𝐋𝐢𝐭𝐭𝐥𝐞 𝐒𝐭𝐨𝐫𝐢𝐞𝐬 𝐰𝐢𝐭𝐡 𝐃𝐫. 𝐒𝐭𝐨𝐧𝐞

Две недели спустя

В глубокой ночи, покуда солдаты наслаждались сладкими картинами во снах, командир засиживался в медпункте за старым деревянным столом при тёплом освещении керосиновой лампы. Окно приоткрыто, и тонкий ветерок приносил запах дождя, что, несомненно, освежало голову. Около него лежал белоснежный пустой конверт, рядом тряпки, испачканные кровью. Грифель скользил по бумаге, наподобие скольжения коньков по льду, оставлял следы от карандаша, аккуратно выводя буквы. — Почему вы сидите здесь? — одна из медсестёр появилась перед ним, тут же начав с расспросов. Быстро исследовав глазами ранение, она в приказном тоне крикнула, — Белла, осмотри командира Снайдера. Девушка выглянула из-за ширмы, чуть прищурившись, посмотрела на главную медсестру. Кивнула в знак согласия, подошла к умывальнику и тщательно вымыла руки. Подойдя со спины, едва слышно, еле шевеля посиневшими губами, произнесла: — Снимите верхнюю одежду. Без лишних слов, без препираний и с полным повиновением — принялся расстёгивать пуговицы формы. И не без помощи Беллы стянул с себя первую вещь, при этом не издавая ни болезненного стона, ни меняясь в лице. Осторожно, плавно отдирая по ощущениям вросшую в рану майку. Молчал, терпел, глотал неприятные ощущения, — эта рана ничто по сравнению с тем, что творилось на поле битвы. На фронте, где ночь и день окутаны мраком и разрушением. Душераздирающая и омерзительная симфония войны разворачивалась перед глазами детей, молодых девушек и парней, стариков, и перед самой матушкой природой. Звуки взрывов рвали небо, губили жизни. Свет солнца отражался в камуфляжных шлемах солдат, скрывающих их чувства и страхи. Все в эти моменты сосредотачивались на выживании, на следующем дыхании, на том, чтобы прожить ещё один день. В окопах, укрытых грязью и палящим солнцем, солдаты делились крошечными радостями: письмами от дома, фотографиями любимых, последними пастилками или шутками, помогающие им сохранить надежду на победу. Эти моменты, такие ненадежные и одновременно прекрасные, как морозный рассвет, становились опорой во время этой адской мелодии на фоне криков умирающих в муках людей. Смерть и разрушение окружали их. Однако среди этой невероятной и пугающей силы солдаты находили в мгновениях единства и солидарности. Они стояли плечом к плечу, поддерживая друг друга, как герои. Это события на фронте, месте, где всё вокруг напоминало в прямом смысле мясорубку, красота человеческого духа переплеталась в вечной борьбе. Солдаты, сражаясь за убеждения и Родину, создавали живописное произведение искусства, которое навсегда останется в памяти, напоминая о цене мира. Наплевав на растекающееся по телу онемение, отодвинулся от девушки и сорвал майку, отбросив её как можно подальше. Опёрся локтями об стол и зарылся покрасневшими опухшими пальцами в растрёпанные, местами покрытыми кровью волосы. — Командир, с вами всё нормально? — спросила девушка, не позволяя себе коснуться вышестоящего по званию. — Кто-то лишился конечностей, чьи-то головы пронзали фашистские пули, от кого-то и следа не осталось. Пуля, застрявшая в плече — царапина, не имеющая особого значения, — Снайдер бубнил под нос, плавно повернул голову в сторону собеседника. — А я - ничтожество. Прикончить фашистского солдата не смог, — рука дрогнула. Оказался бессилен перед этим человеком. Тот клялся в своей невиновности и... Девичья ладонь со звоном соприкоснулась с щекой, приводя Стэнли в себя. Заставляя пребывать в состоянии негодования и лёгкого возмущения от неожиданности действий медсестры. Часть лица тут же начала приобретать соответствующий отпечаток руки и покраснения. — Все мы невинны. Проблема заключается в правительстве. Никто ж и подумать не мог, что начнётся война. По обе стороны гибнут ни в чём не повинные люди, — говорила Белла, заставив своими словами замолчать командира. Взяла в руки медицинский пинцет, принялась тут же извлекать пулю. — Будь я на вашем месте, то погибла при первой же бойне. Вы сильны, хоть и дрогнули. Да, по вашей вине мы проиграли часть земли. Но без потерь мы не сможем разбомбить врагов. Руки художника, накладывающие швы, становились мостом между болезнью и заживлением, между раной и новой жизнью. Игла, подчиненная мастеру, инструмент, восстанавливающий порванные мягкие ткани плоти. Её движения медленны и аккуратны, словно она — художник, восстанавливающий хрупкое полотно. — Бел, если твои слова дойдут до главнокомандующего, тебя расстреляют без разбирательств. Сочтут предателем Родины. Стэнли осознавал и разделял позицию товарища, однако такое в их обществе запрещено говорить. Неужто беспокоился за жизнь юной леди? — Вам-то что? — съязвила Белла. Каждый стежок — это шедевр внимания и ухода. Рана, которая начинала сливаться под нитями, возникающее местом надежды и исцеления. Это как картина, начинающая приобретать свой окончательный облик. Медсестра вкладывала в каждый стежок заботу, чтобы создать наилучшие условия для заживления. Момент, когда последний стежок приносил завершение — символ новой главы в жизни пациента. Грубо перехватив запястье, мужчина до боли, нет, до хруста сжал конечность так, словно в ней не было жизни. Скрипел зубами от возмущения, словно внутренний шторм бушевал душе. Светлые глаза, искрящиеся яростью, сверкали, как два огненных факела в тёмной ночи. Брови нахмурены, напоминая горизонтальные молнии. Каждое движение было как удар кувалдой, наполненное безграничной и опасной силой. Крупные руки сжались. Мускулы шеи напряглись, создавая видимую лавину напряжения, которая словно прокатилась по телу. Горячая красная вспышка на щеке усилилась, когда кадык дёрнулся от сглатывания слюны. Белоснежные волосы, низко срезанные, подчеркивали сильные черты лица. Каждая линия, будто выточенная из мрамора, обретала особую выразительность в этот момент. В том мгновении, когда он скрипел зубами от возмущения, он был самой живой и вдохновляющей картиной, напоминая о том, что человеческие эмоции могут быть разрушительными. — Мне больно! — сказала девица. Наконец отпустил руку, и этот момент был наполнен интенсивностью. На её коже остались следы сильного сжатия, как памятники мимолётного столкновения двух миров. Длань, которая казалась крепкой и надёжной, теперь ушла, оставив за собой мгновение ненависти. Отплыл, словно корабль в океане, унося с собой часть собственной сущности. Очи, которые только что воевали взглядами, были наполнены сожалением. Они могли сказать так много, но теперь оставались немыми, словно заключив пакт молчания.