А скоро будет весна

Самая большая ошибка всех людей в том, что они забывают основной наказ из детства: не разговаривай с незнакомцами. Я бы сделал много плакатов с этой надписью и развесил их по всему городу. Нет, стране! — А? О чем вы? Я остался стоять на месте и с непониманием смотрел на человека перед собой. Линьгуан картинно курил сигарету и улыбался. Почему-то мне представлялось, что через тонкие губы должен вот-вот промелькнуть змеиный язык. — О том, что я в курсе всего. Я лишь слегка нахмурился. Этот человек говорил так туманно и загадочно, что я чувствовал себя героем какой-то детективной дорамы. — Я рад. Жаль, что я ничего не понимаю. Оставалось лишь улыбнуться и попытаться прошмыгнуть в сторону, но тут меня схватили за руку. Дым оказался рядом с моим лицом, он проник в легкие. Горло свело подступающим кашлем. — Я знаю о тебе и Мобэе, — шипящий шепот прямо у уха, и я почувствовал, как у меня отказывают руки. Я в испуге поднял голову и встретился с тонкой улыбкой и изучающим прищуром. Не человек, а демон-лис! — Ох, о чем вы? Я не понимаю. Ну да, мы дружим и… — Парень, — Линьгуан тихо хохотнул и похлопал меня по плечу. Будто меня всаживали в землю. — Не гони чепуху. Я все знаю. Все. Ваши отношения для меня как на ладони. От его близости у меня был мороз по коже. Я старался не дрожать, но сами подумайте, как я себя чувствовал. Объявляется какой-то родственничек твоего…. Парня? Да, окей, твоего… Мобэя! Объявляется родственничек Мобэя и говорит, что знает, что мы дружно обрезали свои рукава! Что я должен был ответить? Да у меня была такая паника, что я буквально чувствовал, как меня перемалывают огромные холодные ножи. — Вау, что за взгляд? — Линьгуан выдохнул дым в сторону. — Я же сказал, что хочу помочь. — Откуда? Я сжал кулаки и поджал губы. Поразительно, но мне впервые было настолько все равно на себя. Смешают с грязью? Пусть. Разобьют мои мечты? Все равно. Опозорят? Ерунда. Но я не дам сломать жизнь Мобэя. В маленьких людях таится большая сила. — Знаешь, мой племянник отвратительно шифруется, — Линьгуан беспечно пожал плечами и принялся крутить зажатой между пальцами сигаретой. Пепел, словно снег, падал на землю. — Когда в скетчбуке все страницы забиты тобой… Ты же не думаешь, что я поверю, что вы лучшие друзья? Я не настолько тупой, много повидал… — Вы без спроса взяли его скетчбук? — такая детская злость. — Да как вы… — А что мне остается, если мой племянник считает меня пустым местом и не дает ему помочь?! Линьгуан неожиданно порывисто вскрикнул и импульсивно отбросил сигарету. Я растерянно застыл и лишь наблюдал, как он, тихо выругавшись, достает из пачки еще одну и поспешно пытается зажечь ее. Его пальцы дрожали и промахивались. Да, я растерялся от такой реакции и не нашелся с ответом, лишь решил все же послушать, что мне хочет донести этот странный мужчина. Линьгуан понял, что я намерен выслушать его. Он ждал этого. — Мобэй… Я желаю ему добра! Он… Когда он был маленьким, мы были очень близки. Честно, он был очаровашкой, — Линьгуан выпустил еле видное облачко и коротко улыбнулся в сторону. — Вот только мой брат, его отец, определил меня руководить самыми отдаленными филиалами на северо-западе страны. Ты представляешь, что это такое? Я не представлял, но кивнул. Мой ответ его удовлетворил. — Мобэй решил, что я бросил его. Уф, какой он упертый, — он фыркнул. — Я не могу порой даже связаться с ним по телефону, потому что связь никакая. И что в итоге? Он решил, что я бросил его, забыл, предал! Ты представляешь?! — я решил играть роль этакой подружки для исповеди до конца, поэтому кивнул. — Теперь он отказывается со мной хоть как-то взаимодействовать. Я ничего не могу из него выдавить! Он такой холодный, — тяжелый вздох слился с шумом ветра. — Да, то, что я сделал, это нечестно и неправильно, но… Только так я могу узнать о жизни своего племянника. Я совсем не знал, что на это ответить. Исповедь была настолько искренней, что я почувствовал неловкость за то, что расковырял чужую рану. Есть люди, которые могут поселить в других чувство вины из ничего. — Я вижу, как мой брат хочет реализовать свои далекие мечты через Мобэя. И понимаю, что это неправильно. Хэй, я вообще-то видел, как ты тогда взял его за руку. Плохо шифруетесь вы оба, — Линьгуан усмехнулся и подмигнул мне. Я почувствовал, как мое лицо краснеет, но сил оправдаться не нашел. — Да не парься. Не буду читать морали. Мне по боку вообще. Я лишь хочу, чтобы мой племянник не упустил то, что когда-то потерял я. — Потеряли? — мой голос казался мне тихим и хриплым. Это первое, что я смог вообще вставить в этот монолог. — Я когда-то очень сильно любил одну женщину, — я заметил, как лицо Линьгуана накрыла тень. По небу продолжали сонно плыть облака. Волосы задрожали на ветру. Будто мы переносились куда-то в прошлое. — Вот только у меня не хватило сил удержать ее. И я возненавидел себя за это. Я все потерял. Мне не дано больше увидеть ее, сказать ей то, что я так и не смог тогда открыть… — Вы ведь можете все изменить, — иногда у меня с языка срываются ужасные глупости, которые я не могу контролировать. — Цинхуа, — Линьгуан опустил сигарету и поднял голову к небу. Я посмотрел наверх следом. — Она давно мертва. В этой жизни я ничего не смогу исправить. Я прикусил язык. Перед глазами плыли тяжелые серые облака, которые вот-вот готовились упасть вниз. Если они придавят меня, я точно задохнусь. Облака — это много едкого дыма, что разъест мои легкие, как кислота плоть. — Не хочу, чтобы племянник повторял мои ошибки… Пусть он и не считает меня за родного человека… Но я все еще его дядя. Мы замолчали. Вернее, он. Я говорить больше не пытался. Я не понимал, что хочет от меня этот странный человек. Голова шла кругом, а перед глазами мелькал образ Мобэя, который садился в белую машину. Дверца захлопывается, и он уезжает далеко, туда, откуда больше не вернется. Я не хотел его терять. — Хотите уехать в Шаньдун или Нанкин? — я изумленно раскрыл рот, чем вызвал звонкий смешок. — Хах, да, я ужасен, я посмотрел черновик его заявления. Можешь злиться на меня, — я ничего не ответил. — Я помогу вам. Только не говори Мобэю. Уф, этот упрямец устроит мне такую истерику, если узнает. — Помочь? Как?! Мне очень хотелось схватиться за это темное пальто и потрясти этого странного эксцентричного мужчину, что продолжал вальяжно курить, когда говорил о судьбе двух людей. — Я прикрою вас. Как только узнаете результаты, я просто увезу вас, куда скажете. Да, мой брат, когда поймет, что Мобэй сбежал, будет в ярости, но… Не сможет же он злиться вечность. Да и я постараюсь его убедить. Сейчас с ним абсолютно бесполезно говорить. Он не отпускает Мобэя от себя. С ним или он, или в редких случаях я. Уф, два упрямца в семье — это нечто, — Линьгуан закатил глаза и покачал головой. Не знаю почему, но я не смог сдержать смешок. — Да, это рискованно, но вас отвезу я. Это лучше, чем вы вдруг пропадете ни с чего. Мобэя одного никуда не отпустят. Да и я дам вам денег на квартиру. Вы же хотели снять квартирку? Деньги откуда взять думали? — он снисходительно улыбнулся. Так реагируют воспитатели на шалости маленьких детей из своей группы. Ну да, про деньги мы думали в последнюю очередь. Мобэй просто горел идеей о нашем отъезде, а я… Не знаю, думал ли я вообще о чем-то… Мне кажется, я был очень безынициативным. И вдруг у нас появился помощник! Это было так неожиданно! Я тогда подумал о том, что человек, что так сильно любил однажды, может возродиться через чужую любовь. Может, так Линьгуан хотел искупить свою вину перед той женщиной и Мобэем? Просто помните, что любящие люди всегда остаются именно людьми. А истинный человек в первую очередь любит именно себя. Линьгуан сказал мне ничего не рассказывать Мобэю. Я с ним согласился. Это была самая серая весна, какую я когда-либо видел. Настал май. Время движется незаметно, когда дни похожи один на другой. У некоторых из моих одноклассников началась паника перед экзаменами. Я сам видел, как несколько девчонок после уроков однажды успокаивали свою подругу, у которой произошла истерика. В газеты попала новость об очередном самоубийстве старшеклассника. Я просыпался, когда было темно, и уходил домой, когда солнце уже засыпало. Мой путь к мечте был похож на прохождение очень темного каменного туннеля. — Не раздражай отца, — Мобэй непонимающе посмотрел на меня. Мы сидели в коридоре. Я не отвлекался от своей тетради, где что-то писал. — Просто согласись, что едешь в Пекин и все. Не нервируй его. — Ты с ума сошел? Я не поднял голову. — Цинхуа. — Просто прекрати ему перечить. Если Мобэй будет устраивать сцены, то отец явно усилит контроль. Тогда наш с Линьгуаном план рухнет. Но я не мог ничего сказать Мобэю, поэтому пытался образумить его хоть так. Мои попытки были не особо успешными. — Ты вообще хочешь, чтобы я ехал с тобой? Чем меньше мы проводили вместе, тем больше он старался удостовериться, что со мной все нормально. Я ценил его заботу. Он часто покупал мне поесть, зная, что я забывал обед дома, приносил мне воды, объяснял непонятные темы… Но я так устал, правда. Я устал от всего. Устал говорить, устал молчать. Порой мне казалось, что если бы я был один, мне было бы легче. — Мобэй, давай сдадим экзамены, пожалуйста. Пойми ты меня! Больше мы не возвращались к этой теме. Привкус желчи не давал мне покоя, но я старался игнорировать его. Мобэй послушно не поднимал вопрос о нашем отъезде. Я видел, что его что-то грызет, но не мог развеять эти сомнения. — Ты же веришь мне? Лишь однажды я позволил себе эту вольность. Я прилег на плечо Мобэя и прикрыл от усталости глаза. Моя рука коснулась его пальцев, что сжимали ручку. — Я снова чувствую себя как раньше… Как раньше? Потом я понял, что он имел в виду. Ту самую темную бездну, на край которой я вновь его привел. Внешне он казался огромной и невозмутимой ледяной скалой. Но у этой скалы было сердце! Как же сложно. Я не мог ничего ответить ему, не мог развеять его страхи и сомнения. Я хотел, чтобы он полагался на меня. Если бы я тогда был более чутким, изменило ли это хоть что-то? Посеяло бы сомнения в душе Мобэя, когда я столкнул его вниз? «Говорят, что человеку в жизни дается что-то единожды. Это неправда. У человека очень много шансов на совершение чего-либо, очень много удачных моментов. Все эти возможности на расстоянии вытянутой руки. Просто одна из них является последней. Ее-то мы и принимаем за единственную». Я столько раз мог подать ему знак, мог элементарно озвучить то, что мы так и не сказали друг другу даже в тот вечер. Юность — это путь по натянутому канату с закрытыми глазами. Ты идешь осторожными, но якобы уверенными шажками, проверяя носочком ступни, удержит ли тебя веревка. Вот только ты не знаешь, как изогнется канат. И вот малейшее покачивание и под ногами пустота. А перед глазами темнота. Тело парит в жуткой темной невесомости и неизвестности. Когда ты юн, ты тот самый беспечный канатоходец, что решился на столь опасный трюк без какой-либо подготовки. Я балансировал как мог, даже не видя, что к одному концу шеста привязана тяжелая гирька. Я сам ее привязал. Мне тяжело. Тяжело возрождать все это. Я все еще лечу вниз. Тетя стала молчаливой и задумчивой. Когда я уходил утром, то замечал, как долго она провожает меня взглядом. Я как-то не задумывался обо всем этом, пока однажды ночью ни проснулся, чтобы попить воды, и ни застал ее на кухне. Там она стояла возле окна и тихо всхлипывала. Я потрясенно застыл в дверях. На моей памяти тетя очень редко плакала. Я почти никогда не видел ее слез. Наверное, она и не хотела, чтобы я их видел. Но сейчас ее эмоции оказались беззащитными. — Тетя… Что с тобой? Она тут же обернулась и мгновенно опустила голову. Я слышал улыбку в ее приглушенном голосе. — Ох, ты проснулся? Что-то случилось? Я тут проголодалась? Забавно? Обычно не ем ночью. А тут прям живот так заурчал! Ох, расскажу в отделе, так все посмеются надо мой. — Тетя… Я подошел и взял ее за руки. Холодные. Когда ее ладони стали меньше моих? Когда их кожа успела покрыться мелкими морщинками? Я смотрел на ее руки, а у самого проступали отчего-то слезы. Мокрая дымка покрыла мои глаза. — Цинхуа, я так… Нет… Ты же не забудешь про меня, да? Я сильнее сжал ее руки. — Ты скоро уедешь. Уже совсем большой! Я так счастлива. Но… Ты же не забудешь? Как подумаю, что я останусь одна… Цинхуа… Я тогда крепко обнял ее и уткнулся в плечо. От нее пахло персиковым кремом для рук, я с детства любил этот запах. На упаковке еще был нарисован маленький кот с персиком. Почему, когда я вижу этот крем в магазине, мне хочется улыбаться и плакать? Тогда, в ту ночь, я понял весь масштаб моего скорого возможного отъезда. Я крепко обнимал тетю и говорил, что люблю ее и ни за что не забуду. Ее слезы лились мне на плечо, а мои — на ее волосы. — Ни за что не забуду. Всегда буду звонить, приезжать и писать. Я очень тебя люблю! Мы никогда не говорили с ней о той ночи. Это и не нужно. Не стоит много упоминать об этом. Я счастлив, что смог ей тогда это сказать. — Мобэй, мы обязательно все сдадим. Ты мне веришь? Я держал его за руку и улыбался. Мы оба выглядели уставшими и потрепанными. Мобэй никуда не выходил, кроме школы. Дома он также занимался дополнительно с приглашенным педагогом, хоть я считал, что надобности и нет. Мы все меньше и меньше находили времени на банальные разговоры. Поэтому эти минуты передышки были для нас очень ценными. — Верю. Он тоже улыбнулся и сжал мою руку в ответ. Мы обязательно должны быть счастливы. Еще немного и наши мечты исполнятся! Я верил в это. Я жил этим! Шэнь Цинцю лишь молча поднимал вверх большой палец и кивал мне. Даже он казался измотанным. Дни ада настали. Многие люди могут поддержать меня в высказывании, что они не помнят, как прошли их экзамены. Все слилось в один комок. Поддержка Цинцю, слезы Инъин, подбадривание Мобэя, притоптывание Хуалин. Надписи на доске, бланки с заданиями, учителя с непроницаемыми лицами, охранники с металлоискателями. Будто в банке с водой смешали все краски — какой-то художник окунул туда грязную кисть. Столько лет прошло, а я до сих пор помню панику, что обуяла меня тогда. Забавная идея возникла у меня прямо перед началом: если я пойму, что ничего не знаю, я просто упаду в обморок и все. Что ж. Все дни экзаменов прошли без происшествий. — Я думал, что умру, бро, — Цинцю прислонил холодную банку с газировкой к моему лбу, а я даже не пискнул. — Из меня будто душу вынули. Это же закончилось, да? — Ага, — раздался щелчок. В воздух попал легкий лимонный запах. — Скоро результаты и поступление. Все еще не передумал насчет Мобэя? — Нет, — я поудобнее пристроил голову на его коленях и закрыл глаза. Отец все еще не выпускал его из дома. Я знал, что его опять обрабатывают насчет Пекина. Мобэй рассказывал, что отец даже велит ему уже собирать вещи и готовиться к отъезду. Вся моя надежда была лишь на Линьгуана. Я ждал его знака, но пока была тишина. Лишь один раз, когда он опять приехал в школу, я заметил, как он подмигнул мне. Я с улыбкой кивнул. Я считал, что он забирал Мобэя из школы сам специально: он всегда долго курил около машины, давая нам время лишний раз поболтать. Хотя Мобэй в такие моменты и не был особо разговорчивым. Он все время косился в сторону голубой машины, а я не мог ему объяснить, что бояться нечего. Всего лишь еще немного подождать, и все закончится. Начнется новая жизнь! — Солнце такое тусклое, — Цинцю задрал голову. — Почему в этом году оно все никак не хочет разгораться? Еще и туманы эти. Туманы. Будто где-то за углом стоял Линьгуан и курил. Весь город был одной большой курилкой. Когда пришли баллы, я не поверил своим глазам. Я мог пройти в Шаньдун! Я мог теперь учиться в этом самом солнечном месте с тех фотографий! Возможности были передо мной на расстоянии вытянутой руки. Оставалось выдержать конкурс и дождаться ответа от приемной комиссии. Не передать словами, как я был счастлив. Блин, да я забыл обо всем и помчался к Мобэю! Да, мне нужно было сказать ему об этом! Если с моими баллами у меня были все шансы, то Мобэя там примут с распростертыми объятиями! Мои мучения были не зря! Наши! Да, стоило пострадать! Но теперь… Нет смысла больше сдерживаться! Мы свободны! Я так хотел броситься на него и прокричать прямо в лицо: — Мы свободны! Еще никогда я не чувствовал, что так сильно люблю его. Да, да! Именно так! Я хотел этого! Я смог признаться себе сейчас, когда все оковы спали. Я свободен! Я свободен! Нужно было еще обо всем сказать Линьгуану. Наверняка он будет ворчать, если я заранее не предупрежу его обо всем. Я мчался со всех ног, даже забыл про свой велосипед. Ничего не объяснил тете, что лишь продолжала радостно смотреть на мои баллы и попискивать от радости. Не позвонил Цинцю. Я никому ничего не сказал. Никому. Лишь солнце, иногда выглядывающее из-за туч, бежало за мной. Воздух напитался запахом зелени и тепла. Я вдыхал его, я был готов распасться на мельчайшие частички, чтобы собраться вновь! Как же я был счастлив! Недалеко от дома Мобэя меня свалила с ног усталость. Я стек по стенке и старался отдышаться. Легкие болели, сердце ныло, но я был счастлив. Еще немного. Сейчас я отдышусь, доползу и ворвусь в этот дом! Мобэй, подожди немного. — Да? Пф, меня не волнует это. Знакомый голос. Я выглянул и увидел светло-серый костюм и длинные волосы. Это был Линьгуан, он разговаривал с кем-то по телефону. Я невольно улыбнулся. Мне оставалось лишь дождаться, когда он договорит. Тогда я выпрыгну и расскажу ему обо всем. — Слушай, не могут — уволь. Мне вообще не до этого. Эти паршивые плешивые филиалы вот уже где сидят, — он что-то изобразил рукой. Но этого не увидел ни я, ни его собеседник. — Меня и так уже все достало. Я несколько месяцев терплю своего братца и его сыночка. Меня уже тошнит. В лопатках что-то заныло, когда я попытался сменить позу. — Этот идиот хочет, чтобы сыночек сменил его на посту директора в итоге. Он! — Линьгуан что-то выслушал, но это его не удовлетворило. — Мол, все это для сына, бла-бла, все, что у него осталось, бла-бла. Без тебя знаю! Вообще-то, это ты провалил те махинации с бухгалтерскими отчетами! Мы бы уже давно прижали его. А теперь мне нужно играть роль заботливого дяди! Хах, так этот оказался еще и геем! Я пытался выровнять дыхание. — Да! Ничего, все еще в силе, да. Конечно, я повышу тебя, если все пройдет гладко. Не беси меня! — Линьгуан поистине мог играть в традиционном театре: такую карикатурность нужно вырабатывать годами. — Сейчас он сбежит в этот Шаньдун или куда-то еще, и тогда братец окончательно разочаруется в своем бестолковом сыночке. Я уж знаю его характер! Они оба такие! Отношения у них и так никакие. Еще и скажу, что денег у меня прихватили. Предательства не прощают они оба. Гордые! — наверное, он закатил глаза. — Хах, и никакой компании! Этот сопляк достаточно испортил мне жизнь! Поэтому уж я могу отыграться! Видимо, Линьгуана все так достало, что он даже не стал шифроваться — просто отошел куда-то подальше от дома, чтобы выплеснуть на какого-то беднягу свои эмоции. Он напомнил мне второсортного злодея, который рассказывает про свой план до того, как воплотит его в жизнь. Я не слышал, что было дальше. Вернее, слышал, но никак не мог взять это в толк. Как же так?.. На самом ли деле его отцу все равно? Если Мобэй сбежит со мной, то вся его жизнь разрушится? Я лишу его отца, будущего, компании… Всего того, что положено ему по праву. Все из-за меня?! Но так не должно быть! Я чуть не стал тем, кто все бы разрушил! Мобэй бы возненавидел меня потом. У меня не было ничего. Поэтому у меня не было и права лишать чего-то Мобэя. — Да, этот мелкий придурок поможет мне. Хах, да он смотрел на меня так, будто я сделал его миллионером! Я пришел в себя спустя какое-то время. Линьгуана уже не было. Мои руки сжимали мою голову, а сам я раскачивался из стороны в сторону. Как мне сказать все Мобэю? Если я расскажу про план Линьгуана, поверит ли он мне? Или… Он все равно уедет со мной, он скажет, что ему все равно. Но мне-то не все равно! Я не хочу потом видеть укоризну в его взгляде, не хочу, чтобы Мобэй лишался отца, каким бы тот ни был. Если Мобэй выберет меня, то разрушит свое будущее. — Я не стою этого будущего! — невероятное отчаяние охватило меня, я попытался обнять себя за плечи, но ничего не получалось: руки не слушались. Что мне было делать? Как же все так получилось? Почему все так?! Моя голова была абсолютно пустой. Я не чувствовал такого напряжения ни на одном экзамене. За какие-то минуты все рухнуло. Как теперь поступить? Что мне нужно делать?! Я вернулся домой, когда было уже темно. Тетя решила, что я праздновал с друзьями, поэтому не стала ни в чем упрекать. Лишь пожелала спокойной ночи. Я моментально провалился в сон. Никогда я не спал так самозабвенно, так, будто никогда больше и не проснусь. И лишь когда я открыл утром глаза, причем так же неожиданно и резко, как и уснул, будто лишь моргнул, я четко знал, что делать. Вы можете осуждать меня за это решение. Можете назвать глупым и жестоким. Но что еще должен был делать недавний школьник? Тогда я был никем. Мне позволялось все. Я проспал двенадцать часов, но синяки под глазами были настолько глубокими, будто я не спал неделю. Тетя испугалась и решила, что я проворочался всю ночь от волнения или просидел в интернете до утра. Я не стал ее переубеждать. Я не отвечал Цинцю, игнорировал сообщения Мобэя. Мне нужно было все осмыслить. Я смотрел на горы из моего окна, но они молчали. Такие глухие и безжизненные. Можете ли вы хоть раз подсказать, что мне делать?! В этом мире хоть кто-нибудь меня слышит?! Ау! Кто-нибудь! Я не хочу! Я так не хочу этого! Избавьте меня от этого всего! Я просто хотел прийти к своей мечте… Почему человек должен страдать из-за этого?! К черту небеса, если они такие равнодушные! Что вы делаете там наверху?! Зачем вы вообще нужны? Есть ли вы?.. Почему люди, даже думая о других, остаются эгоистами? Я примерял свои чувства на Мобэя, считая, что поступаю исключительно правильно. Но, наверное, уже тогда понимал, что мою жертву никто не оценит. Мой главный страх — остаться одному, ощутить мощь этого мира, которому я был бы не нужен. Я не мог собраться с силами неделю. Зная, что Цинцю или Мобэй могут прийти ко мне домой, я намеренно уходил куда-то с самого утра. Тете врал, что пошел на пробежку, что хотел погулять по окрестностям, запомнить наш город. Блин, да какой только бред я ни нес! Я уходил куда-то к реке возле тех самых гор и сидел так до вечера. Впервые за всю жизнь я смог подойти к этим великанам так близко. Шел по тонкой тропинке, отбрасывая цепляющиеся за ноги травы и ветки. Откуда-то снизу было слышно стрекотание насекомых. Бледное солнце было слишком высоко, так что его тепло не доходило до меня. Горы стали материальными, сбросили с себя мифическую вуаль. Вблизи они выглядели не так величественно. Просто деревья, просто горы, просто туман. Ничего особенного. Я чувствовал себя отшельником, беглецом. Мне нужно было все осмыслить. Я садился куда-то в тень и сидел, глядя на покосившееся дерево, что все никак не могло упасть. Тонкое, кривое, но несгибаемое. Будто само небо однажды придавило его, когда оно было в самом расцвете. Теперь ему не удавалось вырасти в могучего великана. На нем росли яркие зеленые листочки, что смотрели куда-то по сторонам. Только не вверх. Возвращался я уже ближе к ночи. Я никогда не перезванивал Мобэю. В один из дней я решил, что больше так не могу. Чем больше я откладываю, тем больше времени уходит впустую. — Алло, Мобэй? — Цинхуа? Что… — Приходи на склон. Я хочу кое-что тебе сказать. Через час. Я отключился. Не дал ему сказать и слова. Не хочу слов. Сейчас кто-то посмеется или закатит глаза. Честно? Мне плевать. Я лишь хочу посмотреть на вас в этой ситуации. Что вы сделаете для человека, которого любите?! Может, если бы я был старше, умнее, опытнее, я бы поступил иначе. Я много думал об этом. В моей голове постоянно возникали варианты того, как было бы лучше. Но ничего уже не вернуть. Мобэй тоже был таким же эмоциональным подростком, как и я. Мы бы не пришли к взвешенному решению… Все было неправильно. Если бы мы просто поговорили… Все было бы не так! Нет! Не было выхода! Просто не было! В этот день светило солнце. Но я его не видел. Я сидел на бревне и пытался добросить камешки до обрыва, но у меня не хватало сил. Хотя мне было все равно. Город впереди казался серым. — Цинхуа? Мобэй появился тихо, будто вышел откуда-то из темноты. Я не обернулся. — Ты пропадал почти неделю… Что-то случилось? Я покачал головой. — Я знаю, что ты прошел по баллам в Шаньдун. Я кивнул. Камешек почти долетел. — Отец хочет выезжать в Пекин на этой неделе. Когда мы поедем? Долетел. Он рухнул куда-то вниз. Я не слышал, как он приземлился. Будто завис где-то в воздухе. — Цинхуа? Мобэй дотронулся до моих плеч. Я не пошевелился. Касание подобно удару ножа. Нет, не должно быть больно. — Мобэй, ты поедешь с отцом. — Что? Хватка на плечах усилилась. — Поезжай с отцом. Пекин — классное место! Уверен, там будет весело. — Цинхуа! Он попытался развернуть меня. Мои плечи больно заныли от его движений. Пришлось грубо отшвырнуть его руки. Послышался хлопок. Это в первый раз, когда я посмел вести себя так грубо. Надеюсь, ему не было больно. Смешно. — Что ты от меня хочешь?! Уезжай в Пекин! — Почему? — такая смешная беспомощность во взгляде. Я аккуратно убивал его. Нет, я убивал себя. — Знаешь, моей мечтой был университет. Университет и деньги. Да, это так. Но ничего больше, ничего! Знаешь, честно говоря, я не думал, что все зайдет так далеко, — замолчи! — Я долго думал… Давай считать это легким школьным воспоминанием? Окей? У каждого должно быть такое. Чтобы потом встретиться и за банкой пива сказать: «А вот помнишь!» — заткнись! — Я ведь тоже хочу уехать из этого города. Мне надоело здесь все. Почему я должен брать с собой багаж прошлого? — заткнись! — Я долго думал об этом. Зачем мне выбираться из одной нужды в другую? Сейчас рассоришься с отцом, лишишься денег, поступишь в первый попавшийся вуз, а что дальше? Мне-то зачем вся эта драма? Просто обуза… В юности все совершают ошибки. Хах, быть юным — это вообще сложно. Ты так не думаешь? — заткнись! Прошу! — Цинхуа, ты… Ты же сейчас… Что ты несешь? Я видел в его глазах недоумение и боль, я готов был к этому. Мое лицо не выражало ничего. Я знал это. Странно, но я вообще не испытывал ничего в этот момент. — Я лишь говорю, что не хочу, чтобы ты ехал со мной. Блин, это непонятно? Бум. Что-то упало в бездну. Я сидел и смотрел на него. Потом встал. Мои действия были пустыми. — Ты… Ты лжешь! Лжешь! — Зачем мне это? Мне просто надоело. Надоело. Оставь меня! Ты буквально душишь меня собой! Неужели ты не видел, что мне все равно? Я избегал тебя, но ты не понимал… Наверное, я тогда совершил ошибку, когда увидел твой скетчбук… Но ведь подростки всегда встречаются, чтобы встречаться, нет? Ненависть, боль, отчаяние. Все это было передо мной. Пожалуйста, ударь меня, чтобы не было так больно. Вот я, готов. Бей, просто бей. Я стерплю. Ну же! Бей! Я хотел сделать больно. Сяо Гунчжу всегда говорила, что унижала тех, с кем расставалась, что так правильно. Бессердечная девчонка. — Разве ты не такой же? Неужели ты думал, что это любовь? Что это то, что мне нужно? Давай не драматизировать, пожалуйста. Это не моя мечта. Это не любовь! Окей, ты симпатичный, при деньгах, классный. Ну и что? То, что было между нами, это не любовь! Ты мне будешь только мешать. Бей же! Пожалуйста! — Ты… Такой же… Вы все. Все одинаковы! Я впервые видел, как у Мобэя дрожат губы. Впервые видел его настоящую злость. Мне не было страшно. Я был бы счастлив, если бы он сбросил меня вниз. Что я говорил еще? Нес какую-то чушь, повторял ее и повторял. — Ты крут, но кому ты будешь нужен без денег? — Мне просто было интересно, вот и все. — Новый город — новая жизнь. — Всего лишь влюбленность. Это быстро проходит. — Такому, как ты, ничего не стоит найти кого-то в первый день учебы. Это же круто! — Это не любовь! Я не верил сам себе! Какую чушь я нес! Но я продолжал говорить, много говорить, чтобы услышать, как Мобэй взвоет. Уходи! Уходи! Он ушел. Я смотрел ему в спину. Не знаю, после каких слов он ушел. Я нес ужасный бред. Я хотел, чтобы он ударил меня. Так мне было бы легче. Я видел, как белеют его костяшки, видел, как напрягаются мышцы. Но он ушел, просто ушел. Скажете, что это все так надумано и несерьезно? Если да, вы никогда не были на месте человека, которому говорят, что он не нужен. Я повторял это так часто, чтобы Мобэй разозлился. Так часто, чтобы он убил меня в себе. Чего я только не нес. Я не могу этого вспомнить. Я не хочу этого вспоминать. Возможно, половину я сейчас выдумал. Может, там были вещи похуже. Я не хочу думать об этом. Спустя полчаса я пошел домой. Там я включил телевизор и начал смотреть какую-то юмористическую дораму о том, как девушка пыталась стать певицей. Я посмотрел серий пять. Потом пришла тетя и начала готовить ужин. Я решил помочь ей. Она громко смеялась, что я ужасный недотепа и умудрился уронить все пакеты с приправами. Я смеялся с ней. Не знаю, что было на ужин. Мы поели. Она рассказывала какие-то забавные истории с работы, а я смеялся. Мне было очень смешно. Мы обсудили с ней нашу поездку в Шаньдун в Цзинань . Тетя сказала, что поедет со мной, чтобы посмотреть, где я буду жить, поможет устроиться, изучить город. Я согласился, ведь так было легче. Мы рассматривали в интернете фотографии вуза и фантазировали вместе. Потом нашли фотографию какого-то небоскреба. Тетя ткнула в него пальцем и сказала, что потом я буду жить здесь. Я нашел картинку дряхлого деревянного домишки. Я с улыбкой ткнул в него и сказал, что если меня отчислят, то буду жить здесь. За это меня ущипнули за щеку. Потом, уже глубоко за полночь, я поднялся к себе, чтобы лечь спать. За окном не было видно ничего. Ночь, когда пропали звезды. Я накрылся одеялом, отвернулся к стенке и закрыл глаза. Вдруг кто-то как будто навалился на меня. В ушах все загудело, будто где-то у уха готовился к взлету самолет. Я не мог пошевелиться. Все мое тело прижали к кровати. Шасси самолета вот-вот должны были проехаться по моему позвоночнику. Я не мог даже прохрипеть, горло сжали, но я не чувствовал удушения. Лишь через пару минут, все стихло, а пресс сверху куда-то исчез. Я перевернулся на спину и тяжело задышал. Это был первый приступ сонного паралича за всю мою жизнь. Тогда-то я и почувствовал холод. Он сквозил откуда-то изнутри. Я обнял себя за плечи, но они не переставали дрожать. Мне казалось, я истекаю кровью, задыхаюсь. Как же больно. «Ты такой же!» Эти слова не давали мне уснуть. Они звучали все громче и громче. Я не мог от них спрятаться. Они были повсюду. От них ничто не спасало. Горло все сжималось от подавляемых рыданий. «Слезы появляются из глубины. Из самой груди, где они стискивают ребра и сжимают тисками сердце. Они душат и раздирают горло. И лишь после этого первая горячая капля готовится скатиться по щеке». Все произошедшее обрушилось на меня. Небо упало на мое тело. Голос так и пропал. Я открывал рот, но ничего не мог произнести. Руки казались такими холодными. Обнятые ими плечи не переставали дрожать. И как бы я ни натягивал одеяло, этот холод не желал уходить. Я не мог объяснить всего, не мог стать тем, кто испортит жизнь дорогому человеку. Пусть я поступлю наперекор всем. Я мог казаться слабым, может, я им и являлся, но я ни за что не смогу сдержать несправедливости по отношению к тому, кто заслуживает большего. Пусть мне и из-за этого будет больно. Я не такой великий и достойный человек, чтобы из-за меня было больно. Но даже я смог проткнуть того, кто мне верил, ножом. Ничего, все пройдет. Я не тот, по кому убиваются всю жизнь. Всего лишь невзрачный, неуклюжий и придурковатый — ничего более. Все будет в порядке. Я не стою чужой счастливой жизни. Глаза щипало уже нестерпимо. Я не понял, когда перестал себя контролировать. Как же быстро закончилась наша сказка. Любовь сменилась ненавистью. И даже исполнение мечты уже не казалось таким сладостным. В эту ночь была лишь теснота темноты и горечь слез. — Это наше последнее собрание здесь, — Инъин грустно улыбнулась. Мы опять встретились в этом кафе. Голоса вокруг не нарушали тишину нашего столика. Рядом со мной сидела Инъин, рядом были Ша Хуалин, Лю Минъянь, Мин Фань и Шэнь Цинцю. Последний косился на меня не переставая, но ничего не спрашивал. — Теперь у нас новый этап! Пусть он будет счастливым, — Мин Фань поднял стакан сока. Все последовали его примеру. — Все разъезжаются, — Ша Хуалин отвернулась к окну. — Будто что-то ушло. Я кивал. Моя рука так и не опустила стакан. — Вчера уехал Мобэй. Так поспешно, — Ша Хуалин вздохнула. — Негодник. Ни с кем не попрощался. Зато будет учиться в Пекине. — Цинхуа! Все развернулись ко мне. Сок медленно растекался по столу. Я лишь улыбался и кивал. Кажется, попало мне на джинсы. Я улыбался. Смотрите, я улыбаюсь! Все хорошо! Все хорошо! Я счастлив! Он тоже счастлив! Вишневый сок похож на кровь. Именно Мобэй, холодный и отрешенный, любил меня так тепло и всепоглощающе. Буквально не мог разделить нас с того самого мига, как открылся мне. Он бы ни за что не отказался от своих чувств и от меня. А я смог. Смог разрушить все. Но не потому, что Мобэй был мне безразличен. Мне безразличны его деньги, но мне важен он сам. Я тоже любил, сильно любил. Так, что его жизнь была дороже моей собственной. Глупо, наверное, так говорить. Но если бы я выбирал еще раз между нашим общим будущим и его благополучием, если бы передо мной поставили только эти крайности, я бы выбрал второе. Потому я не хочу, чтобы этот человек лишался чего-то из-за меня. Я этого не стою! Может, это юношеский максимализм… Я не хочу, чтобы им играли! Не хочу, чтобы он был частью чьих-то интриг. Я хочу, чтобы его будущее осталось за ним! Он уехал. Мне так хотелось попрощаться. Я хотел побежать назло ветру, задыхаясь от его ударов в грудь. Я хотел сказать как в фильмах: «Прости, но так нужно. Просто знай, что я люблю…» На этом моя мысль резко угасала, как экран телевизора, когда нажимали кнопку выключения. Я отказывался сказать это самому себе, так как мог произнести это для тебя? И зачем? Наша встреча все бы испортила. Наверное, ты ненавидишь меня. Я боюсь этого и желаю одновременно. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты был счастливым, чтобы достиг блестящего будущего, которое тебе предназначено. Мое вмешательство в твою судьбу все бы испортило. Сначала ты бы упивался этим сладостным чувством протеста, этими искрами слепой влюбленности наперекор всем. А потом я был бы первым, кого бы ты начал презирать. Я стал бы для тебя тем, кого бы ты винил в своей поломанной жизни. Ненавидь меня сейчас, когда я могу сбежать. «Ненавидь меня, пока я все еще незамутненно тебя люблю. Спасибо и прощай». Я сделал все, что мог. Я не дал тебе разрушить свое будущее. Кем бы ты был, если бы бросил все? Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Ты самый удивительный человек, которого я встречал. У тебя все получится. Ты забудешь об этом. Рано или поздно. Помнишь, ты говорил о своей матери тогда? Так вот, этот случай сотрется еще быстрее. Ты же только в самом начале своего пути. Ты станешь очень успешным, я обещаю. Только будь осторожным, хорошо? Кто же потом спасет тебя, если меня не будет рядом? Твой верный слуга покидает тебя. Извини за жестокость, я немного глуп, раз не смог придумать ничего лучше. Ты не бери в голову. Спасибо тебе за этот год. Ты показал мне важность человеческой души. Благодаря тебе я научился не судить по обложке. Ты открыл мне новый удивительный мир. Я навсегда сохраню его внутри себя. Запру так крепко, что никто не найдет. Я сам не смогу его открыть. Смотри, я выбрасываю ключ. Помнишь, я бросил камешек в обрыв. Ты не заметил, что это упал я? Так нелепо. Как погода в Пекине? Зимой одевайся тепло. Не раздавай перчатки кому попало. Надеюсь, у тебя все будет хорошо. На этом наши пути расходятся. Когда я понял, что тебе ничего не угрожает, я смог уйти. Через три дня мы собрали с тетей мои вещи и поехали в Шаньдун. Я никому не сказал, что уезжаю. Лишь написал Цинцю, когда уже сидел в автобусе. Перед этим мы зашли с тетей в кафе возле остановки. Она купила мне шоколадное мороженое и пошутила, что такого вкусного в Шаньдуне не будет точно. За окном пело ласковое солнце. Как поют теплые лучи? Возможно ли услышать их? Почему-то мне казалось, что я слышу их, просто не могу разобрать. От этой безмолвной песни хотелось улыбаться. Мое последнее шоколадное мороженое здесь. Этот вкус почему-то запомнился мне надолго. Сладкое, но такое холодное. В горле все схватывало, а зубы колотило невыносимой болью. Но было вкусно, невероятно. Шоколад, напитанный солнцем. Холодный, сладко-горький. Такой был вкус моей воплотившейся мечты и моего расколотого мною же сердца.