А скоро будет весна

Юношеская любовь такая несуразная и прекрасная. Похожа на стекляшки калейдоскопа. Всего лишь странные бусины, грубые цветные осколки. Но стоит повернуть, и две неказистые фигуры сложатся в прекрасный узор, что не способен вообразить себе ни один художник. Юношеская любовь такая. Никогда больше не повторить этот узор, как ты не крути эту трубу. Наверное, мы не придаем значения нашей школьной любви даже в то время, когда кричим о ней так громко и надрывно. Мы бьемся с пеной у рта, доказывая, что это на всю жизнь. Вот только сами же с горечью понимаем, что все может погаснуть. Это лишь ветер весны, что, мы все это знаем, очень быстро унесется прочь. Любят ли в юности по-настоящему? Вот только это чувство такое же нескладное, как и сами подростки. Это не страсть и привязанность молодости, не надежность и уверенность зрелости, не опора и поддержка старости. Даже не наивность детства! Это совсем иное. Мы сами не знаем, что это, поэтому не можем любить как следует. Либо картинно, напоказ играем во взрослые отношения, что видим в фильмах, смущая прохожих, либо называем любовью дружбу, внося в нее внешние атрибуты любви. Если вы обнимаетесь в автобусе и глупо хихикаете, это еще не значит, что вы самые любящие люди на планете. А мы любили? Сегодня мы с Мобэем могли смотреть клипы каких-то музыкантов, сухо комментируя гитарные партии и новые костюмы, а завтра, ощутив тактильный голод, сидеть очень близко, сгорая от смущения и безграничной тяги. Мобэю нравилось дышать в унисон, я не возражал, но и не вносил инициативы. Тот вечер… Никогда больше не было ничего подобного. Нам просто вдруг захотелось быть вместе, что-то проснулось в наших телах иное, вне этого мира. Я любил его так сильно, я любил самого себя. Я не понимал себя! Анализируя все наши дни, проведенные вместе, я пришел к выводу, что мы оба были безгранично одиноки. Внутри Мобэя была огромная дыра, откуда выла вьюга, во мне самом была тьма. Это одиночество связало нас вместе. Найдя свое отражение друг в друге, мы стали по-другому видеть этот мир. Мы нуждались друг в друге. Полюбив кого-то похожего, мы полюбили себя. Наша связь была намного сильнее, чем я думал. Намного долговечнее узора калейдоскопа. Она же и принесла нам боль. Это я понял лишь позже. Экзамены приближались с бешеной скоростью. Я усиленно стал учиться, снова порой игнорируя сон. В нашей стране слишком много людей, слишком много старшеклассников, что мечтают обрести статус студента. Огромная конкуренция! И мне нужно было стать достойным противником. Я занимался на дополнительных занятиях, учил эти сухие формулы и без конца что-то читал. Моя мечта была так близко. Очень скоро я увижу свое имя в списках, мне придется ходить на пары в огромные аудитории, я познакомлюсь с новыми прекрасными людьми и стану невероятным специалистом в своей области! А еще напишу книгу! Я любил думать об этом, когда смотрел на горы из своего окна. Будто это они хранили мое будущее. Заседания клуба стали теперь реже, но все же мы, превозмогая усталость, с радостью бежали на очередную встречу и читали интересные книги. — Голова пухнет от учебников! — Нин Инъин уже лежала на столе и с тоской смотрела в окно. — Вы — единственное, что еще держит меня на плаву. — Где же твой оптимизм? — Ло Бинхэ потрепал ту по плечу, на что не последовало никакой реакции. — Инъин, ты же хочешь стать педагогом! Поэтому сейчас нужно учиться! — Мин Фань влез со своей поддержкой. Но говорил так вдохновленно и красиво, будто читал неправдоподобный лозунг. — Знания — это путь в будущее! Не стоит предаваться унынию! Ты… — Блин, какой зануда, — Ша Хуалин фыркнула, но от чтения маньхуа с яркой обложкой не отвлеклась. — Мин Фань, — Инъин подняла голову. Пучки волос немного распушились, напоминая хвостики кроликов. — Когда человек ноет, он хочет, чтобы его пожалели. Советы никому не нужны. Считаю, что это очень верная мысль. В итоге, мы собирались, чтобы поныть, а потом начинали обсуждать какие-то книги. Шэнь Цинцю начал говорить что-то о немецких романтиках, но я не слушал его. За окном был чудесный закат. Весна. Наступила весна. Солнце было оранжево-розовым, без зимней тусклой дымки. Весна — это начало чего-то нового. Вся жизнь — это ожидание весны. Юность — это тоже человеческая весна. Мы были на пороге ее окончания. Я так часто улетал куда-то мыслями, что не замечал никого вокруг. Поэтому пока Цинцю не толкнул меня, я даже не понял, что мне звонила тетя. Вроде бы она хотела уточнить что-то про ужин. Зачем я вспоминаю это? Потому что в моей памяти оживают лишь моменты, связанные с Мобэем. Как кривая мозаика. После того вечера мне было отчего-то немного стыдно смотреть Мобэю в глаза. Причем это смущение пришло уже после, на следующий день. Поэтому я вновь временами пытался сторониться его. Поэтому все время нашего заседания я старался игнорировать его присутствие. Он этого не заметить не мог. — Хм, ну и что с тобой? Стоило мне выйти на улицу, чтобы ответить на звонок тети, как он пошел следом. Когда я обернулся, то оказался чуть ли не прижат к стене. Комок страха, предвкушения и волнения завибрировал в груди. Позади Мобэя было то самое весеннее солнце. Весь мир будто растворялся в его лучах. — Ничего. Даже мой голос дрогнул на конце. Пальцы Мобэя приподняли мое лицо за подбородок. Взгляд его был сосредоточенный и изучающий. Будто я был лабораторной мышью, в которую ввели дозу смертельного препарата. Даже спустя столько лет я помню, как солнечные отблески сделали его глаза ярче, полностью сбросив с них темноту. Я увидел ту еле проступающую синеву, что скрывалась в самой глубине. А в следующую минуту я услышал смешок и почувствовал, как его лицо приближается к моему. Мне ничего не оставалось, как зажмуриться и слегка отпрянуть. Еще бы одной дозы смущения я бы не пережил. — Забавно. Мобэй продолжил разглядывать. Я чувствовал его взгляд всем телом. Он будто лег на меня невидимым тяжелым покрывалом. — Боишься? А если укушу? — Дурак. Пальцы сильнее сжали подбородок и резко развернули к себе. Честно, я успел испугаться. Я распахнул глаза и весь сжался. Как будто забыл, что значит для меня этот человек теперь. Отголосок слабой боли спустя секунду возник где-то под подбородком. — Что-что? — Ты же не обидишь меня, да? Мои плечи напряглись. Банальная фраза, да? Очень глупая. Но я хотел удостовериться. — Не обижу. Пальцы легко погладили напоследок кожу и исчезли. Я помню, что они были прохладные. Солнце еще не грело. — Я тебя не обижу. Этой короткой фразой Мобэй навсегда перечеркнул любую вероятность того, что он может причинить мне боль. Я же ничего такого не говорил. В этот же вечер или в другой, не помню, он пришел ко мне домой. Мобэй тогда очаровал тетю! Я даже начал ревновать! Она подкладывала ему побольше еды, что-то со смехом рассказывала, расспрашивала. Даже смогла добиться того, что Мобэй улыбнулся! Они даже как-то шутили, когда говорили обо мне! Кого я ревновал больше? — Занимайтесь с перерывами! Я кивнул и закрыл комнату, разделив этих двоих. Пф, перерывы. Как будто с Мобэем я вообще смогу заниматься! Но я все равно показательно сел за стол и начал раскладывать книги. Мобэй пододвинул кресло и сел рядом, но никаких тетрадей не достал. Просто смотрел на меня и все. — Мне нужно заниматься, — я зачем-то сказал это вслух. То ли для него, то ли для себя. — Я хочу поступить в университет. Это моя мечта. Мобэй кивнул. — Давай заниматься. Мы должны хоро… — А куда ты хочешь поступать? Мобэй подвинул кресло ближе, так, что у меня бы уже не получилось никуда сбежать. — Потолком я для себя избрал все же университет в Шаньдуне. И близко, и престижно. Может, рассмотрю Нанкин. Потом следуют по рейтингу: Чжэньчжоу, Цзянсу… — Ты не планируешь уезжать в Пекин? Мобэй казался таким шокированным, что мне захотелось рассмеяться. Я даже сейчас удивлен тому, что он спросил это. У такого, как я, нет шансов на самый топовый вуз. То, что я выбрал эти вузы, уже для меня было рискованным. Представьте огромный двадцатиэтажный дом. В каждой квартире живет по три человека. Всего около трехсот квартир. Представили? И все эти люди — это претенденты на мое место в университете. Только на мое место! Мне нужно доказать, что я самый лучший. В Пекинском такая двадцатиэтажка была еще больше. Я не мог так рисковать. У меня не было того уровня знаний, оригинальности, денег и уверенности, чтобы прокладывать себе дорогу через Пекинский. — Не смеши меня, — я фыркнул и махнул рукой в его сторону, отчего он как-то растерянно моргнул тогда. — Где я и где Пекин? Смешно. Туда должны поступать гении вроде Бинхэ, Цинцю или Минъянь. Их именовали лучшими учениками школы, а не меня. Также туда должен поступить ты, — я на этих словах ткнул его пальцем в грудь, но Мобэй даже не вздрогнул. — Ты очень умный, талантливый, способный и… — Ты тоже, — пожалуй, отчетливей всего я помню, как он сжал мое запястье и притянул к себе. Я на этом моменте уже перестал думать. Просто одна моя часть осталась на стуле, а другая перекинулась в цепкие лапищи. — Ты умный и талантливый, Цинхуа. Я не мог не улыбнуться. Верил ли я в эти слова? И да, и нет. Мобэй не стал бы мне врать. Но и я не стал бы идти наперекор своей низкой самооценке. Поэтому лишь молча погладил свободной рукой Мобэя по плечу, не пытаясь больше объясняться. — Я поеду с тобой. Мои пальцы дрогнули на этих словах. Мобэй… Он действительно тогда сказал это. — Мобэй? — хватка на моем запястье усилилась, но не причинила боли. — Не стоит. Лучше выбрать вуз с более высоким рейтингом. Я уверен, что… — Я поеду с тобой, — на этих словах меня слишком сильно дернул, и я буквально врезался в Мобэя. И отодвигаться мне уже не хотелось. — Даже если никуда не поступлю. Я просто поеду с тобой… — Балда! Ты должен поступить! Обещай, что поступишь в университет! Тогда я несильно ударил его плечом, чем спровоцировал лишь слабый смешок. В ответ он лишь обнял меня за спину и кивнул. Я не мог позволить, чтобы он даже говорил такое. Без учебы в университете ты был никем, поэтому Мобэй обязан поступить, обязан стать лучше. Но мне невероятно льстило, что он мог отказаться от всего из-за меня. Уткнуться в его плечо было сущим удовольствием. Запах ледяных гор. Мне хотелось остаться в таком положении навсегда. Казалось, когда я рядом с этим человеком, все внешние страхи отступают и становятся такими мелочными. Возможно, Мобэй чувствовал нечто похожее. Вот только я тогда не знал, что очень скоро мне предстоит трудный выбор. — Мобэй, я бы хотел как-нибудь встретить с тобой рассвет. Эту спонтанную фразу я произнес, когда смотрел в окно. Темное небо сейчас выходило откуда-то из-за гор, наползало на них тучами. Оттуда же и появлялось сонное солнце. Я слишком любил поспать, поэтому даже в бессонные ночи умудрялся заснуть именно перед самым рассветом. Я никогда не видел, как рождался день. Вернее, не замечал. Но сейчас во мне появилось это желание: увидеть рассвет вместе с Мобэем. — Хорошо, — он полуулыбнулся и погладил большими пальцами мои запястья. — Если мы уедем вместе, то снимем квартиру, где встретим наш первый рассвет. Я не ответил. Меня так поразили эти слова, что я решил считать их шуткой. Ох, как же я ошибался! Мобэй реально тогда загорелся идеей, что мы снимем квартиру. Нет, он не говорил ничего, не обсуждал со мной этого. Но краем глаза, когда мы сидели вместе, обедали, решали задачки или что-то еще, я заглядывал в его телефон и видел, как он читает и про Шаньдун, и про Нанкин… Читал про университеты, про районы, про климат… Про все. Я не подавал виду, что мне это известно. Меня пугало, что этот человек реально может так хотеть быть со мной. — Этот город ассоциируется у меня с одиночеством. Не помню, как мы пришли к этому. Может, Цинцю вновь бросил меня ради Бинхэ, и я пошел домой с Мобэем, а может и что-то еще. Но просто в один момент я услышал это. — Почему? — Тут я один. Всегда один. Хочу уехать. Один… Да, Мобэй был один. Дома и даже в школе. Каково дружить с тем, кого постоянно окружают люди? Окружают его, а не тебя. От тебя же все бегут с широко распахнутыми глазами или же делают вид, что тебя здесь нет. Когда Бинхэ с одноклассницами, те игнорируют Мобэя. Ни одна ни разу не сказала ему что-то такое же милое. Даже не поздоровалась! Когда они говорили «привет», они смотрели на Ло Бинхэ. Ни разу никто из парней не позвал его что-то обсудить. Все считали, что он нелюдимый. Но это люди сделали его таким! Да, он молчалив, да, у него другие интересы, да, он любит утыкаться в свой блокнот и слушать музыку, но именно так он спасается от реальности! Так же, как и я… Я был счастливым, по сравнению с ним. Если бы весь мир можно было сравнить с солнцем… Я видел закат. Мобэй же видел лишь луну. Когда ты находишься в темной бездне с рождения, ты не замечаешь ее. Лишь стоит тебе почувствовать лучи тепла, как ты вдруг осознаешь весь холод, что все это время пробирал до костей. Для Мобэя эти чувства были теми самыми лучами. Он тянул ко мне руку, чтобы я вытащил его из этой бездны, его мучительной колыбели. Я этого не понимал. Почти. Когда ты юн, ты слишком беспечен, ты думаешь лишь о себе и совершенно не понимаешь других. Ты и не можешь их понять. Но я старался. Мне очень хотелось, чтобы он открылся. Однажды Мобэй не пришел на наше заседание. Я очень удивился, когда увидел Ло Бинхэ в одиночестве. Тот подсел к Цинцю и улыбнулся. Только ему. Машинально я посмотрел в свой телефон. Тоже пусто. — А где Мобэй? — спасибо Шэнь Цинцю, что именно он задал этот вопрос. Наверное, просто заметил мою растерянность. — Он не придет, — Бинхэ как-то задумался. Его взгляд отчего-то показался мне очень тяжелым. — Приехал отец. Больше он ничего не сказал. Не помню, какая погода была за окном. Вроде бы было пасмурно. Весна тоже не бывает без туч. Я лишь тогда почувствовал, какую-то надвигающуюся тревогу. Однако всерьез ее не воспринял. — Ничего особенного. Просто приехал отец. Вот и все, — Мобэй пожал плечами, но я не был удовлетворен. Мы сидели на скамейке в небольшом местном скверике, пили какой-то чай с разными фруктами и ягодами, решали уравнения и смотрели на цветущие деревья. Вроде это были персики. Небо было очень голубым, каким-то неправдоподобно ярким. Такое бывает только весной, когда уходит снег, цветут деревья, а солнце становится теплее. Даже когда грустно, хотелось улыбаться. Я не верил Мобэю. Но мне и не хотелось его мучить. Если у него не было желания рассказывать об этом, то мои расспросы все бы усугубили. — Если тебя что-то гнетет или бесит, ты всегда можешь сказать. Иначе зачем я здесь? Мобэй немного помолчал, а затем тихо усмехнулся. Несколько лепестков упало ему на волосы, но я не сказал ему об этом. Я день и ночь решал разные варианты и продолжал повторять теорию. Иногда я просматривал сайты вузов и представлял, как буду там учиться, ходить по коридорам, гулять в университетских садах и оставаться по вечерам, чтобы поесть с одногруппниками какой-нибудь вкусной и вредной еды, обязательно перед этим написав тете, что хорошо питаюсь. Такой была моя мечта. Да, моей мечтой было поступить в университет. Также я с детства желал писать, больше всего мне хотелось стать писателем. Две мои мечты. Так почему в мою жизнь ворвалась еще одна? Разве может человек хотеть так много? «Разве мог он тогда предположить, что разрушил мою уверенность в своих мечтах?» Я хотел остаться с Мобэем. Я не мог понять своих чувств к нему, не мог определить их, дать какое-то объяснение и растолковать их самому себе. Нет, я не мог понять его чувств! Почему такой, как он, полюбил меня? Не знаю, не знаю, не знаю! Я скажу так: любить молча было понятнее. Но все же… Я хотел быть с ним. Но почему же я не мог радоваться инициативе Мобэя? Он все еще планировал поехать вместе туда, куда я буду поступать. Меня пугало то, что во мне было много желаний, что я был жаден до них. У него же была лишь одна мечта. Одна. «Для кого-то ты и есть счастье, ты та недосягаемая сладкая мечта». Однако, просыпаясь иногда по выходным в кровати, сладко потягиваясь и смотря в окно, я представлял, как рядом со мной лежит Мобэй. Он тихо усмехается, загораживая от меня яркое солнце, и говорит: «Доброе утро». Наверное, я бы упрямился и не хотел вставать, желая бросить в него подушку, когда он, уже стоя возле кровати, говорил бы мне идти умываться. А стоило бы открыть дверь, как аппетитный запах утянул бы меня на кухню. В моем воображении Мобэй хорошо готовил. Тогда бы мы буднично о чем-то говорили, я бы клевал носом, а Мобэй легонько пинал меня под столом. Неужели такое возможно? Я стал типичным влюбленным подростком, что мечтает о «долго и счастливо». И это иррационально давало мне сил учиться. — Что ты там высматриваешь? Однажды я со смехом решил все же нагло посмотреть в экран телефона Мобэя, но он лишь отвел телефон в сторону и впечатал свою ладонь в мое лицо. — Слишком любопытный. — Атпуфхти! — Не будешь смотреть в мой телефон? — Тхам люпофная пехепифка? Я снова смог дышать, когда рука переместилась на мое плечо. Мне очень хотелось показать язык этому беспардонному наглецу, но я лишь фыркнул. Мобэй только с усмешкой приподнял бровь и ничего мне не сказал. Я сделал вид, что обиделся, но не смог долго притворяться. Я все еще думаю, что мы вели себя как-то не так, но мы и не знали, как правильно. Хотя знает ли кто-то? Я почти не обсуждал с Цинцю свои отношения, но тот и не встревал в это. Наверное, ему было даже спокойно, если он слышал об этом нечасто. Лишь иногда я ловил его долгий взгляд, направленный в нашу с Мобэем сторону. Он будто пытался что-то понять, что-то осмыслить. Но это что-то явно давалось ему с большим трудом. Затем появлялся Ло Бинхэ, и все внимание переключалось на него. Весна. Она уже полностью хозяйничала в мире. Снега больше не осталось. От этого было еще тягостнее: такие прекрасные деньки тратить на учебу! Из школы мы уходили уже тогда, когда не оставалось и следа солнечных лучей. По выходным были дополнительные занятия. Наши заседания тоже превратились в подготовку к экзаменам. Один день напоминал другой. Мне казалось, я схожу с ума! Иногда я садился по утрам на кровать и думал: а зачем мне все это? Потом шел в ванную и представлял, что совсем скоро меня туда будет гнать уже не тетя. Как легко меня можно было переключить! Мы с Мобэем выбрали совсем неподходящее время, чтобы влюбляться. Я крутил педали, смотрел на серо-персиковое небо и мечтал, мечтал, мечтал. Даже сам уже не знал, о чем именно были мои мечты. В один из дней я увидел Мобэя на улице. Вроде я тогда ехал в магазин. Я бы с радостью подъехал к нему, если бы не увидел рядом с ним высокого и статного мужчину в черном длинном пальто. Я сразу понял, что это отец Мобэя. Они были очень похожи. Только мужчина был чуть выше, а выражение его лица еще более непроницаемым и со следами многолетней усталости. Я видел их издалека, но мне показалось так. Странно, но мне тогда пришла на ум мысль, что Мобэй по сравнению с отцом выглядит живым. Не знаю почему. Они оба ни о чем не говорили, лишь шли неторопливо, как потом оказалось, в сторону блестящего белого автомобиля, от поверхности которого отражалось солнце. Почему-то в этот момент мне почудилось, что между нами уже тогда выстроилась стена. Хотя бы в виде этого высокого и какого-то твердого мужчины с легкой сединой на висках. Мобэй не замечал меня, просто равнодушно смотрел вперед, идя бок о бок со своим отцом. Не похожи они были на любящих отца и сына, нет. Никто и предположить из нас не мог, что это лишь начало. Приезд отца Мобэя отдалил нас. Тот вдруг, вспомнив о существовании своего сына, принялся контролировать подготовку к экзаменам. Мобэй с легкой усталостью смотрел на меня в школе, когда я делился с ним обедом, возвращая свой долг. — Скоро лето! Скоро кончится этот ад, и мы поступим в университет! Мобэй лишь с легкой усмешкой кивал. Наверное, его мечта тоже была тем единственным лучом света, что подпитывала его в это время. Теперь я любил занятия допоздна. Я буду лжецом, если скажу, что не скучал по прогулкам с Мобэем и нашим «занятиям», когда мы просто говорили о всякой ерунде. Ну, или я говорил. Будто это было давно. Время шло быстро и медленно одновременно. — Отец хочет как лучше. Он прав. Нужно готовиться. Мобэю не очень нравилось, когда я защищал его отца, но ничего против он не говорил. Лишь хмурился и нервно дергал плечами. Как ребенок, которого ткнули в то, что он не прав. Может, он обижался на меня в такие моменты. Я спрашивал его об этом, но он привычно ничего мне не отвечал. Только хмурился и отворачивался. Я не знал, как реагировать и что говорить. И это молчание меня угнетало. — Мобэй, поступай в Пекинский. У тебя есть возможности, деньги, ты… Я решил, что так будет лучше. Что забыл Мобэй в провинциальном университете? С таким отцом, с такой репутацией и с такими способностями ему нужно взбираться на вершину. Его ждала великолепная карьера, о который каждый из нас только и может мечтать. Именно понимание этого и не давало мне покоя. — Нет, — он злился, когда я говорил об этом. — Это самый престижный университет! Блин, если ты его закончишь, у тебя все шансы на… — Ты не хочешь, чтобы я ехал с тобой? — один и тот же вопрос. Один и тот же напряженный взгляд, от которого я терялся и скукоживался. — Я хочу, чтобы у тебя было блестящее будущее! Ты ведь… Достоин этого… Наверняка что-то похожее говорил ему отец. В эти минуты Мобэй, вероятно, испытывал настоящее отчаяние. Но мне всего лишь хотелось, чтобы он не загубил свой потенциал! Я сам мечтал об университете еще с начальных классов! Но потом реально взвесил свои возможности, финансы и применил теорию вероятностей. Я стал составлять список университетов для себя еще в средней школе, постоянно каждый год обновляя статистику вузов и следя за их рейтингом. Ни Пекин, ни Шанхай мне не светили, я это знал. Счастьем для меня была именно учеба в университете. Но как объяснить мое видение Мобэю, у которого была совсем иная мечта? Мы не развивали эту тему дальше. Наверное, если бы мы хоть раз спокойно об этом поговорили, все могло быть иначе. Или нет. Я не знал, что Мобэя ждало дома, не знаю и сейчас. Понимаю лишь то, что Мобэй просто ничего не испытывал к своему отцу. Это было похоже на мои встречи с матерью. Мне лишь хотелось, чтобы эта посторонняя женщина быстрее уехала. Мобэй чувствовал нечто подобное. От осознания того, что у Мобэя нет никого вроде моей тети, никого, кого бы он любил, мне становилось тоскливо. Поэтому я хотел, чтобы хотя бы рядом со мной он не чувствовал того холода. — Скоро лето! Хэй, мы скоро станем студентами! Я повторял это очень часто, почти как какое-то заклинание. Для себя и для Мобэя. Это было нашим смыслом, может, разным. Все начало рассыпаться тогда, когда однажды я увидел светло-голубую машину, что проехала мимо нашей школы. Я никогда не видел машин с таким цветом, поэтому очень удивился, но как-то не придал этому значения. Не загружать же голову из-за каждой мелочи. Мобэй казался еще мрачнее, чем обычно, но по-прежнему молчал. Я не пытался ничего у него выпытать, хоть меня и угнетало то, что со мной не хотят делиться проблемами. Будто я был совсем чужой… — Дядя приехал. Лишь однажды Мобэй будто в пустоту произнес это. Я про себя подивился тому, сколько у Мобэя, оказывается, есть родных людей, которым друг на друга плевать. Очевидно, что приезд еще одного родственника не особо его радовал. Но я не лез. Весна пока лишь надвигала тучи. Я чувствовал, что что-то вот-вот готово раскрошиться. Как стекло в этом самом чертовом калейдоскопе. — Ты все же напишешь на первом месте Пекин? Пришло время начинать думать о заявлениях на поступления в вузы. Я делал вид, что не слушаю разговор Мобэя и Бинхэ у себя за спиной. Лишь грыз карандаш и отчего-то не дышал. — Может, напишу, чтобы он отстал. Но не буду туда поступать. Не хочу. — Хм, понятно, — Бинхэ как-то очень многозначительно хмыкнул и, мне показалось так, развернулся в мою сторону. Я чувствовал это спиной! Я и не думал тогда, что у Мобэя какие-то серьезные проблемы с отцом! Я совершенно забыл о том разговоре в кафе. Тогда я лишь посетовал на абсолютное пренебрежение своими желаниями и отсутствием устремлений. А сейчас я вдруг осознал, что это все проблемы не какого-то отдаленного и незнакомого человека. Это Мобэй! Это его отец каждый раз капает ему на мозги про Пекин. А Мобэй не хочет следовать уже чужим установкам. У него теперь есть другая мечта. Я был виноват в этом всем. — Прости. У тебя из-за меня проблемы, да? Мобэй очень удивился, когда я спросил это. Коридоры школы уже были темные, кто-то не стал включать свет. Мы как раз собирались домой и неспешно шли к выходу. Цинцю с Бинхэ были впереди, но им было совершенно все равно, что мы там обсуждали и шли ли вообще. — С чего ты взял? — Твой отец хочет, чтобы ты поступил в Пекинский… Блин, я реально не могу туда поступить! Знаешь, я не настолько гениальный и богатый, — я лишь потер шею и опустил голову. В этот момент я ощутил свою ничтожность. — Но ты должен, да. Ты ведь… Знаешь, Шаньдун и Пекин не так далеко… Мы можем видеться на выходных и… — Я не хочу в Пекин, — Мобэй не колебался. — Я поступлю туда, куда поступишь ты. — Блин, не нужно… — Ты не хочешь? Я осекся. Лишь поджал губы и покачал головой, так и не поднимая на Мобэя глаз. Я чувствовал себя обузой. Но с другой стороны, я очень негодовал, что отец, который навещает сына пару раз в год и дарит подарки через курьера, вдруг решил, что вправе распоряжаться его будущим. Это нечестно! Дети — это не игрушка! Дети — это люди, которые не хотят играть в те же игры, что придумали их родители. Тогда-то я и увидел голубую машину вновь. Она стояла недалеко от ворот школы. Мобэй тоже ее заметил. Я почувствовал, как он напрягся. Неосознанно я тогда на мгновение взял его за руку. Не знаю, что нашло на меня! Я слишком сочувствовал ему! Я так радовался, что моей матери абсолютно все равно на мое поступление. И я был благодарен тете, которая поддерживала меня, помогала и в ущерб себе копила деньги. Она не была обязана это делать, но делала! Я никогда не смогу с ней расплатиться за все это… Ло Бинхэ в этот момент тоже обернулся к Мобэю и что-то спросил у того лишь взглядом. Дверца автомобиля распахнулась. Оттуда вышел стройный мужчина. Он встал прямо под фонарем, поэтому я мог его рассмотреть. Он оперся на машину и смотрел в нашу сторону, вальяжно поднося к губам тонкую сигарету. У него были длинные волосы, собранные в низкий хвост и перекинутые за спину. Темно-синее пальто было туго перевязано поясом на узкой талии. Каждый раз, когда он задирал руку, обнажалось бледное и красивое запястье. Со спины его наверняка можно было принять за довольно неординарную девушку, вот только лицо было мужское. Утонченные черты, в которых было что-то схожее с угловатостью Мобэя, завораживали и пугали каким-то холодом. Да, именно холодность. Будто перед тобой не живой человек, а лишь прекрасная идеальная статуя. Вытянутое лицо и острые глаза пленяли и отталкивали. Такого человека можно рассматривать на обложке, но невозможно представить, чтобы в него можно было влюбиться в реальности. Я даже не мог сказать, сколько ему лет. Выглядел он очень молодо. Дым от его сигареты улетал в небо. Будто те тучи напустил именно он. — Наконец, — когда мы приблизились к нему, он полностью проигнорировал всех и махнул Мобэю. — Я тебя заждался. Залезай. Мобэй замялся, посмотрел на молчавшего Бинхэ, а потом задержал взгляд на мне. Я заметил, как этот мужчина внимательно сканирует меня, отчего мне сделалось жутко. Поэтому мне оставалось лишь улыбнуться и кивнуть. — Пока? Мобэй будто ждал не этого. Но ничего не оставалось, как ответно попрощаться. Он прошел мимо и сел в машину. Хлопнула дверь. Когда я поднял голову, то встретился взглядом с этим самым мужчиной, что без интереса докуривал сигарету. В конце он слишком сильно сжал ее, отчего она слегка смялась и осыпалась. Я инстинктивно дернулся. После этого он развернулся и сел за руль. — Это Линьгуан, — Бинхэ ответил на тихий вопрос Цинцю. — Дядя Мобэя. Так я увидел еще одного родственника Мобэя. И ни один из них мне не понравился. Как могли люди, что хранили черты твоего любимого человека, вызывать лишь какой-то страх и странную неприязнь? Этот дядя пугал меня особенно. Он не походил на реального человека. Не знаю, почему я так считал. Поэтому я очень испугался, когда однажды увидел его недалеко от своего дома. Я уже собрался сбежать, но тут меня обескуражила улыбка того. Лицо, ледяное, каменное, вдруг показалось таким мягким и приветливым, что мне в момент стало стыдно за свои мысли. — Цинхуа? И голос уже не такой резкий. Очень плавный, певческий. Я кивнул. Он вновь курил, кажется, это были сигареты с ментолом. Я заметил, что виски у него тоже были немного седые. Будто их тронуло утренним инеем. Это было красиво. — Знаешь, я хочу вам помочь. Мне стоило бежать. Бежать сразу, как только я услышал это. Вот только через слова в мое тело проник парализующий яд. В этот день солнца не было видно.