xxx
Он громко кричит, когда врачи разминают его больную ногу, и выполняет какие-то необъяснимо глупые упражнения: скачет на резиновых мячиках, прыгает через скакалку, и Гарри соврал бы, если бы сказал, что ему не нравится вид розового и мокрого Луи, который считает про себя. - Не могу больше, - говорит Луи, когда выходит из тренажерного зала и буквально падает к Гарри на руки, - не хочу. - Давай, Лу, - просит Гарри, - врачи сказали, тебе надо заниматься до четырех, сейчас всего полчаса, еще немного, я буду ждать тебя здесь. Луи рычит и возвращается в спортзал. Проходящая мимо медсестра на хорошем английском замечает: - Вы единственный, кто может заставить мистера Томлинсона сделать то, что ему не хочется. И это подтверждается вечером, когда Луи нужно уходить на физиотерапию. - Не пойду, - говорит он двум докторам, сверкая глазами, - вы делаете мне больно. Я напишу на вас жалобу. Доктора испуганно отстраняются. Гарри хмыкает - он знает, что скрывается за этой маской голодного тигра. И поэтому он садится на корточки и берет ладошки Луи в свои: - Луи, - мягко говорит он, - послушай, любовь моя, ты должен лечиться. Так ты выздоровеешь быстрее, и твоя нога перестанет болеть, и мы вернемся домой, и ты снова будешь играть… Луи закусывает губу. Гарри видит борьбу в его глазах. - Мне там очень больно, Гарри, - тихо говорит он. Гарри кивает. Он знает. - Я пойду с тобой, - решает он, и смотрит на врачей. Те соглашаются. И Гарри зажмуривается вместе с Луи, когда ему разрабатывают травмированное колено. И он держит Луи за руку, и Луи кусает ему запястье, оставляя яркий, красный полумесяц, и Гарри чувствует, как его глаза начинают слезиться, потому что Луи, его хрупкому, растрепанному синеглазому эльфу, на самом деле, чертовски больно. И вечером, когда все заканчивается, Луи, одетый в одни серые спортивки, сворачивается у Гарри на коленях, в огромном, темно-зеленом кресле, и Гарри прижимает его к себе, маленького, обессиленного, и целует его везде, где только можно, и Луи просто прячется у него на груди, и черт, - Это невыносимо.xxx
Они ловят последние теплые деньки, сидя под старым дубом в самой дальней части заброшенного сада. Луи смеется, и Гарри, как изголодавшееся животное, крадет каждую его улыбку, каждый его взгляд, целует каждую его родинку, и ему все равно, потому что в этом мире нет ничего, кроме вот этого дуба и вот этого взгляда. Скоро все доктора клиники, включая лечащего врача Луи, привыкают к длинноногому кудрявому дружелюбному парню; и все уже знают, что уговорить вредного и капризного мистера Томлинсона на всякие неприятные процедуры, кроме него никто не способен. И даже самые стойкие медсестры потеряли последнюю надежду на свидание с кудрявым красавчиком, после того, как увидели, что после одной особо изматывающей сессии лечебного массажа, Гарри несет Луи на руках, а тот целует его в шею. - Мне кажется, я люблю тебя, - говорит ему Гарри каждую ночь. Луи довольно усмехается. - Мне кажется, это очевидно.xxx
Они взяли за привычку каждое утро гулять в парке, старом, почти заброшенном, о котором знают только пожилые немецкие супружеские пары. Луи держит его за руку, а Гарри громко поет песни из чарта Топ-40, путаясь в словах и распугивая белок, и никто, никто не смотрит на них с плохо скрытым презрением. Они кормят бродячих кошек, и Луи, запрокидывая голову назад, громко смеется, и тогда Гарри подлетает к нему и целует, думает, что Луи делает все это специально. Но все заканчивается во вторник утром, когда Гарри получает смску от Лиама: «Два показа в четверг и субботу, вылетай сегодня вечером». Это даже не просьба, и Гарри прекрасно все понимает. Он показывает смс-ку Луи, и тот слегка щурится, но кивает. - Тебя будут показывать по телевизору? - единственное, что он спрашивает, - ну там, на Diva TV? Я бы хотел посмотреть, на самом деле. В последний раз ты меня поразил. Гарри пожимает плечами: - Ты знаешь, Лу, - - Я знаю, - перебивает его Луи и целует, и это как порыв ветра, сбивающий с ног, как первый снегопад, - я позвоню. - Да, - послушно кивает Гарри, - звони. И он чувствует жжение на своих губах, когда сидит в самолете.xxx
Найл разогревает пиццу в микроволновке, Лиам читает модный романчик от скандалиста Буковски, а Зейн, утирая глаза, досматривает «Последнюю Песню». Гарри сидит на подоконнике и любуется падающим снегом, чувствуя, как он сам медленно падает, растворяется в наступившей зиме. Середина декабря, черт возьми, а от Луи ни слуху, ни духу. Последний раз они разговаривали друг с другом неделю назад, и Луи сказал, что все идет как надо, и в ближайшее время его планируют выписать, и Гарри облегченно выдохнул, чувствуя, как миллионы подснежников в один миг распустились у него внутри. И, конечно, Луи обещал позвонить, но вот прошло уже почти десять дней, и телефон Гарри по-прежнему молчит. Он собирался залезть в Гугл несколько раз, или включить выпуск спортивных новостей на BBC1, но Зейн, с криками «Ты идиот, Гарри!», отобрал у него ноутбук и выдернул из розетки провод от телевизора. И тогда Гарри понял, что сладкая ложь, наверное, в его случае, все - таки лучше, чем горькая правда. - Где вы будете встречать Рождество, парни? - лениво спрашивает Лиам, потягиваясь в кресле. Зейн шмыгает носом и ставит на паузу: - Я поеду домой, потому что уже обещал маме. А ты? - Мы с семьей улетаем в Нью-Йорк, - говорит Лиам, и в его голосе слышится нотка гордости, - ты ведь знаешь, что моя сестра обручена, и вот, это хороший шанс как следует познакомиться с ее женихом. Зейн тянется за бумажными платками. Николас Спаркс знает свое дело. - А ты, Гарри? - осторожно спрашивает он. Гарри пожимает плечами. Ему все равно. - Я останусь здесь, - медленно говорит он, - я буду смотреть «Один Дома» целыми днями и есть конфеты. И, возможно, пить. «И умирать от одиночества». - Поехали со мной, - говорит Зейн, уверенно и твердо, - моя мама будет рада тебя видеть. И девочки тоже, давай, Гарри, правда. - Или со мной, - вставляет Лиам, - ты наша семья, Гарри, мы не хотим бросать тебя здесь одного, с грустными фильмами наедине. - На Рождество всегда сбываются мечты, - тихо ухмыляется Гарри, и спрыгивает с подоконника, дергая носом, - чувствуете? Найл снова сжег пиццу! - Найлер! - кричит Лиам, - как ты умудрился сжечь свою дурацкую пиццу снова? - Таймер не сработал, - оправдывается Найл в ответ, - не переживай, Ли, я уже позвонил в службу доставки. - Идиот, - беззлобно говорит Лиам и забирается в кресло с ногами. Гарри оглядывается вокруг, на Зейна, вытирающего глаза, на Лиама, который, сморщив нос, продирается сквозь метафоры американского публициста, на Найла, громко распевающего последний хит Джастина Тимберлейка на кухне, и понимает, что да, это его семья. Он выходит на балкон и вдыхает свежий морозный воздух. Где-то вдалеке раздается дверной звонок, и Найл, приговаривая: «ну наконец-то», «сколько еще можно ждать», несется к двери, и паркет содрогается под его сорок пятым размером в пушистых розовых зайчиках. - Парни! - громко кричит Найл, - идите сюда! «Опять, видимо, принесли не ту пиццу» - думает Гарри. Зейн всегда любил ругаться с курьерами, перепутавшими заказы, но в этот раз, благодаря трагедии развития отношений Майли Сайрус и Лиама Хемсворта, незадачливому парню повезло. Зейн слишком растроган, и вполне способен спутать «Маргариту» с Гавайской пиццей. - Где этот чертов Стайлс? - голос Лиама заставляет звенеть стекляшки на люстре, - Гарри, живо сюда! - Я буду с грибами и ветчиной, - кричит Гарри в ответ, и его руки покрываются мурашками от снежинок, падающих ему на волоски. Зейн смеется. - Гарри, я считаю до трех, - грозно рычит Лиам, и Гарри лениво закрывает балконную дверь. Он выходит в коридор, с выражением: «оставьте меня в покое» на лице, и видит, что парни столпились в круг, и прихожая стала подозрительно узкой. - Гарри! - внезапно восклицает Найл и отходит назад. Лиам и Зейн хмыкают в унисон и послушно расступаются перед ним. Гарри недоуменно смотрит на них, и перевод взгляд на человека, который стоит около вешалки с обувью. Две или три секунды, а может, два или три часа, были нужны Гарри, для того, чтобы понять, что это - Луи. Его Луи, в старой серой шапке, и он похож на замерзшего принца, того самого диснеевского принца, о ком грезят все девочки, но какие девочки, когда вот он - стоит в его квартире, усталый и весь мокрый от тающего снега, и его глаза улыбаются. И Гарри кажется, что он слышит теплую капель мелодий Вивальди, звуки скрипки или что-то типа того. Это удар поддых, это проигранная война, это налет захватчиков, и Гарри просто съезжает вниз по стене, закусывая ладонь, чтобы не закричать. Луи швыряет свою сумку на пол, и осторожно подходит к Гарри, почти на цыпочках, словно Луи - охотник, а Гарри - загнанный зверь. Луи падает на колени, рядом с ним, и их лица так близко, так неожиданно близко, что Гарри видит отблески золотого и зеленого в его глазах. Луи не выдерживает первым, и вздыхает, и крепко обнимает Гарри, прижимая его голову к своей груди. Гарри закрывает глаза и падает в эту пропасть, потому что, на самом деле, она бесконечна. - Пошли спать, - говорит Гарри. Это единственное, на самом деле, что приходит ему на ум. - Прости, что не звонил, - хрипло оправдывается Луи, стаскивая куртку, - я такой идиот, Хаз, но я хотел сделать тебе сюрприз, и - - Я счастлив, - перебивает его Гарри и целует в щеку, - я чертовски счастлив, Луи. Луи кивает и направляется в ванную. Гарри, не веря своему счастью, подбирает с пола его шапку, ставит вэнсы на верхнюю полку для обуви, и открывает дверь в гостиную. - Если хоть кто-нибудь из вас, - грозно начинает Гарри, обводя взглядом притихших парней, - издаст хоть какой-нибудь громкий звук, то вылетит отсюда сию же минуту, к чертовой матери, ясно вам? Зейн кивает. Найл испуганно смотрит на него. Лиам закатывает глаза. - И не спали мою кухню, Найл, - добавляет Гарри. Найл лихорадочно качает головой. Луи уже сидит на его кровати, в одной белой майке, и его волосы мокрые, и сам он очень красивый. Как раннее летнее утро. Или как картина Рембрандта. Он ослепительный. Луи смотрит на него, улыбается и падает на подушку. Гарри срывает с себя джинсы, и устраивается рядом с ним, обнимая его, перебирая пальцами его волосы, целуя щеки, просто потому, что для него Луи нежнее, чем первый снег и нужнее, чем сон. - Как твое колено? - спрашивает Гарри, и да, ему действительно это важно. - Все хорошо, - тихо отвечает Луи, - я могу играть. Я буду играть, скорее всего, после Нового года. И сейчас у меня восстановительные процедуры. Пара минут проходит в оглушающем молчании. - Переезжай ко мне, - говорит Луи. Гарри забывает выдохнуть. - Не то, чтобы я давлю, нет, - Луи откидывается на подушку, - ты, конечно, можешь решить сам, я понимаю, это трудно, ну, то есть, твоя работа и все такое… Он зажмуривается. - Но просто, - Луи стискивает простыню в пальцах, - переезжай ко мне? Гарри сглатывает. - Мне нужно подумать, - слабо говорит он. «Переезжай ко мне» - отдается эхом в его голове. «Будь со мной». «Будь моим».