Дар или жертва

      На тёмном здании, сложенном из кирпичей коричневого оттенка, сверкает алая надпись MOULIN ROUGE. Чонвон морщит маленький вздёрнутый носик и щурит свои загибающиеся уголками вверх кошачьи глазки, которые слепят неоновые вывески вполне приличного и не очень характера. Щёки печёт пусть и слабый, но всё же едва заметный румянец; в стриптиз-клубах Чонвон никогда не бывал, и то, что в подобном месте, да ещё и не самом безопасном, он в первый раз, заставляет его дрожать, как маленького беспомощного котёнка под дождём.       Охранник, щеголяя коренастой фигурой в специальной униформе с ярко-жёлтой выделяющейся надписью, вышитой на кармане, наклоняется к нему. Меж его густых бровей залегает глубокая складка, а после одна из них приподнимается.        — Сколько лет? — грубым голосом гудит он в ушах Чонвона, наклоняясь к нему. Мужчина не задаёт лишних вопросов, и его грозная молчаливость вводит Чонвона в ступор сильнее, чем он ожидал.       Юноша сглатывает, пытаясь унять трясущиеся руки, и выдыхает.        — Двадцать.        — Паспорт, — отзываются с готовностью. — Помимо тебя много таких же «совершеннолетних».       По тяжёлому выдоху Чонвона, набравшего в лёгкие побольше воздуха для успокоения, становится понятно, что просьбу выполнить он не намерен. Отец бы в любом случае не разрешил ему сделать себе поддельный паспорт — будущий капитан полиции обязан хорошо зарекомендовать себя, имея багажом чистую репутацию и отсутствие судимости — по крайней мере, так говорил Ёнгван.       Чёрт возьми, да Чонвон роет себе могилу! Зачем он вообще полез сюда?..        — Ладно, — хмыкнув, Чонвон решается на правду, от которой и так было не скрыться. — Мне восемнадцать.        — Свободен и не трать моё время.       Чонвон сжимает руки в крепкие маленькие кулаки; ровные белые зубы прихватывают и терзают пухлую нижнюю губу, искусанную уже чуть ли не в кровь, до отходящей корочки.       Что ж, кажется, ему придётся воспользоваться тем, что удалось выяснить. Хоть юноша и был уверен, что ему понадобится прибегнуть к этому, надеялся, что проскочить удастся — иначе у него будут большие проблемы.        — Мне нужен Принц, — выдаёт Чонвон, подняв голову. Его большие распахнутые глаза, блестящие разноцветными неоновыми бликами, как у куклы, наполнены решительностью, что заставляет охранника удивиться. Не только его словам, но и внезапно возникшей уверенности. — Мне нужно расспросить его про Джея и Рики.       Безволосая голова охранника мотается по сторонам: очевидно, он не ожидал таких разговоров от простого мальчишки. Чонвон губу до боли прикусывает, острыми ухоженными ногтями впиваясь в мягкие ладони. На нежной коже ямки в виде полумесяцев остаются, а широко раскрытые глаза почти слезятся, когда он тупо хлопает своими длинными-длинными хорошенькими пушистыми ресницами.       Его губы раскрываются в беспомощном жесте. — Пожалуйста!.. — шепчет он в отчаянии.       Нахмуривший тёмные брови мужчина оглядывается по сторонам — рядом с ними никого. Приглушённый голос почти неслышен, когда охранник ближе наклоняется и бормочет почти в чужое покрасневшее от волнения всего естества ухо:        — Если зарекомендуешь себя плохо перед Принцем и я вылечу — я тебя запомнил, держи это в голове, малец, — он кивает на широкую дверь из добротного тёмного дерева. — Спроси у бармена путь к гримёрной Хисына.       Сложив руки перед собой в благодарственном жесте, Чонвон отвешивает глубокий поклон и, бормоча лихорадочное «спасибо», проныривает под его крепкой тяжёлой рукой. Взбудораженное радостью и невольным томительным ожиданием от многообещающей встречи колотится сердце.       В глаза бьют неоновые лампы, которые сливаются в сочетание малиново-красного и фиолетового цветов. Чонвон щурится, прокладывая себе путь через средней ширины дорожки, петляя меж мягкими и удобными на вид стёгаными креслами, обитыми серо-голубой тёмной бархатной тканью, наверняка плотной. Вспышки софитов, которыми подсвечены яркие высокие подиумы с тянущимися вверх блестящими шестами, ярко мелькают, отражаясь в зрачках и заставляя полуопущенные веки дрожать.       Светящая светло-фиолетовым неоновым сиянием барная стойка встречает его множеством бутылок, как самых простых и типичных с обыкновенным алкоголем, знакомым каждому, так и извивающихся, поражающих своими формами, — их назначение Чонвон предпочитает не узнавать — и барменом. Молодой парень, по пояс возвышающийся над составленными полукругом широкими столами стойки, в белоснежной рубашке, светящейся в сиянии клуба, и фартуке, протирает один из бокалов. Его короткие каштановые волосы уложены в укладке, больше напоминающей очаровательный беспорядок, а красивые губы в форме сердца слабо сжаты.       Чонвон обращает внимание на бейдж с надписью «Бомгю», красующийся прямо поверх завязанного фартука, на груди, но решает особо не придавать значение имени.        — Извините, — быстро приблизившись к барной стойке, юноша неловко кланяется и зовёт, привлекая внимание бармена. — Вы не могли бы указать мне путь в сторону гримёрной Хисына? Мне охранник подсказал спросить у вас! — тут же добавляет он, поспешно спохватившись, стоит Бомгю поднять на него недоверчивый взгляд острых тёмных глаз.       Бармен хмыкает; в его голосе всё ещё слышно здоровое опасение, однако после слов об их охраннике, который тщательно следит за тем, кого следует пропускать, — Бомгю точно об этом знает — он решается дать ответ.        — Туда, — он слабо кивает куда-то вправо. — Спускайся под фиолетовую вывеску. Там одна дверь. И, — его губы движутся в короткой усмешке. — Не удивляйся, если вдруг зайдёшь и увидишь что-то, чего ты мог не ожидать.        — Спасибо!       Чонвон разворачивается, устремив свой взор к другой стороне просторного шумного помещения стриптиз-клуба. Бледная неоново-фиолетовая вывеска искрится выведенными на ней светящимися буквами, складывающимися в незамысловатую фразу «Nothing to see here». Уже теперь кажется, что в гримёрке Хисына ему отнюдь не намерены оказывать радушный приём, однако развернуться и уйти — отступить, сделать шаг назад, а Чонвон не такой.       Выступающий кадык нервно дёргается от движения горла, когда Чонвон сглатывает скопившуюся во рту слюну. Руки сжимаются в кулаки, прежде чем он быстрым шагом направится вниз по ровной лестнице, каждая ступенька которой обита железной каёмкой и подсвечена ярким сиянием недружелюбной вывески.

⊹──⊱✠⊰──⊹

       — Извините, можно?..       Тук-тук-тук! Осторожные стуки костяшками пальцев в сейчас закрытую аккуратную деревянную дверь, чья светлая поверхность гладкая благодаря лаковому покрытию, отдаются слабой болью в ушах. Чонвон отнимает руки почти тут же, как ошпаренный кипятком или обожжённый лижущими языками пламени огня, от двери, и отступает на шаг. Язык мимолётно проходится между пересохших от волнения бледных губ, в которые увлажняющий бальзам уже почти впитался.        — А-а?.. Входите!       Испуг пробирает непроизвольно — высокий голос, давший ему ответ, тянется будто взбудораженными нотками наслаждения, протяжными полустонами; это немного выбивает из колеи. Тем не менее, Чонвон решается: остановиться на полпути равно падению — так всегда говорит его отец. Собравшись с силами, Чонвон рвано выдыхает и толкает маленькой ладонью деревянную дверь, которая на удивление легко поддаётся.       Чонвон решает даже не заглядывать в комнату, сразу переступая порог. Оказавшись в небольшом помещении с уже известным нам интерьером типичной гримёрной, юноша спешно оглядывается.       Чонвон ахает; ноги прирастают к полу, а руки ко рту прижимаются непроизвольно, когда перед его глазами вырисовывается интересная картина довольно личного характера. На большом теле, что угадывается благодаря крепким ногам, обтянутым дорогими брюками, и сильным натренированным рукам, обнимающим тонкий стан, располагается полуголое худое тело танцора. Изгиб его тонкой талии обнимает топ кремового цвета, тонкие завязки которого скрещиваются ближе к нижней части шеи, а рукава, не достающие до тонких запястий, облегают длинные молочные руки.       Примечательно, что незнакомец обнажён от талии и немного ниже; ну, его ягодицы, карамельная кожа которых слегка покраснела от трения и ударов, точно не прикрывает ничего, в то время как изящные стройные бёдра обхватывают талию мужчины под ним, сокрытую чёрной рубашкой, а лодыжки оказываются слегка пережаты капроновыми носками, скрывающимися под ботинками на шнуровке в цвет топа. Мужчина под ним придерживает его за талию одной своей большой рукой, обрамлённой сетью тянущихся под тёмную ткань пиджака вен, а второй оттягивает один из чокеров на шее танцора — тот приподнимается на нём, с наслаждением откинув голову назад, они… занимаются любовью прямо сейчас?        — О, — хрипит тот, что на чужих коленях, обернувшись на потрясённого Чонвона, в буквальном смысле потерявшего дар речи. — Привет, крошка. Присаживайся, — его светлые блондинистые волосы подпрыгивают, когда он кивает на кушетку в другом конце небольшой комнаты.       «Не удивляйся, если вдруг зайдёшь и увидишь что-то, чего ты мог не ожидать.»       Встряхнув головой, Чонвон стремится согнать с себя наваждение и спешит к кушетке, чуть ли не запинаясь на ватных ногах. Худой незнакомец хмыкает ему вслед слегка хрипло, но наблюдает внимательно. Его тонкие и длинные пальцы, на безымянном правой руки из которых поблёскивает обручальное кольцо, — Чонвон подмечает это почти тут же — играются с пуговицами рубашки мужчины в чёрном.        — Так кто ты? — любопытствует он, когда Чонвон грохается на кушетку.       Поджав губы, юноша сглатывает; самому не понять, почему, но на лбу почти выступает капля холодного пота.        — М-меня зовут Ян Чонвон, сэр, — Чонвон складывает руки перед собой и представляется дрожащим голосом. Незнакомец хмыкает в ответ, ёрзая на чужих больших ногах:        — Приятно познакомиться, крошка. Можешь звать меня Хисын-хён. Так зачем ты здесь?       Его голос сладок и мягок, словно мёд капает с каждого слова, пророненного с его красивых губ, и с подачи Хисына Чонвон не может сопротивляться и почти мгновенно сбрасывает карты.        — Я ищу Принца, — мнётся он, губу до боли прикусывая. Чонвон сжимает ноги вместе и голову в пол пристыженно опускает, не решаясь смотреть на пару, всё ещё связанную самым интимным образом из всех возможных.       Хисын издаёт озадаченное мычание, похоже на удивлённое: «хм?» Чонвон замечает, что его вопросительно вытянутые уточкой губки выглядят донельзя очаровательно: с таким выражением его лицо становится ещё больше похоже на babyface, нежели есть на самом деле. Да, Хисын явно танцор, и ему эта роль подходит как никому другому.        — Это я, — ровный хриплый тон доносится ему в ответ. Из-за узкого плеча Хисына, обернувшегося к Чонвону, выглядывает голова мужчины, чьё лицо искажено едва уловимым любопытством.       Чонвон сглатывает резко вставший в горле ком. Пак Сонхуна юноша рассматривал на фотографиях биографических сайтов, однако вживую острые, почти аристократичные черты его лица и действительно белоснежная кожа дух захватывали.        — Вы так… не удивлены моим появлением здесь, — нервно усмехается Чонвон, дрожащие от волнения ладони на сжатые колени опуская. — Хотя мы с вами даже не знакомы.       Сонхун пожимает плечами; его тёмные густые брови на мгновение складываются хмурым домиком. — Я доверяю Чону. Он впустил тебя, — видимо, это он про охранника. — А это значит, что у вас обоих была чертовски веская причина.        — У него жена в декрете, — сипит Хисын. Его задница немного приподнимается, наполненная членом Сонхуна, когда тот любовно оглаживает его трясущееся загорелое бедро, обхаживая его звериным взглядом. — О-он в курсе, что если Хунхун его вышвырнет, он никогда больше не найдёт более хорошую работу. Здесь б-большая зарплата…        — …Хунхун? — переспрашивает Чонвон, немного удивлённый.       Он заметил обручальное кольцо на безымянном пальце, но не думал о том, что его мысли могут быть правдой. На сайтах с биографией владельца сети элитных стриптиз-клубов по всей стране говорилось, что он состоит в браке, но его законный супруг, который значительно младше него, не может справиться с подобным вниманием, поэтому предпочёл скрываться от СМИ, стать тенью своего мужа и не гнаться за славой.       Хисын цокает языком, после чего его длинные тонкие руки игриво ползут по плечам Сонхуна, чтобы обнять его за крепкую шею. — Мой муж, — самодовольно бросает он, будто бы даже немного хвастаясь. Хисын позволяет телу безвольно опуситься вперёд, прижимаясь грудью к груди Сонхуна.        — Да… я понял, — булькает Чонвон, уткнувшись носом в тыльную сторону своей ладони.       Звонкий мелодичный смех Хисына врезается в его уши. — Да не стесняйся ты так, я всего лишь грею его член! Это самое приличное, чем мы можем заниматься наедине, — он нежно касается пальцами красивого лица Сонхуна, чтобы взять его в ладони, а в голове Чонвона тут же проскальзывают сомнения насчёт слова «наедине», но высказать он их не решается. — Сколько тебе лет, крошка?        — Восемнадцать, — с готовностью отвечает Чонвон. Честно говоря, он немного боится этих двоих, но не потому, что они занимаются сексом прямо в его присутствии, а потому, что Чонвон знает — их пара влиятельна, в основном благодаря власти, сосредоточенной в руках Принца, и если Чонвон разозлит их так, что они захотят его выгнать, вряд ли он сможет узнать что-то, о чём хотел. Поэтому Чонвон услужливо поддаётся их разговорам и вопросам. — А вам? — однако, он решает не оставаться в долгу.        — Ой. Он ещё совсем кроха… — бормочет Хисын Сонхуну, наклонившись к его лицу. Тот хмурится, — видимо, его голову одолевают беспокойные мысли — прежде чем вскинуть бёдра вверх, заставив Хисына громко вскрикнуть, в наслаждении откинув голову назад. — Двадцать пять мне, — ах, теперь всё ясно, он младше Сонхуна на десять лет. — Т-так что ты хотел, малыш? — интересуется он, краем глаза зацепив юношу.       Охваченный невольным возбуждением, Чонвон сжимает ноги и, пережав маленькие тонкие ладони бёдрами, опускает лицо, заалевшее рубиновым румянцем, вниз.        — Мне нужно поговорить с Принцем, — лепечет он. — По поводу Джея и Рики.        — О, эти двое, — хмыкает Сонхун, будто и не удивлённый. — Откуда ты знаешь Джея? У него нет друзей в принципе, но про тебя я ни разу не слышал.        — Нет-нет! — лихорадочно взмахивает руками Чонвон, немного подскакивая на кушетке. — Мы с ним не друзья! — его зубки терзают нижнюю губу, пока он раздумывает над тем, стоит ли признаваться паре в том, что его отец — капитан полиции; хотя, казалось бы, деятельность и заработок Сонхуна вполне законны. Смутные сомнения всё равно терзают. — Мы познакомились, когда мой отец повязал его и его дружков за распитие алкоголя в неположенных местах. Джей был пьян и не совсем… — мысли Чонвона метаются в том самом поцелуе. — В адеквате — неловко заканчивает он, не в силах подобрать слова.        — О, твой старый знакомый, — звонко хихикает Хисын в ухо Сонхуну, склонившись над его лицом. Хмыкнув, его супруг сладко улыбается, прежде чем крепко схватиться за талию взвизгнувшего Хисына и снять его со своего члена.        — На колени, — бросает он. — Займи свой рот чем-нибудь.       Хисын фырчит. Он грохается на голые колени, которые соприкасаются с полом с громким глухим стуком. Бёдра разъезжаются, когда он поджимает икры под себя, чтобы пробраться меж раздвинутых ног Сонхуна.       Чонвон наблюдает за тем, как Хисын, на мгновение обернувшись, подмигивает ему с улыбкой, обнажая ряд блестяще белых ровных зубов, прежде чем взять в свои худые изящные руки чужой внушительного размера член. Он поджимает губы, перед расфокусированными кукольными глазами маячит то, как Хисын берёт его в руки и целует, чтобы после провести языком по всей длине.        — О чём говорил Хисын-хён, господин Пак? — срывающимся голосом лепечет Чонвон, обращаясь к Сонхуну, потому что Хисын сейчас явно занят более важными делами.       Хмыкнув, Сонхун усмехается. Одна из его больших бледных ладоней тянется к карману брюк, чтобы выудить оттуда телефон, а другая ложится на светлую макушку Хисына, поглаживая в поощрении.        — Твой папочка проводил обыск в моём клубе пару лет назад, — бормочет он хриплым голосом. Холодный взгляд мужчины на мгновение поднимается, чтобы столкнуться с широко распахнутыми глазами Чонвона. — Меня подозревали в хранении и передаче наркотиков. И я мог бы присесть за решётку вместо того, кого действительно надо туда посадить, — он закатывает глаза, устремляя их в сторону. — Хотя тогда у меня ничего не нашли.        — И это как-то связано с Джеем? — взволнованно интересуется Чонвон, взбудораженный новыми подробностями рабочей жизни своего отца, о которых он раньше не знал. — Нар… наркотики?       Полные бледные губы Сонхун сжимаются в упрямую линию; цепкий взгляд Чонвона подмечает то, как его длинные узловатые пальцы стискивают телефон — дорогущий айфон последней модели.        — Скажи ему, — сипит Хисын, оторвавшись от ласк языком снизу. — Он всё равно узнает.       Сонхун хмыкает, в его тоне скользит неуверенность. Однако отчаянный вид Чонвона, сложившего руки перед собой, и его молящие глаза, блестящие в свете ламп, обрамляющих зеркало Хисына, подталкивают его к ответу.        — Ладно, — сдаётся Сонхун, вздыхая. — Да, твой Джей напрямую связан с наркотиками, — тело Чонвона вздрагивает — чёрт возьми, да это было более, чем очевидно. — Больше того, сидит на двух стульях сразу: он и принимает, и продаёт.       Ахнув, Чонвон опечаленно устремляет глаза в потолок. Его маленькое тело, почти сжавшееся на кушетке, обмякает возле стены. Неровная кирпичная текстура колет и царапает спину, но сейчас юноша не способен на то, чтобы воспринимать боль.        — А Рики?        — А что с Рики? — бровь Сонхуна приподнимается. — Он тебе вообще кто?        — Он мой одноклассник, — голова Чонвона быстро-быстро мотается в утверждающем жесте. — И если вы знаете Сону… — на этих словах оба напрягаются. Сонхун хмурится, а вздрогнувший Хисын отрывает губки от его члена с тихим чмоком. От покрасневшей головки тянется толстая нить слюны, оседающая на подбородке, когда его глаза впиваются в растерянного Чонвона. — Раньше у Рики не было питомца, но не так давно он представил нам Сону, и…        — О, боже мой, — выдыхает Хисын, прикрывая глаза, и качает головой.        — Да, он… — Чонвон сконфуженно мнётся. — Никто никогда не должен бить своих питомцев, так ведь? Это первое правило. Нельзя над ними издеваться. Недавно по всему телу Сону начали замечать синяки, а его шрамы на горле и на бедре… Мы боимся, что Рики не совсем в здравом уме и бьёт его, а его домашние ничего не могут с этим сделать.       Сонхун цокает языком. На его постном лице ни единой эмоции не прочесть, но в глубине холодных острых глаз, светящихся благодаря голубым линзам светлого оттенка, скользит невольное восхищение смелостью юноши, сидящего перед ними. Возможно, он готов раскрыть ему часть подноготной… Но отец Чонвона — капитан полиции.       Хисын поднимает глаза на него, и они считывают во взглядах друг друга одну-единственную мысль: «Это кончится катастрофой».        — Соси, солнышко, не отвлекайся, — хмыкает Сонхун, прежде чем подтолкнуть голову Хисына к своему подтекающему предэякулятом твёрдому члену. Его супруг фырчит, но послушно приоткрывает свои красивые губы, раскрасневшиеся от трения, чтобы взять головку в рот. — Вот что, — гудит он, обращая внимание Чонвона на себя. — У них обоих большие проблемы. Только если Джей принимает лёгкие наркотики, Рики сидит на гораздо более тяжёлых ещё со своих четырнадцати.       Чонвон прижимает руки к груди, под которой бьётся бешено скачущее сердце, которое, кажется, уже намеревается выскочить. — Серьёзно? О, Господи…       С уст Сонхуна срывается утвердительное мычание. — Мгм. Он начинает от экстази и может побаловаться героином; в основном он сидит на кокаине. Ещё принимает амфетамин, нюхает мет, — его рука зарывается в мягкие шелковистые локоны Хисына, сжимая волосы у корней в кулак. — Джей играется с экстази, но почти всегда только травку курит.        — А почему так?        — А Джей не дурак, — усмехается Сонхун. — Ему жить хочется. А вот Рики жизнь ни во что не ставит. Он всех вокруг херачит своими трипами, ломками и закидонами. Меня, Хисына, моего лучшего друга, Джея — мы все носимся вокруг него, как курицы-наседки. У меня нет на это времени, но я делаю это, чтобы он коньки не отбросил — хотя, честно говоря, ему и так не долго осталось. Его мать с сестрой и подавно не понимают, что с ним творится, я в этом уверен.        — Н-но ведь у Джея никаких внешних признаков, — Чонвон качает головой — кажется, будто часть его мыслей уже за пределами его черепной коробки. — Он выглядел совершенно адекватно, когда мы с ним встретились тогда…        — У него гниют зубы из-за веществ, — Сонхун пожимает широкими плечами. — У него виниры стоят, ничего удивительного в этом нет. Так-то он красавчик. Да и Рики ничего, — Хисын с возмущением хлопает его по бедру, чем пробирает Сонхуна на хриплый смех. — Спокойней, прелесть. Ты умница, так хорошо делаешь мне приятно, — жилистая ладонь поглаживает его двигающуюся вверх-вниз голову. — Но в последнее время он всё чаще ведёт себя странно.        — Как и подобает наркоману, — догадывается Чонвон.       Он думал об этом. В последние дни Рики становился всё более нервным с каждым проведённым в школе часом: он постоянно срывался на всех, даже на своего лучшего друга Таки, который прилагал все усилия, чтобы его успокоить, в ответ получая лишь нескончаемый поток тихой нецензурной брани; его крепкое тело дёргалось, как и нервно подрагивающая голова. Чонвон знал, что что-то не так — у Чонвона была развита интуиция на высшем уровне, и она его не подвела.        — Вот видишь, — просто соглашается Сонхун. — И что планируешь делать с этой информацией?        — Оу, я… — Чонвон мнётся. — Ну я не скажу ничего своему отцу, если вы беспокоитесь об этом! — он спешно и лихорадочно машет руками из стороны в сторону, заметавшись на кушетке. Юношу отпускает, когда он улавливает удовлетворённый кивок Сонхуна; конечно, очевидно: Принцу не нужны проблемы. — Просто теперь я понял, что нужно держаться поближе к Сону. Если я бессилен вне школы, то хотя бы в её стенах я могу его защитить.        — Смотри, чтобы твоя защита не обернулась переломанными конечностями, — гудит Хисын. — Кстати, — его маленькие надутые губы блестят, покрытые толстым слоем слюны вперемешку с белёсой естественной смазкой, когда он оборачивается к растерянному Чонвону и подмигивает, щуря свои прекрасные большие глаза. — Не хочешь присоединиться?       Чонвон взвизгивает. Его голова тут же начинает мотаться, как неваляшка, из стороны в сторону, а ноги сами по себе выпрямляются, заставляя подскочить с кушетки. — Н-нет, спасибо!.. — почти пищит он; надо же, у него ещё как-то хватает сил сохранять вежливость.        — Хисын, — Сонхун цокает языком, снисходительно качая головой и прижимая губами почти пробравшуюся на них улыбку, сопровождаемую едва уловимым смешком. — Ему всего восемнадцать, — Хисын хохочет, нежными движениями лаская его влажный член, истекающий естественной смазкой. Будто сквозь воду Чонвон наблюдает за тем, как элегантные тонкие пальцы второй руки двигаются размеренно вокруг его собственной промежности. — К тому же, Джеюн обещал прийти сегодня.        — Вообще-то, я уже здесь.       Чонвон, попытавшийся сбежать, ахает, когда в проходе натыкается на невысокую фигуру молодого мужчины. Стоит юноше, вскрикнув, прижать руки с выставленными перед собой ладонями к груди, как незнакомец хмурится, приподнимая свои тёмные брови.        — П-простите! — Чонвон тут же складывает ладони перед собой и отвешивает быстрый вежливый поклон под девяносто градусов, зажмурившись. — Спасибо большое за информацию, господин Пак! Извините, что прервал вас! Спасибо огромное!..       Он лихорадочно протискивается сквозь небольшую щель, образованную дверным косяком и крепким рельефным телом незнакомого мужчины, чтобы броситься вверх по гладким ступеням лестницы.       Джеюн, чьё красивое лицо искажает лишь непонятливое выражение, оборачивается ему вслед; для него развернувшаяся перед глазами картина гораздо привычнее, нежели со всех ног улепётывающий отсюда незнакомый малец.        — …Я даже шутить в такой ситуации боюсь, — лепечет мужчина, чьи округлившиеся тёмные глаза целиком выдают его эмоции. — Это вообще кто?       Сонхун посмеивается, играясь с отливающими платиной прядями шелковистых гладких волос Хисына, который лениво посасывает головку его члена. — Потом расскажу. Почему не предупредил, что выезжаешь?        — Я писал тебе, — фырчит Джеюн, закатив глаза. Его тонкий нос, ровный, почти как у греческого профиля, морщится, а длинные узловатые пальцы с выступающими костяшками перебирают ремешок чёрной сумки, которую мужчина вскоре небрежно откидывает на нагретую Чонвоном кушетку. — Ты не прочитал ни одно сообщение. Я подозревал, что ты будешь занят, — он хмыкает насмешливо, прежде чем подступить к сидящему на коленях Хисыну на пару шагов. — Вообще, сначала я хотел привести сюда дочь. Хорошо, что я этого не сделал.        — Это она тебе ногти накрасила? — приподнимает густые брови Сонхун. Он кивает на длинные пальцы Джеюна, чьи аккуратно подстриженные ногти немного неравномерно, с пробелами намалёваны чёрным лаком.       Джеюн фырчит, сдувая чёрную чёлку со лба. — Да, это… она очень просила. Я не мог ей отказать.       Губы Сонхуна вытягиваются умилительной трубочкой: они трое находят это довольно очаровательным. — Ты хотел привезти Софи в стриптиз-клуб?        — Нет, она просто соскучилась по Хисыну, — пожимает плечами Джеюн. — А Хисын, кажется, совсем здесь не скучает, — с нажимом продолжает он, исподлобья взглянув на Хисына глазами, искрящимися тёмным блеском.        — Ему весело, и он не может заткнуться, — хихикает Сонхун. — Присоединишься?       Он кивает на Хисына, который поднимает глаза вверх. Острая линия подбородка Сонхуна скрывается, когда его супруг опускает голову вниз — дразнящая улыбка играет на его губах. Джеюн усмехается; Хисыну дана возможность любоваться его острыми чертами лица, когда мужчина тянет руку, обрамлённую сетью красивых выпуклых вен, чтобы погладить его под подбородком.        — Не против? — Джеюн склоняет голову вбок, так, что его блестящие шелковистые чёрные волосы, прекрасно ухоженные дорогими средствами, спадают на красивое лицо. — У меня хорошее настроение сегодня.        — А у меня отвратительное, — бурчит Хисын, на мгновение отстранившись от члена Сонхуна, который он, кажется, использует уже больше как игрушку. Огромные оленьи глаза, блестящие от навернувшихся на них слёз, уставляются на его мучителей. — Я вам стендап во время секса устрою. Хотите анекдот? Слушайте: ебутся как-то два клоуна в вентиляции, — фырчит он, шмыгнув носом. — И один говорит другому: «чё-то не смешно нихуя»…       Хриплый грубый смех, разнёсшийся по комнате в унисон, почти заставляет его обмереть, а быстро бьющееся сердечко — сладостно затрепетать.        — То, что я не заказал тебе суши потому что поссорился с доставкой не означает, что я тебя не люблю, — фырчит Джеюн, ухмыляясь с обожанием. — Посмотри на мою спину — она вся в твоих царапинах.       Хисын улыбается, дразняще высовывая язык. — Не вижу, — с придыханием шепчет он.       С бледных уст Джеюна срывается снисходительное хмыканье, в глазах появляется пошлый прищур. Вцепившись в свою одежду, мужчина спешно снимает свою кремово-бежевую кофту с белыми вставками, идущими по воротнику и выделяющими карманы, не застёгнутую на железные пуговицы, парой лёгких движений, так будоражащих дрожащее от предвкушения тело полуобнажённого Хисына.        — Тогда иди ко мне, — Хисын тянется своим кулаком, слабо сжатым и похожим на дрожащую лапку, к воротнику его обыкновенной белой футболки. — Дай позаботиться о тебе, принцесса, — Сонхун посмеивается, помогая Джеюну придержать тонкий изгиб талии Хисына, который охотно перебирается на их прижатые друг ко другу колени, тычется носом в чужую медовую шею и хнычет капризно. — Ну тише, тише. Что такое?       Хисын шмыгает носом. — Знаете, я… у меня плохое предчувствие. Мне кажется, должен настать тот день, когда нашим обычным дням придёт конец, — его большие оленьи глаза блестят выступившими на них капельками слёз. — То, что Рики издевается над Сону, Джей и Чонвон… и всё это затрагивает нас, — его шикарные бёдра трогательно сжимаются, заставляя колени Сонхуна и Джеюна плотнее притиснуться друг к другу. — Какими бы влиятельными мы ни были, какую роль ни играли бы в этой надвигающейся катастрофе — мы тоже станем их жертвами. Но первыми в этом списке окажутся Сону и Чонвон.        — Почему ты так уверен, прелесть?       Хисын хмыкает сквозь сжатые зубы и ведёт челюстью; его тон сочится ядом. — Потому что эти идиоты никогда не остановятся. Особенно Рики. Он ебанутый на голову. Более того, — он оглядывает своих мужчин, наблюдающих за ним снизу вверх, с отчаянной торжественностью. — Я уверен, что нашим концом станет сегодняшний день. Чонвон не уйдёт далеко отсюда, — танцор убеждённо качает головой. — Он не уйдёт. Джей поймает его.        — Как?       Хисын хмурится в ответ на вопрос озадаченного его мыслями Джеюна, встряхнув головой, чтобы согнать с себя тревожность. Тонкая леска, узкая бархатная полоска чокеров на нём щекочут чувствительную шею, пока золотой кулон покачивается, глухо стучась о кожу.        — Я не знаю.       Сонхун мычит. — Ты слишком много думаешь, прелесть. Ты всегда слишком много думаешь.        — О, вчера ты говорил мне совершенно другое, — дразняще улыбается Хисын.       Нижняя часть его тела всё ещё обнажена, когда Сонхун лениво обхватывает большой ладонью сочащийся между его бёдер член. Танцор свои маленькие и пухлые красивые губы хитро прикусывает; он косит глаза на Джеюна, который смотрит на него в ответ с чистой похотью и желанием из-под густых тёмных ресниц, прежде чем Хисын толкнёт свой пах в объятия руки Сонхуна.        — Не испытывай нас, иначе ты пожалеешь о каждом сказанном слове, принцесса.       Хисын мило склоняет голову вбок, всматриваясь в красивые лица своих мужчин из-под редких прядей светлой чёлки. — Знаете, я сумасшедший. Я бы мог просто сделать это, если бы вы дали мне повод.       Он ахает, когда Джеюн тянется вперёд, чтобы прижаться влажными пухлыми губами к тонкой карамельной коже его чувствительной шеи. Это будет долгое наслаждение.       В эти самые минуты, о чём они даже не догадываются, не только для них.