Сын барона Араруны

Родолфо был в отчаянии. Ему совсем не хотелось жениться на почти незнакомой девушке только потому, что его отец дал слово куму Мануэлу и его жене донне Нине. Тем более что теперь в его жизни появилась другая, та, которую он обожал – Сеньорита, дочь барона Араруны. Правда, пока она не отвечала ему взаимностью, но Родолфо надеялся, что её гордое сердечко растает, и она примет его любовь. Всё это молодой человек и попытался объяснить Анне в первую же их встречу в доме сеньора Тейшейры. Анна прекрасно поняла его и ни в чём не упрекнула. Ей это даже в голову не пришло, ведь она тоже едва его знала. Однако её родители повели себя совсем иначе. Сеньор Мануэл разразился упрёками в адрес своего кума адвоката Фонтеша, а донна Нина вознамерилась пристроить дочь в монастырь. Анна была на грани истерики. Она плакала и кричала, что не хочет заживо хоронить себя за стенами монастыря. Но донна Нина была непреклонна, и даже приглашённый в дом священник, настоятель прихода в Араруне, брат Жозе, не смог отговорить ее от этой безумной идеи. *** На следующий день после приезда доктора Родолфо к дому Фонтешей подкатила коляска. Барон Ферейра пригласил своего старого друга и его сына на свою фазенду. Родолфо затрепетал от радости при мысли, что скоро вновь увидит Сеньориту. Вскоре отец и сын уже тряслись в присланной за ними коляске по ухабистой дороге. *** Тем временем Сеньорита сидела в бараке возле лежащего на соломе Фулженсио. Рядом стояла посудина, наполненная холодной водой, и девушка осторожно, стараясь не причинить лишней боли, смывала кровь с лица негра. – Вы ангел, Сеньорита, – прошептал Фулженсио. – Поистине ангел… Не понимаю, как у этого изверга барона могло родиться такое ласковое, нежное, чистое создание, как вы, Сеньорита… – Не надо так говорить о моём отце, Фулженсио, – попросила девушка. – Иначе я уйду. – Простите. – Так не больно? – Разве такие нежные руки могут причинить боль, Сеньорита? – улыбнулся Фулженсио. В барак заглянул Бастиан, домашний раб. – Сеньорита, вас ищет сеньор барон, – встревожено сказал он. – Вам лучше вернуться в дом. – Хорошо, – девушка поднялась с колен. – Фулженсио, я ещё зайду тебя проведать. И она ушла. *** Во дворе Бастиан встретил Бентинио. Это был подросток лет четырнадцати-пятнадцати, гордый и своенравный, чем доставлял своему хозяину немало хлопот. – Послушай, Бастиан, – заговорил Бентинио, остановив приятеля, – это правда, что Сеньорита, дочь хозяина, ангел? – Кто тебе это сказал? – Фулженсио. И ещё он сказал, что от одного её прикосновения у него исчезла вся боль… Бастиан с улыбкой посмотрел на мальчика. – Пойду в барак, – сказал Бентинио. – Зачем? – Хочу увидеть божественное сияние вокруг головы Сеньориты… Ведь она там? – Чудак! – фыркнул Бастиан. – Это сияние в ее добром сердце. И вообще, сейчас она ушла в дом. – А-а! – немного разочарованно протянул Бентинио. – А Фулженсио говорил… Значит, Сеньорита обыкновенная, такая же, как и мы? – Конечно. За исключением одного: она белая и свободная, а мы всего лишь рабы ее отца. Глаза Бентинио вспыхнули, и он выпалил: – Я не был бы рабом, если бы родился на один день позже! Всего на один день! – Почему? – спросил Бастиан. – Я родился за день до выхода закона о том, что дети рабов не являются собственностью хозяина, – с отчаянием сказал Бентинио. – Неужели мать не могла спрятать меня на один день?! – Но ведь тогда она не могла знать об этом законе, – возразил Бастиан. Бентинио тяжело вздохнул и отвернулся. *** – Сеньорита, – сказал барон, когда дочь вошла в гостиную, – у нас гости, а ты где-то ходишь… При виде Родолфо глаза девушки удивленно раскрылись, но она не ответила на его улыбку, напротив, ее лицо приняло отчуждённое выражение, и на его любезное приветствие она ответила дежурными комплиментами. Вскоре в гостиную пожаловала донна Кандида, и барон, оставив адвоката Фонтеша с женой и дочерью, пригласил молодого человека в свой кабинет. – Я хочу поговорить с вами, доктор Родолфо, – начал он. – Прежде всего, я должен сказать вам, что вы производите впечатление человека неглупого и с устоявшимися взглядами на жизнь. У вас немалый организаторский талант. Из вас может получиться прекрасный политик. – Благодарю вас, сеньор барон, – ответил Родолфо, выслушав этот поток комплиментов и приняв их как должное. – Я хотел бы знать, доктор Родолфо, – продолжал барон, – как вы относитесь к этим оголтелым республиканцам и аболиционистам, которые на всю страну кричат о необходимости отмены рабства и установления республики? – Я не думаю, что сейчас это так необходимо, – не моргнув глазом, заявил Родолфо. – Если отменят рабство, кто будет работать на наших плантациях, кто будет обрабатывать наш кофе?.. Нет, сеньор барон, я решительно против этого! – Я очень рад, что наши мнения совпадают, доктор Родолфо, – с улыбкой сказал барон. – Я счастлив иметь такого сильного союзника, как вы. Ведь вы согласны поддерживать меня, не так ли? – Да, конечно, – не задумываясь, ответил Родолфо. Чтобы завоевать Сеньориту, он был готов на всё. – Я всегда к вашим услугам. Но, сеньор барон, у меня есть к вам просьба… – Пожалуйста, я постараюсь удовлетворить её. – Сеньор барон… Я люблю вашу дочь и прошу у вас её руки. Барон встал с кресла, подошёл к молодому человеку и ободряюще похлопал его по плечу. – Я буду очень рад видеть вас своим зятем, доктор Родолфо, – сказал он и увидел, как просияло при этих словах лицо гостя. *** В Араруну шёл очередной поезд. В маленьком, но уютном и очень светлом купе у окна сидел молодой человек. Он был погружён в себя, перед его мысленным взором проносились далёкие картины его детства. Особенно та ужасная последняя ночь, когда у столба насмерть забили папу Жозе… В глазах молодого человека была боль и ненависть. Только заглянувший в купе проводник, буркнувший всего одно слово «Подъезжаем!», смог вывести его из состояния глубокой задумчивости… *** Сеньорита, прикрываясь от палящего солнца белым кружевным зонтиком, возвращалась с прогулки в сопровождении Бастиана. – Я всё время вспоминаю, как бегала по этим полям и лугам с Рафаэлом. Мы были маленькими детьми, нам было весело, и жизнь казалась такой прекрасной… Девушка вздохнула. – Он был рабом, но я не знала этого. Он вырос в доме, и совсем не был похож на раба. Я даже заболела, когда его не стало рядом со мной… – Я слышал, что ваш отец специально продал его, чтобы разлучить вас, – осторожно сказал Бастиан. – Он боялся, что, повзрослев, вы полюбите друг друга. – Глупости! – тряхнула головой Сеньорита. – Рафаэл был мне как брат, гордый и отважный, всегда готовый прийти на помощь. Мне и сейчас его очень не хватает… – И вы больше никогда не слышали о нём, Сеньорита? – Нет, Бастиан, больше никогда. Они уже подходили к дому, когда услышали чей-то грубый приказ: – А ну, стой! В кустах послышалась возня и приглушенный вскрик. – Подожди, – бросила Сеньорита Бастиану и поспешила на шум борьбы. На траве лежала молодая девушка, рабыня из барака барона, и изо всех сил отбивалась от навалившегося на неё надсмотрщика. – Онорио! – крикнула Сеньорита. – Как тебе не стыдно! Я всё расскажу отцу! При виде дочери хозяина надсмотрщик быстро вскочил, подхватил с земли брошенный кнут и скрылся за кустами. – Вставай, не бойся, – ласково сказала Сеньорита, взяв девушку за руку. – Как тебя зовут? – Аделаида, – ответила та, всё ещё дрожа. – Успокойся, больше он не посмеет тебя тронуть, – сказала Сеньорита. – Если что, расскажи мне, и я с ним поговорю. – Вы его не знаете, – всхлипнула девушка. – Он мне проходу не даёт… – Ты очень смелая. Я видела, как ты защищалась, – с уважением сказала Сеньорита. – Знаешь, что мы сделаем? Я возьму тебя в дом, и Онорио не сможет больше тебя преследовать. *** Аделаида была мулаткой, самой красивой рабыней в бараке барона Араруны. На неё заглядывались даже надсмотрщики, а уж о её чёрных братьях из барака и говорить нечего. Но сама Аделаида предпочла отдать своё сердце негру Жустино, брату Фулженсио. Жустино любил Аделаиду без памяти, и как мог, оберегал от гнусных домогательств надсмотрщиков. Но он тоже был рабом, и поэтому не всегда мог защитить свою возлюбленную. *** Сеньорита застала отца за письменным столом. Барон разбирал и перечитывал какие-то бумаги. – Простите, что отвлекаю вас, отец, – сказала Сеньорита. – У меня к вам небольшая просьба… – Всё, что угодно, дочка, – барон оторвался от своих бумаг и улыбнулся. – Я выполню любую твою просьбу, если только это будет в моих силах. – Я прошу вас, отец, подарите мне Аделаиду! Я хочу взять её в дом, чтобы у меня была личная служанка. Можно? – Хорошо, дочка, я согласен. По-моему, ты сделала правильный выбор. Лучшей служанки тебе не найти. – Значит, вы разрешаете, отец! – радостно воскликнула Сеньорита и поспешила к Аделаиде, которая с тревогой ожидала её в коридоре. – Теперь ты моя, Аделаида, только моя! – объявила Сеньорита, взяв девушку за руку. – А уж я тебя никому не отдам, будь уверена! Пойдём, я покажу тебе свою комнату! И Сеньорита потянула девушку за собой. – Какая большая красивая комната! – восхищённо сказала Аделаида, робко переступив порог и остановившись у двери. – Иди сюда, садись рядом со мной, – пригласила Сеньорита. – Ты не служанка мне, отныне ты моя подруга. Я попрошу Ба, чтобы она подогнала по тебе мои старые платья… – Вы хотите, чтобы я забыла, как живут рабы в бараке вашего отца, – тихо проговорила Аделаида. – Но я не забуду… А если даже забуду, – добавила она после небольшой паузы, – то другие не забудут этого. Никогда… Сеньорита не нашлась, что ответить. *** Тот день, который положил начало бурным событиям, произошедшим в Араруне в последующие два года, начался для сеньора Аугусто как обычно. Сеньор Аугусто был журналистом и издателем еженедельной газеты «Голос Араруны», единственного местного печатного органа. Пока внучка Жулиана готовила завтрак, сеньор Аугусто решил проверить корректуры завтрашнего номера. Он сел за стол, надел очки, и тут раздался стук в дверь. Недоумевая, кому взбрело в голову прийти в такую рань, владелец единственной в Араруне типографии направился открывать. На пороге стоял молодой человек в элегантном сером костюме. – Прошу прощения за ранний визит… Вы сеньор Аугусто? – Да, проходите. Молодой человек последовал приглашению. В это время сеньор Аугусто успел как следует рассмотреть его. Ранний посетитель был крепко сложен, довольно приятной внешности, даже можно сказать – красив, с правильными чертами лица, на котором выделялись большие тёмно-карие глаза. Его лицо обрамляли чёрные, чуть вьющиеся колечками волосы. Над верхней губой были небольшие усы, которые очень красили молодого человека, придавали ему особое очарование. Кожа его была золотистого цвета, как у хорошо загоревших людей, долго находившихся на солнце. В общем, весь внешний вид неожиданного посетителя располагал к себе и говорил о его безукоризненной честности и порядочности. Особенно сеньора Аугусто поразили глаза молодого человека: в них отражалось столько грусти, столько затаённой боли и страданий, и в то же время они светились таким благородством и бесстрашием, что сеньор Аугусто сразу, с первого же взгляда проникся к непрошеному гостю безмерным уважением и искренним расположением. Да что там говорить!.. Эти выразительные глаза рассказывали об их обладателе больше и лучше, чем любые слова. – Присаживайтесь, – сказал сеньор Аугусто, указав на стул. – У вас ко мне какое-то дело? – Да. Меня зовут Джимас. Я только что прибыл из столицы провинции. Вот это я прочёл в пансионе, где остановился. Молодой человек достал сложенную газету. – А-а, «Голос Араруны»! – улыбнулся издатель. – Мне очень понравилась ваша статья о движении за отмену рабства, – сказал Джимас. – Видите ли, мне нужна работа, и если вы не против, я бы хотел работать в вашей редакции. Вам не нужен помощник? – Вам понравилась моя статья! – воскликнул сеньор Аугусто. – Поверьте, я очень рад это слышать. Крупные землевладельцы ругают мою газету направо и налево… Да, мне сейчас тяжело работать одному, и я не отказался бы от вашей помощи… Но должен вас предупредить, что выпуск газеты не всегда оказывается удачным. Бывает, что я не могу продать и половины отпечатанных номеров. Так что я не гарантирую вам твёрдое жалованье. – Я пришёл к вам не ради денег, – сказал гость. – В таком случае, я с радостью возьму вас. А вместо платы могу предложить вам перебраться к нам. Тогда вам не нужно будет платить за комнату в пансионе. В этот момент кухонная дверь отворилась, и в комнате появилась совсем юная девушка, почти ребёнок. В руках у неё был поднос с дымящейся чашкой кофе. Увидев незнакомого молодого человека, девушка остановилась и смущённо опустила глаза. – Это моя внучка Жулиана, – сказал сеньор Аугусто. – Очень приятно, – улыбнулся гость. – А это Джимас. Он будет работать со мной в типографии. – Можно, я приступлю к работе прямо с сегодняшнего дня? – спросил молодой человек. – Да, конечно, – ответил сеньор Аугусто, окончательно покорённый таким рвением нового помощника поскорее начать работу. – Жулиана, я предложил юноше пожить у нас. Как ты на это смотришь? Внучка пожала плечами. – Мне всё равно, на скольких человек готовить. Джимас почувствовал на себе тёплый взгляд широко распахнутых карих глаз и посмотрел на девушку. Взгляды их встретились, глаза засияли, залучились… Сеньор Аугусто и не подозревал тогда, что с именно этой минуты спокойствие надолго покинет их дом, что тихие, безоблачные времена остались позади, а в будущем – потрясающие события и неизвестность… *** За стеной барака, в тени, раскинув руки, лежал человек. Это был Онорио. Первым его заметил старший надсмотрщик Бруно и поторопился позвать барона. – Что с ним случилось? – с брезгливой гримасой на лице спросил тот, остановившись над телом. – Он убит, сеньор, – ответил Бруно. – И, по-видимому, совсем недавно. Барон оглядел столпившихся вокруг трупа рабов. – Вы что-нибудь знаете об этом? Негры угрюмо молчали. – Я вас спрашиваю! – повысил голос барон. – Никто ничего не видел, господин, – наконец сказал Жустино. – Все работали. – Ладно, идите. Все в барак! Когда рабы были заперты, барон приказал Бруно: – Вызови полицию. А здесь оставь своих людей. Начальник местного отделения полиции комиссар Антеро, тучный человек средних лет с круглым как луна лицом и маленькими заплывшими глазками, не заставил себя ждать. Он прибыл сразу же, как только узнал о случившемся. – Ваш надсмотрщик убит приёмом борьбы «капоэйро», – констатировал комиссар, осмотрев тело. – Эта борьба очень популярна среди африканских народов. Один человек, владеющий такими приёмами, может в одиночку справиться с целым отрядом. И если это сделал один из ваших рабов… берегитесь, сеньор барон! *** На другой день Джимас получил официальный вызов в комиссариат, что удивило, а ещё больше встревожило и его самого, и сеньора Аугусто. Чин, посланный начальником полиции за молодым человеком, оказался немногословен. Он с порога вручил Джимасу предписание о немедленной явке, и тот понял, что избежать посещения полицейского участка не удастся. – Я пойду с вами, – решительно сказал сеньор Аугусто. – Что случилось? – с тревогой спросила Жулиана, глядя Джимасу в глаза. Он ободрил девушку спокойной ласковой улыбкой и без возражений последовал за полицейским. Начальник полиции доктор Антеро сидел за широким столом в удобном мягком кресле и внимательно, с интересом разглядывал стоящего перед ним Джимаса. Наконец молодому человеку надоело затянувшееся молчание, и он нарушил его: – Я не люблю, когда меня так пристально изучают, господин комиссар. Мне передали, что вы хотели меня видеть, но я не думаю, что вы велели доставить меня сюда только для того, чтобы полюбоваться моей внешностью. – Вы правы, – согласился комиссар, ничуть не обидевшись. По натуре он был человеком добродушным и не умел обижаться. – Тогда потрудитесь, пожалуйста, объяснить нам, в чём, собственно говоря, дело, – вмешался сеньор Аугусто. – Видите ли, городок у нас небольшой, – начал комиссар, обращаясь к Джимасу. – Каждый человек на виду. Вы прибыли недавно, и я желаю поближе познакомиться с вами, потому что я отвечаю за порядок в Араруне и должен знать, кто в ней проживает. У вас есть при себе какой-нибудь документ, удостоверяющий вашу личность? Джимас бросил быстрый взгляд на сеньора Аугусто и после некоторого колебания достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист. – Вот, – сказал он. Комиссар взял протянутую ему бумагу, развернул… На его круглом лице отразилось сперва недоумение, затем изумление, и под конец оно исказилось гримасой презрения. – Это же вольная грамота! – произнес он таким тоном, будто сам не верил в то, что говорил. – Да, вольная грамота, – спокойно подтвердил Джимас. – Это единственный документ, который я имею. И он потянулся за листом. – Так ты бывший раб! С добродушной физиономии комиссара окончательно слетела вся почтительность, и она стала презрительно-насмешливой. – Почему вы разговариваете со мной подобным тоном? – возмущённо спросил Джимас, забирая свою бумагу. – Как же иначе мне разговаривать с бывшим рабом? – усмехнулся комиссар. – Но ведь теперь я свободный человек, – с достоинством ответил Джимас. – И вольная грамота подтверждает это! Комиссар хохотнул. – Вот тебе мой совет, Джимас, – сказал он, снисходительно глядя на молодого человека. – Поскольку теперь ты, действительно, свободный человек, я не имею права чинить тебе препятствий. Но не забывай, что ты бывший раб, и живи тише воды, ниже травы, не привлекая к себе ненужного внимания. Иначе тебе придётся плохо. Ты меня понял? – Да, комиссар, – ответил Джимас, и сеньор Аугусто увидел, как у него на скулах заходили желваки. – Я вас понял. И очень хорошо понял. Я могу быть свободен? – Конечно, – процедил доктор Антеро. – Благодарю. И молодой человек вместе с сеньором Аугусто покинул полицейский участок. *** – Нина, разве ты на замечаешь, как страдает наша дочь? – Но, Мануэл, что я могу поделать? – Как – что?! Позволь ей, наконец, снять эту дурацкую вуаль, и дело с концом! – Но ты же знаешь, что я дала обет Святой Рите… – К чёрту Святую Риту! Сколько можно держать Анну взаперти?! Да над ней смеётся весь город! – Мануэл! – гневно и в то же время испуганно воскликнула донна Нина. – Не смей так говорить! Этот бурный диалог, происходящий между сеньором Мануэлом Тейшейро и его женой донной Ниной прервал неожиданный визит к ним Рикардо Фонтеша, младшего брата доктора Родолфо. Не в пример старшему брату, пошедшему по стопам отца и тоже ставшему юристом, Рикардо был легкомысленным и беспечным молодым человеком. Его заботили только собственные дела, в которых он всё больше запутывался, а до других людей ему не было никакого дела. – Простите, что я пришёл без приглашения, – извинился Рикардо, когда донна Нина открыла дверь. – Меня прислал Родолфо. – Что ж, проходите, – сухо сказала донна Нина, ещё не остыв от разговора с мужем. – Я позову нашу дочь, – сеньор Мануэл поднялся с кресла и вышел. Через минуту в гостиную вбежала Анна. Лицо её было закрыто непроницаемой серой вуалью, сквозь которую ничего нельзя было рассмотреть. – Садись, Рикардо, – пригласила девушка, указав на кресло. Донна Нина решительно уселась на диван, по-видимому, не собираясь покидать комнату. – Мама, – не выдержала, наконец, Анна, – пожалуйста, приготовьте нам кофе. Донна Нина недовольно поджала губы, но всё же встала и ушла на кухню. – Анна, – заговорил Рикардо, – я пришёл не от брата. Просто ты мне очень нравишься… Я хотел бы попросить тебя… Сними вуаль. Я так мечтаю увидеть твоё лицо! – Нет, я не могу, – отказалась Анна. – Мама рассердится на меня. – Но мы же здесь одни! Она не узнает. Покажи мне своё лицо, хоть на миг… И Рикардо протянул руку к вуали. Девушка отпрянула назад. – Нет, Рикардо, нет! Нельзя… Это большой грех, – сказала она, покачав головой. «Недотрога», – подумал Рикардо, досадливо поморщившись. *** В то же время его брат доктор Родолфо и Сеньорита прогуливались по густому зелёному саду вокруг господского дома в имении Араруна. – Сеньорита, – говорил Родолфо, – я очень люблю тебя, поверь мне, прошу! Я готов отдать за тебя жизнь, если понадобится… Девушка слушала, склонившись над изумрудной гладью небольшого озерца, на берегу которого раскинули ветви старые могучие деревья. В детстве она часто бывала здесь с Рафаэлом, и теперь воспоминания нахлынули с новой силой. – Родолфо, – сказала она наконец, – я всё понимаю, но… я не хочу выходить за тебя замуж. – Но почему? – Ты такой же, как мой отец, – вырвалось у неё. – Ты нравишься отцу, и поэтому не нравишься мне! Родолфо всё понял. Он вспомнил настойчивые разговоры Сеньориты о поэтах-рабах, об отмене рабства, о том, как она рассказывала о жестокостях своего отца… И тогда он принял решение. – Сеньорита, – сказал он, повернувшись к девушке. – А если я признаюсь тебе кое в чём, ты изменишь своё мнение? Она молча смотрела на него. – Сеньорита… Я и предположить не мог, что дочь барона Араруны может поддерживать движение за отмену рабства! Но теперь я хочу, чтобы ты знала правду. Ты ошибаешься. Я не такой, как твой отец. Мне приходится уверять его, доказывать, что я целиком и полностью на его стороне, но я делаю это только потому, что не хочу потерять тебя… Родолфо перевёл дух. – А если я скажу тебе, что я – республиканец и аболиционист… Ты мне поверишь? Глаза Сеньориты широко распахнулись от удивления. – Это правда? – тихо спросила она. – Да. Но твой отец не должен знать об этом! – Почему ты не сказал мне раньше?! – воскликнула девушка. Родолфо наклонился к ней. Её губы были тёплыми и нежными как лепестки распустившегося хрупкого цветка, и уже не ускользали от поцелуя, как прежде. Это был их первый поцелуй… *** – Ах, Ба! – воскликнула Сеньорита, вернувшись с прогулки. – Я так счастлива, Ба, так счастлива! – Что случилось, дочка? – спросила Виржиния. – Теперь я знаю правду, Ба! Я всё знаю! – Ты говоришь о докторе Родолфо? – Да, Ба, да! Но если об этом узнает мой отец, бедный Родолфо погиб! Ах, Ба, у меня нет слов, чтобы выразить свои чувства! Теперь я могу смело сказать тебе, что люблю его, люблю!