⊹──⊱✠⊰──⊹
— Ты не рассказывал, что у тебя есть машина, — говорит Чонвон, с удивлением оглядываясь по сторонам. — Я думал, обе в гараже — это твоих родителей. Позади — просторный салон, обитый дорогой чёрной кожей и вычищенный до блеска, что юноша примечает довольно скоро, озираясь, пока пристёгивает ремень безопасности. Роскошный чёрный автомобиль марки Mercedes-Benz множественными бликами, ослепляющими своей яркостью, отливает, когда его владелец выруливает с парковки перед домом, методично проплывая под уличными фонарями, незамысловатыми фигурами выстроившимися вокруг особняка и украшающими передний двор. Не улавливая ответа от Джея, предсказуемо сосредоточенного на узкой дороге перед домом, ведущей к основной трассе, проложенной меж домов богатого района, Чонвон выпячивает маленькие фигурные губы и со вздохом откидывает голову на подголовник мягкого сиденья. Он надеется, что у этого идиота хотя бы есть права. — …у мамы нет машины, — отвечает Джей спустя некоторое время, когда они буквально через пару минут застревают в небольшой пробке. — А мне отец подарил на день рождения. Губы Чонвона складываются уточкой. — Я думал, они тебя не обеспечивают, — Джей усмехается. — Нет, но он сделал мне подарок на моё совершеннолетие. На самом деле, это очень удобно, чем ездить на автобусе отсюда до школы в Хуево-Тутуево. Чонвон тихо прыскает в крепко сжатый кулак. — Значит, права у тебя есть? — осторожно уточняет он. Теперь его сомнения выражение менее ярко, однако ответ на этот вопрос никогда не помешает. Джей насвистывает себе под нос незамысловатую весёленькую мелодию, больше похожую на минус из какой-то детской песни, барабаня пальцами по рулю. — Конечно. Мне двадцать в апреле прошлого года исполнилось, а скоро уже следующий. — Ладно… Куда мы едем-то? Джей внимательно следит за дорогой, что, безусловно, успокаивает; именно поэтому Чонвон даже радуется, когда не получает ответа на свой вопрос. Вглядываясь в зеркало заднего вида, юноша расфокусированным взглядом рассматривает свой рюкзак и небрежно закинутую на заднее сиденье чёрную толстовку, которую слегка потряхивает и беспомощно мотыляет из стороны в сторону при поворотах более резких, чем ожидалось. Наверное, она успела пропитаться феромонами его нежных, цветочных с кисловатыми нотками персика духов, пока в гостях у Джея он щеголял в ней, но более жёсткий, с горчинкой одеколон Джея ощущается на ней гораздо чётче. Повернув голову к Джею, украдкой Чонвон рассматривает открывшийся перед ним профиль. Юноша хмурит тонкие тёмные брови, сдвинутые к ровному носу; он резко опускает внутреннее салонное зеркало, чтобы блики лобового стекла не мешали следить за дорогой, напрягая челюсть, очерченную острой линией. Его рот небольшой, — только если уста не растягиваются в искренней, действительно искренней улыбке, что бывает нечасто — а губы маленькие и тонкие, но это и делает их привлекательными, как и бледно-красный с розова сочный оттенок. Он объективно красив, привлекателен, у него высокая переносица, острые прищуренные глаза и прекрасная улыбка, и Чонвон чувствует, как его сердце пропустило удар. Он не привык доверять людям, но понемногу учится, сам себе твердя, что любой человек может оказаться предателем; нет смысла угадывать, всё равно не получится. И он знает, что Джей — преступник, из тех, которым нет оправдания и которых он терпеть не может, но доверие к нему подогревает то, что Джей его спас — пригрел у себя дома, вытер, накормил в тот день, когда на Чонвона нещадно напали и совершили одну из самых невиданных жестокостей, растормошив его детские воспоминания и раскрыв и так незажившую, ещё не запёкшуюся рану. Непроизвольным жестом Чонвон тянется к голове, чтобы зарыться в спутанные ярко-малиновые волосы, и касается старого рубца от шрама, оставленного острым осколком вазы, кончиками пальцев. Он даже не сразу улавливает голос спустя минуты ответившего ему Джея. — Я не хочу портить сюрприз, но я думаю, что тебе там понравится. Я иногда езжу туда отдыхать… — заминается. — Ненадолго. — А, — Чонвон выглядит так, будто его только что огрели чем-то здоровенным по голове. — Так это сюрприз? — Джей весело фыркает: — Ага. — Ясно, — хмыкает в ответ младший. — Но учти — если я хотя бы издалека увижу ещё один стриптиз-клуб, я выбегу из машины, а на пятках будет написано «Хрен догонишь». Коротко хохотнув, на мгновение Джей отрывает руку от наполовину обитого кожей сверкающего руля, прежде чем крупной ладонью взъерошить чужие и так взлохмаченные волосы. — Не волнуйся. — А сколько дорога? — Двести шестьдесят, — с готовностью хихикает Джей, тут же отводя глаза, когда Чонвон бросает на него убийственный взгляд. — Ладно-ладно! — хохочет он. — За полчаса доедем. Чонвон сердито фырчит на него и надменно отворачивается, задрав вверх курносый носик-пуговку. Он складывает руки на груди, не обращая внимания на то, как Джей ласково оглаживает его взглядом, с немым обожанием возвращаясь к дороге. Мягко выдохнув, Чонвон послеживает за ним краем глаза. Ему немного не по себе, когда он чувствует, как губы трогает слабая мягкая улыбка, которую он тут же ими старается прижать. Он расслабленно откидывает голову на подголовник и, обмякши в удобном широком кресле, прикрывает глаза. … Чонвон просыпается более неожиданным способом, чем он мог этого ожидать. Его будит потрясение от резкого манёвра: кошачьи глаза широко распахиваются, когда машина петляет в сторону, и юношу с размаху прижимает лбом к стеклу. Чонвон лихорадочно смаргивает остатки сна, глупо хлопая длинными пушистыми ресницами. Он косится на Джея — старший ведёт машину, методично, но настойчиво давя на педаль газа слишком уж сильно, хмуро сдвинув брови. Чонвон сонно пялится в лобовое стекло, но его буквально заставляет подпрыгнуть то, как автомобиль, пронёсшись мимо фуры, летит по встречной полосе со скоростью около ста пятидесяти, что в черте города гораздо выше установленной нормы. Машину слегка потряхивает, когда на горизонте показывается приближающийся навстречу автомобиль. — О-о-ой!.. — ошарашенно бормочет Чонвон, с каждым мгновением повышая тон. — Что ты делаешь, что ты делаешь, что ты делаешь?! Он выпаливает это буквально на одном дыхании, когда Джей выкручивает руль, и их автомобиль с визгом вылетает на законную полосу. Грудь пронзает болью — от столкновения с бардачком Чонвона удерживает жёстко перетянувший его грудную клетку ремень. — Джей! — Чонвон взволнованно хватается за чужое крепкое плечо. — Какого хрена только что произошло?! С рыком Джей дёргается, вырывая свою руку из крепкой хватки его маленьких дрожащих ладоней. — За нами твои приятели, — он фырчит, на мгновение обернувшись, чтобы кивнуть назад, прежде чем вернуться к дороге. Взволнованный и возбуждённый, Чонвон лихорадочно прислоняется к стеклу, намереваясь разглядеть то, о чём говорит его спутник. Прищурив глаза, он наклоняется ближе, однако помогает наружное боковое зеркало заднего вида с его стороны. Его сердце, на секунду замершее, ухает вниз, после чего начинает трепетать, стремительно биться о грудную клетку, когда он видит в гладкой поверхности отражение знакомого номера и ярко мигающие ало-синим огни полицейских машин. — Блять, это машина отца! — вскрикивает он, подпрыгнув в кресле. — Джей, как так получилось? Что ты вообще сделал, пока я спал?! — Превысил скорость, — цедит сквозь зубы Джей. Чонвон фырчит, однако секунда — и ему приходится хвататься за своё кресло, крепко стискивая пальцами мягкую обивку, когда руки Джея выкручивают руль вновь, и машина резко и шибко поворачивает в сторону. — Грёбаный бог, ты что, совсем идиот? — вопит он, вскидывая вверх покрасневшее от злости лицо. — Нахрена ты превысил скорость? За тобой, блять, гнались или что? Теперь гонятся, поздравляю! — он всплескивает руками. — Как ты мог это сделать, если в городе можно ездить на ско- — Я знаю, как нужно ездить! — огрызается Джей. — Мы уже не в городе, а на шоссе. Но здесь тоже есть ограничения… — Придурок! Чонвон оборачивается, цепляясь за спинку кресла. Резко нагнувшись вперёд, он высматривает своим цепким взглядом гонящиеся за ними автомобили: позади — три полицейские машины, с каждым прибавленным километром в час постепенно остающиеся позади. В автомобиле, едущем посередине, на водительском сидении, крепко сжимая руль, вырисовывается фигура его отца в строгом рабочем костюме. Сердце Чонвона претерпевает укол боли. Спешно развернувшись, он устремляет глаза на Джея: — Останови машину! — Заткнись, — с рыком бросает Джей, что приводит Чонвона в неутомимую ярость: — Остановись, блять, идиот, или мы на полной скорости врежемся в какое-нибудь дерево! Лучше сейчас, чем рисковать! Я выйду сам, я поговорю с отцом! — Ага! — уши Чонвона потрясает ядовитый смех, сорвавший с уст Джея. — Ты себя слышишь, наивная сука? — Чонвон ахает, оскорблённый, не в силах добиться от Джея сурового сосредоточенного взгляда, направленного на дорогу. — Известно дело, как будет: он опять упечёт меня в обезьянник, а тебя запихнёт в свою тачку и увезёт домой! Будет он тебя слушать!.. — Блять… — грубо ругается Чонвон, вновь лихорадочно оглядываясь. Через плотно закрытые толстые стёкла невозможно разобрать слова, но слышно, как блюстители закона взывают к пассажирам машины перед ними по громкоговорителю, видимо, призывая остановиться. — Останови машину, Джей! Лучше пусть ты заплатишь штраф и нас отпустят, чем- — У меня нет денег, Чонвон! — восклицает Джей. Чонвон всплескивает руками: — Если те деньги, что ты заработал от доз, ты пронюхал, это будет очень комично, не находишь? — ядовито бросает он оглушительным криком. — Тогда я заплачу! — Сиди смирно, сучка! Джей скептично фырчит, закатывая глаза, прежде чем вывернуть — на этот раз в правую сторону. Чонвон буквально прижимает спиной к этому чёртовому креслу: кажется, они уже оторвались, но старший не желает останавливаться или снизить скорость хотя бы немного. За обочиной, по обе стороны от несущейся практически на полной скорости машины проносятся тонкие длинные стволы деревьев, выстроившиеся ровными рядами. Вокруг них один сплошной лес, и Чонвон спешно лезет в карман, чтобы проверить телефон; ожидаемо — сети нет, но если бы его отец знал, что он сейчас в этой машине, гаджет бы уже разрывался от звонков. Морщась и щуря глаза перед ярко горящим экраном телефона, слепящим его, Чонвон переводит глаза на водителя: Джей всё ещё сосредоточен, но мышцы его лица немного расслаблены из-за того, что они, кажется, оторвались. Господи, какой же он придурок. Чонвон крепко сжимает зубы, ведя напряжённой челюстью. — Ну всё, хватит. Он бросает взгляд на дорогу — трасса перед ними прямая, и ни спереди, ни сзади не виднеется ни одной машины. Решительно выдохнув, Чонвон, согнув руки, резко толкает Джея, стремительным движением отпихивая его в сторону, и как только Джей отшатывается назад, задрав ногу, перекидывает её через панель управления, заносит ступню над педалями и резко давит на тормоз. Их обоих встряхивает; тела подкидывает вверх, а после заносит к лобовому стеклу — ремни, сдерживающие их, удерживают головы от болезненного столкновения, но ненадолго: отстегнув ремень безопасности, Чонвон распахивает дверь машины и вываливается на дорогу. Слух Джея потрясает с громким стуком захлопнувшаяся за юношей дверь автомобиля. Рвано выдохнув, Джей прижимает палец к пульсирующему виску. Вторая его ладонь возвращается на руль, но потрясением становится выросшая перед автомобилем фигура. Устало возведя глаза к обитому мягкой светлой тканью потолку машины, Джей сердито скалит плотно сжатые зубы и жмёт по клаксону. — Чонвон, садись обратно или уйди с дороги! — кричит он, высунувшись в открытое окно. Чонвон, слегка напуганный неожиданно громкими звуками, всё ещё не двигается с места. — Чонвон, вали отсюда, или я поеду прямо на тебя! Уходи или я еду!.. Лицо Чонвона ужасает своим холодным, безэмоциональным, до жути безучастным выражением. Одёрнув полы своей косухи, под которой спрятана свободно обнимающая тело светло-коричневая футболка, одним движением головы он откидывает волосы с лица, прежде чем твёрдыми шагами двинуться вперёд. Красный свет, озаривший салон автомобиля изнутри, намекает на его полную остановку. Сжав губы, с из ниоткуда взявшимся нервным трепетом Джей наблюдает, терзая подушечками пальцем опухшие от стимуляции губы, как Чонвон молча ставит руку на корпус машины. Опершись ладонью о капот, Чонвон с лёгкостью закидывает стройную длинную ногу в массивном ботинке на тракторной подошве на капот. — Эй-эй-эй, ты что делаешь?.. — Джей обмирает на месте, расфокусированным взглядом наблюдая за тем, как фигура младшего вырастает с каждой секундой. — Чонвон! Чонвон помогает себе второй рукой. Всё ещё храня молчание, он отталкивается пальцами от капота, чтобы поддержать тело, и крепко встаёт на ноги. Его губы слегка приоткрыты в тяжёлом дыхании, блики включённых фар тают в поглощающем их красном свете, залившем его лицо. — Психованный, — холодно изрекает Чонвон, после чего присаживается на корточки, раздвигая колени. — Ну давай, езжай. У тебя кишка тонка. Стоит только тонкому звонкому писку сигнальных сирен полицейских машин донестись до острого слуха, а мелькающему вдалеке синему свечению, приближающемуся к ним, появиться в зеркале заднего вида, Джей яростно выдыхает сквозь зубы. — Ну какая же ты заноза в заднице! — с утробным рычанием цедит он, в беспомощном отчаянии хлестнув ладонями по рулю. — Не поеду я никуда, буду стоять здесь, только слезь с моей машины! В ответ ему доносится лишь тишина. Чонвон молча переводит взгляд за его спину, туда, где остановились три не прекращавшие гнаться за ними всё это время полицейские машины. Тихо, один за другим разносятся три хлопка дверей, а за ними — торопливые шаги. — Выйдите из машины! — громко чеканят знакомым для них обоих грозным, хриплым и грубым низким голосом. Кажется, капитан полиции Ян Ёнгван ещё не заметил своего сына на капоте — или не разобрал, что это он. Одним жёстким взглядом Чонвон приказывает Джею не двигаться. Он переводит глаза вперёд; ярко-синие прерывающиеся блики отражаются в его тёмных зрачках, когда Чонвон спрыгивает с капота и медленно ступает вперёд. Мужчина перед ним же в свою очередь в фигуру вглядывается. Смелый юноша кажется ему до безумия знакомым, пока его существо не оказывается прямо перед капитаном полиции. Глаза Ёнгвана расширяются, крепкие руки опускаются беспомощно, а рот приоткрывается в удивлении. — Чонвон? — ахнув, он оглядывает Чонвона, что слабо кивает, с ног до головы. — Отец, я… — Чонвон, с тобой всё в порядке? — мужчина не даёт ему и слова сказать, чтобы попытаться оправдать себя; сразу же хватает за плечи, осматривая на предмет травм и ушибов. — Как ты оказался в машине Пак Чонсона? — Чонсона? — осторожно переспрашивает Чонвон, искренне удивлённый. — Так вы знали, что это его машина? Ёнгван мрачно усмехается. — Ещё бы не знать завсегдатая в одиночной камере моего кабинета, — так, чтобы их разговор не расслышали его подчинённые, что, тоже удивлённые, сейчас медленно опускают зажатые в руках пистолеты, мужчина наклоняется к лицу сына. — Я же предупреждал тебя насчёт него, Чонвон- — Отец, пожалуйста! — он всерьёз озадачен тем, как юноша взмаливается, сложив руки на груди — глаза Чонвона горят неподдельной жалостью. — Пожалуйста, не арестовывай его… Лицо Ёнгвана приобретает строгое выражение. Мрачно усмехнувшись, он качает головой и складывает руки на груди, что делает его высокую крепкую фигуру ещё внушительнее. — Найди мне причину, почему я не должен этого делать, Чонвон. Как ты оказался в машине преступника? — Отец, — Чонвон жалобно шмыгает носом. — Пожалуйста. Ёнгван молчит. Меж его широких тёмных бровей залегает глубокая хмурая складка; выражение лица полицейского непроницаемо, почти сурово, когда сын весь сжимается под его взглядом, втягивая голову в плечи, но с места не двигаясь. Дрожащие губы Чонвона трепетно приоткрыты, одна из его маленьких ладоней сжимает плечо отца, скрытое грубой тканью, сильно сдавливая кожу. — Мне всё понятно, Чонвон, — наконец, выдыхает Ёнгван. — Влюбился в уголовника? Чонвон сильнее хватается за его руку. — Отец, нет! Дело не в любви. — Ну точно. Ты не обманешь родителя, Чонвон — родителю всегда всё понятно, — мужчина качает головой. — Я понимаю любовь… ладно, влюблённость, симпатию, называй как хочешь, — хмыкает он, исправляясь, когда юноша бросает на него рассерженный взгляд. — Ты защищаешь и покрываешь преступника, который чуть не убил тебя. Вы неслись на нечеловеческой скорости. Это твои «посиделки у друга»? Лучше было не обманывать меня и маму. Чонвон лихорадочно трясёт головой. — Я не мог… — он терзает зубами распухшую от стимуляции нижнюю губу, прокусывая её почти до крови. — Вам нужно уехать. — И оставить тебя с ним? Чонвон, очнись! — Ёнгван впервые за долгое время повышает голос, заставляя потрясённо замереть. Он хватает сына за плечи, тормоша, встряхивает, что есть силы. — Вспомни всё, что с тобой происходило, вспомни то, что случилось с тобой совсем недавно! — в сердцах мужчина хватается за кожаную куртку Чонвона и притискивает к своей груди, крепко обнимая юношу. — Ты доверяешь свою жизнь преступнику! Чонвон, сын, пожалуйста, — Чонвон крепко сжимает губы, смаргивая щиплющую глаза влагу. — Оставь его здесь, поедем домой. Я закажу тебе твою любимую пиццу завтра, посидим с вами с мамой у телевизора — я завтра весь день дома. Пожалуйста, поедем домой… Сердце Чонвона ёкает, претерпевая укол боли от слов внезапно расчувствовавшегося капитана полиции, для которого сентиментальность сродни преступлению. Он всегда благодарен этому мужчине, должен ему по гроб жизни и не смеет забывать об этом. Чонвон трогательно прижимает щёку к обтянутому формой крепкому плечу отца, доставая до него лишь благодаря тому, что капитан полиции присел перед ним, и роняет мимолётную, незаметную, едва ощутимую слезу. Он отстраняется спустя некоторое время и глядит вверх, когда мужчина выпрямляется перед ним. Ёнгван смотрит на него сверху вниз сурово, но с толикой надежды. — Прости, пап, — выдыхает Чонвон и делает шаг назад. Острые глаза Ёнгвана сужаются, руки, сжатые в большие крепкие кулаки, разжимаются, безвольно спадая по бокам от тела. Он выдыхает, глядя на Чонвона; широкий острый кадык дёргается, а челюсть напрягается, прежде чем он разворачивается к сыну спиной. — Уходим, — только и говорит он своим сослуживцам, жестом приказывая им вернуться в свои машины. Неподвижно глядя вслед огонькам фар удаляющихся автомобилей, Чонвон разворачивается на каблуках ботинок. Скрепя сердце, он возвращается к мерседесу пошатываясь, на трясущихся заплетающихся ногах. Рывком он открывает дверь переднего сиденья и падает. Чонвон хватается за ремень, со звонким щелчком закрепляя его; шумно выдохнув, Чонвон устало откидывается на широкую мягкую спинку. Он хмыкает, слегка повернув голову, глядя на Джея из-под пушистой малиновой чёлки. — Ты всё слышал? Не настроенный на долгие разговоры из-за потрясения всеми произошедшими за последние несколько часов событиями, Джей мычит. — Как я мог? Я же здесь сидел. Чонвон устало усмехается. — Сумасшедший, — он прикрывает глаза. — Надеюсь, то, что ты хочешь показать, стоило всего этого. Заводи машину.⊹──⊱✠⊰──⊹
Чонвон очарован и полностью отдан на милость этого неземного места. С невысокого холма, на котором остановился их автомобиль, открывается вид на кажущееся бескрайним цветочное поле. Сентябрь в самом разгаре и уже вступает в свои права, но здесь сочная ярко-зелёная трава, стелющаяся мягким пушистым ковром, постепенно, будто волнами переходит в милые, светло-розовые со слабым отливом фиолетового цветы. Чонвон не знает их названия, но они похожи на лаванду. Время довольно позднее — солнце заходит за горизонт, освещая серо-фиолетовое вечернее небо; стелющаяся по горизонту бледно-красная полоса пронизана тонкими солнечными лучами, и тёмно-оранжевый закат куполом накрывает их головы. Он даже не мог предположить, что прямо рядом с ним, неподалёку от огней мегаполиса и шумной городской суеты, есть подобное место — рукой подать, а дух захватывает небывалое величие мягкой свежей природы. Здесь Чонвону кажется, что он чувствует себя счастливым. Интересно, именно поэтому Джей приезжает сюда? — Так… — Чонвон решается нарушить тишину, внося свою лепту в окруживший их уют. — Ты приезжаешь сюда отдыхать? Они любуются цветочным полем, опершись о корпус автомобиля старшего бёдрами и выставив назад ладони, рядом друг с другом. Их руки почти соприкасаются, но Чонвон не решается подобраться ближе, чем он есть сейчас. Джей пожимает плечами. — Иногда, — просто говорит он. — Здешняя атмосфера меня успокаивает. Кайф покруче наркотиков. Немного повернув голову, он мягко улыбается Чонвону, видимо, приняв свои же слова за очень весёлую шутку, и Чонвон выдыхает. — Не знал, что рядом с нами есть подобное место. — Это проездом, по пути в Тэгу и пригород. Однажды, когда я был ещё совсем маленьким, лет тринадцать назад, мы ехали здесь с бабушкой и дедушкой, и я запомнил это место, пообещав себе вернуться сюда позже, — вскинув руку, Джей приглаживает убранные назад тёмные волосы, подтягивая к переносице очки. — С тех пор здесь почти ничего не изменилось. Тут и до леса рукой подать, — он небрежно машет ладонью как бы в подтверждение своих слов. — Обычно люди не особо обращают внимание на такие вещи, но это и хорошо. Чонвон слегка мнётся на месте, потупляя глаза в сухую пыльную землю. Возможно, и он бы не заметил чего-то подобного, будучи даже тонкой душевной натурой, а Джей, чьё естество, по его мнению, покрыто жёстким панцирем, оказывается, такой чувственный на самом деле. — Здесь очень красиво. Я даже не мог представить, что когда-нибудь вживую побываю в таком месте, — признаётся он. — Однажды я хотел привести сюда своего будущего парня, — Джей слабо усмехается, будто специально не глядя на него. — Но мне не удавалось найти родственную душу. — Значит, ты никого сюда не возил? Джей снисходительно качает головой. — Один раз я был здесь с Хисыном. Тела Чонвона будто прирастает к земле — он замирает, настороженный. Перед глазами тут же в деталях вырисовывается мягкими линиями аккуратное худое личико, огромные блестящие глаза и приоткрытые в протяжных стонах наслаждения алые кукольные губки. Почему Хисын? Чонвон чувствует, как внутри начинает подниматься лёгкой волной странное ощущение, неприятно тянущее внизу живота, а лицо искажается в болезненном выражении хмурости. — С Хисыном? — переспрашивает юноша, стараясь унять дрожащий голос. — Ты хотел с ним встречаться? — Ну, он мне нравился, — безучастно отвечает Джей, пожимая плечами. — Недолгое время. Тогда у меня ещё не было машины, и я был тупым семнадцатилетним подростком, который был уверен в своей исключительности настолько, что наивно думал, что сможет с лёгкостью склеить взрослого парня, которому за двадцать и который в тот момент уже был замужем. — А почему он тебе нравился? — осторожно интересуется Чонвон. Джей усмехается так, будто это очевидно. — А почему нет? Ты вообще видел, какая он соска? — он мечтательно возводит глаза кверху. — Попка, худые длинные ножки, да даже грудь, напоминающая девчачью — всё при нём. К сожалению или к счастью, всё это в чистом виде я видел только издалека. Чонвон морщится, почти радуясь тому, что Джей не признаётся в любви ему самому. Конечно, он не ожидал от такого, как Пак Чонсон, описаний своей прошлой симпатии вроде: «умный-милый-интересный-обаятельный», но то, как он говорит о Хисыне, вызывает небольшое отвращение. — Ты так странно говоришь о нём. Как будто он кусок мяса. — Он стриптизёр, Чонвон. Он продаёт своё тело. Вполне нормально говорить о нём в таком ключе. — И ты пытался?.. — Конечно, я пытался его трахнуть, — Джей цокает языком. — Его невозможно не хотеть трахнуть с его красивым кукольным лицом. Но Хисын — верная сука. Не подставляет свой зад никому, кроме своих мужа и любовника. А его муж за него любому голову прострелит и даже жалеть не будет, — грубый смешок перерастает в хриплый смех, но старший быстро успокаивается. — Потом я конечно поумерил пыл, когда понял, что мне его не добиться, да я и не хотел уже особо в скором времени. Извинился перед ним самим, который дико ржал с меня, перед Принцем да перед Джейком. С тех пор я никогда больше не испытывал симпатии к людям. — А Джейк? — Джей фырчит: — А что Джейк? Джейк — это другое. У них сложная ситуация, хоть и кажется на первый взгляд, что всё понятно. Принц до жути ревнивый собственник. Как-то давно, после их первого тройничка, он надеялся, что Хисын останется с ним, но тот похоже решил, что трахают они оба классно. А когда Сонхун пьяный или злой, что бывает редко, но метко, у них жуткие скандалы. Поэтому Хисын почти расплылся, когда я привёл его сюда. — Значит, у него не такая и хорошая жизнь, — выдыхает Чонвон. Он рассеянно пинает небольшой светло-серый камушек, валяющийся под ногами, безразлично наблюдая за тем, как он катится вниз по холму, уносясь всё дальше и дальше. Джей приподнимает брови. — У него хорошая жизнь, но прошлое до ужаса дерьмовое. Я не знаю подробностей, — спешно признаётся он, стоит Чонвону перевести на него любопытный взгляд. — Но это и не важно, наверное. Вбирая грудью свежий чистый воздух, Чонвон мягко выдыхает. Джей наблюдает за тем, как он поджимает свои маленькие фигурные губы, с трепещущим сердцем. Ему кажется, что он никогда не видел кого-то более невинно красивого, чем мальчишка, трепещущий от красоты вокруг, рядом с ним. — На самом деле, — смущённо начинает он, возобновляя диалог, чем заставляет Чонвона слегка дёрнуться от неожиданности. — Я немного понимаю тебя. — М? — губы Чонвона вытягиваются трубочкой. Джей мнётся, потупляя взгляд; ему всегда сложно говорить о своём прошлом. — Если честно, школа, которую я сейчас заканчиваю — не моя первая. Я переводился. В тринадцать лет я перешёл из-за буллинга, которому подвергался с первого класса. Ахнув, Чонвон трогательно прижимает маленькие ладони, покрасневшие от давления капота автомобиля, ко рту. Боже, такой очаровательно впечатлительный. — Меня никогда не буллили в школе… — Меня — да, — хмыкает Джей. Он снисходительно прикрывает веки — собственные слова заставляют его вновь окунаться в неприятные, болезненные воспоминания. — Это тяжело, когда все аккумулируются вокруг твоего обидчика, а тебя даже некому защитить. Я был выбран ими из-за своего внешнего вида: очков, постоянно безупречной школьной формы и волос. Тогда у меня была густо подстриженная чёлка, которая всё время лежала на лбу, — поясняет юноша, и Чонвон понимающе кивает ему. — Я был ботаном. — И как ты с этим справился? Ты рассказывал родителям? — взволнованно допрашивает его младший. — Родителям всегда было похер на меня, — губы Джея растягивает ядовитая усмешка. — В то время мой отец был занят тем, что изменял моей матери со всеми подряд, — Чонвон опечаленно ахает. — Так что однажды я нашёл у него в портфеле презик и подкинул моему самому главному ненавистнику — я помню, как один раз он раздавил мои очки прямо в школьном автобусе, а ещё однажды он очень сильно избил меня: хлестал головой о ручку двери кабинки туалета и мочил голову в унитазе. — И что с ним? — настороженно интересуется Чонвон. Теперь его взгляд неотрывно бегает по расслабленному телу Джея. — У него в рюкзаке нашли резинку и исключили. Но я всё равно не мог больше там оставаться, поэтому выпросил у мамы помощь с тем, чтобы забрать документы из школы. Тогда они с папой хотели развестись, но он не хотел отдавать ей меня, а она стремилась оставить меня у себя. Я не знаю, в чём был смысл этих телодвижений, ведь по факту ни одному из них я так и не нужен был, потому что иди на хуй, — фыркает Джей. — Но в итоге каждый остался при своём. И мне не жаль. Мне не жаль никого. Джей легко рассказывает свою историю, но если внимательно прислушаться к нему, можно заметить, как он цедит болезненные слова сквозь плотно сжатые зубы. Кажется, будто его воспоминания остались где-то глубоко под кожей, проникшие туда давно зажившими синяками от жестоких побоев, и теперь юношу сложно вывести на эмоции, когда он говорит об этом. Однако его сердце бьётся медленно, уныло, обмирая в грудной клетке. — Когда я перешёл в другую школу, я немного сменил стиль, и как-то так получилось, что я стал самым популярным парнем сначала в классе, а потом и во всей школе. И я стал гораздо более развязным, — Джей насмешливо хмыкает, будто бы смеётся сам над своей нелепостью. — Ловелас грёбаный. Я постоянно флиртовал с каждым, кто проявит знаки внимания ко мне, но так и не нашёл того, кто сможет полюбить меня просто так. Безнадёжный романтик всю свою жизнь. Почти как в «Трупе невесты», знаешь? — они сталкиваются взглядами. Чонвон проникновенно глядит на него блестящими глазами, и Джей мягко усмехается. — Всегда жених и никогда муж. Кадык Чонвона нервно дёргается, когда он болезненно сглатывает слюну. Слова Джея отпечатываются невыводимыми чернилами в его мозгу и ещё больше откликаются в сердце, отдаваясь внутри звонким ошеломляющим ударом, обрушившимся на него будто из ниоткуда. Он даже не мог подумать, что за таким на первый взгляд чёрствым нахальным поведением скрывается настолько израненная, чувствительная, нежная душа. Джей сделал всё, что хотел. Чонвон это понимает. Их души уже не жаждут мести. — Я рассказал отцу про изнасилование, — внезапно выдаёт Чонвон, заставив Джея слегка вздрогнуть от неожиданности. Юноша вновь опирается ладонями о капот, задрав голову к расцветшему перистыми облаками небу. — Он обещал найти того, кто это сделал, и разобраться с ним, но я знаю, что скорее всего он его не найдёт. — Почему ты так уверен? — осторожно интересуется Джей, стараясь унять дрожащий голос, чтобы не выдать себя. Чонвон пожимает плечами. — Я даже не помню, как оказался в той комнате, так как я смогу вспомнить того, кто сделал это со мной? — И как ты сейчас чувствуешь себя по этому поводу? — Сейчас мне правда всё равно. Мои душа и тело настрадались слишком сильно, чтобы теперь я страдал ещё. Мной пробили все барьеры — мне уже некуда падать. И Джей понимает, что Чонвон никогда не будет подозревать его. В его чистой, совершенно искренней душе, как и в хорошенькой головке даже не проскользнёт такая мысль; как человек, который подвергался унижениям и издевательствам, может сделать что-то подобное с другим человеком против его воли, пышущее настолько невиданной жестокостью? Я отвратителен. Я отвратителен. Я отвратителен. — И почему ты привёз меня сюда? — внезапный вопрос, заданный спустя несколько долгих минут любования закатом, проведённых в тишине, застаёт Джея врасплох. Чонвон смотрит на него в упор, не отрывая взгляда — но, конечно, он глядит на что угодно, кроме глаз. Он не был готов к такому вопросу, однако ответ находит быстро. — Ты, — выдыхает Джей с улыбкой. Их руки рядом друг с другом, и пальцы Джея, слегка растопыренные, находят небольшую руку Чонвона. Растерянно глядя на него, Чонвон вскоре переводит взгляд на их соединённые руки, тупо хлопая глазами: шершавый мизинец Джея касается маленького и мягкого, недлинного мизинца Чонвона, играя с ним, оборачивая собой вокруг. — Джей, я… — Сколько я искал тебя сквозь года, — ему не дают договорить. Удивительно хриплый неожиданно голос врезается в его уши мягко, немного неощутимо, но всё же куполом накрывая голову. Широко распахнув глаза, Чонвон потрясённо замирает. С улыбкой, озарившей его лицо и обнажившей белые ровные зубы, Джей отталкивается от капота, прежде чем протянуть ему свою руку. Чонвон уставляется на широкую плоскость ладони, сияющую карамелью мягким золотистым светом под лучами солнца. А после робко, немного неуверенно вкладывает свою мягкую руку в его. — В толпе прохожих, — напевает Джей. Как только он получает чужую руку — резко дёргает на себя, заставив упасть в свои крепкие объятия. Чонвон вскрикивает от неожиданности, коротко и тоненько. Но он скоро понимает, что Джей хочет от него; рука старшего покоится на его тонкой талии, вторая вытягивает их руки в сторону. Немного помявшись, младший всё же опускает пальцы на плечо Джея, крепко сжимая его джинсовую куртку. — Думал, ты будешь со мной навсегда, но ты уходишь… Он делает шаг в сторону, как бы кружа Чонвона в танце под собственное исполнение песни, и Чонвон, ведомый, следует за ним; немного неуклюже, но с искренним интересом и миллионом чувств в трогательно блестящих глазах. Он учит вальс к выпускному вечеру, а Чонвон, кажется, танцевать совсем не умеет, но Джею всё равно. Что ему нравится в Чонвоне, так это то что с тем, кому он доверяет, он очень податлив, делает то, что говорят, не задумываясь, доверяя Джею всем сердцем. — Ты теперь в толпе не узнаешь меня, — Джей поёт, двигаясь с ним в такт, под заданный ритм одному ему ведомой песне. — Только, как прежде любя, я отпускаю тебя. Они кружат перед машиной, и Чонвон расслаблен. Его лицо светлеет, взгляд сияет, прояснившись, восхищением, что видно в его даже отведённых в сторону кошачьих глазах. Джей хотел бы, чтобы Чонвон смотрел ему в глаза, пока они танцуют, но он не смеет просить большего. Пока не прижимает Чонвона к капоту под громкое «Ах!», нежным голосом отдавшееся в ушах старшего. Маленькое тело соприкасается с машиной с тихим глухим стуком, а чужие руки упираются в широкую грудь, обтянутую белой футболкой. Его губы маячили прямо перед лицом всё это время, что теперь манят без возможности вырваться. — Мне нужно, чтобы ты дал мне то, чего я хочу, — полушёпотом бормочет Джей, нависая над Чонвоном. — Самым болезненно-мучительным способом. Доставил мне удовольствие и агонию одновременно. Например, как душить кого-то, нежно целуя его, или наносить удары, обнимая. — Я в замешательстве, Джей, — выдыхает Чонвон, обуреваемый лёгким страхом. — Чего ты на самом деле хочешь? Его губы размыкаются с влажным звуком, и Джею всё труднее себя сдерживать. Чонвон замирает, когда Джей, выпрямившись, толкает его колено. Слабо дрожащие ноги Чонвона безвольно разъезжаются, и Джей оказывается между ними в считанные секунды, сажая Чонвона на капот. — Мне очень совестно, — он не может не признаться в этом, даже если Чонвон не понимает, о чём именно идёт речь. — Наверное, я не такой как ты, — Джей прижимается своим лбом ко лбу юноши. — Твоя душа слишком невинно-хорошенькая для меня, но ты всегда был таким красивым, с того момента, как я встретил тебя. — Прошло так мало времени… — Чонвон на мгновение прикрывает веки, стараясь собраться с силами. Нахождение Джея так близко к нему делает с ним что-то невообразимое. — Мне всё равно. И ты… никогда не перекрашивай волосы, — невпопад выдаёт Джей с придыханием. — Это одна из самых ярких и запоминающихся вещей, что мне нравятся в тебе. Они у тебя такие красивые. Длинные узловатые пальцы перебирают спутанные яркие волосы, сочные, как ягоды малины, распутывая их мягко и убирая с лица, которого касаются после. Дыхание Чонвона сбивается, когда Джей касается своими неожиданно холодными пальцами его подбородка, чтобы поднять голову вверх. — Я научу тебя смотреть мне в глаза. На мгновение прикрыв глаза, Джей ныряет вниз; он быстро, на пробу, прихватывает своими губами невольно шевельнувшиеся губы Чонвона, а после отстраняется, проверяя чужую реакцию. Уста юноши приоткрыты, когда он опускает веки и подаётся вперёд, сам приникая к губам Джея. Его тонкие руки обхватывают крепкое тело возле рёбер, под грудью, трепетно притискиваясь к нему, когда Джей прижимается к нему ближе, углубляя поцелуй. Их губы сталкиваются, словно сражаясь за господство, но Чонвон слишком неопытен, чтобы противостоять Джею, который налегает на него будто ненавязчиво, но с большей силой. Опустив вторую ладонь, Джей берётся за полное бедро Чонвона, обтянутое узкими облегающими джинсами, и закидывает себе на таз, прижимая к выпирающей под брюками острой тазовой кости. Он позволяет Чонвону немного руководить; огонёк, вспыхнувший в них, согревает изнутри, не обжигая, когда их мягкие, распухшие от стимуляции алеющие губы ласкают друг друга с трепетным рвением.⊹──⊱✠⊰──⊹
Чонвон тихо закрывает за собой входную дверь в квартиру, запирая её на ключ одним оборотом. В тянущемся перед глазами длинном коридоре, ведущем вглубь, к ванной и туалету, горит включённый свет; с кухни тянет чем-то солёным и явно вкусненьким, недавно приготовленным, а в небольшой комнатке со стиральной машинкой кто-то шуршит, перебирая грязные вещи. Сынван выглядывает из-за дверного косяка, в руках у неё большой синий тазик со светлыми вещами — обычно в их семье белое стирают в субботу. — Всё нормально? — спрашивает она. Чонвону повезло — он вернулся как раз к назначенному времени, да и мать, похоже, не заметила припарковавшуюся возле их многоквартирного дома несколько минут назад машину. — Я курицу с овощами пожарила, если что, она уже готовая на столе стоит. — Круто, спасибо, — тихо отвечает Чонвон. Он молча отставляет рюкзак на обувную полку и устало скидывает с ноющих ног свои массивные ботинки. Есть совсем не хочется, а его состояние — непонятные дела: он чувствует себя абсолютно странно, будто пустота внутри, несравнимая ни с чем. Ни с болью, ни с печалью, ни с чем. Уже явно заметившая, что дела не в порядке, Сынван выходит из комнатки — вскоре её фигура, облачённая в длинное домашнее платье, показывается полностью. Озадаченная, женщина мимолётно заправляет отливающие платиной блондинистые волосы за ухо. Закрыв дверь, она отставляет тазик на пол. — Что-то случилось? — обеспокоенно интересуется она проникновенным голосом. — С другом поссорился? Челюсть Чонвона, очерченная плавной линией, напрягается. Юноша прижимает ладони ко лбу сильно, стараясь унять накрывшую волной головную боль и пытаясь не поддаваться жгущим глаза слезам, но солёная влага крохотными хрустальными каплями стремительно выступает на его длинных ресницах. — Чонвон, почему ты плачешь?.. Чонвон бросается в объятия испуганной матери, что тут же принимает его в свои руки, крепко обнимая и согревая подаренным собой ласковым теплом. — Мам… — он всхлипывает. — Почему я такой тупой?.. Зачем я доверился? — Что? Что случилось? — Сынван лихорадочно прижимает его к себе, обнимает ладонями чужое заплаканное лицо. — Чонвон, сынок, что он сделал? Если он сделал что-то с тобой, клянусь, я убью эту скотину… — Он ничего не сделал, — Чонвон чувствует, как вниз по шее стекает, чертя мокрую кривую дорожку, маленькая капля, упавшая с его щеки. — Но почему всегда, когда кто-то помогает мне, я рвусь к нему, как будто это последний человек на Земле? Как будто со мной никогда не происходило то, о чём я каждый день пытаюсь з-забыть! А потом я вспоминаю это снова!.. С каждой секундой плач становится всё громче, жалобнее и отчётливее. Чонвон воет, уткнувшись лицом в грудь матери, а Сынван, качая головой, поглаживает его по взъерошенным и спутанным, слегка влажным от пота ярко-малиновым волосам. И не понимает, совершенно не понимает, что происходит.