Пятеро повешенных

26.12.1826 Троянов. Казармы Александрийского полка. 4:53 утра Александр, Сергей и Матвей подходят к казармам Александрийского полка. Муравьёв-Апостол-средний сам не понимает, как смог встать в такую рань и как теперь идет, но его радует лишь то, что в казармах Саша обещал ему дать ещё поспать. Объяснение такому раннему подъему было простое: утром солдаты на КПП только проснувшиеся, ещё не взбешенные от всего происходящего, а потому таких упросить пропустить проще всего, и заговорить зубы тоже. Муравьёв выходит вперед, подходит к солдату и тот его пропускает сразу, а вот когда дело доходит до Сергея и Матвея солдат начинает артачиться. Александр несколько минут говорит с ним, утверждает, что ребята от Гебеля с важным донесением, ну и солдат сдается, нехотя подчиняется, пропускает братьев. Сергей и Матвей заходят в казармы с братом, проходят осторожно мимо зала со спящими солдатами, и заходят в комнату офицеров. Муравьёв-Апостол-средний садится на стул, роняет голову на грудь и практически сразу засыпает: слишком сильно устал, а Матвей ещё несколько минут переговаривается с Александром. — Мне снова нужно уйти, Матвей, нужно подготовить кое-что для дела нашего. Я приду скоро. Будьте здесь осторожны. — Хорошо. Матвей улыбается и садится на кровать неподалеку: ждать, так ждать. Все равно Саша свою позицию уже озвучил, а ребятам другого и не надо. --- 10:00 утра Сергей просыпается нехотя, поднимает голову и понимает, что уснул на стуле, а потому все тело неприятно колет. Юноша поворачивает голову — шея в ответ хрустит, и Муравьёв-Апостол-средний ещё несколько минут её разминает поворотами головы: только после небольшой гимнастики мышцы перестает тянуть. Сергей видит стоящего у стола Матвея, который кажется давно уже не спит, а напротив него стоит человек, наверное Александр, Сергею, только проснувшемуся, плохо видно. — Серж, проснулся? — отвлекается от разговора человек и по голосу Муравьёв-Апостол-средний точно узнает брата своего двоюродного Александра Муравьёва, а Матвей тоже поворачивает голову и слабо Сергею улыбается. — Ну есть такое дело. — снова болезненно морщится юноша от боли в затекших конечностях, потягивается. — О чем говорите? — Матвей рассказывает мне как солдат своих за вас вывести 29 числа, правда с Новомосковска, потому что в Троянове полк мой на временной дислокации. Говорит вы выступаете уже. — Александр скрещивает на груди руки, но не смотря на закрытую позу выглядит доброжелательно. — Я честно говоря должен бы сейчас уйти к солдатам, потому что сегодня приезжает командир полковой наш — был бы здесь он утром, вас бы сюда не пропустили — и если не произведу я на него впечатления с вами точно сбежать не получится, но сейчас я в который раз говорю вам да, что выведу солдат с вами. Только для этого мне необходимо уйти сейчас. Вы оставайтесь, я вернусь около двух часов дня. Мы с Матвеем все обсудили, ты не обессудь Серж, что не разбудили тебя, просто ты выглядел таким уставшим. — виновато улыбается Александр, одевает фуражку на голову и быстро выходит из комнаты офицеров. Сергей снова потягивается — кажется, даже и не понял, что произошло, потому что так быстро Муравьёв сказал все и ушел. Матвей садится перед юношей на корточки и заглядывает в его зеленоватые глаза. — Он сказал, что выйдет с нами. Слышишь? Я ему все сказал, что надо. Осталось подождать недолго и у нас будут солдаты. Сиди здесь, я постараюсь пробиться к Саше, может помогу ему чем. Муравьёв-Апостол-средний хмурит брови и после по лицу его пробегает тень страха. — Зачем ты хочешь оставить меня? — Сергей нервно хватается за рукав Матвея, будто за спасательный круг, но Муравьёв-Апостол-старший взглядом своим в самую душу Сергея проникает и изнутри как-то успокаивает. Пытается. — Не волнуйся, здесь все свои. Просто если зайдут скажи, что к Саше с другого полка приехал. Проблем не будет, до сюда присяга ещё не дошла. А мне нужно уйти, вдруг Саше помощь понадобится. Ты ведь не один солдат поднимал, а с Бестужевым-Рюминым, вот и я Саше буду сродне Михаила. Матвей ещё раз робко брату улыбается и выходит из комнаты, прежде правда на глаза сильнее натягивает фуражку, которую одолжил ему Александр, чтобы не бросалась в глаза сильно солдатам, его собственная фуражка другого полка. --- 16:30 вечера В комнату врывается Матвей: испуганный, едва успевающий хватать воздух ртом — что-то точно случилось. Сергей реагирует не сразу, потому что рассматривает медленно снующие по плацу фигуры в окне, и лишь когда зовет его брат тихо откликается, и поворачивается к Муравьёву-Апостолу-старшему, искренне удивляясь его взбалмошному виду. — В чем дело? — неожиданно даже для себя самого спрашивает Сергей, так спокойно, будто и вовсе ничего вокруг не происходит. — Узнали, они узнали. Саша сказал уходить. Его арестовывают. Уходим. Муравьёв-Апостол-средний сглатывает испуганно, руки его начинают дрожать, дрожат даже и тогда, когда берется он за ручку окна, чтобы открыть его. — Ты что творишь? — в дверь начинают стучать, а потому Матвей готовится драться, но слышит скрип окна и видит, что Сергей наконец открыл его. — В окно прыгать будем, здесь не высоко. Выхода нет. — все-так же спокойно отрезает Сергей и Матвей повинуется — из-за захлестнувшего страха даже инстинкт самосохранения отключается. Когда залезает Сергей на подоконник, в глазах его земля двоится, то приближаясь, то отдаляясь, юноша жмурится и прыгает. Глаза открывает лишь тогда, когда ноги содрогаются от сильного удара и Муравьёв-Апостол-средний интуитивно на них приседает: это и помогает юноше не повредить ступни. Сергей осматривается: их лошади стоят совсем рядом, за забором, ограждающим часть от остального мира, а сзади уже спрыгивает Матвей; хорошо, что здесь у казарм всего один этаж. Братья быстро проходят через КПП: солдат, стоящий на нем, подозрительно косится на ребят и Сергей почти слышит, как он кричит жандармам: Вот они, преступники, это вы ведь их ищете! — но солдат молчит, провожает ребят суровым взглядом и снова начинает сверлить им землю под ногами. Ребята седлают лошадей и уезжают. Ещё минус один. И внутренне Сергей не может себя перестать корить за то, что трусливо сбежал и за то, что не смог вывести солдат, вновь. Но раз Муравьёв сказал уходить, значит нужно было уйти, что братья и сделали, хоть и с огромным нежеланием. А ведь был такой шанс. Уже отъехав от казарм на приличное расстояние и более-менее успокоившись осознавая, что опасность более им не грозит, Муравьёв-Апостол-средний предлагает Матвею ехать к другому брату, Артамону, предупредить его об аресте его брата и подтолкнуть к выводу войск с восставшими. Через некоторое время к казармам подъезжает Михаил — и в самом деле вчера проблем с ночевкой не было, жандармы не заходили и утром юноша встал около 9 утра, да поехал в Троянов, но увы по дороге несколько раз пришлось менять лошадей, потому как будто по велению рока все лошади его оказывались хилые, слабые, никак не могли довезти Бестужева-Рюмина до Троянова, поэтому Мишель немного опоздал, не успел Сергея выловить и понимая это, юноша собирается уезжать как видит вдруг, что из казарм выводят юношу — руки его за спину заломлены, в наручниках и вокруг него жандармы. Бестужев-Рюмин пугается, думая, что это Серёжа, но после узнает в юноше Александра — тот Михаила замечает тоже и кивает ему незаметно, мол: уезжай. Михаил слушается, пришпоривает лошадь и уезжает, понимая, что помочь Муравьёву не смог бы, да и надо скорее за Сережей. Торопливое бегство за Муравьёвым-Апостолом и постоянные мысли о том, что Сергея могут арестовать напрягают Михаила, подстрекают его скорее ехать дальше, в Любар. --- 19:10 вечера На улице темно. Сергей разлепляет веки, что кажется грозятся прирасти к глазам, потому как с каждой секундой они все тяжелее становятся и все более жаждут закрыться, и замечает, как невдалеке начинают проявляться очертания казарм Гусар Ахтырского полка, в которых и должен по памяти юноши находится Артамон Муравьёв, у которого ребята и хотят попросить помощи. Благодаря нарастающей в груди надежде, что хоть здесь им не откажут, юноша улыбается и немного пришпоривает лошадь, дабы та преодолела скорее последние несколько метров и наконец к переговорам приступить, а Рот, о котором так неожиданно вспомнил юноша — ладно, как-нибудь и без отпускных Сергей Михаила отправит, или же поедет сам ежели понадобится. Найдут ребята выход — всегда находили, и сейчас не исключение. Муравьёв-Апостол-средний слезает с лошади не так быстро, как бы ему хотелось, и заводит животное в конюшню, дабы о ней там позаботились, так как выглядит лошадь уж очень уставшей, да и к тому же наверняка голодна. Сергей улыбается конюху приветливо, который вопросов благо не задает лишних. Муравьёв-Апостол-средний дожидается, когда отдаст конюху свою лошадь и Матвей, а после берет его за руку и быстро ведет к казармам — в глазах Сергея радость плещется, ибо вот немного совсем осталось и у ребят будет уже часть войск резервных: ну приятно ведь понимать, что у тебя есть под боком штыки, что готовы тебя защищать. На КПП Сергей вынимает из мундира нечто и показывает солдату. Матвей пртсматривается: письмо, а на лицевой его стороне подпись: «Артамону Муравьёву, лично в руки» — и как не странно, почерк-то Серёжин. — Мы от полкового командира с депешей. — брови Матвея резко взлетают вверх, но он старается себя контролировать, чтобы не провалить план брата, а потому тут же лицо его принимает прежнее серьезное выражение. «Что он задумал?»— пульсирует мысль в голове, отчего на лбу Муравьёва-Апостола-старшего выступают капельки пота. Вот сейчас их арестуют. Солдат хмыкает, а Сергей продолжает. — Нам бы поговорить с Артамоном Захаровичем. — солдат подзывает к себе рукой другого солдата, который все это время стоял неподалеку от плаца, и тихо ему о чем-то говорит: скорее всего просит сменить его на посту, на время. Сергей поджимает губы: должно сработать, иначе быть не может. Матвей на ощупь находит руку брата и изо всех сил её сжимает, отчего Муравьёв-Апостол-средний ойкает и смотрит на брата с удивлением: Матвей его взгляда категорически избегает. Все равно солдат смотрит на них, а потому говорить ничего сейчас нельзя. Время тянется томительно: каждая минута кажется вечностью, а тишина настолько пробирает мозг, что в висках слышится глухой стук: сердцебиение. Наконец из казарм выходит Артамон: юноша выглядит испуганно, что уж говорить на его голове даже нет фуражки. Одевался явно в спешке, а значит догадывается кто и зачем к нему приехал. Сергей улыбается рефлекторно и протягивает Артамону руку через незримую границу части. На лице Муравьёва появляется тень понимания, после чего Артамон снова хмурится, но теперь недовольно: знает ведь зачем ребята пришли, а теперь участвовать в авантюре уже не хочет? — Они сказали мне, что с посланием. — растерянно смотря на командира говорит солдат. Артамон отходит назад на один шаг, поджимая губы друг к дружке, будто в мысленную сам с собой дискуссию вступает, даже не спросив, чего ребята хотят от него. «А вдруг я ошибаюсь?» От его слов сейчас многое зависит. Может все-таки рискнуть? — Да знаю, они ко мне. Пусти их. — голос Артамона глухой, будто не живой, но солдат подчиняется: братья заходят в казармы. Артамон правда быстро отходит от них и старается держаться на расстоянии, будто он что-то скрывает. Сергей, окрыленный удачей, того не замечает, прячет лжепослание и заходит в офицерскую комнату, дверь в которую закрывает за ребятами Артамон. — Не ожидал я увидеть вас здесь. И сейчас. — голос опять звучит слишком уж тускло. Все это навевает не самые приятные мысли. Матвей морщится. — Я, честно признаться, тороплюсь.. — это не проблема, Сергей с Матвеем ненадолго офицера задержат, спросят лишь готов ли он с ними воевать, уже зная ответ заранее, да и уйдут, дабы помучать ещё командиров полка Черниговского, и Полтавского, чтобы выбить наконец для Бестужева-Рюмина отпускные. Муравьёв-Апостол-средний так быстро сдаваться уж точно не собирается — Здравствуй. — Сергей искренне старается казаться доброжелательным. — Я понимаю, что может мы как-то не вовремя, да и наш визит внезапный, наверное, ввел тебя в ступор, но мы не были намерены надолго задерживать тебя. Так вот: так как мы с братом задерживать тебя не желаем, сказать хотим, что брат твой и наш, Александр Муравьёв, арестован, и спасти его можно лишь начав восстание наше прямо сейчас, а потому ты скажи просто, выйдешь ли ты за нас, и мы уйдем, ибо в тебе мы не сомневаемся — Сергей слабо улыбается, а Артамон ещё несколько минут молчит, будто осмысливает смысл сказанных ему только что слов, и только кроткая улыбка мелькает на его губах: Муравьёва трогает вежливость Сергея, но даже этого теперь не достаточно, дабы Артамон готов бы за дело собою пожертвовать, ибо юноша знает о проигрыше восставших в Санкт-Петербурге и вовсе себе такой судьбы не хочет, а тут ещё и арест брата. Уж сколько о северянах теперь в Любарах ходит слухов: и что расстреляли их; и что посадили; и что жен пытали, а восставших самих четвертовали давно: это конечно слухи, к которым Муравьёв не прислушивался с самого их появления, ибо в первые, попавшие в уши слова юноша, увы, не склонен верить, однако, что судьба у проигравших бунтовщиков незавидная, это даже дураку понятно, не то что такому образцовому и образованному офицеру как Артамон. А потому Муравьёв поднимает голову, устанавливая зрительный контакт с Матвеем: с Сергеем юноша не выдержит, так как взгляд у Муравьёва-Апостола-среднего и так грубый, суровый, а как только офицер узнает, что Артамон помогать им не собирается, так глаза его превратятся в источники холодных клинков, что разят в сердце самое укором; у Матвея взгляд не такой, Матвей человек более добрый, а потому на него смотреть во время диалога можно, дабы не оставаться один на один со своим чувством вины. — Знаешь, я подумал. Я думал с тех пор, как мы виделись с тобой в последний раз, Сергей — обращается Артамон к Муравьёву-Апостолу-среднему, а взгляд к нему не переводит, ибо чувствует даже телом, как взор Сергея его прожигать злобой начинает, а вовсе не дружелюбно осматривать, как было это ещё пару минут назад. Серёжа не глупый — Серёжа все понимает. Его подставляют прямо сейчас, идею юноши в землю втаптывают нахально. — И я решил, что стоит мне все-таки из общества вашего выйти. Да, цели ваши благие, я спорить с этим не могу, потому как полностью и сам согласен с вами, да мыслями вашими, но ты пойми, не могу я жизнь свою за свободу других отдать. Увы: я — не ты, я кажется только сейчас понял всю истинную опасность дела вашего, и я право так не могу рисковать. У тебя, Сергей, семьи нет, детей нет, любви нет, тебе и терять-то нечего, а мне есть что, я не готов, понимаешь, не готов. Да и солдаты мои не готовы. Не смог я заставить из поверить в идею вашего общества, верно потому, что сам поверить в неё не смог. Да и брата уже не спасти, лучше сразу покаятся и не начинать ничего. Взгляд Сергея с каждым словом Артамона все холоднее становится, а под конец монолога юноши Муравьёв-Апостол-средний встает с кровати и кусает губу до крови, запуская руку в волосы, нервно их перебирая пальцами: да ну нет, неужели и отпускные не достали, и Сашу арестовали, и Артамон трусит? Что же теперь делать? До восстания времени ещё немерено, а оно уже разваливается. — Понимаю. — холодно отрезает юноша, смотря на брата, который в ответ пожимает плечами и указывает на дверь: Матвей понимает, что переубедить Артамона не выйдет, в глазах Муравьёва юноша видит уверенность и не желание мнение свое менять, а потому это будет лишь пустая трата времени. Сергей же в ответ хмыкает: а разница-то, что время на Артамона будет потрачено, им агитировать все равно больше некого. Кто отказался, тот с самого основания Южного общества был против, а кто согласился, те и так уже в составе планирующегося восстания. Неприятная ситуация. — А оставить ты нас здесь сможешь? На время? Хочется язвительно спросить: зачем вы пустили нас, если знали сразу, что не пойдете?; но Сергей сдерживается. Злостью делу уже не поможешь. Да и Матвей такое не одобрит. Артамон кивает, и Муравьёв-Апостол-средний благодарит офицера рукопожатием, а взглядом все-таки до костей прожигает, надеется укором добиться своего, перетащить Артамона на свою сторону, но Муравьёв замечает, что Сергей готовится, хочет ещё что-то сказать, наверное, в защиту дела своего, а потому встает с кровати и одевает на голову треуголку. — Прошу простить меня, Сергей, я по важному делу вынужден удалиться, и сразу говорю: переубедить меня не пытайся — у тебя не выйдет, ты сделаешь только хуже. — Артамон улыбается Сергею, будто и не было только что от него в адрес Сергея никаких угроз сказано и выходит из комнаты, хлопья дверью громко: Муравьёв-Апостол-средний садится на кровать обратно с расстроенным вздохом, а Матвей подсаживается к юноше рядом. — Ну ничего Сереж, не расстраивайся, у нас есть полки другие, они за нас выйдут, а Артамона и правда не тревожь, он нам остаться позволил, не выйдет он за нас, сколько ты его не проси. Принципы у человека поменялись. Бывает такое. Сергей вздыхает снова, разочарованно. — А ведь он один из первых в «Союзе Благоденствия» головой об пол бился передо мной и божился, что выведет полки по любому моему повелению; бунтовал своих гусар извечно, за что разжалование ему грозило, но я его всегда прикрывал. Просто пойми Матюш, не приятно, когда ты планируешь, на кого-то надеешься, а здесь такое. Матвей приобнимает брата за плечо и закрывает глаза, дабы мысли в голове не летали с такой скоростью, чтобы их хоть немного в мозгу собрать. — Понимаю, но, если ты делаешь что-то, надейся всегда только на себя. И тогда все у тебя будет. — Муравьёв-Апостол-старший улыбается Сергею, так и не открывая глаз, а после зевает сдержанно и ложится на кровать, подталкивая Сергея с нее встать. — А сейчас — иди спать. Артамон ежели придет, с нами ляжет, ежели нет то и ладно, а завтра уже поедем тогда домой: все равно нам больше здесь делать нечего, а уже скоро совсем ночь, ехать сейчас некуда. Спи. Муравьёв-Апостол-средний садится на соседнюю кровать, но сон к офицеру не идет совсем: Сергей лежит и думает, отчего же те, кто так доблестно защищали идею восстания вначале, так позорно отходят от нее в конце? Что же случилось такое? Что Артамона вынудило позорно бежать? Михаил же приезжает в Любар и решает пока не ехать в казармы на ночь глядя, может Сергей там разговаривает с Артамоном, а Бестужев-Рюмин своей спешкой все испортит. С утра и думается лучше, а значит ночь лучше переждать в очередной гостинице, а после ехать к Сереже, а точнее в казармы полка Ахтырских гусар.