающим к полу, деревянным столом и меланхолично заполнял какие-то бумаги. Даже не смотрел на вошедшего, словно продолжал находиться в светлом помещении абсолютно один. Изящная, увешанная тяжёлыми перстнями, рука мерно опускала изогнутое белое перо в серебряную чернильницу. Вырисовывала что-то в нижнем углу свитка, переходила к следующему. Бралась за витиеватую печать. На красивом лице нежилась, грелась под тёплыми лучами солнца напускная безмятежность. Длинные волосы, перекинутые на одно плечо, расплавленным золотом стекали вниз, почти касаясь края стола. На нём же стояла, украшенная пока ещё зелёными листьями, древесная корона. И начатая бутылка вина в компании хрустального бокала. Свет из резных высоких окон вычерчивал на острой скуле витиеватые узоры, под иным углом походящие на жуткие и глубокие шрамы. Несмотря на видимое спокойствие, Храванон смог почувствовать отголоски ледяного напряжения. Спрятанного, скрытого ото всех, но неизменно проскальзывающее в редком неосторожном жесте. Он и сам довольно часто испытывал нечто подобное. В первую очередь, готовясь выдать словесный отчёт о проделанной работе. Устав ждать, стражник тихо кашлянул, пытаясь привлечь к себе внимание. Трандуилу это не понравилось. Он продолжил писать что-то, теперь уже явно намеренно игнорируя постороннее присутствие. Вздохнул: тяжело и тихо. — Ты вошёл с оружием, — не отрывая руки от пера и не поворачивая головы, — Думаешь, тебе здесь что-то угрожает? Пауза, воцарившаяся в ожидании ответа, была пропитана предостережением. Храванон открывший было рот, в конечном счёте, не издал ни звука. Ар-Трандуил повернулся к вошедшему на пару мгновений, скользнул пронзительными светлыми глазами по воинскому снаряжению. Установил зрительный контакт. — Или, — слова неохотно, лениво покидали строгий рот. На дне острой голубизны мелькнуло и тут же растворилось нечто тёмное, граничащее с лукавым подозрением, — Собираешься угрожать мне? — Прошу прощения, Владыка, — произнес охтар, стойко выдержав пристальный взгляд. В пару быстрых движений избавился от оружия, сложив его в небольшую кучу у стены. Обернулся, чувствуя лопатками не растерявший своей внимательности, взгляд, — У меня есть для Вас новости. Король с призрачным интересом наблюдая за его действиями, похоже, даже немного забавлялся. Рука с пером так и зависла над длинным свитком и несколько капель упали в самый центр. Трандуил, будто спохватившись, досадливо дернул губами: договор был испорчен. Вот ведь незадача. — Я слушаю, — таур, наконец, решил оторваться от своих дел. Свернул испорченный свиток, почти любовно поглаживая края мягкого пергамента. После чего сложил длинные пальцы веером под острым подбородком. Эта поза словно говорила: «Внемлю, излагай». — Ваше Величество, — снова начал эльф, скрестив руки за спиной. Уверенно шагнул вперёд, — Вчера во время ночного патруля моим отрядом был замечен и задержан нарушитель лесных границ. Он коротко и несколько вопросительно посмотрел на Короля, ожидая разрешения продолжить. Тот выглядел так, словно выслушивал прогноз погоды на ближайшие пятьсот лет. Скучающее, расслабленное выражение. — Вот как, — невозмутимо, — Вы уже доставили его во дворец? Храванону на миг показалось, что за этой привычной невозмутимостью спрятался неподдельный интерес. Уж слишком выразительно холодным и неподвижным оставалось лицо таура. Впрочем, это были всего-лишь его догадки. — Она ждёт с моим отрядом. Недалеко от дворца. — Она? — Темные брови в секундном порыве взлетели вверх. Затем тут же сомкнулись, являя воину тонкую задумчивую морщинку. В синеве глаз блеснуло что-то озорное и острое, что-то, что не при каких обстоятельствах не должно было принадлежать их тауру. Большой палец медленно очертил контур подбородка. Затем Король, будто сомневаясь, что расценил его слова верно, елейным тоном продолжил: — Твои воины схватили женщину? От охтара не укрылась лёгкая издёвка, меткой стрелой затаенная в бархатной речи. Уязвленный эльф поджал губы. Глянул ещё один раз, чтобы убедиться: он знает. Следующие слова, как бы сильно ему того не хотелось, тем не менее, звучали как оправдание: — Она нарушила границы. Ваш приказ обязывает... — Я знаю, — резко, с отчётливым стуком опустив ладони на поверхность стола. Едва заметно сминая пальцами податливую бумагу. Но закончил уже более спокойно, — Я знаю, к чему обязывает мой приказ. Не тебе мне об этом говорить. Напряжение вздулось, повисло в комнате, став более осязаемым. Храванон молчал, злясь на собственный, на этот раз оказавшийся не в меру длинным, язык. Уперся глазами в носки своих сапог. Король очень не любил, когда его тыкали носом в собственные, хоть и весьма редкие, промахи. Ему, командиру лесной стражи, вне всяких сомнений ещё припомнят подобную вольность. Стоит лишь только на горизонте замаячить удобному случаю. — Женщина вооружена? — стряхивая с длинных рукавов невидимую пыль. — Нет, — ответил Храванон. Ему не нравилось, как Король говорил с ним сейчас. Будто намекал, подводил к единой, общей мысли, своей манерой речи приравнивая к несмышленому ребёнку, — Не думаю. Он уже почти слышал, как таур роняет ледяное «подумай». Даже в его мыслях тот ничуть не растерял своего надменного высокомерия. — Надеюсь, вам хватило ума не заковать несчастную в кандалы, — вместо этого спросил таур, по-светски склонив голову. Уголок красивых губ изящно изогнулся в полуулыбке. Храванон был уверен, что яда в ней, холодной пародии на подлинную эмоцию, с лихвой хватило бы, чтобы убить два десятка орков. И ещё столько же отравить до полной невменяемости. — У тебя всё? Получив лаконичный кивок, Король снова поймал зрительный контакт. Проговорил с преувеличенным почтением, благодарно опуская вниз длинные чёрные ресницы: — Донесение и в самом деле не требует отлагательств. Спасибо, Храванон. Воин поклонился, скрипя зубами. В этой похвале не было ни капли искренности. Трандуил дразнил его. Снова. Охтар чуть было не прожог дыру в полу, ожидая дальнейших указаний. Но таур не торопился их давать. Видимо, раздумывал, стоит ли произошедшее вообще его внимания. — Что ж. Пусть ожидает в тронном зале. Я буду готов её выслушать, как только закончу здесь, — И, лениво качнув в сторону двери длинной холёной ладонью, вернулся к своим бумагам. Поклонившись ещё раз, на этот раз в качестве прощания, Храванон поспешил удалиться. — Нет, — врезалось в спину, когда эльф потянулся за своим снаряжением, — Теперь они принадлежат мне. А ты можешь идти. Покинуть кабинет, не хлопнув при этом дверью, было довольно трудно.***
Хейд уже не плакала, чувствуя, как собственная кровь липкой, быстро остывающей жижей топила раскалённые ступни. Слезы застыли холодной солью на бледных, более прежнего, щеках. Мужчина впереди, буквально волочащий девушку по многочисленным витиеватым коридорам, так ни разу и не обернулся. Она уже почти не злилась на него, понимая, что виной её незавидному положению был эльфийский Король. Любой, кто выполнял приказы, страшась за свою судьбу, лишь отчасти брал на себя ответственность за совершенные деяния. Этот закон, действовавший на корабле, не растерял своей власти и здесь. Хейд, питавшая особую любовь к историям Домара, помнила, что у каждого эльфийского народа должен быть свой монарх. Мудрый, справедливый король, живущий на этом свете, как правило, дольше остальных. Подающий пример и ведущий за собой. Уж если эльфийские подданные, своим отталкивающим поведением вызывали злую досаду, то какое впечатление на девушку произведёт сам древний монарх? Тот, кто позволил... Или сделал их такими, какие они ныне есть. Она опустила голову ниже, пытаясь вспомнить витиеватые имена древних правителей и отличительные черты их поселений. Не то, чтобы это знание хоть что-то бы прояснило, но оставаться в полном, беспросветном неведении не хотелось. А ещё, пребывание в чертогах воспоминаний позволяли хоть и ненадолго, но забыть о выстланном острыми кинжалами, коридоре. На ум, как назло, ничего путного не приходило. «Лишись я чувств, — думала она, пытаясь свыкнуться с волнообразным, то отступающим, то возвращающимся с новой силой, жжением, — Он не сразу заметит». «Если заметит вообще». Ноги спотыкались, переставали быть родными. Отрекались от девушки, начиная жить своей, текучей и болезненной жизнью. Эхо вторило их шагам, разбегалось по высоким лестницам. И, подобно любопытным взглядам, следовало за ними по пятам. Она тихо кашляла, прижимая пальцы к обветренным губам, когда дыхание сбивалось с установленного ритма. Впрочем, бежать по лесу было в разы хуже. Если бы не боль... Дворец был велик. Хейд не всматривалась в него, сконцентрировав всё свое внимание на воображаемой точке чуть выше мужской поясницы. Не думала — старалась не думать — в тщетных попытках пытаясь отвлечься от своей вечной, неумолимой спутницы, кусающей за пятки. Эру, когда это закончится? Хотелось потянуться, снять осточертелую обувь, но темп ходьбы к подобному не располагал. Если бы девушка все-таки всмотрелась в бесконечные растянутые коридоры, если бы нашла в себе силы поднять голову, то непременно удивилась бы необычной форме и масштабу. То было настоящее произведение эльфийского искусства. Могущественное, массивное, но неуловимо, по-эльфийски тонкое. Изящное и трепещущее, подобно молодым, позолоченным побегам. Стены дворца, принявшие у себя морскую гостью, словно старались дышать с ней в такт. И, бесспорно, были живыми. Определенно живее, чем кудрявый мужчина, сжимающий тонкое запястья с такой силой, что сомнений быть не могло — останутся синяки. Внезапно мужчина остановился. Выпустил её из своего хвата. Хейд от неожиданности влетела носом в чужую спину и тут же подалась назад, качнулась, собираясь распластался на прохладном древесном полу. Храванон удержал её за плечо. Бегло окинул раздраженным взглядом, видимо, сердясь на девичью неповоротливость. Перед длинными массивными дверьми, уходящими под самый витиеватый потолок стояли ещё двое. С куда более бесстрастными лицами и внушительными доспехами. Её провожатый сказал им что-то и те расступились, позволив странной паре пройти дальше. Рука охтара зависла над гладкой поверхностью. Он обернулся: — Не думай, что можешь рассчитывать на его расположение, — пронизывающий сухой шёпот. На этот раз эльфийский воин смотрел напуганной деве прямо в глаза, — А при случае лучше сразу падай в ноги и начинай умолять. Король терпеть не может женских слез. Хейд, не зная, как ей реагировать на внезапное снисхождение, неуверенно кивнула. Дрожь, преследовавшая девушку на протяжении всего их пути, резко усилилась. Какой он — эльфийский владыка? Сознание вырисовывало, наслаивало друг на друга призрачные образы. Выплескивалось во что-то совсем тёмное и пугающее. Но собраться с мыслями перед судьбоносной встречей девушке не позволили двери. Они неестественно тихо для собственных размеров, распахнулись. Храванон расправил плечи и, вдвое сильнее вцепившись пальцами в девичью руку, потащил Хейд на свидание с неизвестностью. Время будто застыло.