в тени персиковых деревьев

- Не смей, - Макак практически рычит, сильно сжимая рыжую кисть своей ладонью и отводя её в сторону, к изголовью. Укун тихо мычит что-то нечленораздельное даже для Шестиухого, и только краснота на его щеках позволяет понять, что он недоволен. Но если честно, Тени абсолютно плевать на это. Как смеет Укун пытаться лишить его чего-то настолько прекрасного, как свои стоны? Будто читая мысли чёрного примата, Мудрец вздрагивает и бессильно крутит головой, пытаясь спрятать свой смущённый взгляд, тем самым заставляя Люэра усмехнуться. Они оба совсем не получали касаний, ну, тех, что не несли за собой боли. Никто не был ласков с ними тысячелетиями, никто не хотел касаться их с вожделением веками. Но с Укуном было чуточку, совсем чуточку сложнее, потому что Царь верил безропотно в то, что он заслужил подобное. А потому не знал, как реагировать на что-то, что боли и страданий не приносит. Люэр соврёт, если скажет, что ему это не нравится. Называйте его как хотите, но маленькая, дрожащая под ним форма Царя действительно услада для фиалковых глаз, особенно учитывая контраст с тем, как всё было до… всего, что произошло. Макак качает головой, сейчас не об этом стоит думать. Всё прошло, ушло и отпущено. Укун, лежащий под ним нагой и абсолютно беззащитный, тому доказательство. - Ох? – чёрный примат выдыхает, голос дрожит от предвкушения, но он ждёт. Неважно, сколько времени пройдёт, он никогда не нарушит порядков, установленных ими в далёком когда-то. Не сделает больно, не сделает неприятно, не испугает. Будет уважать желания партнёра и остановится, стоит другому попросить. (Как и Укун делал в прошлом, непривычно для себя ласковый и полный любви.) - Неужели я не пригляден Вашему взгляду даже сейчас, Ваше Величество?.. – шепчет издевательски. Но залезать под корку с вкрадчивыми словами – это другое, это то, что Люэр теперь, и Укун принял его таким, какой примат есть и каким быть уже не перестанет. Царь вздрагивает, дыхание его слышно замирает, и он медленно, очевидно через силу, возвращает голову в прямую позицию. Лицо кажется краснее, чем было до этого. Люэр усмехается. Всё это, каждый стон и каждое мычание, каждый заплывший смущением взгляд, каждая капелька, формирующаяся в уголках чужих глаз – всё это его, было его и навсегда его. Ни ублюдки с Небес, ни кретины-паломники, ни новые пилигримы, никто никогда не увидит Царя в свой самый уязвимый момент. Никогда не будет так близок к нему, даже Танский ублюдок. Макак улыбается, припадая к чужим губам, заставляя Укуна проворчать что-то в поцелуй. Его. Укун – его. И Макак – Укуна. Так было, так есть и так будет всегда. Язык проскальзывает внутрь, заставляя рыжего удивлённо вздохнуть. Он мычит и слегка ударяет свободной рукой по предплечью Макака в очевидном жесте, и, совсем чуть-чуть погодя, Тень прекращает, отстраняясь. …Как Укун терпел подобное? Люэр помнит себя в те моменты, постоянно требующий прекратить, остановиться, «потом», и Царь всегда уважал эти желания. Макак же? Всё, чего он хочет, это превратить Укуна в месиво из возбуждения, неспособное даже думать нормально. Что это говорит о Макаке, интересно? Может, зря Персик попросил сегодня быть снизу… - Не понравилось? – снова издевается, заставляя Мудреца схмурить брови. - Ох, простите, что мне надо дышать!.. – силы в голосе рыжего нет в принципе, и это снова потягивает за извилины. Прекрасный Царь Обезьян, которому не было равных, который мог изничтожить вообще всё на свете лишь взмахом руки… покорённый Люэром, полностью. - И ты, и я знаем, что дышать тебе не надо, и делаешь ты это потому, что в прошлом испугал Ба, - макака тихо смеётся, мысли роятся в голове ураганом. Он хочет взять Укуна прямо сейчас, заклеймить его снова, оставить на нём свою метку, тысячи их, таких же, что выцвели с тысячелетиями их разлуки, но он ждёт. (Хотя терпение ускользает всё быстрее.) - Ты можешь не вспоминать о других в постели?! – смущённо пищит Укун, мысли о ком-то, настолько дорогом, в такой неприличный момент для него слишком. - Поверь мне, Пич, я думаю лишь о тебе. Макак расплывается в улыбке, замечая, как округляются золотые глаза и как румянец ползёт уже к ушам. Это демон, устроивший Погром на Небесах, забравший сотни тысяч жизней, жестокий и бескомпромиссный ублюдок… отчего же Михоу не может отвести взгляда? - Ты очарователен, - выдыхает, и Укун поджимает губы. - Ха?! Очаро-?! Я крут, спасибо большое! Очередной смешок выскакивает непроизвольно. - Ага, ага, круче тебя нет никого… - Не веришь?! О, я тебе докажу, завтра же найду какого-нибудь суперкрутого демона и уничтожу его за секунду!.. Нет, погоди, суперкрутых демонов нет, потому что я самый суперкрут-, ах!.. - Извини конечно, Укун, - тянет Макак, легко касаясь чужого бедра. – Но завтра ты вряд ли встанешь с кровати, в этом я тебя уверяю. Золотые глаза в панике бегают между рукой у его бедра и чужими фиалками, пронзающими всё тело. - Ты ведь хочешь этого? - …хочу. Макак улыбается, снова припадая к чужим губам, и в этот раз никаких противодействий не следует, Укун полностью отдаёт себя поцелую. Ох. Люэр может к этому и привыкнуть… теперь-то он понимает, почему в прошлом Царь был таким невыносимым касаемо личного пространства и проявлений привязанности. Михоу хочется вернуться и отдубасить прошлого себя за робкий характер, потому что он упустил столько всего!.. Ну да ладно. Надо же просто наверстать сейчас, верно?.. Укун тихо вскрикивает в поцелуй, регистрируя очередное касание к бедру. Зря он это, ой зря. Макак же сказал, терпения практически нет уже… ах, погоди, вслух-то он этого не донёс. Ха-ха, ну, бывает!.. - Ты точно хочешь быть снизу? – отрываясь, спрашивает Макак снова. - Я хочу принадлежать тебе, - Царь кивает несмело. И всё бы хорошо. Анималистические инстинкты Люэра возопили мгновенно, требуя действий. Но он знает лучше, он не зверь, он разумное существо, способное контролировать свои порывы, особенно когда это было необходимо. Как сейчас. - Ты мой, - Макак кивает на выдохе, - как и я твой. Но Укун, и я, и ты, мы не вещи, чтобы кому-то принадлежать. Царь судорожно вздыхает, открывает рот и ни слова не вырывается из его глотки. Ага, вот оно что. - Чего ты хочешь, Укун? Скажи мне. - Тебя. - Честно, Укун. Скажи мне честно, - Макак качает головой, наконец-то опуская чужую кисть у изголовья – сам удивляясь, что так долго её держал, - и касается чужой щеки. Мгновения тишины тянуться вечностью. Чужое золото загорается несмелой надеждой. - …люби меня. Дыхание спирает. - Я никогда не прекращал, - Люэр выдавливает через силу, кажущее неизвестным тёплое чувство, вспыхивающее в груди, хоронит под собой. Ничего из того, что Укун мог бы сказать, не может сравниться с этим. - Докажи, - Царь требует, и мыслей больше нет. Очередной поцелуй грубее, властнее, жёстче. Что же этот придурок с Макаком делает? Ему весело испытывать чёрного примата? Или он бессознательно делает это? Страшное дело, если так. Рыжая рука, наконец освобождённая от чужого захвата, аккуратно нашаривает маленький тюбик, затерявшийся где-то в простынях кровати, и тычет им в грудь макаки. Спасибо современному миру, что теперь подобное гораздо легче. Снова отрываясь от губ, с гораздо большим недовольством в этот раз, Макак принимает тюбик и наливает его содержимое на свою руку. - Ты точно уверен? - Я же сказал!.. - Мне важно твоё мнение, - едва сдерживая себя, повторяет Макак. – И я мщу тебе за прошлое. Ты всегда донимал меня своими «Согласие важно, Люэр!», помнишь? - Потому что оно важно! – возмущённо подаёт Укун, после чего смущённо сопит, чувствуя пальцы, обхватывающие ягодицы. - Верно, - выдыхает Михоу в чужую шею, знакомый и родной запах кружит голову сильнее, чем он на то рассчитывал. Царь всхлипывает, когда внутрь него проскальзывает палец, и обхватывает шею чёрного примата, скорее всего по наитию. Голова гудит, мысль о том, что Укун нуждается в нём, гонгом бьёт по перепонкам. Тысячи лет ненависти, недопонимания и недомолвок. Тысячи лет одиночества, холодного и пугающего. - Люэр, - тихий, рваный шёпот, полный желания, кажется губительным. – Прошу. - Ещё не- - Пожалуйста. Дышать тяжело. Укун слегка ноет, недовольный пустотой, и в следующий же момент громко вскрикивает, заполненный. Тысячи лет разлуки, и они снова едины. - Люэр, - каждый толчок сопровождается едва слышным, полным слёз стоном. – Люэр, Люэр!.. - Да, Пич? – рычит Макак в чужую шею. - Имя… назвать… хот-хотел!.. Белизна застилает глаза. Он… он специально? Не может же быть так, что это у него само собой получается?.. Нет, Михоу шипит в чужую шерсть, может конечно. Царь всегда был простофилей, открытым и честным, когда дело касалось чувств. Именно поэтому он пленял бесконечное множество существ вокруг себя. Укун восклицает, когда клыки вонзаются в его кожу. - Мак!.. - Ха!.. – сорвано отвечает Люэр. – Надо же как-то намекнуть ребяткам, в каких мы отношениях?.. - Ублюдок! – сипит Укун, крепче сжимая его шею. Макак смеётся. - Твой ублюдок. Царь неожиданно вскидывает голову, встречаясь с сиренью чужого взгляда. Мягкой, трепетной сиренью. Приподнимаясь с кровати, Мудрец сам инициирует поцелуй, быстрый, отчаянный и неловкий. Макаку впервые кажется, что он коснулся счастья.

***

- Угх, - кряхтит Укун в подушку, очевидно пряча своё лицо, его мокрая шерсть липнет к простыне и одеялам, разнося запах арбуза повсюду. Макак нагло усмехается, лёжа рядом и поддерживая свою голову рукой, мысль о том, почему же Мудрец решил купить гель для душа именно с арбузным запахом, крутится где-то на задворках. - Я же предупреждал, что ты завтра не встанешь. У Царя нет сил даже повернуться, он лишь бурчит в ткань, но недовольства в голосе Люэр не слышит. - Откуда в тебе столько энергии вообще? В прошлом тебя даже на два раза не хватало... - Хм, может мне комфортнее сверху? – пожимает плечами чёрный примат, лукавость в голосе снова заставляет рыжего замычать, и Люэр смеётся. Он мягко гладит рыжую голову. – Эй, Укун? - М? - Я доказал тебе? – спрашивает тихо, будто боясь спрашивать. Каменная обезьяна вздрагивает, снова кряхтит и нечеловеческими усилиями всё-таки поворачивается к Макаку всем своим телом, чтобы встретиться лицом к лицу. - Я люблю тебя, - говорит он вместо ответа. И Люэру этого более, чем достаточно. Придвигаясь ближе, он снова целует Укуна, и тот расплывается в широкой, счастливой улыбке.