Дар или жертва

       — Я расплатился с Джеем.       Сону вздрагивает от неожиданно громких слов, врезавшихся в его уши. Юноша стоит в обратной планке на коврике для пилатеса, который Рики заботливо купил для него по его робкой просьбе.       Можно сказать, они с Рики делили одну комнату на двоих: Сону проводил в комнате младшего практически всё своё свободное время, прибирался, как мог, когда натыкался на вещи, небрежно брошенные под ноги; наощупь он аккуратно задвигал учебники на полки, оттаскивал школьный рюкзак в угол комнаты, нелепо семеня и каждый раз натыкаясь на деревянный бортик крепкой широкой кровати из тёмного дерева с белоснежной простынёй и толстыми загибающимися ножками.       Спал, однако, Сону на диване. В первую ночь Рики уложил Сону на свою кровать, и Сону почти стонал от наслаждения, когда его мышцы за долгое время нахождения на ветреной улице, ночёвок на твёрдом асфальте возле трассы и практически непереносимой невозможности заснуть, свернувшись в клубочек на обочине дороги, из-за скрипа и свиста колёс снующих туда-сюда без остановки машин, впервые за несколько недель расслабились на мягкой постели.       Чуть большей неожиданностью стало то, что Рики подложил между их телами длинную подушку. Конечно, сначала Сону не понял шорохов и ёрзаний чужого тела, движения больших рук прямо перед его закрытыми глазами, однако, вытянув свои собственные ладони, понял, что может нащупать перед собой лишь подушку вместо тела Рики, который от него отгородился.       Личное пространство? Конечно, Сону это понимал; но после слов Рики, многочисленных выходок, демонстрирующих его поведение, и той сцены с Джеем, который, слава богам, оказался благоразумнее и решил не мучать и так истерзанного Сону, юноша начал догадываться, что его спаситель — до отвратительности ярый гомофоб, и это осознание било по нему сильнее, чем что-либо другое.       Ему даже не было противно от того, что Рики попытался продать его тело своему хорошему другу, чтобы искупить перед ним абстрактную в глазах Сону вину и выплатить должок, однако после произошедшего небольшое отторжение не могло остаться незамеченным. Ёрзая на широком раскладном диване в одной из нескольких светлых и просторных гостиных, располагающихся в этом доме, Сону кутался в мягкий, приятный на ощупь плед по самую шею: его бил озноб, пока юноша размышлял по поводу возможно недалёкого будущего. Что будет, если Рики узнает об его ориентации? Как он отнесётся?       Конечно, Конон и Сыльги — прекрасные понимающие девушки, благослови их Господь — отнесутся с пониманием и не дадут Рики вышвырнуть Сону из их дома, как уверенные в себе леди и добрые души, но это отнюдь не значит, что его жизнь, находясь в опасной близости от Рики, не обратится в прах и не превратится в Ад сразу же, как гомофоб и гомосексуал столкнутся лицом к лицу.       Сону предпочитал молчать, но он боялся, что ничем хорошим это не закончится. И он был уверен, что в конечном итоге окажется прав.        — Правда? — Сону медленно опускается из планки, чтобы приземлить свою задницу, покрытую шершавой тканью коротких спортивных шорт Конон, на рельефную поверхность мягкого коврика. Старший ответа не слышит, но почти видит, как Рики, опять забывший о том, что его глаза бесполезны, убеждённо кивает; он уже успел выучить некоторые привычки подростка. К тому же, тон Рики звучал как никогда радостно, и в голосе скользили порой нотки нетерпения. — Поздравляю вас, Рики-сан. Я очень рад этому.        — Спасибо! — полные губы Рики растягиваются в самодовольной улыбке. — У того мальчика, которого я хотел предложить Джею, сорвалась с ним сделка, зато когда я показал ему фотографию, чтобы убедить его, что я не пизжу, Джей был в шоке, — Сону поднимает подбородок и с искривлённым интересом выражением лица уставляется в том направлении, где, по его мнению, должен был находиться Рики. — Оказывается, они уже успели познакомиться! Прикинь?        — Ого, — Сону действительно удивлён. — А как так получилось?       Конечно, ему хотелось бы узнать детали счастливого стечения обстоятельств, однако Рики неожиданно фырчит отстранённо, и его состояние резко меняется на сконфуженное. — Там… Долгая история. Я тебе потом расскажу, если время будет. Я хотел сказать тебе, что сейчас я отвезу тебя в одно горячо любимое мной место.        — Ах? — Сону хмурит аккуратные тонкие брови в непонимании. Старший, ёрзая на коврике, поджимает под себя ноги. Сомкнув колени, он просовывает ладони между худых бёдер, едва смыкающихся, и поднимает голову. — Про что вы говорите? Я не слышал от вас желания отвозить меня куда-то… Куда мы поедем?       Тишина, резко повисшая в просторной комнате, где сумерки витают благодаря приглушённому свету, просачивающемуся лишь через щель прикрытых штор, заставляет Сону немного смутиться. Рики, опершийся коленом о край постели и наблюдающий за ним со стороны, едва слышно вздыхает, почти незаметно сглатывая скопившуюся во рту слюну; его кадык нервно дёргается. Сону выглядит настолько покорно, словно послушный питомец, его маленькое невинное домашнее животное…       Чёрт возьми, фу! Фу, отвратительные мысли! Рики резко встряхивает головой, чтобы согнать с себя наваждение, и в рассеянности закатывает рукава своей светлой кофты на молнии до локтей, обнажая карамельную кожу крепких предплечий и толстые запястья.        — Мы поедем вместе с Джеем. Не бойся, тебе понравится.        — Да я и не боюсь…       Рики хмыкает, коротким движением головы сдувая тёмную чёлку со лба. Можно ли это назвать ложью во благо?

⊹──⊱✠⊰──⊹

      На тёмном здании, сложенном из кирпичей коричневого оттенка, слепит глаза сверкающая алым неоновая вывеска MOULIN ROUGE. Такие же яркие подсвеченные табло являют собой незамысловатые надписи по типу girls-girls-girls!, erotic nightclub, возможно live sex или, если хотите, можно организовать почти культурную программу, когда глаза цепляет искрящееся theater, что точно совсем не соответствует действительности.       Незамысловато изображённые фигуры обнажённых дам с большой грудью привлекают внимание, когда Рики, схватив Сону за запястье, на почти светящейся тонкой коже которого остаются синяки от отпечатывающихся пальцев, тянет его внутрь стриптиз-клуба, мимо высокого и коренастого охранника с гладкой лысиной на голове. Мужчина просто кивает поприветствовавшему его Рики, а вот на Джее, едва слышно звенящем цепью, которая лежит на воротнике обыкновенной тёмно-серой футболки, на шее, задерживает свой взгляд.        — Давно тебя здесь не было, Сон, — хрипит он, маяча взад-вперёд своей тёмной фигурой в униформе. Джей усмехается:        — Дела, сам понимаешь, — мужчина приподнимает брови.        — Тебя Принц искал, — он окидывает быстрым взглядом тонкую фигуру цепляющегося за Рики Сону, который совершенно ничего не понимает. — Надеюсь, догадываешься, по каким делам.        — Ясно, — хмыкает Джей, коротко кивнув, намекая на то, что он понял, о чём идёт речь. — Он соизволит прибыть сегодня? — охранник качает головой, разводя широкие ладони в стороны, и грубо прокашливается, хрипя:        — Спроси у Хисына, я не владею такой информацией.       Джей мычит, коротким жестом руки показывая охраннику «О’кей», и тот пропускает их без вопросов и полагающейся оплаты за вход.       Громкая музыка бьёт в уши, а вспышки ярко мелькают даже в закрытых глазах, заставляя опущенные веки дрожать. Джей касается второй руки Сону чуть более аккуратно, чем Рики, чтобы слепой юноша не сбился с пути своими заплетающимися ногами. Они держат путь мимо светящейся светло-фиолетовым неоновым сиянием барной стойки в виде полукруга, за которой на полках стоит множество, не менее сотни, бутылок самых разных цветов, форм и назначений: гренадин для сладеньких безалкогольных коктейлей, малиновый джин, швепс, соджу, вино и многое другое, то, на что даже слов не хватит перечислить. По левую руку от них на разном расстоянии располагаются подиумы, подсвеченные яркими софитами, с тянущимися вверх блестящими шестами, пока ещё пустующими; вокруг этих подиумов, поднимающихся чуть более, чем на полметра, выставлены удобные мягкие кресла, так же, как и за небольшими квадратными столиками.       Неоновые лампы сливаются в сочетание малиново-красного и фиолетового цветов, создавая привлекательный, не дающий уставать глазу контраст, и если бы Сону видел интерьер ночного клуба, таким произведением искусства он определённо бы восхитился. Юноша любил эстетику клубов и кабаре, и его восхищала красота, даже если ему приходилось считать её развратной или запрещённой.        — Куда мы идём? — Сону чувствует, как его веки перестают атаковать алые вспышки. Его тело слегка передёргивает от внезапно пронзившего его холода, что неудивительно: на тонком теле лишь чёрный сарафан, расширяющийся книзу юбкой-солнцем до середины бледных бёдер, белая накидка с оборками, похожая больше на накрахмаленный воротник, и тонкие под цвет платья чулки чуть ниже колена. На нём всё ещё одежда старшей сестры Рики, — ведь Рики до сих пор не занялся тем, чтобы купить ему собственную — и она, если честно, прикрывает далеко не все участки кожи, которые хотелось бы.        — В гримёрную, — тихо бросает ему на ухо Джей. Брови Сону дёргаются вверх:        — А так разве можно?..        — Если мы идём, значит можно, — бросает Рики, намереваясь немного успокоить разволновавшегося старшего. — Не бойся, мы хотим тебя кое с кем познакомить.       Сону сглатывает, но кивает решительно, и Рики прослеживает за движением его острого выступающего кадыка.       Наконец, они останавливаются, да так резко, что Сону чуть не впечатывается в спину Рики, ойкнув. Без стука Джей толкает аккуратную деревянную дверь, гладкую благодаря лаковому покрытию, прежде чем войти в новое помещение: здесь гораздо теплее — это первое, что подмечает про себя Сону. В нос бьёт сладкий аромат цветочных духов, свежести, мягких ноток персикового крема для рук и смешения запаха помад: сладкий с кислинкой, конфетный, бархатные фруктовые, а также слегка выбивающийся из общей колеи блеск для губ.       Почти голову кружит от одолевающих её сладких феромонов, а напротив квадратного зеркала, бросающегося в глаза из-за обрамляющих раму ярких лампочек, выделяющихся в однотонных серых стенах, втягивает сигаретный дым, просунув никотиновую палочку меж маленьких пухлых губ, молодой мужчина. Он задумчиво покачивает ногой, хлопая длинными ресницами своих огромных оленьих глаз, после чего оборачивается на стуле почти незаинтересованно.        — О, малыш Рики, Джей! — тянет он с ноткой экспрессии; его губки, намалёванные тёмно-алой стойкой помадой, тут же расплываются в улыбке. — А с вами?..       Его тонкие брови хмурятся, когда сконфуженный Сону перебирает свои тонкие пальцы, опустив голову в пол. Рики, спохватившись, спешит представить гостя: — Хён, это Сону.       Сону поднимает голову, и мужчина видит его бледные сухие губы, дрогнувшие в слабой, но нежной улыбке. — Здравствуйте!        — Привет, — хмыкает незнакомец. — Я Хисын. Сону? Где-то я такое слышал, но точно не припомню. И что за официанто-женихо-горничная?       Очевидно, он имеет в виду прикид Сону, над которым тот власти совсем не имел. Сону не пытался возражать Рики или просить у него что-то конкретное, позволяя Рики одевать его как тому вздумается, как сделанную из пластика куколку.        — Это долгая история, хён, — выдыхает Рики, когда Сону хочет было уже открыть рот. — Я потом тебе расскажу, когда время будет. Сейчас мне нужно… Мне нужна твоя вторая комната. Там пусто?       Хисын замирает на мгновение, словно бы его тело оказалось немедленно сковано цепями. Его большие оленьи глаза, блестящие в жёлтом свете лампочек на зеркале, половина из которых уже перегорели и не играют особой ценности, медленно, будто с опаской опускаются к штанам Рики — если быть точнее, к его карману, куда Рики тянется пальцами, чтобы в поле зрения старших промелькнул пакетик с белым порошком.       Джей поджимает губы и не роняет ни единого звука, намеренно оставляя ситуацию без комментариев или какого бы то ни было должного внимания. Рики проводит пальцами под носом, поперёк ноздрей, после чего Хисын со вздохом прикрывает свои чудесные глаза и, устало качая головой, кивает на дверь, ведущую в соседнюю комнату, представляющую собой почти точную копию помещения, в котором они сейчас находятся.       Рики с благодарностью кивает ему в ответ, прежде чем скрыться широкими быстрыми шагами. Джей прослеживает за ним пустым взглядом; его глаза заволокло тёмной пеленой, когда Хисын задумчиво щёлкнул костяшкой пальца.        — Джей, когда-нибудь я тебя убью.        — Куда ушёл Рики-сан? — робко интересуется Сону. Он всё ещё мнётся возле входа, и Хисын, добрая душа, жестом указывает Джею на небольшую мягкую кушетку возле стены, обитую серой искусственной кожей.        — У него свои собственные заморочки, — коротко поясняет мужчина. Он закидывает одну ногу на другую, — у Хисына чертовски длинные ноги, сейчас обёрнутые кружевными чулками, обнимающими и даже слегка сдавливающими мягкую кожу его бёдер — после чего вынимает изо рта наполовину сгоревшую сигарету. — Не бойся, милый, я тоже не всегда его понимаю. Сколько тебе лет, Сону?        — Двадцать, — тихо отзывается Сону нежным голосом, слегка дрожащим, когда Джей за руку доводит его до кушетки, усаживая его, а после грузно опускается рядом с ним. — А вам, Хисын-щи? И почему мы в гримёрке одни? Если мы в… стриптиз-клубе? — Джей тихо соглашается, намекая на правильность догадки. — Тут же, наверное, должно быть много танцоров. Или вы управляющий?        — Ага, управляющий! — неожиданно для обоих Хисын откидывает голову назад и, зажмурившись, заливается звонким смехом. Его серебристые волосы очаровательно переливаются перламутровыми оттенками в сиянии ламп. — Ещё владелец скажи, ну и придумал. Крошка, я не умею нихуя, кроме как крутить голой жопой перед богатыми мужиками за большие деньги, — мужчина присвистывает. — Хоть и закончил медицинский. Зато я так владельца сетей элитных стриптиз-клубов привлёк, спасибо на этом.        — Я пока ничего не понимаю, если честно, — сконфуженно бормочет Сону, стесняясь собственной тупости.       Хисын цокает языком, а на его прекрасных губах расползается милая усмешка. — Ну, конечно. Мой муж — владелец этого клуба и нескольких десятков таких же по всей стране. Ты не представляешь, какие бабки он рубит. Мы сыграли свадьбу в Лас-Вегасе три года назад — мне тогда двадцать два было, он — чуток постарше меня, — Хисын обнажает свои белые ровные зубы. — На десять лет.        — Значит вы — стриптизёр с медицинским образованием? — Джей рядом с Сону хмыкает — предположение прозвучало весьма и весьма забавно. Хисын фырчит.        — Вроде того. Мне эта карьера терапевта в хуй не упёрлась. Тем не менее, мои дражайшие одногруппники дразнили меня шлюхой. Но я не шлюха, — Хисын дразняще высовывает язык. — Я с клиентами не сплю. Только со своим мужем и любовником.       Сону вздрагивает, когда Хисын коротко хохочет, а Джей рядом с ним почти усмехается ему в ухо, качая головой. Всё это напоминает чудаковатый сон — словно бы он сейчас на самом деле не в реальности. В окружении Сону никогда не было людей подобного… ранга и поведения. Хисын очаровательный, но немного странный в своём сумасшествии.        — Любовником?        — О, прекрасный мужчина, — острый слух юноши улавливает, как Хисын сигарету втягивает, после едва слышно дым выпуская, и ногтем, наверняка наманикюренным, стучит по золотой железной пуговице своего блейзера, подол которого едва ли не длиннее, чем его короткие шорты. — Ему тридцать два и у него есть дочка. Прелестная девчушка, надо сказать. Обожаю его, знаешь, он такой зайка!        — А ваш муж… — Сону сглатывает резко застоявшийся в горле ком. — Знает об этом?       Хисын цокает языком так, будто этот парнишка только что спросил самую глупую вещь на свете. — Конечно знает. Они лучшие друзья, — «ого», — бормочет Сону едва разборчиво. — Они даже могут трахнуть меня вдвоём, если у них настроение будет. Я думаю, я слишком красив, чтобы можно было устоять передо мной. В любом случае, мне плевать: я не буду взимать с них плату.        — …Мне кажется, что это, ну, — Сону покусывает губы, делая вид, будто ему очень интересны собственные пальцы, намереваясь как можно тщательнее подбирать слова, чтобы не обидеть мужчину, но танцора, кажется, абсолютно ничем не проймёшь. — Немного странно.       Бровь Хисына изящно приподнимается. — Ты осуждаешь меня?        — Нет, просто я никогда с таким не сталкивался.        — Не считаю нужным разбирать все свои грехи, — потихоньку нос Сону начинает улавливать всё более явные нотки никотинового аромата, заполняющие комнатку. Хисын коротким движением руки тушит сигарету в пепельнице и оставляет её дотлевать. — Если ты хочешь сделать что-то — делай это, только в рамках закона, — шутливо предупреждает он. Его взгляд быстро проходится по Джею, который не может сдержать короткого смеха. — Ты никогда не уйдёшь, если, не пытаясь сдвинуться с какой-то мёртвой точки, на которой ты застрял, будешь иметь убеждение, что это делает тебя лучше, что твоё место именно в таком месте. Я не ёбаный философ или вроде того, — «Просто ёбаный», — бросает Джей, на что Сону поджимает губы, пытаясь сдержать смешки, но слушает старшего с интересом, вслушиваясь в каждое слово. — Но вряд ли я смогу сказать тебе что-то более. И… О-о, Юнни!       Хисын прерывает поток своих плавно текущих тихим ручейком размышлений. Сону слышит, как старший вскакивает с кресла, а после торопливые шаги, тяжёлые из-за огромной высоченной подошвы его ботинок, направляются в сторону выхода, гулко отдаваясь стуком по полу. Юноша растерянно вертит головой в ту сторону, куда побежал Хисын, пока Джей, лениво откинувшись спиной на стенку позади, наблюдает за тем, как Хисын кидается на шею невысокому темноволосому австралийцу.        — Я даже не слышал, как ты пришёл.        — Привет, — с улыбкой бормочет незнакомец, оборачивая талию Хисына большими ладонями с аристократично пронизывающими их вдоль выпуклыми венами. — Как вы здесь? — Хисын мычит что-то неопределённое, больше похожее на положительный ответ. — Салют, Джей, — младший коротко дёргает головой в приветственном кивке. — И… Сону?       Уже напрягшийся из-за врезавшегося в его уши будто бы знакомого голоса Сону поднимает голову, и его лицо светлеет, когда он понимает, что не обознался, не ошибся в своих догадках. — Джейк-хён?..       На несколько мгновений, тянущихся будто вечность, воцаряется звенящая тишина. Удушливый запах сигарет, примыкающий к дикому смешению ароматов всех духов и косметики Хисына, неприятно кружит голову, когда челюсть Сону почти отвисает от неожиданности встречи. Юнни-Джейк, он же Джеюн (но это если для своих), невысокий мужчина корейско-австралийского происхождения с широким ртом и крепким рельефным телом, глупо хлопает глазами, прежде чем издать вопросительное мычание.        — Сону, как ты здесь оказался? О, Боже… Серьёзно?        — Джейк-хён, — губы Сону трогает слабая улыбка. По нему видно, что юноша действительно рад видеть Джеюна, однако кажется, будто бы связывают их не самые приятные для обоих обстоятельства. — Я так рад, что ты здесь.        — Твой отец искал тебя и Джухён, Сону, — выдыхает Джеюн, поддерживая в объятиях ошарашенного Хисына. — Не понимаю, как тебе удалось сбежать от него, чтобы он тебя не нашёл, а мы с тобой встретились в стриптиз-клубе вот так.        — Потому что он — идиот, — выдыхает Сону. Его руки, сложенные на коленях, сжимаются в слабые некрепкие кулаки; Джей же выглядит абсолютно потрясённым происходящим — он совершенно не понимает, что происходит, кроме того, парень впервые слышит, чтобы Сону говорил настолько ядовитым тоном.        — Вы знакомы? — ошалело бормочет он резко охрипшим голосом. Сону кивает, а его веки подрагивают; он позволяет Джеюну дать короткое пояснение.        — Из-за моей работы, — ни для кого из них не секрет, что Джеюн является востребованным, богатым и довольно известным инженером-биохимиком. В его кармане куча денег, за плечами — опыт работы на родине в Австралии, в Калифорнии и Канаде, в Корее. Мужчине даже предлагали работу в Америке, но пришлось отказаться из-за семилетней дочери, которая ещё не сильна в английском языке, и его возлюбленного (хотя, назвать Хисына «любовником» будет гораздо более правдоподобно и справедливо). — Я часто сотрудничал с Кимом, оттого и знаком с его сыном. Сону, чёрт возьми… — ругается Джеюн, стоит ему только внимательнее изучить сидящего неподалёку юношу, прижимающего друг ко другу свои торчащие голые коленки. — Что с тобой случилось? Почему ты такой худой? Что ты ел всё это время?       Сону передёргивает худыми плечами; кажется, будто он не совсем хочет давать ответы на эти вопросы, — конечно, ведь недалёкие воспоминания не из приятных — но, очевидно, его настроение резко улучшилось, стоило ему встретиться с Джеюном. — Я расскажу тебе, хён, немного позже. Сейчас я живу у Рики-сана.        — Рики? — Джеюн бросает удивлённый взгляд на Хисына, но тот лишь качает головой в незнании и коротко чмокает старшего в губы, после выныривая из чужой хватки, чтобы подплыть к зеркалу и посмотреть, не размазалась ли от прикосновения помада. Тогда Джеюн в поисках подтверждения глядит исподлобья на Джея, который слегка заторможенно кивает, и сам не до конца осознавая сложившуюся ситуацию.       Сону улыбается. — Рики-сан немного странный, но он — человек с доброй душой, как и его прекрасная семья. Мне очень нравится Конон-нуна.        — Удивительно, — выдыхает Джеюн. Кажется, будто на словах «человек с доброй душой» троим хочется рассмеяться в унисон, но они доблестно сдерживаются. Вместо этого старший по-хозяйски заваливается на широкий мягкий диван с кое-где протёршейся кожей, местами потрёпанной временем, располагающийся сбоку от столика Хисына.        — А ты чего здесь? — Хисын растушёвывает тёмно-алую помаду на губах подушечкой пальца, глядя на своё отражение из-под полуопущенных ресниц. — Я не ожидал увидеть тебя сегодня.        — Да я хотел спросить, имеется ли у вас в запасе ёлочка или информация о том, где её можно приобрести в такое время.        — В лесу если только, — фырчит с ноткой скептицизма удивлённый Джей. — Корейский Новый год был уже давненько.        — Это не на Новый год, — глухо отзывается Джеюн. — Это дочке на день благодарения. Да, я в курсе, что он в ноябре, — прерывает он, стоит лишь Джею открыть рот. — Но они готовятся заранее. Очень заранее, — насмешливо хмыкает мужчина. — Так у вас есть ёлочка?        — Ёлочки нет, хочешь сосну за пятихатку? — Хисын игриво прикусывает губу, резко вскинув ногу в кружевном чулке, наполовину прикрытом высоким сапогом на шнуровке, на бёдра старшего.       Джеюн фырчит. — Чё так дорого сёдня? — однако его губы растягиваются в нежной улыбке от присутствия Хисына рядом. — Кстати, — мужчина коротко оглядывается по сторонам. — А где Рики?        — Он там, — Джей кивает на приоткрытую дверь в противоположной стене, на что Джеюн хмурится.        — Опять юзает?        — Будто ты удивлён. Ломка — не самое лучшее состояние.        — Погоди, а с чем он пришёл?.. — Хисын, резко встрепенувшись, оборачивается к Джею, чьё тело будто бы холодным потом окатывает от чужого взгляда, пронизывающего его ужасом.       Он старается сохранять спокойствие и возводит глаза к потолку, силясь вспомнить, что передавал Рики в последний раз. — Метамфетамин?..        — Мет? Джей, блять, серьёзно?! — Джеюн подскакивает на диване. — И какого хрена вы даже не проверили его? Он набросится на нас, даже если мы попытаемся его вырубить!        — Что? Что происходит? — Сону удивлённо ахает, дезориентированный в пространстве, когда Джей хватает его за руку и ведёт за собой в сторону двери, куда активно, но как можно более тихими шагами направляются Хисын с Джеюном.       Хорошо смазанные добротные петли, слава всем богам, не скрипят, когда открывшаяся наружу дверь являет собой четыре фигуры, три из которых приглядываются к открывшейся перед их глазами картине: Рики сидит на стуле, отвернувшись от туалетного столика, на столешнице которого едва заметны рассыпавшиеся остатки белого порошка. Его глаза прищурены благодаря растянутой на его лице улыбке, непослушные тёмные волосы падают на глаза, а большая ладонь подростка сжимает острый нож с розовой пластмассовой ручкой, которым Хисын обычно строгает карандаш для бровей.        — Что там? — шепчет Сону почти неуловимо для слуха, пока Джеюн придерживает его тело.        — Сидит, — выдыхает Хисын. — Нам нужно как-то его вырубить, иначе он набросится на нас с ножом.        — По стенке, — отпускает Джей с коротким вздохом. — Пройти мимо и ударить его по голове табуретом, чтоб не летальный исход.       Напряжение, охватившее их подрагивающие от страха тела, становится всё более ужасающим с каждой секундой. Понимание того, что благодаря одному, не уследившему за Рики, они все крепко влипли, давит на голову, словно многотонный балласт, который не получается сбросить из воспалённых мыслей.       Джеюн почти издаёт удивлённое восклицание, когда ладонь Хисына выскальзывает из его, но Хисын тихо шикает на него, прикладывая палец к губам. Танцор прижимается к стене всем телом; его глаза неотрывно наблюдают за Рики. Шарканье одежды Хисына по холодной поверхности заставляет Сону вздрагивать от страха, пока Джеюн с Джеем крепко держат его, но Рики не обращает на это внимание: он не дрогнет, пока с ним не заговорят, ведь только тогда его одурманенное сознание почувствует угрозу для жизни.       Выдохнуть спокойно удаётся в тот момент, когда Хисын, наконец, добирается до небольшого деревянного табурета на низеньких ножках, покоящегося за столиком. Его шаги почти неслышно отдаются из-за гигантской подошвы, из-за чего его довольно высокая тонкая фигура становится немного пугающей. Хисын тянется к табурету, слегка наклонившись, но неожиданно подкосившаяся из-за неудобной скрюченной позы нога танцора подворачивается, и Хисын, коротко вскрикнув, падает на пол.        — Неуклюжая балда!.. — ругается он себе под нос, совсем забывшись.       Однако, его тело крупно вздрагивает, и Хисын каменеет на месте, когда понимает, что он только что сделал. С животным страхом, чертовски медленно его широко распахнутые глаза уставляются на оцепеневших Джеюна с Джеем, широко раскрывших рты, и потерявшего дар речи донельзя напуганного Сону.       Их отрезвляет звонкий голос — Рики пронзительно вопит, а после мгновенно вскакивает со стула. Подросток начинает громко кричать неразборчивые слова, не соответствующие даже существующим в действительности; его тело дрожит, как и нож, крепко зажатый в руке. Со смехотворной тряской Рики бьётся в истерике — ему страшно за себя, одурманенный действием сильного наркотического опьянения мозг не соображает, ему кажется, что его преследуют, что за ним следят.       Выбитый из колеи пронзившей лодыжку болью Хисын пытается подняться, обмирая внутри от страха, пока Джеюн с Джеем, ошарашенные, случайно выпускают из рук Сону, который от неожиданности спотыкается и, беспомощно взмахнув руками в воздухе, глухо падает на колени на холодный застеленный линолеумом пол. С отвратительным шарканьем колени прочерчивают за собой след, а тонкая кожа стирается до крови.        — Нет! — вскрикивает Джеюн, когда не видящий перед собой ничего Рики бросается на дрожащего Сону, пытающегося отползти назад, с ножом, думая, что Сону — его главная угроза.       Сону восклицает от ужаса. Его крик сопровождается хрипом, когда Рики замахивается и со всей дури бьёт ножом в тощее бедро Сону. Сону задыхается от пронзившего его ногу болезненного спазма и ужаса, когда он ощущает, как острое лезвие разрезает ткани кожи его бедра.       Он может только отталкивать и пинать его, крик превращается в сдавленный звук. Джей, пришедший в себя первым, бросается вперёд, чтобы попытаться оттолкнуть обезумевшего подростка и схватить Сону, попытаться оттащить его. Сону карабкается, бьёт Рики по голове, не зная, куда девать руки.       Тёплая кровь, просочившаяся мгновенно из-за большой глубины пореза, начинает выступать крупными каплями. Алая, она течёт по бедру, быстро струясь широкими ручьями по белоснежной коже Сону. Побледневший от накрывшего его болевого шока Сону пытается оттолкнуть Рики в грудь, но в его ухо врезается громкий крик младшего.       Ещё одним ударом, который наносит Рики, бесконтрольно взмахнувший рукой, становится удар ножом по горлу. Он замахивается и режет, полоснув Сону лезвием прямо по кадыку. Сону хрипло кашляет алеющей кровью, просочившейся на пол и капающей, ползущей по уголку его рта.       Джей крепко хватает его, острые кости колют его ладонь, когда он рывком вырывает тело Сону из-под почти упавшего на него Рики. Мгновение — кто-то сзади подростка замахивается тем самым табуретом, и спустя несколько секунд ударом на его голову приземляется деревянный предмет. Глухой стук, раздавшийся от удара по затылку, почти оглушает, когда Рики, пошатнувшись, теряет сознание и падает на пол прямо перед Сону, которого прижимает к себе сидящий на коленях тяжело дышащий Джей. Его тело грузно шлёпается на пол, а окровавленный нож со звонким шарканьем чертит краснеющий след, выпав из безвольно раскрывшейся руки.       Высокий крепкий мужчина опускает руки и, откинув табурет, переводит загнанное дыхание. — Это что за какофония ужаса? — он глубоко вздыхает, его тихий грубый голос действует успокаивающе на уши Сону, который, зажимая руками собственное неглубокое ранение на горле, догадывается, что всё закончилось. — У меня просто нет слов.        — Сонхун, — выдыхает Джеюн. Его сил едва хватает на то, чтобы удержаться за дверной косяк. — Ты здесь…        — Я чувствую, я появился очень вовремя, — молочная кожа Сонхуна розовеет, его красивые, почти аристократичные острые черты лица кривятся в непонимании, а широкие брови хмурятся, когда он присаживается перед Рики на корточки. — Что он нюхал?        — Мет, — сипло отзывается Джей. Тут же от Сонхуна доносится удивлённое фырканье.        — Обо что ты там ударился? — он удивлённо качает головой. — Как ты мог дать ему мет?        — Я забыл, что он взял с собой именно его, — Джей ругается себе под нос, наблюдая за Сону, который дышит тихо-тихо. Струйка крови, стекающая с его подбородка, каплями падает, впитываясь в джинсы старшего.       Хисын, лодыжка которого всё ещё не пришла в норму, кряхтит, привлекая к себе всеобщее внимание. Мужчина приподнимается на коленях и ползёт к Сону с Джеем, — благо, колени немного защищают чулки. Сонхун наблюдает за супругом прищуренными глазами, когда Хисын плюхается на задницу перед двумя. Тонкие изящные руки танцора быстро тянутся к шнуровке ботинка, чтобы развязать её и со звонким стуком подошвы скинуть на пол. Хисын стягивает со своей длинной стройной ноги чулок, тяжело дыша, а после откидывает руки Сону от горла и прижимает сетчатую ткань к его шее. Тёмное кружево тут же начинает пропитываться жидкостью.        — Кто такой? — Сонхун кивает на ослабшего Сону, который почти обмякает в руках поджавшего губы взволнованного Джея, но пытается держаться до последнего.       Джеюн хмыкает. — Сону.        — Про которого ты мне рассказывал? — Джеюн кивает, и Сонхун, вполне удовлетворённый ответом, ёрзает на месте. Он перекатывается на колени, марая свои дорогие брюки, и поправляет закатанные по локти рукава коричневой рубашки, чтобы обнять вздрогнувшего Хисына сзади. — Приятно познакомиться.        — А в-вы? — Сону хрипит. Из его рта течёт струёй кровь, не останавливаясь, и Хисын шипит на него, чтоб языком не трепал. Танцор пытается обернуть вокруг его шеи чулок, как марлевую повязку.        — Ледяной принц, он же Принц, он же Пак Сонхун. Владелец клуба, в которым мы сейчас находимся.       Ресницы Сону подрагивают. Сонхун окидывает масштаб бедствия, выглядывая из-за плеча Хисына, и мычит коротко. — Я сейчас принесу аптечку.        — Нужно в травматологию, — рассеянно лепечет Хисын на грани между шёпотом и немотой.        — Н-неужели Рики-сан, — Сону хрипит, выстанывая почти неслышно. Ему всё ещё сложно говорить. — Неужели он-        — Он наркоман, Сону, — хмуро бросает Джей, голос раздаётся сипло над его головой. Сону выдыхает:        — Но ведь ему всего шестнадцать лет, он ещё так молод. Я… Я не могу п-поверить, — шепчет юноша. — Он ведь губит себя!        — «Губит» это ты хорошо сказал, — мрачно бормочет Джеюн, опустившийся рядом с ними на колени. — Он употребляет с четырнадцати. И, справедливости ради, вряд ли доживёт до тридцати.       Словно по команде они переводят глаза на безвольное тело лежащего без сознания Рики. Конечно, после употребления такой большой дозы он ещё долго не сможет заснуть, а наркотик будет выводиться из организма на протяжении нескольких дней, но будет ли он жалеть из-за того, что причинил Сону вред?       Если вы спросите Джея, как эксперта, он с уверенностью и скептицизмом, снисходительно прикрыв веки и качая головой, ответит вам, что определённо нет.