22.12.1825.
Ипполит спокойно спит в Московском отеле, не о чем не беспокоясь: северяне проиграли и Сергей об этом наверняка знает — он ведь не самоубийца, чтобы идти против власти имея при себе один лишь полк. А значит, раз все закончилось, то и в письме Сергея Петровича более нет нужды, а значит можно ещё несколько дней побыть в Москве и уже когда у Свистунова закончится командировка, тогда и ехать к брату и к месту заочно надоевшей службы. Неожиданно, юношу будит резкий хлопок двери и чьи-то громкие оскорбления.
— Вы не имеете права трогать меня! — Ипполит потягивается и различает лишь сейчас, что это голос кавалергарда Свистунова, причем голос его дрожит, как будто юноша чем-то напуган. Только Муравьёв-Апостол хочет спросить в чем дело и протирает для того заспанные глаза, он видит, что Петр запихивает нечто под его подушку, и несколько раз глазами указывает за дверь. Ипполит в не понимании хмурится, а Свистунова берут под руки и уводят, с таким же сильным хлопком закрывая дверь. Муравьёв-Апостол ещё несколько минут лежит в кровати, кажется до конца так и не понимая, что же произошло, а после нашаривает под подушкой бумагу: письмо. Или просто записку? Ипполит садится на кровати, снова сдержанно зевает и вытаскивает записку: сначала столь большие, кривые буквы даже немного пугают его, а ещё весь клочок бумаги испещрен дырками от пера, как будто писали его в рекордно короткие сроки.
«Меня арестуют. Уезжай.» — записка имеет на удивление лаконичное содержание и конечно Ипполиту не составляет особого труда понять, что она от Свистунова. Муравьёв-Апостол хоть до сих пор не понимает, за что Свистунова арестовали — «Неужели узнали, что он из числа заговорщиков?» — довольно быстро собирает свои немногочисленные вещи, поглубже в мундир прячет письмо Сергея Трубецкого и выходит из гостиницы. Теперь уже точно придется ехать к брату.
Муравьёв-Апостол торопливо с Евсеем прощается и возвращается к лошади. Раз уж такое преодолел огромное расстояние, теперь просто непозволительно не увидеться с Сергеем и не переговорить, что ему — Ипполиту дальше делать. --- 09:03 утра. Около этого времени Сергей с офицерами, что находились до сих пор в его квартире, выходит из своего дома и идет в сторону главной площади, на пути своем встречая, как и при входе в Васильков, множество восторженных, удивленных и заинтригованных людей. Муравьёв-Апостол старается никого не задеть, с каждым, кто у него спрашивает что-то — говорит, и потому, до сих пор пребывая в хорошем настроении, приходит на площадь, которая уже оказывается наполнена солдатами 1-го батальона — 3-я мушкетерской роты, 2-го батальона — 2-й гренадерской роты и 4-й, 5-й, и 6-й мушкетерских рот, одетыми в походную амуницию. Муравьёв-Апостол, предполагая, что это все их силы на данный момент, только собирается выйти в середину и произнести солдатам речь, что сейчас надо будет выступить им из Василькова по направлению к Мотовиловке, где должны ожидать их солдаты из 1-й гренадерской и 1-й мушкетерской рот — как только Сергей с солдатами вступил в Васильков, отправил в эти роты приказания собраться в Мотовиловке и там ждать их прихода — как на площадь выходит ещё человек 60 с музыкальными инструментами: вроде как музыканты Черниговского полка, а потому Муравьёв-Апостол отходит обратно в толпу: ожидает, что будет дальше. По уставу служить им не следовало, потому как имели они некие ограничения по здоровью, потому и Сергей за собой их идти не заставлял, однако эти, достаточно молодые люди, оставляют свои инструменты на площади, из полкового цейхгауза неподалеку находящегося берут оружие и встают в ряды своих товарищей. Щепилло — командир 3-й роты и Соловьев, чья рота до сих пор под командованием Быстрицкого не дошла до Василькова, потому у юноши нет в подчинении роты, удивленно переглядываются: знали ведь, что народ простой и армия от самодержавия устала, но чтобы прямо настолько? На площади при своих ротах так же находятся: командир 2-й гренадерской — поручик Петин; 4-й мушкетерской — поручик Маевский; 5-й — поручик Кузьмин; 6-й — поручик Сухинов, вместо откомандированного на задание Фурмана. Родные командиры ходят и проверяют собранность и готовность своих солдат, в то время как Сергей пытается из солдат выцепить знакомые лица и наконец у него получается это: неподалеку от Муравьёва-Апостола, так же в командовании своем не имея рот, находятся Бестужев-Рюмин, Матвей Муравьев-Апостол и в себе нашедший силы приехать на площадь прапорщик Ипполит Муравьев-Апостол. Хоть Сергей, заметив приехавшего брата, очень хочет обнять его, потому что все это время безумно за него переживал, юноша решает пока не афишировать тот факт, что его брат здесь, потому что в голове его с молниеносной скоростью возникает план, в котором огромную роль играет как раз-таки приезд Ипполита, а значит сейчас солдаты и даже близкие офицеры не должны заметить его. Сергей ловит глазами взгляд Ипполита растерянный и улыбается ему осторожно, после чего показывает немного в бок, где солдат поменьше, чтобы после речи Муравьёва-Апостола брат его пробился туда на разговор. А пока Ипполит с Сергеем проходят мимо солдат к менее людному уголку площади, командиры рот, думая, что Сергей Иванович, пошел переговорить с кем-то из офицеров в соседних домах, решают пообщаться друг с другом, чтобы понимать, какой у них дальнейший план. — Поль, как я рад видеть тебя! — не выдерживает Сергей и бросается на Ипполита с объятиями, тихо всхлипывая: главное, с братом все в порядке. Ребят замечает Матвей и тоже осторожно отходит от Мишеля, который на тот момент пытается избежать расспросов черниговских офицеров, где он был во время побегов Сергея из под ареста. — Прости меня. — шепчет Ипполит, обнимая брата в ответ, прижимаясь к нему крепко. — Я опоздал. Сергей отстраняется от него и смахивает с юношеских щек несколько слезинок. — Дорогой, это не твоя вина. — Матвей подходит к Ипполиту и едва Сергей отходит от юноши, Матвей его тоже обнимает, только молчаливо. — Как же.. — одними лишь губами приговаривает Ипполит: лицо его искажается в гримасе молчаливого к себе призрения. — Ты не опоздал, ты как раз во время приехал. Мне будет нужна твоя помощь. — подмигивает заговорщически Сергей и Ипполит тогда, словно духом воспрянул, улыбается сквозь слезы горькие и качает головой, спрашивая, что от него требуется. Матвей же все так же молчаливо слушает. — Сейчас спрячься в доме моем: около 10 часов утра я буду солдатам читать Катехизис, потом будет молебен. С 10 получается около 30 минут пройдет. Вот по истечении этого времени ты приходи на площадь и иди прямо ко мне — там дальше я уж покажу это так, как нужно солдатам, чтобы немного настроение их поднять, чтобы точно пошли они за нами. Ипполит кивает — согласился; и уходит с площади, все так же осторожно, чтобы не заметили его. Матвей вопросительно смотрит на брата, а Сергей только лишь снова кротко улыбается. — Увидишь. Я точно знаю: на солдат это подействует. Сергей же подходит к прикорнувшему на плече Кузьмина Щепилло и осторожно тормошит его, чтобы юноша обратил на Муравьёва-Апостола свое внимание, после чего тихо говорит: — Я сейчас уйду отсюда в квартиру мою, ты найди Сашу Мозалевского пожалуйста, скажи, чтобы он ко мне пришел. И ещё командирам рот скажи, чтобы на всякий случай проверили все ли они взяли с собой, ибо время есть, а около 10 я приду сюда снова, уже чтобы выступать. Щепилло понимающе кивает и уходит, скорее всего в квартиру Мозалевского, потому как Михаил знает, где остановился Александр, а вот Сергей тоже с площади уходит к себе домой. --- 10:00 Михаил все это время ищет Мозалевского. На квартире его не оказалось, на площади тоже, потому Михаил уже даже начинает нервничать: время близится к десяти, то есть уже около часа юноша потратил на поиски, а ведь Сергей Иванович ждет. Неприятная ситуация. Уже теряя совсем надежду, в третий раз возвращается Михаил на площадь, проталкиваясь через солдат, которых будто все больше с какой минутой и в легких спирает воздух: его все больше начинает не хватать. И наконец, рядом с Кузьминым видит Михаил Александра, который, завидев уставшего совершенно Щепилло, хихикает в ладонь. Анастасий же, по старой дружбе и вовсе не сдерживается, заливается довольным смехом. — Долго искал? — едва не плача от смеха, стирая с ресниц капельки слез спрашивает Анастасий, почти пополам сгибаясь в немом смехе. Михаил закатывает глаза, вздыхает тяжело, а все-таки подходит к Кузьмину и отвешивает ему слабый подзатыльник, пока тот чуть если не задыхается от смеха. — Да ну тебя. Знаешь же, что Сергей Иванович меня изрешетит, ты. — предъявляет Анастасию Михаил, но видя его радость и удовлетворенность этим приколом злится на него долго не может и лишь помогает Кузьмину встать. — А ты, Саш? Ну ты то с ним куда? Ладно Стас ещё — Кузьмин перестает смеяться и внимательно вслушивается в слова друга, что от внимания Михаила конечно же не укрывается. — Пожалуй я промолчу. — усмехается Михаил. — Короче, чего я тебя искал-то. Сергей Иванович тебя звал. Иди к нему на квартиру, дело к тебе есть короче. — Спасибо. — улыбается Мозалевский и уходит, а Михаил, замечая. что Анастасий собирается уйти, успевает схватить его за рукав рубашки. — А с тобой мы ещё не закончили. — Да ладно тебе, он пришел сюда 5 минут назад, я тебе сразу сказать хотел! — отпирается Анастасий, а Саша снова прыскает в руку от смеха. Едва Мозалевский заходит в дом Сергея, Муравьёв-Апостол тут же его берет за руку и быстро заводит в комнату, вероятно для того, чтобы юноша не увидел в кухне сидящего Ипполита. Сергей закрывает за собой дверь и садится на стул, который стоит с одной стороны стола, прежде к Мозалевскому пододвигая стул напротив. Александр немного удивляется таким мерам предосторожности, но все-таки садится, ожидая услышать, чего же такое хочет приказать ему командир. — Александр, вы должны спешить в Киев; постарайтесь как можно скорее кончить порученное вам дело и немедленно возвратиться ко мне. Будьте осторожны, старайтесь всеми средствами скрыть ваш приезд, как от киевских жителей, так и от тамошнего местного начальства. Вам нужно будет вручить членам тайного общества три письма и распустить в народе несколько экземпляров Православного Катехизиса. Сергей достает из тумбочки, которая стоит рядом со столом, несколько писем, убеждаясь, что адресат на письме указан верный, только после этого вручая одно из них Мозалевскому. — Прошу вас, Александр, найдите Павла Яковлевича Ренненкампфа и перескажите ему все случившееся в полку нашем, а так же узнайте от него, что сам он и другие члены общества, к нему приближенные, думают об этом происшествии, а так же, что они планируют в таких обстоятельствах делать. Скажите ему так же, что я возлагаю на Киев надежды, ибо там находится много членов русского и польского обществ, и наконец прошу от него на письмо мое письменного ответа. Сергей перебирает несколько писем, им же написанных только к другим людям, и достает письмо, адресованное к подполковнику Крупенникову. — Никите Никитичу скажите пожалуйста, что представляется удобный случай присоединиться ему с своим полком к нашему, скажите, что я надеюсь на его патриотизм и усердие к общему делу и ожидаю от него положительного ответа. Сверх того, не забудьте узнать от всех, к кому отправляю я вас, о мерах, принятых правительством против нас, и какие именно полки назначены воспрепятствовать нашим успехам и кто ими будет командовать. Но более всего требуйте от них ответов, — последнюю фразу повторяет Сергей Александру несколько раз, и наконец отдает ему третье письмо, адресованное на имя одного поляка. Вместе с ним Муравьёв-Апостол достает из другого ящика тумбочки большой пакет, в котором находится несколько десятков экземпляров Православного Катехизиса. — А вот с это вы у себя не держите долго, если может есть кто на примете у вас, так выберите из полка моего надежных двух рядовых солдат и унтер-офицера, после чего их оденьте в простое платье — это предоставить я вам сумею — и берите их в Киев с собой, чтобы в народе они распространяли Катехизис, пока вы будете по адресам ездить. Мозалевский прячет письма в мундир, пытаясь в голове своей структурировать всю информацию, которую он получил только что, а пакет берет подмышку, мысленно взглядом пробегая по знакомым рядовым из полка: кого же выбрать для исполнения поручения? В голову приходит только Кузьмин или Щепилло: им Саша вообще безоговорочно доверяет, только их выбрать увы нельзя. — Когда я должен ехать? Где после исполнения поручения мне нагнать ваш полк? — Чтобы отвлечь всякое подозрение о вашей поездке, вы должны быть во время молебна на площади и выйти из города вместе с полком, пройти с ним до первой корчмы, Малой Мытницы, и оттуда вы можете уже ехать проселочными дорогами, миновав Васильков. Когда же кончите все ваши дела в Киеве, то приезжайте в Брусилов и дожидайтесь меня там у командира Кременчугского полка полковника Набокова; ежели вы не застанете меня там, то, узнавши где, немедленно приезжайте ко мне. Александр встает со своего места, задвигает стул на место и поправляет норовивший выпасть пакет с Катехизисами. — Хм, хорошо, понял вас, ваше благородие. Мозалевский из дома Сергея выходит, а Муравьёв-Апостол потягивается, потому что спина от долгого сидения на одном месте затекла — устал. Но нужно выходить уже совсем скоро: не понятно сколько по пути ребят ещё находится полков и чем быстрее заговорщики придут к ним и заберут их с собой, тем у них и солдат в арсенале будет больше. А значит на отдых времени пока нет, потому что у Николая армия сильная, он в Петербурге обосновался и может теперь на подавление заговора на Украине отправить хоть всех солдат, что присягали ему, а это около миллиона штыков, ну в общем войскам восставших надобно пополнение, чтобы хотя бы обескуражить царскую власть тем, что у них есть силы дать отпор. Выйдя из дома своего вслед за Мозалевским Сергей видит рядового, который кажется охраняет его дом по собственному желанию и не может не воспользоваться этой возможностью. — Позовите пожалуйста полкового священника. — просит Сергей рядового. тот даже вздрагивает сначала, не веря своим ушам, что сам командир к нему обращается, а после кивает несколько раз и спешит в казармы, видимо даже не ожидая, что когда-нибудь его настигнет такое счастье. Ждать Муравьёву-Апостолу долго не приходится: солдат по истине ревностно исполняет свой долг, а потому возвращается на место диалога с командиром, за собой приводя священника. — Спасибо. — улыбается Сергей рядовому и подходит к священнику ближе. — Здравствуйте батюшка. — тот на удивление сначала немного жмется, будто пугается чего, но после расправляет плечи, как и раньше, однако от взгляда Сергея не ускользает то, что священник не очень горит желанием здесь находится. Что же, Муравьёву-Апостолу правда жаль, что ему приходится использовать помощь священника, однако по-другому просто не получится. — Намерения наши — исключительно благие и к помощи вашей прибегаем мы потому, что сами люди верующие, за Христа идти хотим, а не за царя земного. Благословение ваше полку и мне надобно. Содействуйте, прошу вас нам, крестом и молитвою, но если же не видите вы в себе сил встать на сторону нашу, так не имею права я вас заставлять и вы можете прямо сейчас покинуть это место без объяснения на то причин. Священник хмурится, как будто раздумывает над словами Сергея. — Русское духовенство всегда было на стороне народа, оно всегда, во времена бедствий нашего отечества, являлось смелым и бескорыстным защитником прав народных, поэтому и я не оставлю вас. — судя по словам священника, он человеком оказывается достаточно просвещённым, может даже больше привлекает его вежливость и смирение Муравьёва-Апостола — священник улыбается, показывает всячески то, что содействовать согласен, и с души Сергея будто падает камень — становится так спокойно дышать, как не было ещё никогда. — Как я уже сказал, я согласен на ваше предложение, — медленно говорит священник, тщательно обдумывая каждое свое слово, — и готов умереть с вами для общей пользы; но — спустя минуту молчания священник добавляет: — я имею жену, детей. Если ваше предприятие не удастся, что будет с ними? Бедность, нищета и даже позор ожидают мою жену и моих сирот. Сергей грустнеет, видя, что священник после этих слов колебаться ещё сильнее, чем в начале диалога, начинает, и в глубине души понимает, что без веры не пойдут за ним солдаты, потому как вера и Бог — то, что держало, помогало и спасало человека, кем бы не был он: солдатом или гражданским, а потому без священника дело обрекалось сразу на провал, либо же на безбожное пролитие крови во имя вседозволенности. Муравьёв-Апостол залезает рукой в карман мундира и на свое счастье там находит немного денег, которые отдает священнику. — Вручите сии деньги вашему семейству: они будут необходимы для него во время вашего отсутствия, между тем будьте уверены, что ни Россия, ни я никогда не забудем ваших услуг. И хоть на лбу священника все ещё виднеются морщинки, которые указывают на то, что в голове его происходят мыслительные процессы, он медленно и согласно кивает, забирает деньги после чего с Сергеем идет на площадь. Только вот душа Муравьёва-Апостола как-то ноет неприятно, будто преступление какое он совершил: если уж не захотел священник добровольно идти, так выходит Сергей принудил его? Муравьёв-Апостол не хочет отвечать себе на этот вопрос и просто решает пока отвлечься от мыслей, переключаясь на реальность: он и не заметил, как они уже дошли до главной площади, на которой стоят солдаты. — Дорогие солдаты, обратитесь же во всеуслышание и внемлите священнику, который для вас прочитает Катехизис, который, вероятнее всего, более помочь вам понять: с нами ли вы или против нас. — на большее у Муравьёва-Апостола не хватает сил и он отходит с середины площади, предоставляя это место священнику, сам же юноша начинает в толпе высматривать черные кучерявые волосы Ипполита: он уже вот-вот должен подойти к площади. Солдаты замолкают в ожидании и только тогда Сергей вытаскивает из-за пазухи свиток, который передает священнику; тот разворачивает его и начинает свое чтение спокойным, внятным голосом: — Катехизис сей написан во имя Отца и Сына и Святого Духа. Вопрос. Для чего Бог создал человека? Ответ. Для того, чтобы он в Него веровал, был свободен и счастлив. Вопрос. Что значит веровать в Бога? Ответ. Бог наш Иисус Христос, сошедши на землю для спасения нас, оставил нам святое свое Евангелие. Веровать в Бога значит следовать во всём истинному смыслу начертанных в нем заповедей. Вопрос. Что значит быть свободным и счастливым? Ответ. Без свободы нет счастья. Святой Апостол Павел говорит: вы куплены ценой крови, не будьте рабы человекам. Вопрос. Почему же русский народ и русское воинство несчастно? Ответ. Оттого, что цари похитили у них свободу. Вопрос. Стало быть, цари поступают вопреки воле Божией? Ответ. Да, конечно, Бог наш рек: Больший из вас да будет вам слуга, а цари тиранят только народ. Вопрос. Должны ли повиноваться царям, когда они поступают вопреки воле Божией? Ответ. Нет! Христос сказал: не можете служить Богу и маммоне; оттого-то Русский народ и русское воинство страдают, что покоряются царям. Вопрос. Что же святой закон наш повелевает делать русскому народу и воинству? Ответ. Раскаяться в долгом раболепствии и, ополчась против тиранства и несчастья, поклясться: да будет всем один Царь на небе и на земле - Иисус Христос. Вопрос. Что может удержать от исполнения святого сего подвига? Ответ. Ничто! Те, кто воспротивятся святому подвигу сему, суть предатели, богоотступники, продавшие души свои нечестию, и горе им, лицемерам, страшное наказание Божие постигнет их на этом свете и на том. Вопрос. Каким же образом ополчиться всем чистым сердцем? Ответ. Взять оружие и следовать за глаголющим во имя Господне, помня слова Спасителя нашего: Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся, и низложив неправду и нечестие тиранства, восстановить правление, сходное с законом Божиим. Вопрос. Какое правление сходно с законом Божиим? Ответ. Такое, где нет царей. Бог создал всех нас равными и, сошедши на землю, избрал Апостолов из простого народа, а не из знатных и царей. Вопрос. Стало быть, Бог не любит царей? Ответ. Нет! Они прокляты от Него, как притеснители народа, а Бог есть человеколюбец. Да прочтет каждый желающий знать суд Божий о царях, книги Царств главу 8-ю: И собрались все старейшины Израиля, и пришли к Самуилу и сказали ему: поставь над нами царя, чтобы он судил нас; и не понравилось слово сие Самуилу, и молился Самуил Господу, и сказал Господь Самуилу: послушай голоса народа во всём, что они говорят тебе; ибо не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними; и объяви им права царя. И пересказал Самуил все слова Господа народу, просящему у него царя, и сказал: вот какие будут права царя: сыновей ваших он возьмет и дочерей ваших возьмет, и от посевов ваших возьмет десятую часть, и сами вы будете ему рабами; и восстенаете тогда от царя вашего, которого вы избрали себе; и не будет Господь отвечать вам тогда, ибо вы сами избрали себе царя... Итак, избрание Царей противно воле Божией, ибо один у нас Царь должен быть - Иисус Христос. Вопрос. Стало быть, и присяга царям богопротивна? Ответ. Да, богопротивна. Цари предписывают принужденные присяги народу для губления его, не призывай всуе имени господня. Господь же наш и спаситель Иисус Христос изрек: "а я говорю вам - не клянитесь вовсе". Итак, всякая присяга человеку противна богу, ибо принадлежит ему одному. Вопрос. Что же наконец подобает делать христолюбивому российскому воинству? Ответ. Для освобождения страждующих семейств своих и родины своей и для исполнения святого закона христианского, помолясь теплою надеждой Богу, поборающему по правде и видимо покровительствующему уповающим твердо на него, ополчиться всем вместе против тиранства и восстановить веру и свободу в России. А кто отстанет, тот, как Иуда предатель, будет анафема проклят. Аминь. По окончании чтения солдаты стоят молча, не выражая никаких эмоций, но по лицам их видно, что эта процедура произвела на них впечатление, а потому Сергей начинает говорить свою часть речи немного позже, чем планировалось, потому что дожидается, пока солдаты покажут свою готовность его слушать. — Наше дело так велико и благородно, что не должно быть запятнано никаким принуждением, и потому кто из вас, и офицеры, и рядовые, чувствует себя неспособным к такому предприятию, тот пускай немедленно оставит ряды, он может без страха остаться в городе, если только совесть его позволит ему быть спокойным и не будет его упрекать за то, что он оставил своих товарищей на столь трудном и славном поприще, и в то время как Отечество требует помощи каждого из сынов своих. — солдаты командиру не дают договорить, видимо для того, чтобы он понял их твердые намерения, а потому начинают выкрикивать различные лозунги: конечно же никто из солдат свои ряды не оставляет, даже напротив, с ещё большим нетерпением начинает ожидать томительной минуты выступления. Священник начинает читать молебен. И вот солдаты стоят на площади, сердца их бьются трепетно, внимают он каждому слову мужчины, как неожиданно строй их расступается и на площадь выбегает мальчик с кудрявыми волосами, почти сразу бросаясь Серёже на шею с объятиями. — Ты мой молодец. — шепчет на ухо брату Муравьёв-Апостол-средний. Ипполит поворачивается к солдатам: на зеленоватых глазах его блистают слезы, сердце в груди бьется бешено. Юноша понимает, что прямо на его глазах творится история и от того, расчувствовавшись слишком, никак не может подобрать нужных слов, но никто не торопит его — солдаты напротив всем ожиданиям, проникаются и на лицах их проявляется умиротворение. — Мой приезд к вам в торжественную минуту молебна заставил меня забыть все прошедшее. Может быть, ваше предприятие удастся, но если я обманулся в своих надеждах, то не переживу второй неудачи и клянусь честию пасть мертвым на роковом месте. — Клянусь, что меня живого не возьмут! — с жаром кричит в ответ поручик Кузьмин со своего места на площади, ловя взглядом своим взволнованным взгляд Ипполита. — Я давно сказал: “Свобода или смерть!” Муравьёв-Апостол-младший подходит к Кузьмину, находя наконец рукой за пазухой пистолет, который взял у Сёрежи в доме: как сказал брат — захвати, для самообороны. Ипполит дышит через раз, сжимает рукоять пистолета в руке и видит лишь, что Кузьмин который в противовес Муравьеву-Апостолу улыбается, будто знает чего и уверен в победе, вынимает свой пистолет из-за пояса и тянет руку к Полиной. — Обменяться надобно? — молниеносно догадывается Ипполит — Кузьмин кивает, и Поля кладет в руку Анастасия свой пистолет, шепча только лишь губами: — Свобода или смерть. Кузьмин в ответ протягивает свой пистолет, который Ипполит берет; после чего говорит сам во второй раз, только уже громче: — Свобода или смерть. Муравьев-Апостол теперь грустно улыбается и бросается в объятия к Кузьмину, едва не плача — Анастасий в ответ гладит юношу по спине мягко и прижимает к себе ласково. — Мы справимся. Обещаю. В это время священник завершает молебен и благословляет колонну солдат: та с криками: «Ура!» начинает движение строевым шагом по главной площади города — от резонанса брусчатка под ногами солдат дрожит, а те внимания не обращают, проходя половину городка небольшого поперек, с жителями прощаясь. Вокруг солдат то и дело звучит: — Да поможет вам Бог! — Спасите страну нашу от тирана. В это время Мозалевский тоже идет с полком, хоть и надо бы ему скорее в Киев, но никак не может найти юноша для себя лошадей. Когда проходит полк квартиру его, туда забегает Александр быстро, говорит своим людям, чтобы любой ценой для него нашли тройку лошадей и скорее его догоняли, потому как отойти от полка он не может, дабы не заподозрили чего люди — везде ведь есть свои уши. После Мозалевский так же быстро из дома своего выходит и настигает полк свой на Богоуславской заставе. Таким образом вместе с поддерживающими их поход горожанами солдаты выходят на дорогу, что к деревне, под названием Мотовиловка ведет. --- 11:45 утра Мозалевский видит, что с полком дошел он почти до Малой Мытницы: он от цели своей конечной уходит все дальше, а лошадей так и нет. Сергей Иванович идет где-то впереди, а Александр то и дело оглядывается. И вот наконец слышит он стук копыт, видит извозчью повозку и тогда только бежит к Муравьёву-Апостолу, огибая колонну солдат. — Сергей Иванович? — подзывает к себе Сергей Мозалевский. — Лошади. — Муравьёв-Апостол понимает все без особых уточнений, а потому прикладывает к губам палец: Михаил Бестужев-Рюмин заинтересованно оборачивается на Сергея, но тот Мишелю улыбается, и Михаил обратно возвращается к Кузьмину, с новой силой его занимая разговорами. Понимает. — Бери солдат и уходи. Мозалевский кивком головы прощается и снова теряется среди солдат, только каждое лицо изучает внимательно, медленно выцепляя из полка нужных ему людей. У Александра получается быстро с каждым из новоиспеченных заговорщиков перекинуться парой фраз, чтобы не вызвать вопросов и паники среди солдат, после чего Мозалевский с солдатами садится в повозку и разворачивает её, обратно Около 12:10 дня Мозалевский через Богоуславскую заставу снова въезжает в Васильков, но сейчас он едет путём совершенно другим: не заезжает на главную площадь, старается как можно меньше встречать по пути людей, а для того едет глухими переулками, в скором времени Васильков покидая через Киевскую заставу и поворачивает вправо на деревню Бугаевку. Солдаты, что в поводке его сидят, давно не спрашивают причин своего здесь нахождения — во время поездки до Василькова Александр вкратце им все рассказал, а потому, наконец Васильков позади оставляя, Мозалевский мчится в Киев. --- 13:12 дня. Мозалевский выезжает на большую Васильковскую дорогу: она находится совсем под Киевом, а это значит, что не зря юноша гнал лошадей: половину дела он сделал, осталось лишь письма по адресам развести. Только вот что-то нужно придумать, чтобы к себе не привлекать внимание, а с огромной пачкой Катехизисов, где с первой же страницы идет осквернение Государя, сделать это становится очень проблематично, а ещё следует учитывать, что Киев — крупный город и там на каждой улице много жандармов, ну ничего. Александр останавливает у обочины повозку, прежде убеждаясь, что на дороге нет лишних людей и выдает солдатам, которые едут с ним, гражданские платья. Далее, пока солдаты переодеваются и с промокших от пошедшего снега шинелей походными ножами срезают погоны, Мозалевский вытаскивает из пакета Катехизисы, которые распределяет на две части: для одного рядового и унтер-офицера Николаева. Второго же рядового предполагается оставить для охраны лошадей. — Здесь до Киева идти менее пятнадцати минут. Вы как только туда прибудете по Подолу и Печерску разойдитесь, там раздавайте людям, которых встретите, эти Катехизисы, либо оставляйте в наиболее посещаемых местах, но главное: не попадитесь с ними жандармам и постарайтесь, как можно скорее их сбыть с рук. Когда все раздадите, ожидайте меня около Подольской заставы. — офицер и рядовой переглядываются — в их взглядах виден страх, но Мозалевский ребят подбадривает, как может, после чего отъезжает от них и продолжает путь свой по дороге в сторону Киева: главное не забыть ему в самом глухом и тихом районе лошадей оставить, да не привлечь бы к себе внимание. Не проходит и пяти минут, как юноша, окольными дорогами известными вероятнее всего только ему одному, въезжает в Киев миновав заставу на Печерске позади госпиталей. Там заговорщиков естественно никто не ждет, поэтому застава пустует, ведь донесения от Трухина и остальных, кто присутствовал при мятежном полку в Василькове, синхронно гласят, что заговорщики идут в противоположную сторону: для того, чтобы Киевские власти до сегодняшнего дня так думали и была нужна вся эта конспирация Мозалевского. Александр останавливает повозку у нежилого дома, в тихом районе и потягивается: сейчас пусть пока солдаты его работают в городе, а он выйдет вечером, чтобы точно избежать нежелательных встреч с жандармами. Мозалевский слабо зевает и роняет голову на грудь: до ночи успеет ещё поспать. Почти в это же время в Васильков входит с ротой Соловьева Быстрицкий и даже не уходя далеко от заставы, по восторженным переговорам людей узнает, что Сергей Муравьёв-Апостол уже из Василькова вышел, потому не раздумывая и не задерживаясь выходит с ротой из Василькова, тоже в сторону Мотовиловки. --- 13:35 дня Сергей Муравьёв-Апостол покидает на время свой пост командира и предводителя полка, и подходит к Михаилу Бестужеву-Рюмину, который почему-то выглядит несколько отрешенно и весь путь не говорит ни с кем. Может случилось у него чего? — Сергей Иванович, вы уверены, что мы, не зря сейчас вышли? Просто вдруг получится так, что нам сражения в Мотовиловке ждать придется, а до Ковалевки мы не дойдем из-за снегопада, который уже неделю кажется не прекращается? А вдруг там не так к нам отнесутся доброжелательно? — спрашивает у Сергея Михаил и усмехается, потеплее кутаясь в шинель. — Я, честно, волнуюсь. Но доверяю вам. Юноша потирает ладонью замерзший нос и едва улыбается Муравьёву-Апостолу. — Все будет хорошо, Михаил. Вы не волнуйтесь понапрасну. Я все продумал. — Сергей прячет под фуражку выбившиеся волосы, которые ветер неприятно задувает в глаза и переводит взгляд, как и тему разговора — Сколько ещё до Мотовиловки? — этот вопрос адресован уже капитану Грохольскому. В любом случае, правильным было решение Сергея или нет, «Южное» общество уже вышло и теперь думать надо о собственном успехе, чтобы в случае победы получилось помочь тем, у кого ничего не вышло, например, северянам, а то ведь в скорлупе своей от страха вечно сидеть можно. Только смелые получают то, к чему идут — это Муравьёв-Апостол усвоил очень хорошо, а потому и сейчас трусить не собирается. Просто времени на это нет. — Около километра. Не много осталось. Муравьёв-Апостол прикидывает в голове, что через минут 15 они будут уже в Мотовиловке и робко улыбается — это известие юношу радует, потому как уже день в зените, а значит скоро начнет вечереть, и хочется, как можно скорее, добраться до населенного пункта, чтобы не сбиться с пути. Сергей ещё немного замедляет собственный шаг: он хочет проверить, никто ли, в конце, не отстает от их полка. --- 14:03 дня Наконец Черниговский полк вступает в Мотовиловку, до куда слухи об их походе тоже докатились: кому ведь не хочется панику в деревне посеять; да вот только реакция и итог получились совсем иными. Солдат при входе на заставу окружают люди: не так много, как в Василькове, а всё-таки для маленькой деревушки предостаточно; и доводят до самой центральной площади крича вслед поддерживающие лозунги. На неком подобии главной площади в этой деревеньке видит Сергей Иванович стоящие в полной готовности 1-ю гренадерскую роту и часть 1-й мушкетерской, которые как раз ожидают его прибытия. Муравьёв-Апостол, довольно сильно рассчитывающий на это подкрепление, радуется очень, что все-таки исполнили его повеление гренадеры, не бросили. Капитан Козлов находится при своей гренадерской роте — заметить его издали не так уж сложно, у юноши достаточно высокий рост и очень уж выразительные светлые волосы, почти как у Мишеля. А ещё глаза карие, но с дальнего расстояния их увы не видно. Сергей подходит к Козлову, но тут с его глаз будто пелена падает: если в своем полку видел юноша блестящие, горящие идеей лица, то среди гренадеров, увы, пустота. Лица их угрюмые, стоят они нехотя, едва замечают Сергея Ивановича и снова утыкают взгляды в землю. — Сергей Иванович, гренадеры мои, по команде вашей здесь собраны — начинает рапортовать Козлов, но Муравьёв-Апостол слушать его перестает ещё с первых слов, особливо задерживаясь взглядом на усталом лице гренадера: зачем ему слушать рапорт о людях, которых он с собой не возьмет? Есть ли смысл здесь спрашивать гренадеров готовы ли они идти с ними? По их лицам и так все видно: лишь пустая трата времени. — Я отгадываю ваши мысли, я вижу ваши уставшие лица и я совсем не намерен принуждать вас идти с нами. — обращается к гренадерам Сергей, прерывая тем самым рапорт Козлова. — Если из вас кто-то хочет с нами пойти, то не в коем случае от дела нашего я вас не отвращаю, но вижу: вы не можете быть нашими товарищами. Итак, возвратитесь на свои квартиры. Козлов хмыкает. На лицах гренадеров виднеется даже некоторая благодарность в адрес Муравьёва-Апостола, а потому едва получают они разрешение на уход, долго на площади не задерживаются, уходят обратно в деревню Снетинку; взвод же мушкетеров 1-й роты, квартирующийся в Мотовиловке, тоже расходится по квартирам, однако ж временный командир этой роты обещает Сергею Ивановичу, что выйдет за ними, когда дадут сигнал к выступлению. Солдаты Черниговского полка, заряженные энергией и жаждущие побед, нетерпеливо на площади топчутся, требуют двигаться дальше на Житомир, но Муравьёв-Апостол подходит к Бестужеву-Рюмину, который стоит совсем рядом, и к нему обращается с просьбой: — Давай вдвоем обратимся к солдатам, скажем им, что дневка здесь у нас. Нельзя пока идти вперед, потому что полк царский наверняка в засаде. Михаил вопросительно на Сергея смотрит, а после снимает треуголку с пером с головы, стряхивает с нее снег и снова надевает её на голову: это ведь офицерский знак отличия, а он ему всяко понадобится, дабы усмирять солдат. — А ведь я тебя спрашивал в пути ещё — не придется ли ждать в Мотовиловке. Надо было Стаса тебе все-таки послушать, не надо было идти сюда. Ну ладно, поздно уже. — с толикой досады говорит Михаил, и Сергей мысленно юношу благодарит, что тот не бросает его, даже несмотря на то, что Муравьёв-Апостол верно ошибся, а все-таки помогает юноше решать проблемы по мере их поступления. И на том спасибо. Бестужев-Рюмин выходит с Сергеем к солдатам, и те замечают офицера, выкрикивая что-то в поддержку: Михаил морщится от столь громких звуков и даже неосознанно тянется руками к ушам, но все-таки сдерживает себя и через силу солдатам улыбается. — Солдаты, дорогие, прошу понять нас, по предложению командира полка мы здесь дневку устроим, ибо царские жандармы в засаде, нам сейчас выходить опасно. Всего день, и мы продолжим двигаться. Сергей Иванович разведает ситуацию и наступление продолжиться. Пока расходитесь, отдыхайте, наверняка ведь от похода устали. Несмотря на то, что Сергей, как и сам Михаил ожидали, что солдаты не примут торможения их желаний, те переговариваются друг с другом и улыбаются, спокойно по новым квартирам расходясь. Не зря все-таки Муравьёв-Апостол о помощи именно Бестужева-Рюмина попросил, который любого способен заговорить и успокоить — хоть в этом не ошибся. Сергей к другу подходит и обнимает его крепко, шепча на ухо слова благодарности. — Ну ладно уж, не стоит. Но дольше дня и я их сдержать не смогу. Так что давай решать, куда идем, времени у нас не так много. Муравьёв-Апостол в знак согласия кивает. Теперь осталось только обустроить и защитить заставы, после чего можно на время забыться в зыбком и слишком уж манящем спокойствии.