Искусители

В темноте плохо видны черты лица, но Киришима с одного взгляда понимает, кому больше не стоит наливать. Это, можно сказать, его профессиональный навык — не зря же он уже третий год разливает коктейли в самом престижном клубе города. Ко второму часу ночи толпа всё больше перемещается от бара к танцполу, дышать становится чуть легче, и Киришима принимается перемывать стаканы, чтобы на них не было ни одного лишнего следа от пальцев или чего-либо ещё. Все гости пьяные и довольные, а тех, кто перебрал, охрана быстро отправляет на свежий воздух и обратно не пускает ни при каких обстоятельствах. Так происходит каждый вечер, и этот — не исключение. Напарница отлучается в туалет, и Киришима остаётся за барной стойкой один, что совершенно не является проблемой — народу не так уж и много. Какой-то замученный жизнью мужик заказывает чистый виски, причём, сразу бутылку, и бармен вежливо интересуется, как у этого человека жизнь, заранее рассчитывая на крупные чаевые. А потом в поле его зрения появляется гость, не вписывающийся в общую картину просто потому, что он был абсолютно трезв. В чёрной рубашке с не до конца застёгнутыми пуговицами и такими же чёрными зауженными штанами, он вальяжной походкой приближается к барной стойке, даже не бросив взгляд на меню. Он садится на высокий табурет и выжидающе смотрит на Киришиму, что извиняется перед разговорившимся гостем и обещает отлучиться всего на минутку. — Что бы вы хотели попробовать сегодня, сэр? — Киришима ненавидит подчиняться и быть обслуживающим персоналом, а потому себя таковым и не считает, и в отместку самым нахальным гостям делает всё от него зависящее, чтобы праздник для них заканчивался возле унитаза. — Надо же, как официально, — хмыкает гость, чуть прищурившись, и Киришима сжимает зубы, пряча это за вежливой улыбкой. Гость опускает взгляд на именной бейджик, и бармен едва сдерживается, чтобы не приподнять бровь. — Киришима, правильно? — Бармен кивает, приятно удивившись. Ну ничего, ещё посмотрим, вспомнит ли он его имя спустя пару коктейлей. — Доверюсь твоему вкусу. — Как скажете, сэр, — без какого-либо удивления соглашается Киришима, мысленно просчитывая, как бы сделать коктейль подороже, но так, чтобы удивительно трезвый для этого часа гость не обратил на это внимания. — Какую крепость предпочитаете? — Достаточную, чтобы развеселиться, но недостаточную, чтобы изливать душу первому встречному, — ухмыляется гость, и Киришима мысленно закатывает глаза. Пришёл повеселиться, значит. Даже интересно, кого он в итоге выберет, чтобы составить ему компанию в этом самом «веселье». — Как вам угодно, сэр. — Можешь называть меня по имени, Киришима, — говорит ему в спину гость, сделав акцент на имени самого бармена. — Ненавижу все эти формальности типа «сэр», «мистер» и так далее. Называй меня Бакуго. — Как скажете, Бакуго-сан. — Желание клиента — закон, чёрт бы его побрал. Бакуго закатывает рукава и кладёт руки на барную стойку, а Киришима краем глаза замечает на его запястье чёрные с золотом часы. На вид дорогие, причём настолько, что впору ожидать у входа в клуб бентли с личным шофёром. Не долго думая, Киришима добавляет в коктейль ещё немного миндального ликёра. Так, для вкуса, цены и щедрых чаевых. Красивый бокал опускается на стойку поверх салфетки с фирменным рисунком, и гость удивлённо-довольно скалится. Внешний вид коктейля — это уже половина его вкуса, бармен всегда придерживался этого правила. — Ваш коктейль, Бакуго-сан. Гость сначала слегка крутит коктейль в высоком бокале, подмечая игру света в кристалликах льда, слушает запах как вечный завсегдатай винных погребов и ухмыляется, подняв глаза на бармена. — Хм, и что же ты туда намешал, Киришима? — с нахальной улыбочкой спрашивает он, и слух бармена опять цепляется за собственное имя — нечасто гости запоминают его больше, чем на пять секунд. — Наш лучший джин, миндалевый ликёр, клюквенный сок и несколько приправ, Бакуго-сан. — Несколько приправ? — приподнимает одну бровь гость. — Например, мускат? — Вы отлично разбираетесь во вкусах, Бакуго-сан. — Миндаль, мускат… — Гость покачивает коктейль из стороны в сторону, так пока и не попробовав. — Это самые сильные афродизиаки, что у вас есть? — Именно так, Бакуго-сан, — усмехается в ответ Киришима. — Мне показалось, эти вкусы отлично подойдут вашим планам на ночь. — Моим или твоим планам? — скалится Бакуго и, прежде чем бармен успевает ответить, делает сразу несколько глотков коктейля. — Мм, Киришима? — Я всегда стараюсь угодить желанию гостя, Бакуго-сан, — не без самодовольной улыбки отвечает бармен, посмотрев гостю прямо в глаза. Такие же красные, как и у него. Дьявольские и опасные. — Пока что у тебя отлично получается, — ухмыляется Бакуго, потягивая свой коктейль. Вкусный, зараза. — Сколько? Киришима называет цену, и гость снова надменно хмыкает. — Специально подбирал всё самое дорогое? — Для гостей всё самое лучшее, — скалится в ответ бармен, и на стойку ложатся несколько купюр. Киришима без пересчитывания может сказать, что там на порядок больше, но, естественно, невозмутимо молчит. Пока что. — Сдачи не надо, это на чай. — Вы пытаетесь подкупить меня, Бакуго-сан? — не удерживается Киришима от продолжения игры, и гость опускает опустевший бокал на барную стойку. — Не думаю, что мне ещё нужно это делать. Не так ли, Киришима? Бакуго скалится, замечая, как прищуриваются глаза бармена каждый раз, когда он озвучивает его имя. Киришима ухмыляется, поправляя тугой воротник белоснежной рубашки и галстук-бабочку, Бакуго же садится ещё более вальяжно, специально делая так, чтобы вырез на незастёгнутой рубашке оказался шире. — Ну так что, Киришима, — облизывается он, не имея никаких сомнений в том, что произойдёт дальше, — есть тут у вас приватная комната? — Конечно, есть, Бакуго-сан, — с показным спокойствием отвечает бармен, нарочно выделяя голосом имя гостя. — Есть ли у вас предпочтения по цветам? — Доверюсь твоему вкусу. — Как скажете, Бакуго-сан. — Оба ухмыляются, пока Киришима достаётся из-под стойки витиеватый ключ. — Комната номер один, вверх по лестнице и сразу направо. Надеюсь вам понравится. — Он протягивает гостю ключ, смотря ему прямо в глаза. Просто так из-за стойки ему выйти нельзя, такие уж правила. И Бакуго прекрасно это понимает. — Ха? Ты меня не проводишь? — Гость скалится так открыто, что Киришима не может не заметить его острые клыки. — Кажется, этот коктейль был слишком крепким, я так могу и заблудиться. — Как вам угодно, Бакуго-сан, — кивает в ответ Киришима. Заблудиться по пути от бара до лестницы — та ещё глупость, но желание клиента — закон, не так ли? Напарница появляется за стойкой очень вовремя, и Киришима без каких-либо зазрений совести покидает своё рабочее место, бросив ей короткое «я его провожу». Девушка только вздыхает. Никогда такого не было, и вот опять. Киришима на манер самого пафосного на свете швейцара открывает перед гостем проход, пропускает его внутрь едва освещённой комнаты, закрывает дверь изнутри и тут же оказывается к ней прижатым. Он хищно скалится в ответ на самодовольную усмешку Бакуго, что настойчиво проталкивает своё колено между его ног, и бармен нагло целует его, перехватывая всё внимание на собственные язык и губы. Это срабатывает — гость оказывается захвачен умелым поцелуем, и Киришима ловко меняет их местами, теперь прижимая Бакуго к обитой чёрной кожей двери. — Ха? — протягивает гость, оттягивая Киришиму за волосы. — Разве желание клиента не важнее всего? — Именно поэтому я всегда угадываю самые сокровенные желания, Бакуго-сан, — самодовольно скалится бармен, выцеловывая кадык гостя. Бакуго усмехается и отталкивает его, впрочем, в сторону широкой, аккуратно заправленной кровати, попутно расстёгивая пуговицы на его жилетке, а Киришима в ответ разбирается с его шёлковой рубашкой. И вот, когда до кровати остаётся меньше шага, бармен резко тянет гостя за рукав, роняя его на мягкое покрывало, а сам нависает над ним, крепко удерживая его запястья где-то над головой. — А ты крепкий орешек, — ухмыляется гость, продолжая сопротивляться, но уже больше для вида. — Вы очень проницательны, Бакуго-сан, — скалится Киришима, до конца расстёгивая его рубашку и отодвигая её полы, чтобы по максимуму видеть тело партнёра. Шикарное, между прочим, тело. Киришима долго не церемонится, кладёт руки под ягодицы гостя и подвигает его так, чтобы самому забраться на кровать и прижаться пахом к паху. Воздух в комнате раскаляется с каждой минутой, в темноте не видно ничего, кроме силуэтов и горящих дьявольским пламенем глаз, что буквально пожирают партнёров целиком и без остатка. Бакуго сам расправляется со своим ремнём, давая Киришиме время снять идиотскую форму, но тот не торопится — смотрит, как гость постепенно оголяется перед ним, словно ловит с этого уже половину кайфа. Бармен стягивает с него штаны сразу вместе с трусами, хотя сам пока остаётся полностью одетым и лишь оттягивает галстук-бабочку, чтобы не мешал дышать. Разводит ноги Бакуго в стороны, заставляя принять унизительно-открытую позу, а тот лишь ухмыляется, словно он заправляет этим маршем. Киришима не доволен и доволен этим одновременно, а потому оставляет яркий засос у него прямо под соском, вызывая нецензурные ругательства. В карманах формы находятся и презервативы, и смазка, и бармен, хорошенько шлёпнув своего гостя по заднице, заставляет его перевернуться на живот и тут же ставит на колени, чтобы было удобнее разрабатывать. Смазка из пакетика стекает по его пальцам и отдаёт цитрусовым ароматом, неизвестным Бакуго. Он поворачивает голову, чтобы разглядеть марку, но в темноте это всё равно не получается, и вместо этого он нарывается на пальцы Киришимы в собственных волосах. Первый палец входит настолько свободно, что это даже странно, и Киришима слегка хмурится, сразу вставляя второй. Раздвигает податливые стенки, облизываясь словно голодный тигр, и громко хмыкает, чтобы у гостя не осталось и шанса не услышать. — Не многовато ли прыти для того, кто подготовил себя перед походом в клуб, а, Бакуго-сан? — ухмыляется он, открывая упаковку с презервативом. — Всегда нужно быть готовым к худшему, — не медлит с ответом гость. — А то мало ли, какой… — член Киришимы не нарочно упирается ему в ногу, и глаза Бакуго неконтролируемо расширяются, не то от удивления, не то от чистого шока, — крепкий бармен попадётся. — Фетиш на барменов, получается? — скалится Киришима, продолжая тщательно растягивать анус Бакуго. — Только на красноволосых. — Какой я везунчик. Бармен вцепляется руками в задницу Бакуго, оставляя следы собственной хватки, разводит мышцы в стороны, чтобы получить лучший обзор, облизывает губы, совершенно не стыдясь бурлящего в жилах желания, и, наконец, приставляет головку ко входу, предварительно вылив на член приличное количество смазки, но при этом умудрившись не запачкать ей дорогое покрывало. Бакуго туго сжимался вокруг его члена, тяжело дыша, — он не уверен, что в нём до этого хоть раз был такой размер, но, чёрт возьми, как же его это заводит. Не сдерживаясь, он подаётся назад, насаживаясь больше, глубже и поторапливая Киришиму, что растягивает, пожалуй, свой любимый момент. Он хрипло выдыхает, вставив до самого конца, и обхватывает Бакуго за бёдра, чтобы у того не было и шанса отстраниться. Гость нетерпеливо ёрзает, сильнее сжимаясь в нетерпении, а Киришиму и не нужно дважды просить. Плавно выйдя почти до самого конца, он резко входит обратно, сразу набирая бешеный темп. По всему телу Бакуго стекает пот, он елозит локтями по покрывалу в попытке хоть за что-то зацепиться, соски трутся о ткань, возбуждая его ещё больше. Бёдра Киришимы обжигают, ягодицы словно загораются синим пламенем при каждом ударе, а от каждого толчка член Бакуго становится всё твёрже, хотя, кажется, это невозможно. Внизу живота беспощадно тянет, хочется коснуться себя, чтобы получить хоть какое-то облегчение, но у гостя нет такого варианта: он и так едва удерживает себя на месте из-за зверского напора Киришимы, и оторвать одну руку от кровати гарантированно значит полностью упасть. Хриплые стоны вырываются из него всё чаще, как бы он ни пытался оставить их где-то в горле и не выпускать наружу, но в этот момент ему всего-навсего слишком хорошо. Так хорошо, что сносит крышу, контроль над телом растворяется в горячем воздухе, пропитанном запахом пота, смазки и предэякулята — запах секса, от которого подкашиваются колени. — Ну как вам, Бакуго-сан? — нахально улыбается Киришима, замедляясь, и гость едва сдерживает позыв податься назад, к практически вышедшему из него члену. — Если это всё, на что ты способен, то совсем нехорошо, — не удерживается от насмешки Бакуго. В этот вечер Бакуго выучивает очень важный урок: никогда не провоцировать красноволосого алчного бармена. Никогда не провоцировать Киришиму. Киришима резко переворачивает его лицом к себе, забросив одну его ногу себе на плечо, и Бакуго нетерпеливо кусает губы, слишком сухие теперь из-за отсутствия поцелуев. Бармен быстро исправляет это, целует его жадно и властно, захватывая рот и забирая всего Бакуго себе. Тот выглядит чертовски сексуально в своей чёрной рубашке, висящей на плечах, и с раздвинутыми перед ним, Киришимой, ногами. Бармен восхищается и наслаждается, хотя сам так и остаётся полностью одетым, но всё же выпускает рубашку из приспущенных штанов, чтобы не сковывала движения. — Так вам нравится пожёстче, Бакуго-сан? — скалится Киришима, хотя и до этого не то чтобы особо нежничал. — Что ж, кто я такой, чтобы не прислушаться к желанию гостя. — Значит, слушай моё желание. — Бакуго резко поднимается, чтобы схватить бармена за волосы и притянуть к своему лицу. — Вытрахай из меня всю душу, чтобы ни грамма не осталось, понял меня, Киришима? Гость мазнул языком по губам бармена, что расплывались в совсем хищном оскале. — Как скажете, Бакуго-сан. Бакуго не может сдерживать собственные неприлично низкие стоны, когда Киришима вколачивается в него со всей силы, каждый раз задевая из без того чувствительную простату. Гость изо всех сил упирается спиной и руками в кровать, но всё равно каждый раз проезжает туда и обратно под давлением бармена. Киришима обожает вызовы, всегда их принимает и всегда одерживает беспрекословную победу, и в этой игре его наградой становятся стоны Бакуго, что извивается под ним, но всё ещё не теряет вызова в глазах. Киришима покрепче перехватывает его ногу, царапая ногтями бледную кожу, по его виску стекает капля пота, и Бакуго пытается отследить, как она скатывается по лицу своим расплывшимся взглядом. Он выгибается словно самый настоящий змей, когда бармен особенно сильно проезжается по его самому чувствительному месту, и Киришима ощущает за это отдельную гордость. Прикусывая тонкую кожу у колена Бакуго, он проводит рукой по его члену, вызывая заметную дрожь во всём теле, и гость зажмуривается, откидывая голову назад, обнажая беззащитную шею, на которой Киришима, не стесняясь, ставит яркий след. Бакуго цепляется за его волосы, жарко выдыхая в потолок, пока бармен настойчиво водит рукой по его члену, не прекращая вбиваться в него изо всех сил. У гостя поджимаются пальцы на ногах, под кожей всё ярче просвечиваются вены, грудная клетка, вся покрытая сладким потом, судорожно вздымается, и весь он с утробным стоном напрягается, выливаясь Киришиме в руку, и тот останавливается, чтобы не перенапрягать сверхчувствительное тело. Когда Бакуго медленно вздыхает, приоткрывая глаза, бармен делает ещё несколько фрикций, стараясь не задевать простату слишком сильно, и обильно кончает внутрь него с глухим не то рыком, не то стоном. Гость с нахальной усмешкой сжимается вокруг его члена, вызывая хриплый вздох, и Киришима кусает его за плечо, навалившись на Бакуго сверху. Киришима приводит себя в порядок перед зеркалом, поправляет форму и пересобирает низкий хвост, чтобы с первого взгляда нельзя было сказать, чем он занимался, проводив гостя до его комнаты, пока Бакуго натягивает свои узкие джинсы и заправляет в них свою чёрную рубашку. У бармена в глазах всё ещё пляшут черти, и Бакуго долго смотрит в них через зеркало, прекрасно осознавая, что у него в глазах творится то же самое. — И ты всех клиентов так тщательно обслуживаешь, мм, Киришима? — с ухмылкой на губах спрашивает гость, затягивая ремень с отливающими золотом кольцами. — Только тех, кто об этом просит, Бакуго-сан. — Ха, как интересно, — протягивает гость, складывая руки на груди, пока Киришима невозмутимо поправляет свой галстук-бабочку. — Даже не знаю, грех ли это, раз уж всё на благо других. — Вы верите в Бога, Бакуго-сан? — Бармен скашивает на него глаза, а после медленно поворачивается, внимательно всматриваясь в его лицо. — Нет, — коротко отвечает Бакуго с лёгкой усмешкой на губах. — Ну что ж, думаю, я сюда ещё зайду. — Буду рад вас видеть, Бакуго-сан. — Киришима чуть склоняет голову в лучших манерах восемнадцатого века и провожает гостя вниз по лестнице, где их тут же подмечает прозорливая напарница Киришимы.

***

В воскресенье множество людей со всех частей города собираются у главной церкви на службу, рассаживаются по неудобным скамейкам и ждут воскресной проповеди священника — служителя Бога, передающего простым смертным вечную мудрость. — Дети мои, — говорит священник своим низким, бархатистым голосом, и весь шум в церкви сходит на нет. Все глаза направлены на него — в чёрном одеянии в пол и с крестом в руках, он читает паству, принося людям успокоение и надежду, просит их верить и служить господу Богу, не грешить, любить ближних, быть честными и богопослушными. Он заглядывает в глаза каждому пришедшему, словно разговаривает не с целой толпой, а с каждым по отдельности, и Киришима усмехается, когда ловит его взгляд. Вряд ли хоть кто-то из присутствующих знает, что под искристо-белой колораткой на шее священника расплывается тёмное пятно засоса, а сам священник думает, что этому прихожанину точно понадобится личная проповедь.