⊹──⊱✠⊰──⊹
— Почему домашний арест?! Возмущённый и совершенно сбитый с толку, Рики вскакивает с низкого мягкого дивана в одной из гостиных, расположенных на втором этаже. Комната эта довольно комфортная: не ограниченная четырьмя стенами, она что-то наподобие скорее открытого пространства, тёмная из-за большого количества деревянных предметов интерьера, но при этом не гнетущая своей атмосферой. С низких тёмных стёганых диванчиков открывается шикарный вид на большие панорамные окна, из которых можно разглядеть задний двор дома с большой площадкой и чистое небо стремительно уходящих летних деньков; на таких же низких журнальных столиках разложены рабочие элементы главы семейства: ноутбук для переписок с клиентами-заказчиками, книги и материалы для кройки и пошива. По левую руку от этого уголка располагается не менее интересный, но уже живой: в небольшом углублении, засыпанном землёй, в окружении топорщащейся из неё травки вверх вьётся маленькое домашнее эвкалиптовое дерево; за этим углом, как и за клумбами снаружи, ухаживает садовник. Внушительная высота стен вверх тянется, к потолкам, а идущий вглубь коридорчик позволяет попасть в другие комнаты. Тем не менее, сейчас атмосфера шикарной просторной гостиной особняка семьи Кан-Нишимура отнюдь не комфортная: напряжение нависает над головами собравшихся густой грозовой тучей, теснящейся чёрными клубами, когда Сыльги, совершенно невозмутимая, складывает руки на груди, глядя на сына снизу вверх. — Это то, что ты получаешь за своё поведение. — Да чё я сделал-то? — восклицает Рики, однако тут же замолкает под холодным строгим взглядом матери, меж бровей которой залегает глубокая складка. Сыльги сыну по плечо, на целых полторы головы его ниже, но прямо сейчас он сгорает, сжимаясь весь, ссохшийся под её испепеляющим взором. Джухён растерянно маячит позади неё, мозоля глаза своей ещё более низкой фигурой, а стоящая за спиной матери Конон готовится держать её в любой момент, чтобы она не бросилась и не расцарапала своему непутёвому сыну лицо длинными острыми ногтями. Сыльги вздыхает, качая головой. — Я не знаю, «чё ты сделал» с бедным Сону, с которым сегодня Конон пришлось ехать в травмпункт и которому наложили ещё один шов в области виска, но я не потерплю этого больше. Рики, мне надоело то, что твоя самопровозглашённая вседозволенность переходит все границы, — она изящными движениями заправляет за уши длинные гладкие пряди красных волос, словно бы ей это и не интересно вовсе, однако Рики становится ещё страшнее. — Мама!.. — взмолившись, Рики складывает руки перед грудью. — Почему ты думаешь, что в этом виноват я? — А кто ещё, Рики?! — Сыльги тут же повышает голос. Её громогласный тон звучит как гром среди ясного неба; Конон и Джухён вздрагивают в унисон. Последняя с опаской выглядывает из-за плеча Сыльги, вытягивая шею. — Кто находится с ним рядом больше и чаще всего? На всём его теле появились новые свежие синяки, которые не скрывает даже самая закрытая одежда, а я знаю, что Сону, добрая душа, пытается не выдать тебя передо мной! На тебя жалуются в школе, теперь я узнаю, что ты таскаешь Сону и туда как питомца! — она цедит это слово сквозь зубы. — Как же хорошо проворачивать что-то у других за спиной, зная, что ты оказываешься дома самым первым и можешь просто отпустить Сону и заставить его забиться в угол, чтобы никто ни о чём не узнал, правда, Рики? Эти шрамы, эти побои! Сону только начал восстанавливать режим питания и идти на поправку! — Я никогда не делал этого, мама, я-я н-не делал!.. — Конечно, ты этого не делал, — хмыкает Сыльги. — Это всё сделала я. Наверное, это я виновата в том, что мой сын превратился в бесчеловечное чудовище, которое обижает слабых, — обеспокоенно обняв мать за плечо ближе к локтю, Конон ахает от ранящих душу брата слов. — Наверное, мне стоило клещами из тебя правду вытаскивать, верно? — Я- — Я столько раз говорила с тобой, Рики, столько раз! — сочащимся яростью хриплым, некогда красивым голосом восклицает Сыльги. — Я просила тебя рассказать о том, что с тобой происходит — если тебе тяжело! Я могла помочь тебе! Мы все можем помочь тебе! Но ты, как взрослый человек, выбираешь причинять другим моральную и физическую боль вместо того, чтобы дать помочь тебе!.. — Сыльги переводит дыхание, но только для того, чтобы начать с новой силой. — Ты думаешь, твоя мать такая дура? Ты убиваешь себя, Рики, ты себя не жалеешь! И вместо того, чтобы в таком молодом возрасте ещё попытаться ухватиться за тех, кто действительно тебя любит и беспокоится за тебя, за тех, кто готов помочь тебе, ты выбираешь тянуть людей за собой на дно и убиваешь всех вокруг! Тянуть ни в чём не повинных людей! — шипит Сыльги. — Я очень люблю тебя, Рики, я стараюсь дать тебе, Конон и Сону всё, но ты упорно плюёшь на это! Ты плюёшь людям, пытающимся достучаться до тебя, в лицо, и этим загоняешь себя в могилу! Потерявший дар речи Рики потрясённо замирает на месте, словно оцепенев. Джухён касается предплечья Сыльги нежным движением, чтобы попытаться её успокоить, а Конон уже тихо шепчет что-то на ухо матери, поглаживая её плечо, но женщина непреклонна; она смотрит на Рики снизу вверх своих острым решительным взглядом, пронзающим насквозь. Лицо Сыльги покраснело от ярости, а ногти впиваются в собственные ладони, оставляя на них тонкие полумесяцы. — Я против насилия, особенно над своими детьми, — цедит Сыльги сквозь плотно сжатые зубы, отчего по телу Рики пробегает холодок. — Но я бы ударила тебя, если бы знала, что это приведёт тебя в чувства, Рики. Но я понимаю, что это не поможет, — её пухлые алые губы, выведенные яркой помадой, сжимаются в упрямую линию. — Поэтому ты остаёшься под домашним арестом на неделю. Никуда и нигде, кроме дома, ты понял меня? Так Джухён будет хотя бы видеть, где Сону и что ты с ним делаешь. Рики стоит как вкопанный, не шевелясь. Его руки, сжатые в большие крепкие кулаки, подрагивают, безвольно опущенные по бокам. Прищуренные глаза искрятся едва заметным, но совершенно неподдельным страхом перед яростью Сыльги, обрушившейся на его рассудок смертельной волной. — Нишимура Рики, — с нажимом повторяет Сыльги. — Ты меня понял? — Да, — цедит Рики в ответ, едва нашедший в себе силы заговорить. Он даже боится думать о том, как спустя несколько дней своего «заключения» в стенах особняка будет без дозы. Да, у него в запасе на дне рюкзака всё ещё куча таблеток экстази, но вряд ли для того, чтобы не словить ломку, ему хватит их силы. Может, удастся пригласить хотя бы Джея? Но мама не знает о нём… — Замечательно, — и Сыльги отворачивается к Джухён одним резким движением. — Проверь Сону, пожалуйста, — просит она приятельницу. Теперь она как будто не с Рики, словно бы его здесь нет. Конон, обменявшаяся с Рики смущённым опечаленным взглядом, неловко отворачивается тоже. Джухён слабо кивает. — Я думаю, я посплю с ним, — тихо отвечает она. Сейчас Сону отдыхает в спальне матери, наконец провалившийся в сон после потрясений, пережитых сегодняшним днём. Сыльги в ответ Джухён бормочет нечто утвердительное, а затем держит путь в направлении к коридору, ведущему прочь из гостиной. Конон следует за ней. Впиваясь взором в маленькую стройную фигуру Джухён, Рики ведёт челюстью и со злостью сжимает руки в кулаки. Как же его бесит эта ебучая тварь. Хочется всадить ей с кулака посильнее, чтоб мозги на место встали. Непутёвая мамаша делает вид, что печётся за Сону и охраняет его как зеницу ока, но на самом деле не следит за ним ни-ху-я. Лицемерная сучка, вот ты кто, думает Рики, когда Джухён неуверенно оборачивается к нему. С тревогой она смотрит на него исподлобья снизу вверх своими тёмными глазами, в которых плескается неуверенность вперемешку со страхом, заставившая Рики насмешливо хмыкнуть. С усмешкой подросток резким шагом выступает вперёд и мимолётно хватает её за грудь, скрытую самой обыкновенной домашней футболкой, сжимая. — Классные сиськи, — с развязной улыбкой бросает Рики. Ахнув, оскорблённая Джухён отшатывается от него. Прикрывшись руками, женщина бросает на него свирепый взгляд — уголки её глаз краснеют от обиды — и спешно удаляется прочь из комнаты вслед за остальными девушками. Коротко хохотнув ей вслед, Рики заваливается на ближайший диван. Ситуация — дерьмо, но если эта мразь будет держаться от него подальше, то он возрадуется как никогда раньше.⊹──⊱✠⊰──⊹
МЫ. Остров Закурил на берегу Пальцы, губы, порох, спички Нашел пулю я одну И коснулся моря птичкойЯ устал повторять Волнами крики свои молча Прикоснулся к твоим пальцам Краем моря этой ночью
— Мой отец — учёный, известный и очень богатый, — начинает Сону в тот момент, когда Рики меньше всего этого ожидает. Неяркое солнце, заливающее светом передний двор особняка, не пробирается своими лучами в комнату, оглаживая просторное помещение тёплым слабым сиянием, заливающим её лишь благодаря открытым впервые за долгое время шторам. Кровать прогнулась под весом их фигур, расположившихся близко друг к другу. Большие шероховатые руки Рики придерживают голые лодыжки Сону, что колют его ладони выпирающими костями. Длинные грубые пальцы оставляют беловатые следы, почти тут же наливающиеся бледно-красным, на тонкой белой коже. Голова Рики немного кругом идёт, честно говоря, но он честно ничего не принимал — это лишь благодаря успокоительным. После разговора с Сыльги был соблазн сорваться и, наглотавшись таблеток, избить Сону к чёртовой матери, — ведь в трезвом состоянии у Рики не поднялась бы рука этого сделать; теперь нет — но сдержался. Конон попросила Рики подстричь Сону ногти на ногах и на руках, ведь в глаза отросшие и острые уже бросались. Этим Рики и занимался сейчас, положив ноги Сону на свои колени на подложенный под них листочек, чтобы мусор не сыпался на пол. Сону смиренно сложил тонкие белые руки на бёдрах, скривив лицо в обеспокоенном выражении; его корпус мягко покоился на подушке, опёршись о спинку кровати. Сону, не имеющий возможности открыть глаза, бесполезно головой по сторонам вертит. Он думает о том, слушает ли Рики его, и когда напряжённая тишина, повисшая над ними тяжёлым облаком, разрывается тихим хриплым: «Продолжай», Сону мягко выдыхает. — …да. Мой отец, он… он был просто гением. Знаете, в садике ему было скучно с другими детьми, и со временем его родители — мои бабушка с дедушкой — начали замечать, что он растёт умным не по годам. В школе отцу было интересно, но недолго; он шёл далеко вперёд своих сверстников. Дедушка подсуетился, и отец переходил экстерном в другие классы. Он закончил школу в двенадцать лет, представляете? — Ого, — тихо выдаёт Рики, не в силах сдержаться. Несмотря на то, что словами он не показывает особой заинтересованности, мальчишка действительно удивлён, и ему правда интересно. Рики подравнивает ноготь на одном из пальцев Сону тонкими маникюрными ножницами, и Сону набирает в грудь побольше воздуха, чтобы продолжить. — Да. И университет он тоже закончил экстерном. Вскоре его заметили на уровне страны и вручили премию, а ещё дали доступ к научным лабораториям, чтобы он трудился на благо себя и общества, — зубами Сону взволнованно прихватывает нижнюю пухлую губу, что не укрывается от пристального внимания Рики, что нет-нет да и поглядывает за ним краем глаза. — Он даже работал над эликсиром бессмертия, но я так и не узнал, получилось у него или нет. — Когда ему было двадцать пять, он женился на моей маме, а через два года появился я. У нас была хорошая семья: папа — гениальный учёный, зарабатывает невероятные суммы, поэтому мы можем позволить себе всё, что хотим; мама — бывшая воспитательница в детском саду, потом домохозяйка. Я тоже хотел хоть немного следовать примеру отца и учиться на отлично, — Сону пожимает плечами, и его губы трогает слабая улыбка. — И выходило, знаете? Я школу закончил с золотой медалью. Пальцы Рики, держащие раскрытые ножницы, замирают на полпути. Всё естество напрягается, когда юноша, внезапно замолкший, тяжело переводит дыхание. Глаза Рики впиваются прямо в Сону, чьё покрытое синяками тонкое тело ёрзает под атаковавшим его липким взглядом, который он чувствует кожей. — Знаете, Рики-сан, — неловко возобновляет он свой монолог, с нервозностью потирая свои худые плечи, скрытые светлой пушистой кофтой на молнии с чёрными рукавами — одной из его новых вещей. — Говорят, что у всех гениев мозги набекрень, — Рики рассеянно мычит. — И мой папа… Ну, он занимался доскональным изучением человеческого тела, ведь говорил, что если ты знаешь человеческое тело наизусть, то проще предсказать реакцию на тот или иной опыт. И так он начал ставить… эксперименты на мне. Рики озадаченно мычит. Он возвращается к ногтям на ногах Сону немного с испугом, ведь сил смотреть в его лицо нет. Длинные тонкие ресницы Сону трепещут, а выражение лица искажено мимолётной, неуловимой, почти ни с чем не сравнимой болью. — Первым, что он мне сделал, была пластическая операция лица, хоть он и не пластический хирург, — голос Сону ядовит, а его смешок пропитан чем-то, похожим на злобу. — Это было на мой… шестнадцатый день рождения. Изменил мне форму носа, разрез глаз, увеличил губы. На удивление, это прошло успешно, хоть он таким и никогда не занимался. Впоследствии он тестировал на мне что-то… менее опасное. Но мама всё равно была против. Она всегда была против того, чтобы он ставил эксперименты на мне, мол, ничего страшного не случится. И ничего действительно не случалось; до тех пор, пока он не захотел изменить цвет радужки моих глаз. Дрогнувшие руки Рики будто коченеют — подросток замирает в потрясении. Сону глупо хлопает своими длинными ресницами, поджав пухлые алеющие от стимуляции губы, и уставляется на него своим мёртвым взглядом. Слепая белая радужка глаз подёрнута серой дымкой в тени комнаты, поблескивая неживым взором, а невидящие зрачки сужаются почти неуловимо, но нагоняя на тело мелкой неприятной дрожи. — Так вот как ты ослеп?.. — хрипит Рики, осторожно спрашивая почти неслышным сиплым голосом. Сону кивает. — Это должна была быть простая операция, но что-то пошло не так. Я лёг на операционный стол по собственной воле и увидел в открытых глазах непроглядную темноту там же. Мне было девятнадцать. Я помню этот момент, его… — он сглатывает, и его кадык нервно дёргается. Юноша вновь зябко потирает узкие сжавшиеся плечи. — Не описать словами. — А дальше что? — спрашивает Рики. Отложив ножницы, он бездумно играет кончиками пальцев с узкими чёрными брюками Сону. Сону набирает грудью воздух. — Он начал сходить с ума. После того, как было проведено много совершенно безуспешных попыток вернуть мне зрение и мама обвинила его в том, что он испортил мне жизнь, отец слетел с катушек. Постепенно ему приходили всё более и более извращённые идеи. Он хотел скрещивать людей с животными, хотел вырастить мне хвост или заменить руки на лапы и всё такое, и почему-то он хотел делать это именно со мной. — Однажды, когда они с мамой ругались, она, крича, в слезах спрашивала его, почему он издевается надо мной, — губы Сону безвольно приоткрываются. — А он ответил ей, что теперь я бесполезен и не гожусь ни для чего, кроме опытов, потому что теперь я похож на кукол. На кукол, которые не идеальны. На кукол, которые не идеальны потому, что могут моргать, но не видеть. Моргать, но не видеть. Есть, но не пробовать. Ходить, но не танцевать. Сону проговаривает эти слова одними губами, резко пересохшими в липком воздухе большой холодной комнаты. Рики смотрит на него, а в голове пустота — лишь кружит дико из стороны в сторону, заставляя затуманиться неясный взор. — Наверное, отец окончательно потерял рассудок, когда решил по-серьёзному взяться за изучение человеческого тела, — вздыхает Сону, нервно ёрзая на мягкой кровати. — Рики-сан, вы знаете про то, что Леонардо Да Винчи вскрывал свежие трупы, изучая каждую мышцу, кость, сухожилие?.. — Рики издаёт слабое мычание. — Но он захотел сделать это с… живым человеком, — тело Сону пробирает крупная дрожь. — Без анестезии. Вколоть мне какой-то препарат или напоить каким-то веществом и посмотреть, что будет со мной, пока он будет резать меня вживую. Посмотреть на то, как долго пробьётся моё сердце, — Сону усмехается. — А потом оживить меня снова, если я сдохну. Наивный. — Было ли это до сих пор его учением или было развлечением, но мы с мамой со страхом отнеслись к тому, что услышали. Но теперь, кажется, он был настроен серьёзно. Поэтому, чтобы выжить, нам пришлось… бежать. Мы бежали без всего, налегке. Я даже не знаю, на что мы надеялись. — А как вы смогли разминуться? — рассеянно перебивает его Рики. Слабая хрупкая женщина и её слепой сын… Слова вырисовываются силуэтами, картиной в деталях стоят перед глазами на большом светлом панорамном окне, в которое солнце бьёт, слепя своими ярко искрящимися лучами, похожими на пожар — пожар в сердце подростка, который прямо сейчас понимает, в какое дерьмо он ввязался. Даже в затуманенной успокоительным голове проскальзывают обрывки мыслей короткими слепящими вспышками: Сону боролся за жизнь, боролся как мог всё это время, чтобы Рики почти забрал её просто потому, что ему так захотелось. Рики помнит, как Сону, душимый им, обессиленно цеплялся за его пальцы, прикрывая уже почти в принятии свои слезящиеся от недостатка кислорода глаза. Его торчащие рёбра и избитые выпирающие кости вырисовываются в больном сознании линия за линией. Рики смотрит на Сону, резко замолкшего. И они оба не понимают, почему они молчат. — …в какой-то момент мама сказала мне, что она отвлечёт их. Я ничего не видел, когда её руки толкнули меня куда-то, и я покатился вниз по грязной мягкой земле, — продолжает Сону уже тихим, более успокоенным печалью голосом. — Оказалось, она толкнула меня в овраг. Когда я пришёл в себя, мне казалось, что я сломал ребро или вроде того, но даже если так, сейчас оно уже точно срослось, и наверное плохо, — Сону пожимает плечом. — И я не знаю, как выбрался оттуда, потому что не могу видеть. Но, да, с тех пор я жил в лесу, пока вы меня не забрали. Около… полугода, может быть? — Рики ахает. — Ну, я не знаю сколько прошло времени. Я потерялся в счёте тогда. Все мои силы были направлены на то, чтобы выжить. Я ел землю в огромных количествах. Она была питательной, и её хватало на несколько часов, но при этом ужасно горькой, вязкой и отвратительной, — Сону зябко ёжится; его ноги безвольно дёргаются на бёдрах Рики. — Иногда я находил какие-то кислые листья. Я не знаю, были ли они ядовитыми, но они были вкусными, и это меня спасало. Растерянный, Рики поглаживает ноги юноши, сжавшиеся на его коленях. Сону притискивает маленькие ступни друг к другу и с тревогой склоняет голову вбок. Собирается ли Рики причинять ему боль, как он делает это обычно? Но Рики лишь вытаскивает из-под его ног листочек и откладывает его на пол. Подросток не знает, что им движет, но наклонившись к полу, он, выпрямляясь, вытягивает шею и целует ступню Сону ближе к его тонкой лодыжке. Тёплое касание полных сухих губ заставляет Сону вздрогнуть и от неожиданности голову вперёд вытянуть, а уста раскрываются в удивлённом выражении. Старший руки в маленькие дрожащие кулаки сжимает, не в силах на большее, и Рики, кусая губы, глядя на его трепетно трясущиеся руки, понимает, что скорее всего пропал. — То, о чём вы говорили мне, Рики-сан, — усмехается Сону, снисходительно, устало и по-доброму. — Что вы меня ненавидите. Знаете, я и сам ненавижу себя. Никогда себя не любил, а после потери зрения невзлюбил и подавно. Может, и правильно вы сказали — лучше было оставить меня догнивать на улице. Я ненавижу себя, ненавижу свою семью, — он делает многозначительную паузу. — Ненавижу то, что я собой являю. Моя жизнь — полное дерьмо. Честное слово. — Я не ненавижу тебя, — выдыхает Рики. — Я просто… не знаю, что со мной происходит. И не принимай те мои слова, которые я сказал тебе тогда. Мне стыдно за них. — Просите прощения? — Сону игриво смеётся, что совсем не подходит к данной ситуации. — Похвально. Но вы и не поймёте, если вам никогда не приходилось чувствовать себя подобием человека, а не быть им. Хотя, я не могу утверждать обратное, — он передёргивает худым плечом, укрытым чёрно-белой кофтой. — Я чувствую себя так каждый раз после того, как отхожу от наркотиков, — выдыхает Рики. Он, с грязной засаленной головой, массирует маленькие ноги слепого мальчика, в которого, кажется, влюбился, а этот мальчик рассказывает ему о том, как жил в лесу и питался землёй, чтобы выжить. Тошнота к горлу подступает от одной мысли, а ком скручивается где-то глубоко внутри; но, тем не менее, вот он — прямо здесь. Какая нелепость. — Почему вы принимаете? — робко интересуется Сону. Рики даже не замечает, как он придвигается поближе — понимает лишь в тот момент, когда старший аккуратно касается его плеча, и поворачивает голову. — Джейк-хён рассказал мне, что вы начали употреблять наркотики с четырнадцати лет. Почему? Кажется, этот день станет днём откровений, и с подачи Сону Рики сбрасывает карты. — …если честно, это началось из-за смерти отца, — немного повременив, чтобы дать себе собраться с силами, отвечает подросток. — Он попал в автомобильную аварию. Ехал ночью в автобусе с командировки, а ублюдок на грузовой машине по встречке превысил скорость. Кузов всмятку… не было шансов выжить, — Сону успокаивающе поглаживает его плечо своей тонкой и худой, но на удивление сейчас мягкой и тёплой рукой. — Тогда мы с мамой проплакали весь день, как только узнали. А потом у нас с ней начались конфликты. — Почему? — Дело в том, что они хотели развестись ещё до смерти папы. Они спрашивали у меня; конечно, я не хотел, и они подыскивали способ разойтись как можно более мягко. Говорили, что перестали быть друг другу интересны, и жить вместе теперь в тягость, а я… почему-то не верил им. Мне казалось, что мама просто хочет бросить моего папу, потому что на самом деле ей нравятся женщины, и она хочет встречаться с ними. — Это… извините, но это очень странно, — сомневающийся тон Сону — его честная реакция. И, на самом деле, Рики ему за неё благодарен. — С чего вы вообще это взяли? — Потому что она рассказывала мне, как раньше флиртовала с девушками. В шутку, конечно, но ещё тогда мне казалось это странным и ненормальным. Поэтому я никогда не верил ей, когда она пыталась убедить, что то, что они с папой говорят мне — это истинная причина развода. Папа тоже убеждал, — Рики вздыхает. — И всё-таки я не смог это принять. — А потом, в четырнадцать, я впервые сбежал в стрип-клуб Принца. И познакомился там со всеми: с ним, с его куколкой, — наверное, он имеет в виду Хисына. — С Джеюном и Джеем. Моё состояние было тогда так себе, и Джей, узнав, что у меня богатая семья, предложил его улучшить, — грубый хриплый голос дрогнул на последнем слове. — Первым моим наркотиком стала травка. А дальше я уже не смог остановиться. — А вы не хотели бы попробовать вылечиться? — совсем робко и тихо Сону бормочет неловкий вопрос почти ему в ухо, притираясь немного ближе. Он удивлён, что Рики не выступает против. — Рассказать Сыльги или Конон о своей зависимости. Я думаю, они вас поймут и хотя бы смогут найти для вас хорошее место в клинике. Они ведь хорошие… у вас очень хорошая семья, Рики-сан, — мечтательно выдыхает Сону. Рики фырчит. — Смысла нет, мне всё равно недолго осталось, — он снисходительно усмехается, когда с уст Сону срывается опечаленное аханье. — Да, мне очень жалко маму и сестру. Но скрывать от них то, что со мной происходит — лучшее, что я могу сделать. — Вы не правы. — Как скажешь, крошка. Сону фыркает скептично и надувает и так пухлые дующиеся щёки, мягкие, как рисовые пирожки. Впервые, кажется, он с Рики не боится: он действительно искренен в своих эмоциях. Где-то весел, где-то грустен, где-то скептичен и обеспокоен, но Рики рад, что впервые за долгое время Сону не испытывает с ним чувства страха. Почему-то Рики рад — он обеспокоен тем, что ему не всё равно, что чувствует Сону. И его это чертовски сильно пугает. А Сону невероятно, безумно красив. Его мягкая бледная кожа золотится в проникающих в комнату солнечных лучах, и ровный профиль с тоненьким вздёрнутым носом очерчен мягкими линиями, когда он голову отворачивает к окну, подставляя лицо под тёплые солнечные лучи. Длинные реснички вокруг мягко закрытых глаз трепещут, словно бы он сейчас не в сознании и ему снится сон. Рини невольно оглаживает взглядом тонкую белую шею с острым выступающим кадыком. И резко тянется вперёд. — Сону, — бездумно зовёт он тихим низким голосом. Вздрогнув, Сону голову поворачивает к подростку. — Да, Рики-сан?.. — Почему ты такой красивый? — бормочет Рики себе под нос, лепеча едва слышно. Однако Сону, что слухом всё в несколько раз острее воспринимает, улавливает и теряется: — Я-я… — Я хочу целовать тебя, — продолжает Рики. — Хочу заниматься с тобой любовью. Почему я хочу этого, хотя раньше никогда не хотел? — Рики-сан, — мягко выдыхает Сону. Его тонкие руки тянутся, чтобы обернуть лицо Рики ладонями. Рики вздрагивает, когда его кожи касается тепло, разливающееся мурашками по телу и приятно отдающееся нежностью внутри. — У меня есть ответ, но я- — Молчи, Сону, — бормочет Рики сквозь плотно сжатые зубы. Его рука тянется к обернувшим лицо чужим ладоням, и, коснувшись одной из них, Рики накрывает её своей большой рукой. — Иначе я тоже начну ненавидеть себя. Я буду ненавидеть себя так же, — подросток отнимает от своего лица ладонь юноши, чтобы поцеловать её сухими губами. — Как это со мной делаешь ты. Сону пищит, когда Рики резко притягивает его за руку к себе, и их лица почти врезаются, приближая друг к другу — теперь между ними всего несколько миллиметров. — Я не ненавижу вас, Рики-сан, — бормочет Сону в губы Рики. — Ты мне врёшь. И правда. Рики и сам не верит в то, что к нему можно относиться иначе после того, как он причинил Сону столько боли, которую не искупить, кажется, ничем. Но Рики всё равно касается шершавыми подушечками длинных пальцев подбородка Сону, касаясь большим его пухлой нижней губы и оттягивая её вниз. — Сону, — сипит он. — Поцелуй меня. Сону вздрагивает, заикнувшись. — Я… Что? — булькает он растерянно. Он в шоке, и Рики решает не дожидаться его ответа. Нырнув поближе, Рики прикрывает глаза и, притискивая Сону к себе, накрывает его губы своими, нежно прижимаясь, и целует. Тёплое прикосновение мальчишеских губ ощущается ошеломляюще, окатывая естество тёплой волной. Сону дрожит под напором Рики, который вроде бы и аккуратно, но настойчиво, с большей силой сминает его уста. Сону за его лицо держится, своими руками обнимает, не прерывая поцелуй, который почему-то нужен им обоим. Рики нежен: он приоткрывает рот Сону, проводя языком по припухшей нижней губе юноши, и Сону поддаётся его напору, впуская. Рики проводит языком по его нёбу, но щекотка, вызванная этим — ничто по сравнению с тем ощущением неопределённости, возникающим у них внутри. По телам обоих пробегает электрический ток, и их передёргивает от избытка ощущений, когда Рики касается языка Сону своим. Он отстраняется первым, потому что всё же им нужно дышать. Сону вбирает ртом воздух, пока Рики кончиком языка слизывает тонкий слой слюны, оставленный старшим на его губах. — Рики-сан, вы- Схватив Сону за плечи ближе к локтям, Рики рывком дёргает его на себя под ошеломлённый тоненький писк. Вскрикнув, Сону хватается за его широкие плечи, когда оказывается у подростка на коленях. Тощие бёдра разъезжаются по бокам от чужой поясницы, когда Рики хватает его за талию и дико целует вновь, прикрывая глаза. Сдавшись, Сону неумело отвечает на поцелуй, едва справляясь с чужим напором. Рики бешено сминает его губы, терзает своими мягкими полными устами, блестящими от слюны и почему-то чертовски вкусными. Сону издаёт едва слышный полустон в атакующие его лепестки губ; его тонкие руки зарываются в тёмные волосы Рики, прижимая и подталкивая голову подростка ближе к себе. Мурашки рассыпаются по крепкому телу от прикосновений коротких пальцев, зарывшихся в его локоны и невольно прочёсывающих кожу головы. Рики рычит, срываясь на сахарных губах — Сону приподнимается на коленях, когда Рики крепко оборачивает его талию, с силой стискивая в своих больших руках. На этот раз первым отшатывается Рики. Тонкая нить слюны тянется меж их губами, обрываясь и оседая на подбородке Рики, который тут же рассеянно слизывает её. Сону пытается восстановить тяжёлое дыхание. — Что… что вы чувствуете, Рики-сан? — задушенно бормочет он, спрашивая. Рики растерянно качает головой. — Я не знаю. Сону улыбается. — Ничего страшного. Если честно, ему совсем не хочется, чтобы Рики любил его. Но, кажется, у него нет выбора: Рики будет его либо любить, либо ненавидеть.⊹──⊱✠⊰──⊹
— Ты помешаешься на нём, Рики, — авторитетно заявляет Конон, отламывая кусочки от своей любимой молочной пористой шоколадки. Сидящий напротив старшей сестры за кухонной стойкой, Рики со вздохом откидывает голову назад. Конон — единственная, с кем он может посоветоваться в этой ситуации, особенно в конкретный момент, когда голову разрывают сплошные противоречия. Сону, постоянно маячащий в поле зрения, лишь подливает масла в огонь недосказанности — как бы то ни было, сейчас он спит в комнате Рики, и последнему не очень хочется тревожить его или вообще думать о нём. Сыльги уехала забирать снимки и результаты с рентгена и узи Сону — недавно она отвозила его на обследования, чтобы можно было удостовериться в отсутствии повреждения внутренних органов вследствие продолжительной жизни и ужасного питания в лесу и недавних побоев. Да и между ними с матерью сейчас образовалась большая пропасть, чтобы просить у неё совета. Сыльги пыталась вновь пойти на контакт с Рики, но тот избегал её, хоть и сам не мог понять, зачем он это делает. Джей? Ха! Ему бы самому сначала со своим Чонвоном разобраться. Джухён подросток и вовсе на дух не переносил, а Таки… Таки дал понять, что недоволен поведением Рики, и даже если бы они заговорили, Таки был бы более предвзят из-за того, что в голове всё ещё крутилась та ситуация в столовой. — Я не знаю, что чувствую, Конон, — выдыхает Рики, барабаня пальцами по стойке. Подавившаяся шоколадкой Конон притворно возмущается, хлопнув ладонями по столешнице: — Будь вежливее, я твоя нуна! — выделяет она, дразнясь. — Я тебя на три года старше! Или Конон-сан, как у нас в Японии, — шутливо добавляет она. Рики мрачно усмехается. — Субараси, — бормочет он себе под нос скептичнее, чем хотелось бы. Они с семьёй лишь до его шести лет жили на родине, прежде чем переехать в мамину родную страну. Рики даже не знал, где чувствовал или чувствует себя лучше. — Хорошо, Конон-сан, — фырчит он. — Но мы сейчас определённо не об этом. — Ну, — тут же принявшая серьёзный вид Конон задумывается, возводя узкие острые глаза к резному потолку столовой. — Я уже говорила тебе про Сону, Рики, говорила не один раз. Ты пытаешься копать глубже, но не посмотришь правде, которая лежит на поверхности, в глаза. — Кон- — Он тебе нравится, Рики! — всплескивает руками Конон. Рики фырчит в ответ: — Чёрт возьми, да не может он мне нравиться! — Может! — настаивает уже не на шутку возмущённая девушка. — Это ты думаешь, что не может, из-за своего совершенно тупого упрямства. Ты постоянно думаешь о нём, ты представляешь себя с ним, ты хочешь секса с ним. Ты только что рассказывал мне о том, как целовал его! Два раза! И тебе понравились оба! — Да тише ты! — рычит Рики, приложив палец к пухлым губам Конон. — А то ещё не весь дом расслышал! В ответ старшая упрямо бодает руку брата головой и, с вредностью сложив руки на груди, даже не думает останавливаться. — Что ж, ладно. В любом случае, в этой комнате огромный белый слон, которого видим только я, ты и Сону, правильно? — немного неуверенно Рики кивает. — Но Сону сейчас здесь нет, так что со мной ты можешь быть более откровенным. Но и с ним тебе тоже стоит так делать, — настаивает Конон. — В общем, если ты хочешь оседлать этого белого слона, то тебе стоит сначала усмирить себя. Принять и понять то, что с тобой происходит. А если ты хочешь это игнорировать, чего лучше не делать, — спешно добавляет она. — То тогда отстань от Сону и не причиняй ему боль. Ты же спас его! Какой смысл тебе делать ему больно? — с тревогой Конон заглядывает Рики в глаза. — Ты подумай об этом. — Но я не хочу его отпускать, — бормочет Рики себе под нос едва уловимо, однако Конон, напрягшая слух, чтобы не упустить ни одной важной детали, понимает его в любом случае. — Я просто не могу поверить в то, что я могу быть таким же, как… — он силится выдавить это из себя. — Как… — Геи? — дружелюбно подсказывает Конон, наклоняясь корпусом ближе, чтобы был лучший контакт с братом. Она ожидает мгновенного взрыва, но подросток только кивает в ответ. — …да. Как геи, лесбиянки и все эти идиоты. Со вздохом Конон шуршит бумажкой от шоколадки; она закрывает вкусность, прижимая крылышки упаковки друг к другу, прежде чем оттолкнуть её в сторону. Шоколад проезжается по столу, оказываясь на краю. Рики косится на него краем глаза, прежде чем Конон поймает его лицо в свою ладонь. — У меня есть предложение, — Конон сжимает щёки Рики, пока его и так полные губы не становятся как у рыбки. — Давай сыграем в игру. — В какую… игру, — еле проговаривает Рики, сдерживаемый ладонью на своих щеках. Конон фырчит: — Найди отличия! — она резко отпускает щёки брата, на которых остаются белеющие отпечатки, почти мгновенно наливающиеся красным. — Между девушками и парнями. — Не обязательно было сжимать мои щёки так сильно… — бурчит Рики, глаза в сторону отводя, но Конон, кажется, уже не обращает на подростка внимание. Девушка откидывается на спинку стула, будто расчищая себе поле для рисования на столешнице. — Ну смотри, — авторитетным тоном начинает она. — В чём у нас различие между парнями и девушками? Главное, — с нажимом Конон облокачивается о стойку, чтобы заглянуть Рики, отшатнувшемуся от неё, в глаза. — Давай, мы играем! Ищи отличие со мной! — настаивает она. — Ну, — Рики решает поддаться странной и, на его взгляд, бесполезной забаве сестры и тыкает пальцем в небо, взяв из головы самое первое и очевидное, что пришло на ум. — Половые органы? — Неверно! — всплескивает руками Конон. — Ну, да, конечно, это тоже отличие. Но не главное, — старшая поднимает указательный палец вверх, глядя свысока на уставившегося на неё озадаченного Рики, подпершего ладонью подбородок. — Они ведь есть у всех. И грудь есть у обоих полов, только у девушек больше, поэтому её надо закрывать. По вагине и члену мы отличаем, да? — Конон водит указательным пальцем по столу перед собой, вырисовывая какие-то замысловатые узоры. — Но если отбросить это, мы всего лишь люди! Люди бывают разные, — снисходительно косит глаза вбок девушка. — Приятные и не очень, но ведь для выяснения этого и создано общение! Есть приятные для тебя парни и неприятные девушки, так? — Рики неуверенно кивает. — Ну вот. И ты не должен ограничиваться гениталиями. Если Сону тебе интересен, почему ты не можешь забыть про то, что у него есть член? Вы общаетесь, узнаёте друг о друге, пробуете что-то новое… — А главное отличие? — Рики всё ещё не соображает. Конон глаза закатывает, прежде чем хлопнуть красивыми руками, чьи запястья обрамлены дорогими брендовыми жемчужными браслетами, по столу; резче, чем ожидал Рики. — Парни не могут рожать! — торжественно заявляет она. — Родить может только парень, который как бы трансгендер, — ну, такие случаи уже были в мире, так ведь? Ну-у, или если ему хирургическим путём всадят матку, — Конон коротко пожимает плечами и мило склоняет голову вбок. — Но о таком я ещё не слышала. В любом случае, дело только в этом. А если дело в этом, то неужели тебя в шестнадцать лет это так сильно заботит? Тебя ведь никто не собирается выдавать замуж за Сону, — с улыбкой Конон подталкивает Рики в плечо. — Но ты можешь сблизиться с ним для того, чтобы понять себя; тебе ведь никто этого не запрещает. Принять через какие-то ситуации, в которых вы будете вместе с ним. Если ты поймёшь, что парни в романтическом плане всё ещё тебе отвратительны — Бог с тобой, — Конон машет ладонью, мол, пара пустяков. — Но если ты поймёшь, что парни тебе всё-таки нравятся и переборешь свою гомофобию, тебя никто за это не осудит. По крайней мере, я и мама точно будем на твоей стороне! — воодушевлённо восклицает девушка. — Мы всегда поддержим тебя. Мы ведь любим тебя, — Конон пытается заглянуть в затуманенные глаза младшего брата. — Мы очень любим тебя, Рики. Углубившийся в собственные мысли, Рики будто бы её и не слушает. Меж его красивых тёмных бровей залегает глубокая хмурая складка, которую так и хочется большим пальцем разгладить, проведя по ней вниз. Подросток руки сжимает и в них подбородком упирается, сжимая плотно прикрытые губы в раздумьях. Конон ёрзает в нетерпении, воодушевлённая своей мотивирующей речью. Она уверена, что что-то из её слов да способно подействовать на Рики. Её брат ведь не плохой человек на самом деле! Совсем не плохой, так?.. Девушка ложится корпусом на кухонную стойку, чтобы быть ближе к Рики; на её губах теснится слабая, но довольная улыбка нетерпения, как бы сама за себя говорящая: «Ну что? Ну что?..» «Мой отец — учёный, известный и очень богатый… Ну, он занимался доскональным изучением человеческого тела, ведь говорил, что если ты знаешь человеческое тело наизусть, то проще предсказать реакцию на тот или иной опыт. И так он начал ставить… эксперименты на мне… А он ответил ей, что теперь я бесполезен и не гожусь ни для чего, кроме опытов, потому что теперь я похож на кукол. На кукол, которые не идеальны…» — Точно! Испуганная громким вскриком Конон отшатывается от внезапно вскочившего за кухонной стойкой Рики. Его глаза блестят, а большие руки, сжатые в кулаки на столешнице, подрагивают не то от возбуждения, не то от предвкушения. — Что, пришло?.. — робко интересуется Конон. Улыбка не может не растянуться шире на её ярко-розовых губах, намалёванных оттеночным увлажняющим бальзамом. Неужели Рики действительно понял что-то важное для себя? Быстро-быстро мотая головой, с усмешкой Рики трясёт сестру за плечи. — Точно, не в гениталиях дело! — восторженно лепечет он. — А в том, что парни не могут рожать! Гей-пары тем и отличаются от других пар, что не могут создать продолжение рода! — Ну да… — бормочет озадаченно перепуганная Конон. Но вдруг мысли в её голове, разом запутавшиеся, собираются в одну стройную линию, текущую плавным потоком, и девушка наконец понимает, что её брат имеет в виду. — Рики, нет!.. Рики рассеянно хмурится. — Что «нет»? В ответ Конон, ужаснувшаяся его словам, выпутывается из его рук, выскальзывая из цепкой хватки. Теперь уже она трясёт Рики, сжимая его плечи: — Только попробуй сделать с Сону что-нибудь подобное! Ты даже думать об этом не смеешь! — грохочет она ему в ухо, вставая на носочки, чтобы дотянуться хоть немного. — Только попытайся найти способ, чтобы сделать Сону матку и оплодотворить его! Он парень, Рики! — рычит Конон. — Или я самолично тебя прикончу, да так, что от тебя мокрого места не останется! — она сжимает плечо Рики. — Ты слышишь меня?! — Господи, Конон, о чём ты говоришь? — фырчит Рики. — Как я, по-твоему, это сделаю? Убью женщину, вырежу у неё матку и пришью Сону? — Конон продолжает поедать его полным недоверия взглядом. — Я не в состоянии такое провернуть. Я, может, и идиот, но не настолько, — Рики качает головой, мягко высвобождаясь из её хватки. — Я просто понял для себя кое-что, что ты сказала мне. Я пойду к Сону. — К Сону? — переспрашивает Конон тихо. Рики мычит. — Да, он… заснул на моей кровати. Я пойду проверю его. Он успевает выскользнуть из столовой быстрее, чем Конон приходит в себя. Очнувшись, девушка ахает; она встряхивает головой, чтобы согнать с себя наваждение, и длинные тёмные волосы блестящими в солнечном свете волнами рассыпаются по плечам. Конон растерянно оглядывается назад, в направлении к двери: Рики уже и след простыл. Он смылся так быстро, что Конон даже не успела понять. Самое главное, почему? И что всё это значит?.. Набрав в лёгкие воздух, Конон шумно выдыхает в мрачную пустоту залитой солнцем комнаты. — Что он собрался делать? — бормочет она тихо. — Это всё неспроста. Я не должна позволить ему сделать с Сону ничего. Нужно рассказать маме, — выдаёт Конон в тишину уже более твёрдым голосом, прежде чем стукнуть кулаком по краю светлой кухонной стойки. — Только вот как защитить Сону? Качая головой, Конон достаёт из кармана домашних спортивных штанов свой телефон. Сняв блокировку с экрана парой быстрых движений, в недавно закрытых вкладках девушка находит диктофон и спешно открывает приложение. — Дорогой дневник, — Конон начинает запись, поднеся динамик ко рту. — Сегодня ночью я опять проснусь от ночного кошмара… — лепеча в микрофон телефона слова, девушка толкает дверь в коридор и тихо покидает столовую.