Дом у обрыва

На сессиях свой специфический запах… пота, кожаных кнутов, страха и возбуждения. Распростертый на камне человек, пристегнут за руки и ноги, и на его спине расцветают алые цветы. Изо рта вместе со слюной вылетают просто нечеловеческие звуки. И да… ему это нравится. Это нравится всем участникам процесса. Только каменная богиня на стене пещеры с неизменно равнодушно-нежным взглядом взирает на происходящее. Она повидала всякого за те века, что здесь находилась. О, если бы только она могла говорить… — Твой цвет, милый? — Зелёный. Чонгук умеет бить так, что не останется следов. Умеет бить так, что у человека на всю жизнь останутся шрамы. Ещё умеет так, что можно обкончаться, выкрикивая имя верхнего. Ну, если он разрешит, конечно. Его этому учили. Его мастер был строгий и деспотичный, но молодой человек освоил всё, записал под кожу на пульсирующих артериях, перегоняющих кровь к самому сердцу. То, что сначала было игрой на публику, работой на имидж, стало настоящим призванием и порталом для выплеска энергии. Его самого хлестали неоднократно, разными способами, он прочувствовал их все сполна. Каждый нормальный мастер был на месте нижнего. Это для понимания того, что происходит с человеком. Что тот чувствует в моменте. Каким воздухом дышит. Этому мужчине, судорожно вздрагивающему на плоском темном камне, требовалось ещё. Чонгук никогда не спрашивал причины, он чувствовал, сколько нужно человеку. Он знал, сколько нужно ему самому. В этот раз им требовалось немного крови. Об этом есть конечно же договоренность. Так положено, так правильно. Красная жидкость вползает на камень, растекаясь в гротескной абстракции… брызжет под кнутом, мелким туманом орошая лицо и грудь мастера. Саб уходит в нирвану, подрагивая конечностями. Каменная богиня, глядя на них, словно изгибает свои полные губы в полуулыбке. Она получила свою жертву. Тяжело дыша, Чонгук отстёгивает запястья раба, массируя красные полосы. В этот раз останутся следы. Слишком долго шла сессия, слишком сильно дёргался саб. Он накидывает на него плед, под которым тут же вздрагивает крупное тело. Каждый раз, когда нижний уходит в сабспейс, Чонгук испытывает чувство глубокой благодарности. Он нежно гладит мужчину по голове, отводя прилипшие локоны от лица, рукой в неизменной перчатке. Он кажется ему красивым, с этой мечтательной слабой улыбкой на подрагивающих губах. Ему хорошо - Чонгуку хорошо, несмотря на то, что на тонком пледе проступает кровь, впитываясь в мягкую белую ткань, рисуя на ней странные маки, достойные кисти Сальвадора Дали. Мужчине помогают слезть с камня специальные люди. Его помощники. Чонгук нередко сам ухаживает за нижними, но не сегодня. У человека свои люди. Он не против. Каждый получил своё. После уборки алтаря, которую он неизменно производит сам, Чонгук поднимается на верхний этаж, на один из балконов, с которого видно низину. В ней обычно белыми клубами перекатывается местное зло. Этот адский ядовитый туман. Сегодня почти пусто. Значит сработало. Чонгук улыбается, делает несколько вдохов и выдохов. Завтра он будет мучиться раскаянием и осознанием того, что не мог по-другому поступить. Но это завтра. А сегодня - ванна и бокал вина под неторопливые мысли. Может даже сон. Это если сильно повезет. Но, как вариант, оставалась неизменная вещь, которая не терпела его перчаток — виолончель.

***

Традиционная пробежка под утренними лучами и ледяной росе, душ, шутки Чимина, завтрак от Суён, душные взгляды Юнги. Всё, к чему уже начал привыкать парень, и это ему нравилось. Тэхён уже отчаялся вытащить Чимина с собой на пробежку. Сначала тот ссылался на свою болящую спину, но теперь возникала тысяча причин. Даже угроза ожирения не пугала нахального слугу. Чонгук ожидаемо исчез, растворившись в глубинах большого дома. Тэ не видел его ни в столовой, ни в коридорах. Лишь в обрывочных разговорах Намджуна и шепчущегося персонала, он иногда слышал его имя по разным причинам. Чтобы отвлечься, Тэхён разослал своё резюме в несколько организаций, где требовались учителя музыки для начинающих любителей и детей. Кто-то ему даже ответил. Тэхён решил, что надо бы вспомнить, как вообще играть. За последнее время он даже пыль не смахнул с инструмента. На то были свои причины. Рояль находился там, где Чонгук держал за поводок голого раба ногой, при этом играя на виолончели. Подсознание моментально поместило его на колени и в ошейник. Что он чувствовал, этот раб? Почему всхлипывал? Почему был возбужден? И кто это был? Может «Мальчик»? Открывая дверь в музыкальную комнату, Тэхён испытывал двойственные чувства. С одной стороны, он хотел быть один. Чтобы никто ему не помешал заниматься. С другой же темной стороны, которую он тщетно пытался заткнуть подальше в глубины своего сознания, - он просто жаждал увидеть Чонгука. Почувствовать того хотя бы издалека. Его братские нежные чувства окончательно мутировали в жёсткое неконтролируемое желание и возбуждение. В зале никого не было, прокравшись мимо виолончели на стойке, словно она могла его видеть и слышать, он скользнул на рояльную банкетку, машинальным движением поднимая клап. Разминая пальчики леким произведением, он погрузился в игру. Это ему нравилось. Он, растворяясь в музыке, раскачиваясь в такт, вшпарил от души по клавишам. Будучи маленьким, он еще не мог играть ничего приличного, только простенькие гаммы и этюды, а ему так хотелось пробежаться от души, чтобы фортепьяно заплакало тягуче-прекрасными звуками. Он вспомнил именно эти ощущения начинающего музыканта. Теперь он вполне мог и делал это виртуозно. Конечно не так, как Чонгук, у которого был явный к этому талант, но всё же, красиво и правильно сыграть он был способен. Тэхён не заметил в пылу игры, как у него появился нечаянный зритель, который, придерживая дверь рукой в перчатке, наблюдал за ним. Наслаждаясь музыкой и любуясь красиво натягивающими рубашку плечами, уже не по-мальчишечьи, а вполне по-мужски, оформившимися. Ещё вчера только вихрастая голова и тонкие пальчики торчали, нажимая первые нотки под одобряющий счёт учителя. Теперь же музыка лилась нескончаемым потоком из-под уверенных пальцев, которые порхали над клавиатурой, а широкая спина растягивала рубашку крепкими мускулами, на которые было обжигающе приятно смотреть. Так же неслышно он прикрыл дверь, скрывшись в тёмных коридорах. Его визит так и остался незамеченным. Послеобеденные прогулки с Юнги теперь тоже стали частью его обязанностей. Суён была очень рада и благодарна за это. Она не разрешала сыну одному слоняться по округе. Ему могло стать плохо в любой момент. Юнги особенно не жаждал гулять с маменькой и зачастую сутками торчал за компьютером, пристрастившись к сетевым играм. Но мальчику нужен был свежий воздух. Появление Тэхёна стало благословением для её ребенка. Юнги зачастую сам бежал к хену, таща того гулять. Суён не могла нарадоваться на вновь обретённого родственника. К тому же он был милейший ребенок, хоть и немного странный. Когда Юнги чувствовал себя неплохо, то просил погулять с ним без коляски. Он представлял себя здоровым, словно всё впереди, так же, как у Тэхёна. Универ, друзья, любимые, работа, вся жизнь. Его реальность, состоящая из приема лекарств, капельниц, постоянных госпитализаций и кризов, виделась, словно страшный сон, который рассеется, как грёбаный туман. В минуты слабости он отчаянно завидовал Тэхёну. Его свободе, той любви, которой окружающие делились с ним. Он был красивый и успешный, слегка наивный и от этого ещё более очаровательный. Такой, что вся жизнь впереди… Не то, что у Юнги. Юнги хотел его себе. Даже если сам не мог стать им, то страстно желал, чтобы голубоглазый нежный принц был всегда рядом. Обнимать, смотреть в глаза, целовать. Но Тэхён, как помешанный, смотрел только на Чонгука. Совершенно, по мнению Юнги, необоснованно. Они даже не взаимодействовали. Единственный момент, который остался непонятным, как тот оказался в роли девственницы на алтаре. Он жалел, что не видел всего сам. Только по обрывочным рассказам и слухам. Но старался лишний раз об этом не думать. Скорее всего, какая-то мужицкая шутка его отца, который несколько лет назад из приличного семьянина переквалифицировался в гея, при этом разведясь с его матушкой. Которая и возражать-то не стала, просто приняла как должное. Это был очень милый момент, когда Тэхён ложился в траву, глядя на пробегающие облака. Юнги заглядывал в его голубые глаза, в которых отражалось небо. Размышляя о его мыслях в этот момент, когда его лицо становилось таким безмятежно - спокойным и одухотворённым, в этом состоянии ленивой расслабленности. Он знал, что вернувшись сюда, парень наслаждался здешней природой, вибрации которой он впитал с самого детства. Юнги даже что-то помнил из их тогдашних игр. Когда он малышом, на толстых шатающихся ножках, бегал по весенней траве и, обгоняя его, обычно нёсся Тэхён… как всегда догоняя Чонгука. Юнги ускорялся, чтобы догнать хёна, но его обычно перехватывали чьи-то взрослые руки. Ему никогда нельзя было бегать столько, сколько он хотел. Сколько позволяли Тэхёну. Юнги тронул пуговицу на светлой рубашке Тэхёна. — Я не рассчитывал загорать. Не хочу выглядеть как батрак на рисовом поле. Тэхён и так был немного смуглый, темнее чем все остальные Чоны. Ему это не особенно нравилось, но с годами как-то смирился. Он же был не родной ребенок, и конечно отличался. — Тебе пойдет загар, — настырно расстёгивал рубашку младший. Старший не почувствовал подвох, погрузившись в свои мысли, положил руки под голову, закрыв глаза. Только когда поглаживания младшего уже стали достаточно настойчивыми, парень напрягся. — Юнги, я же просил. — Тэ… Ты же не знаешь, от чего отказываешься. Ты такой красивый хён… Я мог бы тебе отсосать, просто вот так. Или давай поцелуемся. Я сделаю тебе хорошо. — Что на тебя нашло? — Тэхён начал пытаться сесть, отодвинувшись от бледных ручек, скользивших по его крепкой смуглой груди. Тот молниеносно оседлал его бедра, прижимая к земле. — Мы можем подарить просто нереально прекрасные ощущения друг другу. Ты и я. Не обязательно меня обожать при этом. Просто позволь любить тебя. Тэхён, ты прекрасный. Я хочу тебя! — Нет, нет, Юнги! Этого не будет. — Не отказывай сразу. Просто подумай. Нам некуда спешить. Наши комнаты рядом. Просто приходи. В туман или так. Я сделаю тебе очень хорошо. Ничего не надо взамен. Просто обещай подумать. Просто обещай, — последние слова он уже шепнул в ухо парню, практически ложась на него. Притираясь грудью к груди. Набрасываться с поцелуями он не посмел, хотя ему до скрежета в зубах хотелось. Но спугнуть хёна в этот момент было так легко и так неправильно. Пусть подумает, помучается и в туман сам приползет. По слухам, которые возникали то тут, то там, вездесущий Юнги понял - Тэхён мучился от воздействия тумана прямо с детства. И сейчас, когда тот достиг половой зрелости, ему должно быть сносит голову основательно. И Юнги точно знал, что у него нет отношений с Чимином. Который на последнем шоу познакомился с каким-то новым мастером и сейчас с ним переписывался днями и ночами. К моменту их возвращения в дом, они застали на подъездной дорожке машину медицинской службы местного госпиталя. В неё завозили каталку, с лежащим на животе мужчиной. Тревожное предчувствие охватило Тэхёна. — О, Чонгук забил, — тихо прокомментировал Юнги рядом. — Почему Чонгук? Откуда ты знаешь? — Просто знаю. Зверь твой Чонгук. Настоящий извращенец! Парень с тяжёлыми чувствами на сердце смотрел, как каталку погрузили в автомобиль, туда же попрыгали сопровождающие, оба мужчины, также медицинский персонал. Машина тронулась и осторожно вырулила с парковки. — Тэхён, на пару слов, — позвал Намджун, встретив парня в коридоре. — Как ты себя чувствуешь, малыш? Хорошо вчера спал? Голова не кружилась? — Как ни странно, всё хорошо. Спал как убитый. Никаких странностей. Может привыкаю к этому туману. — Ага, ага, — покивал брат. — Не мог бы ты подняться к Чонгуку сейчас. Ты же слышал, что произошло? — Что он человека избил так, что того в больницу увезли? — Да. — Думаешь, переживает он? Это же ему доставляет удовольствие. Почему ты считаешь, что он расстроился? Или боится, что полиция заберёт? — Нет, детка, полиция его не заберёт. Поверь мне, прожженому юристу. Всё было добровольно. Добровольно со всех сторон. Мужчина поправится. Просто это сложная сессия. Такие тоже бывают. — Понятно. Хотя, ничего мне не понятно. — Ему нужна поддержка. Пожалуйста. Ты же знаешь, как к нему подойти. Сделай это. — Я попробую, — пообещал Тэхён, давя лезущие наружу сладкие спазмы в животе. Он соскучился по Чонгуку до дрожи в коленях. У него не было повода искать с ним встречи. А сегодняшний был чем-то из ряда вон выходящим. Тэхёну было стыдно, от того, что он в этот момент испытывал неконтролируемые эмоции. Всё же пострадал человек от руки того, о ком он грезил. Чем эти привязанности грозили самому Тэхёну, было непонятно. Возможно, пока Тэ испытывал нечто вроде больной влюбленности, Чонгук мечтал его выпороть до потери сознания. Чонгук нашелся в библиотеке. Тэ ожидал увидеть что угодно: мечущегося по комнате мужчину, хватающегося за голову в немом крике, красиво страдающую в окно гордую одинокую фигуру, только не это… Мужчина сидел в библиотеке на том же самом месте, где обычно и сам парень, с чашкой капучино, и спокойно читал книгу, ловко переворачивая страницы пальцами в тонких перчатках. Его лицо было спокойным. Даже несколько скучающим. Он лениво скользнул взглядом по визитёру и снова погрузился в чтение, с легким вздохом. — Ближе подойди, — через несколько мгновений сказал он мягким голосом. Тэхён подошёл, сутулясь от того, что сейчас возвышался над сидящим мужчиной. — Сядь на колени. Тут рядом. Парень сделал, как тот сказал, опуская колени на мягкий ковер. Так же, как делал это в детстве. Чонгук медленно снял перчатку, положив ее на стол рядом с кружкой кофе, и скользнул по темным непослушным волосам младшего, приводя того просто в экстатическое состояние. Да, он именно так делал, когда парень был ребенком. Именно те же ощущения. Тэхён от избытка чувств положил голову ему на бедро. Рука продолжила скользить между прядями, вызывая мириады мурашек на коже. Тэхён вцепился пальчиками в подлокотник кресла, только бы это не заканчивалось никогда. — Что же ты, маленький братик. И не страшно тебе находиться с таким явным злом, так близко? Тебя же специально увезли от меня, чтобы я не сделал тебе плохо. Так что же заставляет тебя быть рядом, искать моего общества, ммм? — А ты собрался мне сделать плохо? Чонгук ничего не ответил, продолжая ласкать его волосы так нежно, как только он и мог делать. Видимо, испытывая от этого действа свое удовольствие, осязая под пальцами шёлк волос своего любимого брата. — Я же не смогу тебе дать нормальных отношений, Голубоглазка. Лишь больное подобие… Тэ потёрся о его бедро щекой, вдыхая запах Гука, от которого он конкретно плыл в неведомые дали. — Чонгук? У меня вопрос. Обещай, что не будешь беситься. — Ну попробуй. — Скажи, что тебя заставляет так лупить людей? Это реально доставляет тебе удовольствие? — Можно и так сказать. Это неоднозначный вопрос. Действительно сложный. Всё на самом деле в этом тумане и в богине, что его вызывает. Это такая жертва. — Это ты серьезно так сказал сейчас? — Тэхён поднял голову и посмотрел на брата изумлённо. — Серьезно, — Чонгук заставил его снова положить голову на бедро, как и было до этого, — все поколения семьи Чон прокляты и испокон веков служат этой богине. Кровожадной сучке. — Так, а если не служить? — Тогда все вокруг затопит туманом. Люди начнут сходить с ума. — Трахаться что ли? — Не только. Сначала туман действительно вызывает эротические желания. Сам секс кажется ярче, оргазмы круче. Но это если она добренькая. А вот если злая, голодная, то люди идут прыгать с обрыва. Знал бы ты, сколько наш обрыв поглотил жизней за всё время существования… Тут целое кладбище. — Чон, это звучит как страшная сказка. — Понимаю. Мы сами с Намджуном не сразу во всё въехали. Но есть документальные свидетельства. Летопись нескольких человек, которые вели свои наблюдения. Наши личные эксперименты и пара несчастных смертей всё только подтвердили. Нам пришлось просто продолжить заниматься тем, чем до этого занимались все по фамилии Чон. Сдерживать это зло. Богиня хочет крови, регулярно хочет, а еще лучше смерти. Но это как-то не гуманно. — Почему ты не уехал никуда. Ты же гениальный музыкант. Мог бы найти своё призвание. Гастролировал бы. — Ох, малыш… Вот ты мог бы уехать навсегда. У тебя единственного такой шанс есть. Но и ты теперь сидишь со мной рядом. Смотришь своими голубыми глазами. Почему Тэ-Тэ?