Xyz. DD Month. HH:MM
...Ночь. Лес. Темный, скорее всего, просто гигантской площади. Дом для огромного количества высоченных вековых деревьев. Пристанище для птиц, животных и насекомых. С ветвей то почти до земли, то по верхам, свисают кисти с яркими фиолетовыми цветами, а размах лепестков некоторых из них настолько огромен, что, наверное, руками и не обхватить. Сверчки занимаются привычным им делом, сидя в высокой траве. Светлячки то летают, то оседают на шершавой коре какого-нибудь дерева. Широкая тропа, неизвестно кем и для кого созданная, уходит далеко и путается между стволов, что уже своими разлогими корнями разбили на осколки некогда цельное покрытие на ней. Сквозь ветви размашистых деревьев яркий лунный свет пробивается, после падая на листья растений и попадая местами на влажную землю. Где-то там, внизу, еле переступая огромные корни, медленно и завороженно идет Юнги. Выходит на огромную поляну, на которой становится видно небо. Ветер несет тучи, звезды виднеются из-за них. На поляне деревянная лестница. Просто странная, не особо крепкая, замшелая лестница, ведущая высоко-высоко. Возникает ощущение, что срочно нужно по ней взойти, другого пути просто нет. Он поднимается, она уходит в самые небеса. Никак не кончающиеся ступеньки очень мелкие, это почти похоже на стремянку, только из дерева и без опор. Качается на ветру, невозможно удержаться на месте. Приходится сесть на одну из ступенек и крепко за нее ухватиться. Лестница почти наклоняется к земле, ниже крон деревьев, и отклоняется обратно. Кажется, еще бы три метра, и все! Юнги, или тот, кем он тогда был, понимает, что тут небезопасно, что нужно спуститься, но тут становится светло. Как будто и не было никакой ночи. Не плыли облака по небосводу, появляясь из тумана и растворяясь в нем снова. Солнце светит чересчур ярко, на секунду темнеет в глазах. Он возвращается вниз, проходя сквозь туман, но и лес пропал. Вместо него поле. Бескрайнее поле, ничего из себя не представляющее. Чистое серое небо, солнце, почему-то не наполняющее атмосферу своей энергией и пустота вокруг. Сухая изжелта-серая трава колышется на ветру, создавая характерный звук и хоть чем-то наполняя это огромное полумертвое пространство. Только лестница стоит по середине. Странно, но лес внушал больше доверия, чем это. Хочется уйти, и он решает, что так и нужно сделать, но куда не подайся – рано или поздно он замечает на горизонте лестницу. Некуда спрятаться, негде укрыться от палящего солнца. Опять поднимается по лестнице от безысходности, та снова колышется на ветру, но на этот раз обламывается, и Юнги падает. Где-то там, в такой далекой реальности, он всей душой хочет проснуться, но нет. Он приземляется, оказывается среди сухой травы. Не знает, в порядке ли он. Встать не получается по странной и одновременно такой логичной причине. Он закрывает глаза ни то от желания куда-то деться, ни то от жажды. Через шум ветра, колышущего траву, начинает пробиваться звонкий и странный звук. На лицо капает капля воды. Дождь? — Дождь.., – еле проговаривает после того, как ощутил вторую каплю. — Ой, извини! – высокий радостный голос наполняет пространство чем-то невидимым, но очень важным. Наверное, пусть не сам звук, а его посыл, то что он в себе несет, что собой представляет – это то, чего не хватало в том самом поле. – Я услышал будильник, когда готовил, а одна рука была в воде. Я случайно. — О господи.., – пытается приоткрыть глаза – Чимин-щи! Спасибо.., – говорит медленно и слабым хриплым голосом. – Мне только что такая хренотень снилась, ты даже не представляешь. Если б не ты, я не знаю... — Если б не я, ты бы проснулся от будильника. Доброе утро! — Вот уж точно доброе. — Приходи завтракать. Уже девять часов. — Конечно. Я скоро. – с этими словами он тянется за стаканом с водой, что на полке рядом. Затем делает пару глотков и зарывается обратно в одеяло. – Сейчас-сейчас. Я скоро! И он по какой-то странной причине решает записать увиденное. Наверное, потому что перед глазами оказывается блокнот, в котором написан план на день, ну и почему бы не записать? Ведь когда-то он уже видел сон, который остался в памяти, чему Юнги был несказа́нно рад, но со временем он забился на такие дальние полки в голове, что уже и при всем желании не найти. «Теперь буду записывать все сны» – решает парень. Понятия не имеет, зачем оно нужно, но, в то же время, почему нет? Текста много, хочется упомянуть каждую деталь, тридцать с лишним строк мелкого, едва ли понятного кому-то, помимо автора(да никому другому и не нужно этого видеть), рукописного текста дополняются в конце рисунком: диагональю, градусов пятьдесят-пятьдесят пять от нижнего края страницы, к которой потом дорисовываются ступеньки. Следом поле. Простым карандашом, без красок, хотя в них и была вся загвоздка, а точнее в их почти полном отсутствии. Мешанный лес. На рисунке он получается немного страшнее, чем был в голове, так как не вышло в полной мере передать свет, излучаемый природой и придававший атмосфере волшебства. Как вскоре он понимает, художинк из него не очень, но не суть. Теперь есть за что зацепиться, и мозг сам вспомнит картинку, так сказать, в «HD», выведет ее на крупный план, как бы глубоко она не была погружена в остальные мысли. Он закрывает блокнот, убирает его, карандаш и точилку в нижний ящик и меняет тонкую пижаму на более теплую домашнюю одежду. Кладет телефон в карман и выходит на кухню, где его уже ждет Чимин. —Так что тебе там снилось? —Ужасное, неприятное, пустое, огромное пространство, из которого я пытался уйти, но возвращался к той же точке. В итоге я упал на землю и начался дождь, спровоцированный тобой, – если кратко, то можно упомянуть это. Остальное, вроде, не стоит особого внимания. —Фига! Мне что-то подобное однажды приснилось. Там холодно было, сухо, и ветер дул, как сумасшедший. Проснулся тогда от будильника. — О, а у меня наоборот солнце пекло. Но все остальное так же. Завтракают, обсуждают планы на день, затем приступают к их выполнению. Чимин читает какую-то японскую книгу, но на корейском языке. Периодически вслух выдает: «Да что ж ты, забыл как правильно переводится?», а также: «О господи, на кой фиг было так закручивать?» и «Ага, неправильная транслитерация!» Двери в обе комнаты открыты, и они перекидываются периодически короткими фразами: — Что, читаешь работу неопытных переводчиков? — Ага. Свою, только два года назад! – Его слова мгновенно сливаются воедино со смехом. То ли искренним, то ли саркастичным, Юнги так и не понял. С его стороны тоже донесся смешок в знак согласия. Он, наконец-то отвлекшись от телефона, стал разбирать сумки, привезенные вчера. Отнес немного верхней одежды на вешалку, что в коридоре, там же оставил еще две пары обуви. Вернулся в комнату, повесил в шкаф одежду, которая точно помнется, если этого не сделать, а остальное более-менее аккуратно сложил на полки. Серьги, кулоны и браслеты много места не занимают, так что спокойно умещаются в один ящик прикроватной тумбочки, и даже место остается. «Родной» провод зарядки от телефона, коробка и бумага с информацией от него же. Еще немного проводов, переходники всякие, повербанк, наушники проводные, наушники беспроводные, и еще одни проводные, только другого типа. Собирал он все на скорую руку, а сейчас сидит и распутывает. После относит в ванную дешевый шампунь и гель для душа. Пара важных для него вещей – плюшевые коты, подаренные родственниками. Те заметили, как умиляют его подобные вещички, и стали иметь ввиду, что если не знаешь, что подарить – дари что-то с кошачьей символикой. Юнги только рад был. Теперь у него с десяток котиков, которые варьируются по цветам и размерам. Заставляют улыбаться и помнить особенные события. Друзья Мина тоже заселяются на полки и в принципе любые поверхности, где смотрятся хорошо, а значит везде. Последнее, что остается в сумке – это книги, тетради и блокноты. Вот тут время останавливается. Помимо того, что его много, так там еще и полжизни хранится. Там же и фотоальбомы, усугубляющие ситуацию. Мало того, последние два месяца он складывал всю бумагу в одно место, думая, что потом разложит по местам. Так что следующие как минимум шестьдесят минут ему предстоит разгребать свои записи, воспоминания, черновики, фотографии и тому подобное. Сидя на кровати, он сначала откладывает альбомы с фотографиями в сторону, а затем, предварительно бросая взгляд на первую страницу блокнота, а после листая по необходимости, определяет, в какую кучу его нужно распределить. Их-то всего три: мусор, или то, в чем использованы все листы, не несущие особой ценности; полупустые блокноты, куда еще можно что-то записать; и те, что закончились, но несут кое-какую ценность. Оттуда предварительно нужно отобрать листы, в которых ее нет, так же, как и из первой группы что-то может отправиться в третью. Вот, все. Ценного оказывается чуть меньше, чем предполагалось, но все же немало. Там номера телефонов, инструкции по использованию базовых компьютерных программ, анекдоты(и свои, и взятые с других источников), зарисовки, истории, списки прочитанной и непрочитанной литературы, разделенные на жанры, адреса разных заведений и учреждений, впрочем, много всякого. Обычных тонких тетрадей меньше, приблизительно половина из них заняты школьными конспектами и результатами подготовки к экзаменам. Какие-то формулы, которые, конечно же, Юнги уже напрочь забыл, и сначала даже немного испугался, увидев это. Еще треть – пустые. Ну а в оставшихся хранится то, что для Юнги в то время составляло огромную ценность, которая могла бы здорово превысить ценность всех остальных записей вместе взятых. Да, в принципе, с сегодняшнему дню ничего не изменилось. Нотные записи. Разные: классика, мелодии понравившихся песен, попытки Мина сочинять что-то свое, которые в большинстве случаев не выходили за пределы нотной тетради, будучи непременно зачеркнутыми, а вскоре и совсем забытыми. А сейчас он думает: «Как же мне здесь и сейчас не хватает синтезатора! Или хотя-бы заряженного ноутбука...»(А еще сегодня поздно вечером он будет тщетно пытаться воспроизводить мелодии в голове, смотря только на пять линий со знаками на листке, освещаемых настольной лампой, а ночью у него наконец включится ноутбук, и он откроет программу, в которой и просидит до четверти второго ночи). Он с головой погрузился в воспоминания, лег на кровать, заново переживал события, которые наталкивали его на создание музыки. Вспоминал тот стресс, вызванный учебой и отношениями с родителями, чтоXyz. DD Month. HH:MM
Перед глазами были ромашки. Солнцем освещалась небольшая поляна, сплошь окруженная зеленым хвойным лесом и усыпанная белоснежными цветами так, что и яблоку негде упасть. На краю, там, где стоял он, был небольшой куст, на котором было всего шесть цветов, но довольно крупных. Один наклонился под действием несильного ветерка, точно сам хотел попасть в руку. В основной части поляны встречались разные цветы: и те, что выделяются, и более неприметные. Были раскрытые, благородные, были и полусухие. Он на секунду посмотрел в сторону леса, сквозь который пробивались солнечные лучи, но, повернувшись потом обратно, ничего дальше не вспомнил... Он очутился на кровати и где-то в душе́ порадовался, что в глаза светит солнце, а не луна. Потом, окончательно сообразив, кто он, где находится и что вообще произошло, спешит найти свой телефон, дабы посмотреть, который час. Удивления не меньше, чем в их с Чимином первую встречу. Он смотрит на экран таким же взглядом, каким смотрел на те химические формулы, найденные в старых тетрадях. Смотрел почти четыре часа назад. Без пятнадцати четыре вечера. Ну хотя-бы число то же. Двадцать третье сентября, воскресенье. Двадцать минут Юнги старается максимально быстро покончить с уборкой. В конце концов, он пьет немного воды из стакана и садится на кровать. А при виде белой подушки перед глазами вновь предстает яркий образ поляны с ромашками. Руки живут отдельно от разума, и вскоре в правой неосознанно оказывается карандаш, уже готовящийся писать строки на клетчатом листе блокнота под ним. На этот раз сюжета не было, и упомянуть стоило разве что разнообразие цветов, сильно бросавшееся в глаза. Еще тот куст с шестью цветами. Ветерок. Погоду, атмосферу. На этот раз он дополнил текст на четверть страницы не полноценным рисунком, а чем-то наподобие плана. Он сделал очертания поляны, напоминавшей по форме континент Австралии, по крайней мере такой он ее помнил. Точкой пометил местонахождение понравившегося куста, а крестиком рядом с ним – свое. Он хотел было продолжить заниматься своими делами, как ни в чем не бывало, но тут его посетила интересная мысль: «Если я проспал примерно до четырех, пропустив время обеда, то почему же Чимин меня не разбудил?», – ответ хотелось найти как можно быстрее, и лучшим вариантом развития событий оказалось бы то, что он увлекся чтением или тоже заснул. Сначала Юнги выходит из своей комнаты и негромко стучит в дверь напротив. Прислушивается, но после того, как он подождал секунд десять, ответа так и не последовало. Он аккуратно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. На кровати была закрытая книга с загнутой страницей в качестве закладки и ноутбук, подключенный на зарядку. Больше ничего. Юнги зашел на кухню, но оказалось, что там его тоже нет. И записки не оставил. Куртки с ботинками в прихожей и след простыл. Внутри происходит диалог мыслей: «—Может, ушел куда? —Да нет, оставил бы записку, если бы надолго. —Наверное, думал, что быстро, но задержался. —Написал бы сообщение. —Телефон мог разрядиться... —Во-первых, он говорил, что всегда заряжает телефон ночью, а во-вторых, маловероятно, что разрядился полностью и именно тогда, когда нужен». После того, как Юнги решает позвонить, волнение лишь нарастает, так как Чимин не отвечает, хотя телефон не выключен и находится в зоне связи. Юнги отправляет короткое сообщение, где в адекватной (пока что) форме требует объяснений. Он видит, что Пак был в сети недавно, значит телефон заряжен. Уже все не так плохо.