Когда ты меня убьешь?

Жизнь в доме с пленником стала размеренной и стабильной, без неожиданностей. Гибриду больше не требовалось неустанно следить за человеком, так как, тот был уверен, его Дрим не сбежит. Не посмеет. И на это было множество причин. Винс вел себя спокойно, без колебаний оголяя шею при первом намеке на голод стригоя, однако больше не спешил обнимать его. Руки человека, казалось, забыли, как соединяться за спиной Айзенхерца, а тело – как прижиматься доверчиво, делясь своим теплом, лишая последнего необычного чувства возбуждения. И тем несбыточнее становилось его желание ощутить на себе движение языка человека. Гибрид угрюмо молчал, регулярно получая свою пищу, однако отсутствие ярких впечатлений от контакта делало его злым и нетерпеливым. Возможно, пленник чувствовал это, поэтому всячески сторонился его и избегал любых пересечений со стригоем в доме, кроме неотвратимых. Может быть, Винсент стал опасаться возбуждения стригоя, рационально полагая, что не работающий инструмент вполне мог начать функционировать. Айзенхерц поглядел на орган между ног, который он всегда считал бесполезным. Область его применения была ничтожной. Она сводилась к тому, что если облечься в брюки или штаны, то ниже пояса он будет походить на человеческих мужчин. Зачем гибриду подчеркивать сходство со скотом? В общем, выражаясь словами людей, толка «ноль». Однажды вампир даже пытался избавиться от него; и это бы ему удалось, если бы не сильная чувствительность болтающегося между ног стручка. Ему никогда не приходило в голову, что его член, за несколько тысяч лет так и не принесший ему пользы, вдруг сможет когда-нибудь «подняться», как это происходит у людей. И Айзенхерцу было бы любопытно ощутить весь спектр ощущений, связанных с членом. Чудеса случаются, как утверждают люди. Может, и на гибридов распространяется это правило? Стригой устал сидеть и гадать, что происходило в мозгу человека. Ему хотелось снова чувствовать волнительные эмоции, утопая в них. Он привык получать желаемое, а не томиться ожиданием, поэтому нервозность прочно поселилась в его теле. Гордость не позволяла ему просить человека об этом, приказывать выполнить – было совершенно неприемлемым. Оставалось лишь терпеливо ждать, и хоть терпением Айзенхерц обладал отменным, но оно, как и все на свете, подходило к концу. Через день он осмелился зайти к Винсу ночью, просто чтобы проверить его состояние. Он часто заглядывал в комнату, останавливался в проеме, и наблюдал за спящим человеком, считывая размеренный пульс. Его почему-то успокаивало это. Но на этот раз гибрид зашел зачем-то внутрь комнаты. Вампир подошел ближе и заметил, что Дрим лежал с закрытыми глазами, но еще не спал. Его размеренное дыхание и сбило гибрида с толку, но он не стал ретироваться, пойманный с поличным, и ему пришлось присесть на край кровати. Стригой остановил его жестом, когда заметил, что сонный человек быстро, но неуклюже выпутался из одеяла и привычно начал оголять шею, одновременно другой рукой пытаясь тереть глаза. Гибрид пришел не за этим. Айзенхерц молчал, как и Винсент, однако любопытство человека возобладало над сонливостью. -Каков твой голод? Гибрид моргнул, удивившись вопросу. Пленник установил прямой зрительный контакт, будто пытаясь подкупить вампира, поэтому гибрид решился на ответ. -Сильный. -Ты встречал подобных тебе? Вопросы сыпались один за другим, и вампир поначалу немного растерялся, но потом быстро взял себя в руки. Он не привык долго разговаривать с глупыми людьми. Бесполезное занятие. -Нет. -Значит, ты одинок? Этот вопрос не понравился стригою, и его жало громко заклокотало в горле, заставляя человека прикусить язык и чуть отстраниться. И ускорить сердцебиение. Айзенхерц долго думал над ответом, и когда Винс уже прикрыл глаза, вновь засыпая, он негромко ответил. -Нам никто не нужен. Мы бессмертны. Дрим нахмурился и вздохнул. -Людям нужны люди. Мы тянемся друг к другу, чтобы не ощущать одиночества. И боли. Вампир за свою жизнь прочел немало книг, из любопытства и скуки, черпая оттуда знания о людях. Частично – из личных наблюдений. Он прекрасно понимал, хоть и считал это полной дичью, что Дрим к нему прижимался не от того, что стригой действительно причинял от этого меньше боли; у того просто не было иного выхода. Когда человека истязают и причиняют одну только боль долгое время, он не может больше терпеть жестокость и жаждет хоть каплю сострадания. Одиночество страшит людей, особенно близкая смерть при отсутствии кого-либо рядом, поэтому даже страшный монстр подходил для поиска крох доброты куда больше, чем беспробудная покинутость сквозь пелену страшной боли. Стригой собрался уже подниматься, когда его остановила рука на плече. Неуверенное, но точно касание. Первое добровольное. И у стригоя тоже. До него и раньше дотрагивались человеческие руки во время захвата и кормления, царапали, сжимали, пытались ослабить хватку, даже ударить. Но тогда это не воспринималось так, как сейчас. Он замер, боясь шевельнуться и спугнуть ее. Рука ощущалась легкой и теплой, а место касания будто горело. -Ты голоден? Вопрос был негромким, однако различались в нем крохи беспокойства, и гибриду пришлось развернуться и пытливо взглянуть Винсу в глаза. Он что, решил проявить сочувствие к стригою? Удивление внезапно переросло в злость. Ему не нужна была жалость, тем более от слабых людей. Им следовало жалеть друг друга, утопая в собственной никчемности. Сильные мира сего были самодостаточны. Айзенхерц несколько дергано кивнул, раздосадованный разговором. Ему больших усилий стоило сдержать гнев и не ударить по щеке человека. Винс вновь прямо указал на его одиночество, как на что-то ужасное, опять задев какую-то натянутую струну внутри. Однако Дрим послушно оголил шею и вампир ощутил предвкушение, затмившее темные порывы. Гибрид быстро поднялся на ноги, увлекая за собой человека. Стригой благоразумно решил не наваливаться сверху на него, так как вновь испытывать судьбу не имело смысла. Айзенхерц медленно прочертил пальцем линию артерии, ощущая сильные толчки сердца и слыша бегущую по венам кровь, а затем положил руку на шею Винсенту. Тот не сводил глаз с гибрида и, вот оно, Винс мягко прижался и сцепил свои руки за спиной стригоя, опустив голову на плечо и открыв шею. Руки, сила которых никогда не сравнится с сокрушительной силой вампира, казалось, держали гораздо крепче. Низ живота приятно скрутило, нагнетая многообещающее напряжение, и вампир обнял в ответ Винса, сжимая того несильно, но уверенно. Бережно, как только мог. Внезапно осознание пронзило стригоя. Стоя в обнимку с пленником и вновь чувствуя желанные ощущения, он понял, что добьется от Дрима большего, если перестанет подавлять силой, причинять боль и настаивать. Винс лучше всего понимал язык доброты, бережности и мягкости; всего того, к чему человек привык в людском мире и чем, увы, не обладал гибрид и что не было присуще его виду.