Че ты возишься с этой?

Хэнк До 7 еще целый час, и уснуть, конечно, никто не пытается, поэтому они просто лежат с Кисой на кровати, она смотрит мемы в телеге и старается не ржать слишком сильно. А Хэнк не может прекратить злиться на отца. Ладно бы он был девушкой, а Киса наоборот — можно было бы понять такую гиперопеку. Но в конце концов — от чего его можно защищать? От залета? Киса, конечно, ебанутая, и благодаря ей Хэнк сам пару раз чуть не оказывался в ментовке. Но это был его выбор. В конце, концов, он не может представить, чтобы Киса вывозила свою жизнь сама. Он и не хочет это представлять. Иногда они не говорили по нескольку дней и тупо сидели рядом в компании. Но рядом. Всегда. Ее нога перекинута через Хэнка, и он обнаруживает, что уже несколько минут гладит Кису по ляжке. И это настолько естественно, насколько может быть. — Хенкалина? — Киса откладывает телефон и поворачивает его за подбородок к себе. — Че загнался? — Я не загнался. — Пиздишь, — Киса быстро целует в скулу и смотрит внимательно в глаза. — Из-за бати? — Он неправ был, — Хэнк не любит жаловаться на отца при других и тем более при Кисе, но это правда. — Прости. — За что? — Выслушивала из-за меня хуйню всякую. — Да ладно, — она вдруг довольно резво седлает его сверху. Прям как в первый раз. — Он просто боится, что я научу его мальчика плохому. И правильно боится, че сказать. Последнюю фразу она говорит совсем тихо, нагинаясь ближе к Хэнку. — Бля, Кис, — он чувствует ее на своем пахе, но сейчас вставший член — это очень не вовремя. Отец, скорее всего, не спит, и шуметь утром совсем не хочется. — Мне уйти? — Киса специально елозит на нем, и это одновременно классно и ужасно. — Дура, — Хэнк залезает руками под футболку, гладит ее ребра, сжимает грудь — она так и не надела лифчик. — Не получится сейчас поебаться, Кис. — Можно и не ебаться, — Киса подмигивает. — Мы по-быстрому. Она слезает с него, снова ложится рядом, а потом облизывает свою руку и запускает ему в трусы. — Побыстрее, помедленней? — Побыстрее, — просит Хэнк и сам тянется к ее белью. — Можно? Ему понравилось смотреть на Кису тогда, но хочется самому сделать ей хорошо. — Ага… — она быстро приспускает с себя трусы, чтобы ему было удобнее. — Только не сильно, ок? Не как наждачку.

***

Киса Когда она была помладше, то читала сопливые романтические истории, где все кончали одновременно, но опыт приучил ее к тому, что это не очень реалистично. Хэнк спускает первым, а вот с ней приходится еще немного повозиться. Она берет его за руку и направляет. В принципе, он учится довольно быстро, а вся спешка и ощущение того, что за стенкой проснется вся его семья, почему-то только сильнее заводят. Наверное, она извращенка. Киса уже вся мокрая, и поэтому два пальца Хэнка легко проскальзывают внутрь, пока большой остается на клиторе. Он смотрит вопросительно, и Киса кивает. — Вот так охуенно. Пиздец как. — Это ты охуенная, — невпопад говорит Хэнк и ускоряется. Киса не выдерживает и кончает со стоном, надеясь что они никого не разбудили. С другой стороны, Константин Анатольевич может пойти нахуй со своими возможными претензиями. Она и так наслушалась. Хэнк медленно достает из нее пальцы и смотрит на них с видом первооткрывателя. — Все норм? — Киса натягивает на себя трусы, думая о том, что их, конечно, стоило полностью снять. — Это всегда так? — он сразу же смущается своего вопроса. — Ну, в смысле. Я же не знаю, как у других. Хэнк сильно краснеет, и это умилительно. — Если мне хорошо. Так не всегда бывает. «Не со всеми» — Понятно, — он вытирает пальцы прямо об футболку и о чем-то вспоминает. — Значит, тебе и тогда хорошо было? — Ой, бля, а то ты не понимаешь, — Киса шутливо пихает его плечо. — Мне надо прямо сказать? Хэнк сглатывает. — Скажи. А то я тупой, может. Она придвигается ближе и говорит прямо в губы: — Я от тебя всегда теку, не дошло еще?

***

Они собирались сразу же свалить в школу, но Константин Анатольевич окликнул их, как только открылась дверь комнаты. — Мать завтрак приготовила, вы долго еще? Кисе становится немного неуютно. Одно дело — папа Хэнка, с которым они все-таки знакомы очень хорошо, и ничего нового он ей сказать не может. А другое дело мать. Тихая, спокойная, но Киса иллюзий не питала. Такие тоже единственному сыну хотят только самого лучшего. Не подружку, которой год до колонии. Хэнк ненадолго сжимает ее руку, словно пытаясь успокоить. Мать наливает чай, Константин Анатольевич уже сидит за столом, а вот Оксанки нет, что, наверное, хорошо, Кисе и так хватает публики. — С добрым утром, Аня, Боря, — говорит мама не очень читаемым тоном. — Аня, твоя мама знает, что ты у нас ночевала? — Мам! — Что? Не хочу, чтобы потом получилось неловко. — Она думает, что я у подруги, — врет Киса, вспоминая, что мать она правда не предупредила. Нужно написать, что ушла пораньше. — Мы засиделись. — Это сейчас так называется у них, — скептично говорит Константин Анатольевич. — Костя, хватит, — мать жестом показывает им садиться. — Они же давно знакомы, в конце концов. Ощущение, что она говорит о чем-то неприятном, но таком, на что не может влиять. Дождь там или отключение горячей воды. Возможно, это не худший вариант. На столе сырники, и Киса уже почти рада, что сможет поесть не маминой еды, когда Константин Анатольевич спрашивает: — Так давно вы встречаетесь? Она чуть не давится чаем и подавляет желание посмотреть на Хэнка. Не то чтобы они успели это обсудить, а делать это при отце совсем не хотелось. — Недавно начали, — спокойно отвечает Хэнк после недолгого молчания. — Вкусные сырники, мам.