Family Matters

      Рождество приближалось неумолимо, а вместе с ним — пора отчётного безумия и заморская «Королева».       Джеймса окончательно замело бумажками. И это кроме того, что Джоркинс ежеутренне являлся в отдел с оптимистическим оскалом и духоподъёмным объявлением: «Новые вводные», что, разумеется, требовало немедленной реакции. Джеймс без конца что-то решал, поток задач не прекращался ни на минуту — то требовались дополнительные площади для размещения приезжих болельщиков, то всплывали проблемы с расписанием прибытия заморских команд, то обнаружилось, что партия квоффлов для тренировок пришла как-то подозрительно зачарованная. Выяснили, что это просто заводской брак, но перед этим чуть не рехнулись с проверками, потому что это запросто могла оказаться попытка теракта…       Дома безумие принимало очертания Сириуса и без конца трясло веерами RAL Classic, из которых следовало выбрать варианты колеровки краски для детской.       Продуманный Римус попытался было прикинуться дальтоником. Даже почти прокатило, хотя Сириус, конечно, изумился: «Почему ты никогда не говорил мне?».       Джеймс, которому после череды рабочих решений было трудно выбрать даже между сэндвичем и омлетом, попробовал отделаться автоматически, самым тривиальным вариантом: в конце концов, первые пару-тройку лет мелкому будут абсолютно безразличны оттенки окружающей действительности, а потом он и сам выберет, какого цвета хочет стены.       «Синий», — предложил поэтому Джеймс.       «Синий, — фыркнул Сириус. — Какой из?.. Транспортный синий? Бирюзово-синий? Горечавково-синий? Сигнально-синий?..»       Джеймс обалдел и заглянул ему через плечо.        «Океанская синь? Водная синь? Ночной синий? Перламутровый ночной синий?» — волновался каталог.       Видимо, к вопросу следовало отнестись более ответственно.       Впрочем, не получилось. Когда Джеймс сел почитать каталог внимательно, дело кончилось тем, что они с Римусом ржали наразрыв весь вечер, а Сириус дулся, потому что только он один готов был серьёзно воспринимать цвета с названиями «перламутровый мышино-серый» или «олень коричневый».       Всё это вместе здорово отвлекало от того, что грядущее Рождество должно было стать первым Рождеством без родителей.       Когда Джеймс останавливался и пытался об этом подумать, накатывала зубосводящая тоска. Наряжать ёлку самим, организовывать ужин без маминых традиционных шедевров, не искать подарков маме и отцу… Всё это было просто нелепо.       Какая-то новая жизнь, которой он не просил.       Сириус понимающе предложил забить на всё и зависнуть до утра в «Мантикоре»: там планировалась тематическая вечеринка. И на некоторое время эта версия была принята за рабочую, пока Джеймс не осознал — он настолько привык встречать Рождество дома, в кругу самых близких, что сломать разом эту традицию было прямо-таки больно. К тому же Лили, наверное, устанет от шума и толпы. И Регулусу вряд ли стоит появляться на людях в их компании, да ещё и в местах вроде этого…       С Регулусом, кстати, всё было чудовищно странно.       Джеймс признавал — его здорово вскрыло в тот день, когда Лили рассказала всем про малыша. В здравом уме он не стал бы на Регулуса набрасываться так рьяно. Но тогда его просто заклинило: будто ему нужен был по-настоящему взрывной, непредставимый до опыт, который перекрыл бы все переживания одним махом.       И Регулус готов был это дать сполна.       Он хотел его так звонко и сильно, как никто никогда Джеймса не хотел.       При этом с контролем у него был полный порядок, а здравого смысла хватало на двоих — задним числом Джеймс искренне изумлялся, как Регулус чётко и ясно видел их будущее, их мотивы, как мог понятно объяснить, почему им не нужно делать то, что в конце концов они сделали.       И всё-таки, когда он позволил себе пустить Джеймса кожа к коже…       Сколько же он держал в себе эту пружину, сколько нажимал на неё, чтобы, выскочив из-под давления, она рванула их обоих в абсолютное безумие?..       Это было непохоже ни на что из опыта, который у Джеймса был к тому часу.       Во-первых, Регулус реально от начала до конца не издал ни звука. Нет, он раздавал указания, как именно его брать, и был весьма прямолинеен: от некоторых фраз у Джеймса ещё пару дней потом подкашивались колени, стоило только вспомнить. Это была отравляющая, парализующая эклектика: изящные губы, отдельное произведение искусства, и срывающееся с них что-то совершенно непристойное, но обнажённо честное. …В общем, он не молчал, но никаких привычных звуков — ни стонов, ни вздохов — Джеймс от него так и не добился. А они были нужны! Иначе — как понять, хорошо ли ему вообще?.. В какой-то момент у него совсем не стоял, и вкупе с молчанием Джеймс трактовал это как абсолютный крах кампании.       На прямой вопрос Регулус улыбнулся и обхватил его лицо ладонями, соединяя его встревоженный взгляд и свой поплывший. А мгновение спустя Джеймс почувствовал его в себе — в своём сознании. Тот вдвинулся туда легко и плотно со всем своим полноцветным чувствованием, и Джеймс на секунду потерял границы.       Он был тут и там, он чувствовал Регулуса собой и себя через Регулуса; и тому было весьма и весьма хорошо, спасибо большое.       Чуть попривыкнув, он двинулся на пробу. Всё, что было после, смело можно было назвать сексом на грани умопомешательства.       Удовольствие, своё и чужое, умножалось одно на другое, росло в почти экстатическом резонансе, ревело адским пламенем в каждой клетке. Это было какое-то священное единение: в конце концов ощущения неотделимо слились в общую картину, словно он и Регулус на самом деле были разными органами чувств одного целого.       Единственное, что Регулус дал ему вслух — и что чуть не потерялось за ошеломляющим новым уровнем чувствования — это короткое резкое «Да», когда Джеймс взял его за горло. Он сам не знал, что его дёрнуло, игры в подчинение были не про него ни в каком виде. Может, Регулус подтолкнул его своими желаниями? В один момент ладонь сама обхватила его шею — плотно, но не лишая воздуха, Регулус поднял подбородок, открываясь сильнее, и ощутимо сглотнул. «Да», — похвалил он отрывисто, чувствуя Джеймса одновременно в себе и на себе, и следом кончил. Тёплые капли брызнули вдоль тыльной стороны ладони Джеймса, мазнули Регулуса по бледной щеке, осели на кудрях. Джеймс моргнул, не переставая видеть их, и не заметил, когда оргазм Регулуса эхом перекатился в собственный.       …Во-вторых — и в-главных, — Джеймс так до сих пор и не смог классифицировать этот опыт внутри себя. И дело было даже не в том, что — здравствуйте — он вдруг узнал, что может кайфовать, плотно обхватывая губами чужой член.       Он знал про себя: он старомоден до зубовного скрежета. Особенно — в отношениях. И в представлениях о том, как должна быть устроена счастливая семейная жизнь.       Прямо говоря — вот так, как она была устроена у мамы и отца.       Жить, согревая друг друга.       Делить пищу за одним столом.       Любить друг друга. И в постели тоже.       Регулус знал это о Джеймсе; «Для тебя «долго и счастливо» — единственный понятный сценарий», — сказал он. И это было так. Сто процентов.       А для Регулуса, очевидно, всё обстояло иначе. Он хотел Джеймса или хотел секса?       Разумеется, Джеймс не собирался мерить их отношения любовью. Регулус не любил его, и с этим всё было нормально.       Но в этом месте хоженая тропа обрывалась, оставляя его в тёмной чаще между ветвистых, не додуманных до конца размышлений. Что чувствовал Регулус? Что — сам Джеймс? «Он тебе нравится», — определил это Сириус; но, чёрт возьми, тащить в постель человека, который тебе только нравится — это вообще нравственно или не очень? И даже больше: не только в постель. Раньше того — в семью, в круг самых близких, в котором обсуждаются самые важные темы…       Он действительно просто не может жить сам по себе?.. Ему правда просто нужен костыль снаружи, чтобы было о ком беспокоиться, кого ждать и сжимать в объятьях при встрече?..       «Всё нормально», — раздельно сказал ему Регулус, когда они ещё лежали вслипку, неготовые подняться и привести себя в порядок. Их сознания всё ещё были одним целым, так что он сразу почувствовал все эти мысли, накатившие вслед за разрядкой. «Ты не использовал меня. Это было абсолютно взаимовыгодно. Не говори, что так и не понял, насколько мне было хорошо».       Джеймс усмехнулся — о нет, он понял. Он другое не мог взять в толк: как ему жить теперь с новым собой. Сможет ли он руководствоваться взаимной выгодой в подобных вопросах? Или он для этого недостаточно слизеринец?..       Он тогда плотно взял голову Регулуса в ладони и поцеловал его в умный светлый лоб. Регулус вышел из него — мягко и легко, но Джеймс поморщился, как от боли: может быть, так он почувствовал бы себя, ослепнув. Часть мира словно стёрлась, сгладилась, сошла на нет; Регулус унёс её с собой, потому что принадлежала она — ему, и это было честно.       А потом Регулус пропал. То ли ему действительно было некогда, то ли он решил, что Джеймсу нужен перерыв, чтоб не слишком быстро втянуться (господи боже, он действительно сказал об этом: «Мы переспим, и ты втянешься», хотелось стукнуться лбом об стену…). В общем, он не приходил больше ни на тренировки, ни просто так, а до Рождества осталась всего неделя.       Сириус Джеймса вытащил за подарками, и тот плёлся за ним, усталый и унылый, в мечтах о том, чтоб уснуть сегодня, а проснуться сразу в январе.       Надо сказать, он был не единственным, у кого рождественское настроение отсутствовало напрочь — Римус в этом году тоже несколько мрачно провожал декабрь.       — А что у нас с Лунатиком? — спросил Джеймс, без энтузиазма обводя глазами изукрашенные еловыми гирляндами витрины.       — А что с Лунатиком? — бодро уточнил Сириус, придирчиво окинув взглядом через стекло ближайший манекен: они пришли за пижамой для Регулуса.       — Он какой-то хмурый в последнее время…       Сириус вошёл в магазин и огляделся.       — Хмурый, — подтвердил он. — Я думал, его нервирует Нюнчик и ваша непростая и немножко шведская семейная организация, — он улыбнулся через плечо, прищурив левый глаз, — но оказалось, что его нервирую я. Ничего необычного, всё штатно.       Джеймс для проформы потрогал вешалки — по случаю с пушистыми домашними костюмчиками.       — Чем это ты его нервируешь? — удивился он.       Ни Римус, ни тем более Сириус не обладали достоинствами вроде ангельского характера или запредельных запасов терпения, но как-то им удавалось никогда серьёзно не ссориться. Джеймс подумал и не припомнил заметных размолвок с тех самых пор, как Сириус подговорил Снейпа в полнолуние отключить Гремучую иву.       — Ну, ты мог заметить: я очень рад, что у нас — у вас? — у нас! — будет мелкий.       Джеймс согласился кивком: в самом деле, Сириус очевидно был счастлив в своей роли будущего крёстного отца. Он уже заказал мобиль по собственному эскизу, прочитал сто статей в духе «как выбрать пустышку», «как выбрать матрас для детской кроватки», «как одевать ребёнка на прогулку в соответствии с температурным режимом». Он выучил наизусть маркировки сосок для бутылочек — оказывается, блин, там дырки разного размера для разных возрастов, кто бы мог подумать! И это кроме того, что он забодал всех с колеровками.       Как будто ребёнок должен был родиться у него.       Джеймс даже несколько смущался, что его самого не штырит так от всех этих околодетских штук. Впрочем, немного облегчал мучения тот факт, что и Снейп вряд ли вечерами читал про выемки для носа у пустышек или форму соски, аналогичную естественному женскому соску. Может быть, у них про это читала Лили.       — И что, что ты рад? Разве это плохо? — спросил Джеймс, пока Сириус выуживал с вешалки футболки и критически их изучал.       — Из того, что я понял… в общем, у нас с ним детей быть не может, и он… беспокоится, что ли, что мне это надо, а у меня не будет.       Джеймс озадаченно моргнул. Разумеется, имелось определённое очарование в том, чтобы видеть, как в маленьком человеке твои черты соединяются с чертами твоего любимого. Но есть же варианты решения проблемы, если отсутствие детей в семье ощущается как провал концепта…       — А я и не знал, что мне оно надо, — признался Сириус, возвращая вешалки на место. — И это во-первых. А во-вторых, у нас уже есть мелкий, зачем ещё о чём-то загоняться? Тут ещё Моретти, Салазар его за ногу, прислал мне своего менеджера по продажам, курировать коллекцию. И ладно бы она была страшная — нет же. Хорошенькая, молодая кареглазая итальянка, хохочет белозубо, такая, в общем… самое то на больную мозоль. Римус её увидел на днях — и свет потух. Скажи, в чём вообще смысл ревновать на том только основании, что человек может родить, а ты — нет?.. Ладно, идём отсюда, мне тут ничего не нравится.       — Ты просто стоик, — Джеймс послушно покинул помещение, и они снова вынырнули на сырую улицу, пахнущую еловыми украшениями.       — Просто ерунда это всё. Не стоит оно нервов, — уверенно заявил Сириус, выискивая взглядом следующий магазин. — Я его ответственно выбираю. Мне нафиг не сдалась Мария, как, впрочем, и остальные люди на планете — без обид, Сохатый, да? — он игриво подмигнул, вызывая у Джеймса неконтролируемый закат глаз до самого затылка. — А что у вас с Регулусом? — спросил Сириус тогда, широко улыбаясь в предвкушении подробностей.       — Не спрашивай, — попросил Джеймс, шагая за ним через следующий порог. — Я понятия не имею, как это всё… просто не спрашивай.       Сириус посмотрел на него внимательно, но настаивать не стал.       — Но он на Рождество хотя бы появится?       Джеймс пожал плечами.       — Может, после? У вас же дома ежегодный приём. Я в душе не чаю, какие у него планы.       Сириус снова смерил его пытливым взглядом, и это было уже болезненно. Джеймс кивнул на футболку, вывешенную между полок:       — Смотри, не наш вариант?       Схематичный чёрный котик, неуловимо напоминающий Регулуса, поднимал над собой бензопилу с рассудительным наблюдением: «Все люди делятся на три части».       Сириус шутку оценил, но футболку они в конце концов купили другую.

***

      Лили стояла, прислонившись бедром к столу, и наблюдала, как Северус куда-то собирается. Он невозмутимо застёгивал бесконечные мелкие пуговицы чёрного сюртука.       Было кристально ясно, куда он собрался на ночь глядя.       Вдруг на секунду показалось, что она совершенно не знает этого человека напротив.       Часто бесстрастное лицо; рука, протянутая Джеймсу без колебаний; решимость, с которой он брал ответственность. Кто он вообще такой, этот человек, которому она не задумываясь сказала «да»?..       — У меня нет времени, — предупредил он прохладно. — В другой раз.       Вот. И это тоже. Его новое обескураживающее умение вести беседы только наполовину вслух.       — Не жди меня. Ложись.       Лили стиснула зубы.       — Он надолго вас задерживает? — спросила она едко, проигнорировав рекомендацию на грани приказа. Северус в ответ пропустил мимо ушей её вопрос. — У вас сегодня собрание? Или какой-нибудь рейд? Ждать тебя завтра на первой полосе?       — У меня нет времени, — повторил он чётко, вкладывая палочку в чехол.       Лили спрятала лицо в ладони: да уж. Нашла время закатывать истерики. Надо почаще напоминать себе, что это всё не реальные эмоции, а гормональная казуистика.       — Нам надо поговорить, — попросила она потом.       — Значит, поговорим, — согласился Северус и поцеловал её в макушку, прежде чем выйти.       Оставшись одна, Лили медленно поднялась по короткой лестнице в спальню и повалилась на кровать.       Она собралась замуж за Пожирателя смерти.       Легко было отмахиваться от этого как от голого факта, но почему-то теперь она вдруг почувствовала ужас ситуации кожей. Куда вот он сейчас пошёл? Просто посидеть возле своего лорда? Или повешать дымную Метку над чьим-нибудь домом?.. Идёт он на это потому, что считает, что так правильно? Или потому, что не может отказаться?..       Был и ещё один вопрос, самый главный, от которого щедро сыпались искры, как при обрыве линий электропередач — почему ей даже сейчас не хотелось собрать чемодан и уехать, чтобы не иметь с этим всем ничего общего?       Почему не верилось в то, что слизеринская гнильца поразила его необратимо?       Потому, что он лично её — боготворил? Вот настолько, что готов был принять с чужим ребёнком — с маленьким Поттером? Настолько, что готов был защищать от своих же? Настолько, что сам готов был встать под удар из-за связи с ней?..       Мир больше не был плоским. Он больше не был понятным: вот здесь хорошее, а там — плохое. Внезапно оказалось, что объём имелся всегда, что хорошее и плохое причудливо перевивалось, завязывалось кельтскими узлами; а единственный ориентир был только внутри.       Твоё место здесь. Вот что он говорил.       Лили поднялась и, чтобы как-то отвлечься, решила прибраться в шкафу с ингредиентами для зелий. Там и без того был приемлемый порядок, так что на это не ушло много времени, она чувствовала это. Но всё равно глянула на часы, как будто Северус мог бы уже и вернуться.       Потом она снова поднялась в спальню и взялась за одежный шкаф.       Когда и с ним было покончено, Лили принялась бесцельно бродить по апартаментам, машинально наводя порядок по мелочам.       На столе нашлось утреннее письмо от Сириуса. Он спрашивал, не хочет ли она устроить вечеринку «Мальчик или девочка» — он готов взяться за организацию. Она улыбнулась и погладила изящные буквы на желтоватой бумаге. Слава богу, что среди всей кучи сумасшедших родителей у ребёнка будет такой крёстный. Хоть кто-то не захлёбывается в страстях и знает, что вообще надо делать, когда в мир собирается прийти новый человек.       Может, и неплохая идея устроить вечеринку…       Но вдруг остро захотелось узнать самой и немедленно, кого именно они все ждут. Она собрала волосы в пучок на макушке, чтобы не мешали, принесла свечи, наспех соорудила подвес из серебряного колечка и устроилась посреди гостиной прямо на ковре.       Расположив свечи приблизительно равносторонним треугольником, она коснулась волшебной палочкой кольца и спустила его на цепочке между пальцев по центру треугольника. Кольцо уверенно закачалось вперёд-назад.       Мальчик.       Она улеглась на ковёр, неотрывно глядя на пёрышки огня.       Привет, мальчик. Расти большой.       Она почти успела задремать, а Северуса всё не было, тогда пришлось тушить свечи и подниматься в спальню одной.       Он пришёл глубокой ночью, почти бесшумно скользнул под одеяло. Лили сама не знала, почему проснулась — просто глаза открылись, а перед ними был он на соседней подушке, бледный и усталый.       — Спи, — прошептал Северус, заметив её взгляд.       Она вздохнула и перелегла ему на грудь. Он, помедлив, обнял её. Метка на его руке прижалась к её спине. Показалось, что можно почувствовать шевеление змеи по позвоночнику.       — Тогда спрашивай, — предложил он.       — Ты устал. Не сейчас.       — Напрасно. Следует пользоваться возможностями, когда они возникают.       Лили помолчала. Ей спать не хотелось совершенно — видимо, она проснулась в то благословенное временное окно, когда организм ещё не решил, что утро вечера дряннее. Но Северус только лёг за весь день… С другой стороны, он сам предложил спрашивать.       — Кто ты такой, Северус Тобиас Снейп? — прошептала она, он вопросительно выгнул бровь. — Я не могу тебя узнать. Как будто ты успел переродиться за эти несколько лет, что мы не общались.       Он начал поглаживать её плечо кончиками пальцев, мягко и чуть щекотно.       — Знаешь, бывают такие события в жизни, которые… многое меняют, — заметил он тихо.       — Расскажи мне? Я хочу знать. Что бы это ни было. Потому что без этого мне тяжело. Я понятия не имею, чего от тебя ждать.       Он усмехнулся.       — Разве так не интереснее? Без спойлеров.       Она тоже улыбнулась, но улыбка вышла короткой и напряжённой.       — Я не знаю, что тебе рассказать, — сказал он тогда. — Хочешь — спроси. Я же не буду пересказывать день за днём с тех пор, как мы закончили школу.       Лили помолчала.       — Что ты делаешь для него?       — Варю зелья. Накладываю проклятия. Занимаюсь добычей информации — в том числе, с помощью легилименции, — отстранённо перечислил Северус. — Я не хожу пытать маглов, если ты об этом беспокоишься. Но то, что я делаю для Лорда, отнюдь не безобидные услуги, Лили.       — Ты когда-нибудь убивал? — спросила она быстрее, чем успела поймать этот вопрос на языке.       Северус молча кивнул.       Это убийства высекли из него эту собранную уверенность?..       — Я предупреждал тебя: нет причин уходить от Поттера, — сказал Северус ровно. — Я не такой, как он, и никогда им не буду. Но ты ещё можешь передумать. Он тебя примет с распростёртыми объятьями вместе с вашим ребёнком, тут нет даже тени сомнений…       — Да подожди ты, — Лили села в постели, и он тогда тоже сел. — Дай разобраться. Я спрашивала уже; но чувствую, что понимания у меня так и нет, поэтому спрашиваю снова: зачем ты пошёл за ним? Ты в самом деле веришь в этот бред, который он несёт насчёт чистой крови?..       — Ты хочешь услышать категоричное отрицание, но у меня его нет, — Северус болезненно усмехнулся. — Мы ведь можем быть честны друг с другом? Тебе было бы легче, если бы я оказался заблудшей душой, обманутой злым волшебником, если бы просто попал не в ту компанию или что там ещё можно придумать в оправдание. Но я пошёл за ним потому, что его консерватизм показался мне здравым. Я пошёл потому, что волшебная кровь имеет вес. Мой род — тёмные волшебники, мне даются тёмные искусства, я разбираюсь в этом слёту, потому что это — моё, оно у меня в крови и костях… Я пошёл за ним потому, что он умён, блестяще образован и талантлив, как ни один волшебник современности. Это дорогого стоит — неустанно совершенствоваться, обеспечивать себе доступ как к самым свежим пластам знания, так и к самым древним. Это ничего общего не имеет с заседаниями на конференциях среди дремлющих от старости магов… Но я не собирался за него воевать. Поддерживать идеи и быть готовым за них убить — есть некоторая разница, не находишь?..       — Окей, — сказала Лили, основательно помолчав. — Я тогда не понимаю только одного: как в эту картину вписываюсь я. Что я такое для тебя? Если такие, как я, для вас второй сорт?       — Ты никогда не была вторым сортом, — отрезал Северус, блеснув глазами в темноте. — Ты волшебница, Лили.       Именно это он сказал ей, когда им было одиннадцать.       — И ты талантливая волшебница — твои таланты следует развивать, если хочешь знать моё мнение, — запальчиво произнёс он. — Но кроме этого ты — тот человек, который… наглядно показал мне, что мы не заканчиваемся на магии. Мы много, много больше, чем только волшебники.       Вот это наконец был её Северус: не собранный и рассудительный, тщательно рафинированный от любых эмоциональных примесей — горячный и остро честный, неготовый располовинивать свои чувства, какими бы они ни были.       — Знаешь, а ты ведь можешь посмотреть, — сказал он внезапно, зажёг светильник на тумбочке и достал её волшебную палочку из-под подушки. — Разумеется, воспоминания можно подделать, но, поскольку я к этому разговору не готовился, ты можешь быть уверена… Или давай сварим Сыворотку…       — Перестань, — оборвала Лили. — Ты не обязан мне тут клясться на крови в правдивости показаний. Я тебе верю.       — Нет, — он протянул ей палочку рукоятью вперёд. — Я хочу, чтобы ты делала выбор с полным пониманием, кто я есть. Давай. Заклинание — Легилименс. Я, конечно, могу и сам сделать сопряжение сознаний, но так управление будет у меня — так что лучше ты. Посмотришь всё, что захочешь.       Лили прикусила губу. Это было бесконечно заманчиво — бесценная, уникальная возможность войти в близость абсолютно честными, без всяких прикрас. Она приняла палочку.       Никогда до этого она не касалась ментальной магии и с непривычки опешила, когда рой разрозненных картин ринулся на неё, неконтролируемый, слишком объёмный, чтобы охватить разом. Она скользнула наудачу, и это оказалось слишком быстро.       Эпизоды менялись, еле осознаваемые, перелистывались, переключались, вспыхивали и гасли. Там было много… разного. Неприглядного, неприятного, постыдного, ужасного. Много эмоций, мотиваций, решений. И важной частью каждого дня, в который удалось заглянуть, неизменно была сама Лили: ни одного из них Северус не провёл, не имея в виду её безопасность. Он не просто приглядывал за ней. Он практически держал над ней крыла, не ожидая ничего взамен — не задумывась даже, что она когда-нибудь узнает о его участии.       Лили прервала ментальную связь и скользнула ему на колени, сжав его бёдра своими, порывисто обняла за шею обеими руками.       — И что мы будем делать?.. — спросила она.       — А что ты предлагаешь? — Северус скользнул по её голым бёдрам вверх, к ягодицам, а от них — по спине, пока не обнял её, плотно прижав к себе. — В Орден к вам я не пойду, не трудись звать. Я и без того уже слуга двух господ. А с остальным решай сама. Неволить не буду.       Лили прижалась щекой к его щеке.       — Я выбрала платье, — сообщила она, покачнувшись на его бёдрах. — И сказала маме. Она не удивилась.       — У тебя золотая мать, — Северус ослабил объятие, чтобы ей удобнее было двигаться.       — Это факт, — согласилась Лили, снова плавно качнув бёдрами. — А Сириус предлагает вечеринку-сюрприз «Мальчик или девочка».       — Ты ворожила, — констатировал Северус, запрокинув голову на спинку кровати и прикрывая от удовольствия глаза. — В гостиной свечи.       — Не вздумай подглядывать в мою память, — предупредила Лили строго, но он улыбнулся:       — Я уже видел, что пацан.       — Засранец, — возмутилась Лили и укусила его за ухо. — Мне нужно научиться защищаться, это ни в какие ворота!       Улыбка Северуса стала ещё более довольной, он сжал её ягодицы.       — Придумала, как назовёшь?       — Нет. Но хочу что-нибудь максимально простое. Никаких Филиусов, Аргусов и Сигнусов. Боже упаси.       — Оливер? — предложил Северус самое распространённое имя, поцеловал Лили в шею и потянул лечь на кровать. — Джордж? Джек? Гарри?       — Гарри, — повторила Лили, снова устраиваясь у Северуса на груди. — Это хорошо. Гарри Поттер. Хорошо же?       Ну что, Гарри Поттер. Треть пути позади. Ещё полгода, и мы встретимся.

***

      Регулус следовал за Лордом по глухому гулкому коридору.       «Останься», — приказал Лорд после собрания. «Иди за мной», — прозвучал следующий приказ, стоило большей массе присутствовавших разойтись.       Лорд и Регулус покинули зал и двинулись по лестнице вниз, в подземелья. Своего замка у Лорда не было, они находились в поместье Люциуса. Так что можно надеяться, что тому хотя бы отдадут тело, если Лорд сейчас Регулусу вынесет приговор.       Под зельем Лили Эванс на Регулуса не влиял страх, а благодаря окклюменции его как будто бы и вовсе не существовало. Регулус просто шёл за Лордом, ни о чём не переживая, чем бы ни кончился этот вечер.       Подземелья освещали факелы. Северное и южное крылья отделялись от основного коридора решётками — здесь, по-видимому, была темница. Лорд остановился и обернулся к Регулусу. Алые глаза опасно блеснули, губы изогнула неясная усмешка — он смерил Регулуса взглядом. Тот остановился тоже, прямой и собранный, в отдалении, в спокойном ожидании следующего приказа.       — Сразишься со мной? — предложил Лорд, как будто у Регулуса в самом деле имелась возможность отказаться. — Просто дуэль, не бойся. Хочу на тебя посмотреть.       — Это честь для меня, милорд, — склонил голову Регулус и достал палочку.       Лорд изготовился и небрежно поклонился. Регулус выполнил церемониальное приветствие дуэлянта со всем изяществом, как приличествовало его положению. Лорд на это снова усмехнулся.       В этом поединке не было места тривиальным заклятьям. Это был не бой, а показательное выступление. Всё, что Регулус смог использовать, было из теории тёмных искусств, из собственных разработок и авторства Снейпа. И всё-таки дуэль не продлилась и десяти минут.       Лорд просто смёл его силой. Юркость не помогла. Щиты не выдержали.       Лорд подошёл к нему, поверженному, распростёршемуся на каменном полу. Звук его шагов гулко разносился по залу. Лорд протянул ладонь, Регулус, помедлив, принял и поднялся.       Дышать было трудно. Судя по ощущениям, правая щека превратилась в клочья.       Лорд взял его за подбородок — от боли Регулус едва ли почувствовал прикосновение — и свёл рану.       — Благодарю, милорд, — глядя вниз, уронил тот, когда смог говорить.       — Ты напоминаешь мне меня, — произнёс Лорд задумчиво, больше себе, чем для Регулуса. — Прекрасные природные данные, упорство и пытливость, — отрывисто резюмировал он поединок. — Но есть, над чем работать.       Регулус не смел поднять взгляд, чтобы ненароком не встретиться с алым маревом, которое пылало так близко. Лорд выпустил его подбородок из длинных пальцев и двинулся на выход.       — Займёмся сразу после твоего возвращения из Парижа, — бросил он, не оборачиваясь. — Сделаешь несколько переводов для Долохова — болван совершенно не владеет языками. Список пришлю с совой. Свободен.