Предопределение

Где-то за дверью квартиры противно запищал мобильник пожилого соседа. Этот звук немного отвлек Чимина от наблюдения за тонкими пальцами друга, что никак не решались достать ворованное медицинское заключение. Пальцы Юнги мелко подрагивали, это стало особенно заметно, когда он взял белый конверт в руки. Конверт не был запечатан, а Чимин, сидящий напротив, знал всю информацию, написанную на парочке листов. Но бледный омега все еще держал его в руках, пытаясь остановить дрожь и успокоить в конец расшатанные нервы. Он собирал все те небольшие крупицы смелости, которые были в нем. Сосед, судя по шуму, открыл дверь в свою квартиру и ответил на звонок. Он громко приветствовал кого-то на том конце линии и также громко хлопнул входной дверью. Звукоизоляция в этой небольшой съемной студии была паршивой. Но Чимин не жаловался. Он любил свою квартиру. Любил кофейню в квартале отсюда. Любил лучики солнца, что падали на его кровать на закате. Любил ходить на работу пешком, ведь дорога занимала всего десять минут и проходила через небольшой сквер с искусственным водопадом. А еще цены в этом районе поражали воображение, и хоть он уже больше полугода занимает должность хирурга-ординатора общего профиля, а не стажера ординатора, его зарплаты все равно бы не хватило на аренду чего-то получше в этом районе. Особенно если Юнги съедет и перестанет оплачивать коммуналку. И он все еще скидывает деньги брату, чтобы хоть немного побаловать Усока, жертвующего своей молодостью и детством ради мечты. — Ты, — голос Чимина прервал затянувшуюся тишину, и друг вздрогнул. Юнги так сильно погряз в своих мыслях и страхах, что забыл о присутствии Пака рядом. — Ты можешь не открывать его, если не хочешь. Мы можем вместе выбросить этот конверт и сделать вид будто я не нашел ничего. Юнги молчал. Последние тринадцать недель он часто молчал.  Не то чтобы это было не похоже на его обычное состояние, но Чимину кажется, будто он и не помнит, какое оно, обычное состояние Мин Юнги. Чимину больно осознавать, что Мин Юнги больше не будет тем кого он знал. — Не думаю, что смогу сделать это... — Юнги шумно выдыхает и сильно жмурится. Иногда, в последнее пару дней все реже, к счастью омеги, ему несказанно сильно хочется растворится в пространстве. Не умереть, не убежать из этого города и даже не “не двигаться лежа на кровати и смотря в одну точку”. Нет, он хочет раствориться, будто от щелчка Таноса из фильмов Marvel которые он так сильно любил, перестать быть заметным даже на молекулярном уровне. Стать частичкой воздуха в этой комнате и разлететься по всему миру без возможности собраться вновь. В университетское время он задумывался о том, чтобы пожелать себе в следующей жизни стать камнем. Он мог бы лежать и не двигаться целую вечность. Никто бы его не трогал, никому бы до него не было дела. Во время жуткой зубрежки всех предметов в медицинском университете он мечтал именно об этом. Чтобы все от него отстали.  Тэхену, его лучшему другу еще с дошкольных курсов, он конечно этого объяснить не смог. Тот обещал взять его с собой в виде камушка и носится с ним по всему миру, чтобы показать все самое красивое что в нем есть. А избавится от Тэ было не возможно, и если честно не очень то и хотелось.  Но сейчас он просто не хотел существовать.  — Я не могу это объяснить, но я обязан найти его.  — Хорошо, тогда, эм, открывай. Ты должен это сделать. Пак Чимин называет себя другом этого омеги уже два с половиной года, два из которых они сражались за звание лучшего стажера ординатора, опережая стажеров под другим руководством, но так и не сумев опередить друг друга. Пак Чимин знает о Мин Юнги почти все. Он слышал о всех важных для омеги моментах до их знакомства. Он был рядом в самые важные моменты последних лет.  Он был на свадьбе Мин Юнги.  Легкая улыбка, слегка трясущиеся пальцы, что надевали кольцо на безымянный палец жениха и влюбленный взгляд, который вызывал в Чимине зависть. Дружескую зависть и немного грусть. Он тоже хотел бы скрепить себя узами брака с прекрасным, любящим и понимающим альфой.  Возможно оперировать в день свадьбы было не самым лучшим решением, но это было решение Мин Юнги: поступи он иначе, то не был бы собой. Не приди он на свадьбу в рабочей форме: белом наглаженном халате, Чимин бы удивился. Поэтому, он считал что ему невероятно повезло с мужем. Не каждый сможет перенести церемонию бракосочетания из прекраснейшей церкви на берегу озера в маленькую церквушку на крыше больницы, где родственники больных молились об их выздоровлении. Юнги на секунду закрывает глаза и делает глубокий вдох. Пальцы открывают конверт и он пробегает взглядом по черным буквам.  — Чон Чонгук, двадцать девять лет, альфа, — омега продолжает бегать глазами по строчкам, написанным на белой бумаге, и секунду спустя откидывает лист.  Пальцы Юнги по-прежнему подрагивают, и он сжимает их в кулаки в попытке унять дрожь. — Ему повезло, сердце остановилось не на улице где произошла авария. Он смог прожить вплоть до приезда в больницу, — Юнги говорит сухо, безэмоционально, точно с такой же интонацией он общается с коллегами на работе последние месяцы. — Он не был в списке ожидания на донорство. Ему просто повезло быть проткнутым спицами от велосипеда в тот же момент когда мозг Мингю умер... Повезло...  Чимин помнит тот день как сегодняшний. Он видел сумасшедшее горе, отчаянное нежелание принимать правду. Яростные крики и угрозы, поломанные об кафельный пол ногти. Охрипшие мольбы, просьбы пустить его в операционную и позвать другого врача.  — Попади он в аварию с участием велосипедиста, или что там произошло у него, на час раньше, сердце для пересадки не успели бы найти, а он бы не дожил до момента пока привезут свободное оборудование для поддержания его жизни.  Юнги умолял заведующего отделением пустить его на операцию, после кричал на всех кто пытался его успокоить и вколоть ему успокоительное, и маниакально читал все книги о смерти мозга, что стояли в их библиотеке. А потом он увидел его, и затих, ему вкололи успокоительное, однако Чимин считал это бесполезной тратой лекарств. Юнги перестал выражать эмоции, ровно в ту секунду когда ему позволили войти в палату мужа. Он лежал там, укрытый одеялом, до тех пор пока в палату не ворвался старший брат Мингю. В тот момент омега в последний раз заплакал на людях. — Юнги... — Этот Чонгук, он чертов везунчик. Если бы я не уговорил Мингю подписать те документы, он бы не стал донором, — Чимин садится на колени, прямо на пол перед другом и убирает бумагу из его рук. — А еще ему повезло что его привезли в нашу больницу, и Мингю был идеальным донором, — он берет его замерзшие ладошки в свои и подносит их к своих губам, пытаясь согреть своим дыханием.  — Ты все же позвонишь ему?   — Позвоню, просто не сегодня. 

***

Кольцо на безымянном пальце уже пару недель как стало велико. Чимин даже сказал ему о том что пора бы начинать набирать вес, но тогда Юнги не придал этим словам значения. Сейчас же, проворачивая свободно болтающееся и не спадающее только за счет узловатости пальчиков, колечко из белого золота, он смотрит как переливаются изумрудные камушки на солнце. Камушки должны всегда быть на лицевой стороне, но сейчас все перекрутилось. Он еще раз касается пальцами метала и окончательно поправляет колечко.  Он помнит как долго выбирал это колечко. И то, что сейчас висит у него на шее, скрытое белой толстовкой: оно немного больше и без камушков, но с небольшой надписью, выгравированной почерком самого Юнги.  Он снова неосознанно прокручивает колечко на пальце и пустым взглядом обводит кофейню в которой сидит.  Насколько странно будет встретиться с Чон Чонгуком, и разумно ли подставлять больницу и свою карьеру ради этой встречи? Что он скажет Чонгуку? Поймет ли его Чонгук, не посчитает ли сумасшедшим преследователем и согласится ли встретится?   Эти мысли не дают ему уснуть уже неделю.  Целую неделю в его телефонной книге забит новый контакт с номером парня. Целую неделю он гипнотизирует взглядом экран телефона, точно так же как и сейчас. Невесомо, почти касаясь проводит пальцами над ярко светящимся экраном.  — Юнги, — он вздрагивает и пытается быстрее заблокировать телефон, — прости, возле работы жуткая пробка. Долго ждешь? Юнги переводит взгляд на брата и вновь смотрит на телефон, слыша совсем тихий гудок вызова. На экране мобильного идет вызов.  Омега замирает и даже на пару секунд перестает дышать. Он до сих пор не уверен что готов поговорить с этим Чон Чонгуком. Он до сих пор не знает, как именно объяснить свою просьбу незнакомому альфе.  Секунды проходят, Намджун непонимающе смотрит на младшего брата, а Юнги все так же не отрывает взгляд от телефона, где через три секунды начнется отсчет времени разговора.  Звонкий, энергичный голос вырывает Юнги из его мыслей, и глубоко вдохнув, омега подносит телефон к уху.  — Чон Чонгук, здравствуйте, меня зовут Мин Юнги, я звоню Вам с очень необычной просьбой... Юнги вновь задерживает дыхание, и смотрит в глаза старшего брата. Он знает что сейчас увидит там. И никак не может понять, что пугает его больше. Мысль о том что он должен сказать Чонгуку. Или мысль о том что эти слова услышит Намджун.  — Я знаю, что это может показаться немного странным, и возможно, моя просьба Вас напугает, но мне необходимо попытаться. Я муж человека, чье сердце Вам пересадили три месяца назад, и я хотел бы попросить Вас о всего одной встрече.  Чонгук, на том конце линии, молчит, точно так же, как и Намджун стоящий совсем рядом и не осознающий, что именно сейчас сказал омега и кому он это сказал.  Наверное, будь Намджун чуть более вспыльчив, он бы вырвал телефон из рук младшего брата и заблокировал бы контакт Чон Чонгука сразу же. Но он этого не делает, он не любит скандалы на публике, а то, что Юнги начнет скандалить он знает точно. Так что Намджун решает дождаться конца беседы и после, возможно когда он чуть успокоится, то выскажет этому несносному омеге все что думает о его безумном поступке. А в том что поступок был бездумный он не сомневается, ведь только дурак мог позвонить человеку чье имя не должны были разглашать в больнице. Только его младший брат мог позвонить человеку и просить о встрече, зная что это можно расценить как преследование.  Юнги слышит дыхание Чонгука и понимает, что тот все еще не бросил трубку.  — Мне бы хотелось просто встретится, но если для Вас это слишком, я обещаю что больше Вас не потревожу и сейчас же удалю этот номер телефона. Чонгук продолжает молчать и Юнги бегает взглядом по залу, пытаясь хоть немного успокоится и не переходя границы приличия все же сбросить звонок и удалить номер. В ту секунду, когда Юнги считает что набрался смелости выключить телефон он слышит ответ альфы. — Хорошо, я согласен, — парень звучал уверенно, немного отличаясь от первых секунд общения с ним, но Юнги а секунду показалось будто он общается с другим, более старшим человеком, — я вышлю на этот номер день и адрес, надеюсь, что Вы не заставите меня пожалеть о своем решении.  — Да, конечно, спасибо Вам большое и до встречи.  Он блокирует телефон и еще пару минут смотрит на свое отражение в черном экране. Он слышит как Намджун делает глубокий вдох, а после отходит от него. Он слышит стук каблуков его туфлей о кафельный пол помещения, а после вдалеке слышит как Намджун делает заказ у витрины.  — Я... — начинает Юнги, стоит Намджуну сесть в кресло напротив. — Мне нужно увидеть его. Наверное, я просто хочу знать что мой муж продолжает быть замечательным человеком даже после своей смерти. Его сердце поддерживает жизнь другого человека.   Намджун молчит, он не смотрит на брата и лишь помешивает свой кофе. — Когда ты принял решение остаться жить у Чимина и так и не вернулся домой, я подумал что может тебе нужно время смириться с утратой. Когда ты запретил родителям убраться в твоем доме и скрыть все что могло бы тебе напомнить об утрате, я промолчал и не встал на сторону родителей, поддерживая нейтралитет. Тогда, все это касалось лишь твоего ментального здоровья, все это не могло навредить тебе физически, — альфа устало вздыхает и скрещивает руки на груди, — Но сейчас, Юнги, ты хоть понимаешь что творишь? — подняв голову он смотрит прямо в глаза брату. — Ты подставляешь всю больницу, ты подставляешь себя и того кто достал информацию об этом парне для тебя. Ведь я уверен что один ты бы не провернул все это. Юнги, ты осознаешь, что это не нормально?  — Мне нужно это, — выдыхает Юнги. — Юнги, тебе нужен психолог, а не чертов Чон Чонгук который может подать на тебя в суд за преследование.  Намджун злится, это видно по его поджатым губам, тяжелому взгляду и тому как крепко он сжимает стеклянный стакан который только взял в руку явно не собираясь пить сейчас из него.  — Он дал свое согласие на встречу... — Юнги, черт возьми, ты поставляешь себя и больницу из-за своего чертового “хочу”. Тебе двадцать семь, но ты, блять, совсем не меняешься, точно такой же как и в детстве: вбил себе в голову самую идиотскую идею из всех и пытаешься ее воплотить не обращая внимание ни на кого и ни на что.  — Намджун, мне двадцать семь и я в праве сам решать что и как мне делать, — омега злится, он чувствует, что еще немного и он взорвется, и не понятно что ему сейчас хочется больше — накричать на старшего брата, выплеснуть все те эмоции что копятся в нем вот уже несколько месяцев или просто расплакаться. Он так давно не плакал. Он так давно не может позволить себе заплакать.  — Судя по тому что я услышал ты не можешь быть ответственным за свою жизнь, и я думаю что тебе лучше принять предложение родителей и переехать жить к ним. А еще лучше записаться на прием к психологу и уволится из больницы пока они сами тебя не уволили.  — Мне лучше уйти, пока я не начал думать, что нам стоит совсем не видится.  Он не дает альфе возможности ответить, и забрав со стола телефон и ключи от машины спешит уйти из кафе и как можно быстрее уехать домой. После смерти его мужа прошло ровно девяносто два дня. Все эти дни Юнги не появлялся в своем когда-то уютном доме— он жил у Чимина, платил половину арендной платы и поливал цветы на его кухне. Они вместе ходили за покупками, вместе смотрели телевизор после тяжелой рабочей смены и так же вместе ехали на очередную тяжелую рабочую смену. Чимин даже стал шутить что чувствует себя вновь студентом медицинского университета. Также живет с соседом и однокурсником, так же не может приводить в дом альф, так же проводит с одним особым омегой большую часть своей жизни.  И возможно им двоим и тесновато у Чимина, но вернуться в дом что они с Мингю купили год назад он пока не готов. Да и Чимин кажется не был против. Юнги садится в свою старенькую красную машину и выезжает с парковки кафе и думает о том как же сильно его стала раздражать его семья в последние месяцы. Тем более после всех слов что наговорил ему Намджун. Возможно, в чем-то старший брат и был прав. Возможно, Юнги действительно стоило обратиться к психологу. Но он знает, что сейчас может справится и без этого. Он уже справляется. Так как может, но справляется, и он знает, что все люди по разному проживают свои эмоции и чувства. И это совершенно нормально, пока он не вредит себе. А он этого не делает. Он соблюдает границы, он уважительно беседовал с Чонгуком и он не настаивал на встрече склоняя того к положительному ответу. Так что его действия точно нельзя считать преследованиями. У Чонгука нет поводов для звонка в полицию.  

***

— Я позвонил ему, — они с Чимином вновь стали спать вместе на работе. В любую удобную секунду. В точности так же как было когда они проходили интернатуру. — В четверг, после работы я поеду к нему домой. У него дом на другом конце города.   Чимин покрепче обнимает его и уткнувшись носом в его шею громко зевает.  — Это странно, тебе не кажется? — он все еще не открывает глаза, пытаясь уловить последние секунды их непродолжительного сна. Они только недавно получили в подчинение новую группу интернов и теперь осознали насколько сложная работа была у их наставника. — Идти домой к незнакомому парню может быть довольно опасно, почему вы не выбрали местом встречи кофейню?   — Не думаю что это страннее чем звонить парню, получившему сердце моего мужа, — Юнги садится на кровати и повернувшись к небольшой тумбочке достает из нее маленькую косметичку с таблетками. Три пластинки разноцветных витаминов и стик экстракта красного женьшеня стали его ежедневной рутиной. — Да и как ты себе представляешь нашу встречу в людном месте?   — И то верно.  — Вчера Намджун услышал мой разговор с этим парнем, и мы поссорились, так что он может начать тебе звонить, — Чимин встает с постели и сняв резинку с руки завязывает небольшой хвостик из своих светло-русых волос.  — Он знает, что если будет мне надоедать я заблокирую его во всех чатах. — Когда ты планируешь помирится с ним? — омега прячет таблетки обратно в сумку и закинув последнюю, шипучую, в свою многоразовую бутылку подхватывает косметичку и выходит из комнаты отдыха. — Для того чтобы помирится нужно сначала поссорится, мы же не ссорились — Юнги смотрит на то как друг старательно избегает его взгляда и не сдерживает смешок. — Да, ты просто перестал с ним общаться. Я сначала подумал это тактика такая, ну знаешь, по завоеванию альф. Из какого-то журнала, — Чимин кривится. — Но он уже столько бегает за тобой, а ты никак не реагируешь. Что случилось между вами, я же вижу что ты все еще любишь его.  — Ничего не случилось, просто я понял что Намджун не тот самый. Вот и все, — омега продолжает смотреть куда угодно кроме Юнги, а после резко разворачивается в его сторону. — Ладно, мне пора работать, — восклицает он и клюет поцелуем в щеку, — до ужина, попроси Джина приготовить нам что-то, и намекни на те самые равиоли с редькой. Они до сих пор приходят ко мне в самых сладких снах.   Сегодня Чимина распределили в отдел неотложной помощи, так что Юнги на этот вечер их маленькая хозяюшка. Заказать ужин, постирать рабочую одежду, навести порядок в их квартире. Три правила свободного от дежурства омеги-хирурга.   Иногда Юнги тоже чувствует себя словно вернувшимся в университет.  Правда в университете он ел на ужин рамьон. Выходил из маленькой комнатушки в общежитии которую делил вместе с лучшим другом Тэхеном с факультета изобразительных искусств, доходил до ближайшего круглосуточного мини-маркета и запаривал себе рамьон.  Он до сих пор помнит свой авторский рецепт рамьона для посиделок на улице за столиком у магазинчика. Одна упаковка кимчи рамьона, остро-сладкие токкпоки запаренные в тарелке с рамьоном и кимпаб с ветчиной который обязательно нужно закинуть прямо в тарелку. И хоть Тэхен и смеялся с него проговаривая что так делает почти каждый кореец, Юнги отрицал это как только мог, ведь его рецепт был особенным, а вкус неповторимым. Горячая тарелка рамьона, персиковая газировка и вид на баскетбольную площадку для альф. Лучший вечер чтобы отдохнуть от усердной подготовки к парам.  Сейчас же, живя с Чимином, их вечера отличаются от студенческих отсутствием рамьона в ежедневном рационе. Теперь они едят дома лишь изредка, когда выходной не омрачен усталостью после дежурства или ожиданием этого самого дежурства. В большую часть выходных они просто спят. А Юнги и вовсе старается брать больше смен.  Правда в последние две недели сводный старший брат Мингю — Сокджин все чаще и чаще зовет Юнги к себе в ресторан и готовит им с Чимином ужин. Юнги подозревает, что они вместе с Чимином пытаются так следить за тем чтобы его вес вернулся в норму.  Ким Сокджин был владельцем и шеф поваром элитного ресторана вот уже три года. Он вместе с младшим братом после школы уехали в Европу, один учился у лучших поваров Парижа в знаменитом кулинарном колледже, второй же окончил университет по специальности ведение бизнеса, а после вернувшись на родину открыли небольшой ресторанчик, который через время продали и открыли Soigne — относительно небольшой ресторан с невероятной террасой в одном из парков города.  Сейчас же совладельцем ресторана, по документам стал Юнги. И как бы он не опирался Сокджин и его дар убеждения буквально вынудили Юнги вступить в права наследования в начале этого месяца. Сокджин был очень убедителен, говоря о счетах за дом и оставшейся сумме по кредиту за машину купленную Мингю. Хоть страховка и покрыла большую часть кредита, сумма до сих пор оставалась внушительной, а продать настолько разбитую машину было почти нереально, да и Юнги бы не смог. Эта машина было первым дорогим подарком его альфы самому себе. Ведь до этого все купленные вещи были или для Юнги или для них двоих. Их дом, сделанный полностью по желаниям Юнги был тому примером. Район, сам дом, ремонт и все обустройство дома, все это от и до было выбором Юнги. Мингю исполнял любое его желание.  Юнги открывает дверь машины и сев в нее выезжает с подземной парковки больницы. До конца смены Чимина больше шести часов, так что он даже успеет выпить с Джином чай на летней террасе с видом на парк у обрыва на котором построен ресторан.   

***

  — Чимин! — омега вздрагивает. Он сегодня так устал, единственное что он сейчас хочет это приехать домой, принять горячий душ и наконец-то съесть те самые равиоли с белой редькой. Он не хочет сейчас видеть его, не хочет вновь смотреть ему в глаза и понимать, что все еще не прошло. Он все еще любит его. — Чимин… — Кажется, тот альфа зовет тебя, — новенький интерн с которым они вместе планировали дойти до метро и поехать по домам, останавливается и кивает в сторону Намджуна что вышел из своей припаркованной у входа машины. Парковаться у входа в больницу запрещено, но Намджуну включившему аварийку видимо насрать на правила больницы.  — Да, я заметил, — вздыхает он. — Прости, Донхен, но тебе придется идти без меня. Иначе опоздаешь на ближайший поезд. — Но, я мог бы тебя подождать, ничего страшного если я приеду домой на пол часа позже обычного, — пытается возразить альфа.  — Все в порядке, Донхен, иди без меня, — Чимин улыбается думая о том как же этот парень похож на ребенка, когда хмурится и надувает губы. Омега взъерошивает волосы на голове Донхена и, развернувшись, машет ему на прощание. — Ты хорошо сегодня поработал, так что хорошенько отдохни и выспись, до встречи.  Омега делает быстрый вдох, прежде чем повернутся лицом к тому, кого избегает уже несколько месяцев и такой же быстрый рваный выдох стоит ему встретится глазами с Намджуном.  Он все такой же красивый, такой же высокий, такой же прекрасный и невероятный альфа из его теперь уже самых тайных мечтаний. — Здравствуй Чимин, — голос альфы тихий и глухой, будто бы он боится, что малейший громкий, резкий звук спугнет омегу словно птицу.  — Зачем ты пришел?  — Ты несколько дней не отвечаешь на мои звонки, и игнорируешь сообщения, — Намджун выглядит немного уставшим и Чимин думает о том, что если бы все произошло иначе, то сейчас они бы ехали вместе домой, чтобы отдохнуть вдвоем и набраться сил в объятиях друг друга. Чимин любит объятия. А еще, ему безумно понравилось спать в кольце из рук этого альфы. Хоть это и было один раз.  — Намджун, я устал, — омега не врет, он и в правду устал, не меньше альфы, но не будь под глазами альфы уже заметные тени, он бы насладился этим мгновением и постоял бы с ним совсем чуточку дольше. — Прошу, уезжай. И поскорее, тут нельзя парковаться.  Он кивает в сторону знака о запрете парковки любых машин кроме скорой помощи и отвернувшись от Намджуна сильно зажмуривается стараясь не заплакать.  Он знает что этими словами делает себе больно. Признает что все еще любит альфу; по-настоящему любит. Но также он понимает что не может его простить. Не сейчас и возможно никогда. Альфа, что бросил его один раз, обязательно сделает это еще раз. Он знает что иначе не будет. Так было с его отцом, так было с Усоком и его отцом, так поступал и его папа. Он знает что не имел права позволять себе рассчитывать на кого-то кроме себя. Он знал что не стоит доверять свое сердце кому либо. И все равно это сделал, так что сейчас он точно знает что больше на это не поведется. Он уже наступал на эти грабли, давал второй шанс, и люди не менялись. Они точно так же бросали его и во второй раз.  — Я хотел пригласить тебя поужинать со мною, — начинает альфа. — Или хотя бы позволь подвезти тебя до дома. Час пик уже закончился, так что мы доедем даже быстрее чем метро.  — У меня уже есть компания для ужина, — Чимин полностью разворачивается и спешит уйти подальше от мужчины. — Мы можем заехать за Юнги по пути в ресторанчик. — Он все еще зол на тебя, — не оборачиваясь проговаривает парень. — Не думаю что он захочет тебя сейчас видеть.  — Чимин, давай я хотя бы подвезу тебя, — альфе приходится чуть повысить голос. Ведь пойти за омегой он не может, парковка тут может стоить кому-то жизни, поэтому он продолжает стоять опираясь на открытую дверь своего внедорожника. — Прошу не отвергай меня. — Намджун, сколько раз мне нужно сказать что я не хочу с тобой ужинать, — Чимин все же оборачивается и возвращается к альфе. Проходящая мимо парочка омег из педиатрии явно старались услышать как можно больше из этого разговора, иначе Чимин не мог объяснить почему с каждым шагом они шли все медленнее. — Я не хочу чтобы ты подвозил меня, мне ничего из этого больше не нужно. Ты нужен был мне в тот день, но тебя не было. Ты решил игнорировать мои звонки, ты решил что тебе не нужны отношения. Так что прошу, продолжай делать то что делал тем вечером — забудь про меня.  — Я не могу, Чимин. Да, я совершил ошибку, я сорвался в тот день в рейс и это было очень не вовремя... — Нет, черт возьми, нет — перебивает его Чимин повышая голос. Плевать если сейчас кто-то выйдет из здания больницы, он не может больше сдерживать эмоции. — Я звонил чертовых десять раз прежде чем ты выключил телефон. Ты не ответил, ты не перезвонил, ты, блять, даже не написал мне, что занят. — омега зол. Он так зол и обижен на этого альфу и на себя за то что чувства к этому мужчине все еще не прошли. За то, что в глубине души он все еще хочет пойти с Намджуном на ужин, хочет позволить ему подвозить себя домой и хочет каждый вечер отвечать на сообщения с пожеланиями сладких снов, а не продолжать игнорировать их. — Ты просто выключил телефон, сел в тот чертов самолет и улетел на другой конец планеты. — Чимин, если бы я знал почему ты звонишь, я бы не раздумывая ответил на звонок и приехал. — Черт, как же ты не понимаешь, — вновь перебивает его парень. — Проблема не в том, что работа у тебя на первом месте. Проблема в том, что все остальное для тебя не важно. Проблема в том, что десять звонков подряд не являются для тебя уважительной причиной, чтобы ответить на звонок. Проблема в том, что тебе совершенно плевать на меня.  — Это не правда. — Признайся хотя бы сам себе, — выдыхает Чимин, и развернувшись, все же уходит.  Он пытается отпустить его, честно стараясь игнорировать подарки, которые привозят курьеры или сам альфа. Он символично выбрасывает букеты в мусорку, когда альфа пытается вручить их лично. Он отправляет фотографии ближайшей урны, в которую выбросил подарок, если альфа прислал курьера. Он отказывается принимать маленькие коробочки с украшениями и медицинские книги, которые так сильно жаждал прочесть. Он игнорирует звонки, даже личные встречи, когда Ким Намджун приходит на работу или к его дому и в течение часа ожидает, что омега все же выйдет из дома. Он даже отвечает на сообщения редко и одним словом. Но это не помогает. Ким Намджун все так же продолжает приезжать, отправляет цветы раз в неделю и желает хорошего рабочего дня и сладких снов. И сны действительно становятся сладкими. И рабочий день становится лучше. Это раздражает Чимина, ведь каждый вечер он ожидает то самое сообщение, а каждое утро, выходя из кофейни под домом и направляясь на работу, он слушает в наушниках, как голосовой помощник в телефоне озвучивает сообщение и улыбается голосу робота, который желает ему приятного дня и много интересных и успешных операций.

***

Красный внедорожник плавно поворачивает на незнакомую для Юнги улицу и, припарковавшись у нужного дома, он зажмуривается и слегка ударяется лбом, о сжимающие руль, ладони. Его пугает предстоящая встреча, его пугает то, что Чон Чонгук может отказаться, и так же сильно его пугает то, что Чон Чонгук согласился. Юнги не знает, что лучше: уехать прямо сейчас к Чимину домой, лечь под одеяло и больше никогда не вставать с кровати, чтобы навсегда остаться в том самом моменте, который был три месяца назад. Или выйти из машины, пройти эти несчастные пару метров до окрашенной в зеленый металлической двери и постучаться, чтобы после пройти во двор того, в чьем теле бьется сердце самого родного человека.    В последние часы жизни Мингю, всматриваясь в его лицо и вдыхая еле слышимый, перебитый резким медикаментозным, запах альфы, Юнги решил, что больше не хочет чувствовать что-либо. Он решил поставить все эмоции на паузу. Он так хотел лежать и не двигаться до конца своих дней, остаться в этой же самой позе, что лежал возле Мингю. Юнги казалось, что если он не отключит эмоции, задумается хоть на минутку о том, что он больше не услышит голоса любимого, он сойдет с ума. Ему казалось, что если он войдет в их дом и нарушит ту тишину и покой, заденет те вещи, что они разбросали, собираясь на работу, он не выдержит — развалится на части прямо в ту же секунду, разлетится на миллиарды осколков. Сбежать от чувств, переполнявших его и разрывающих его на части, было идеальнейшим решением. Но каждый раз заходя в душ, единственное место где он был один, наедине со своими мыслями, там, где никто его не мог потревожить, он опускался на еще не нагревшийся от горячей воды, что лилась из лейки, кафель, и рыдал: громко, долго, отчаянно. До боли, ужасно, не красиво и с сбитым дыханием. Рыдал до тех пор, пока вода, льющаяся из душа, не становилась прохладной, а Чимин, находящийся в другой комнате, не стучался с вопросами, все ли в порядке. Юнги всегда отвечал согласием. Хоть они с Чимином и знали, что ни черта он не в порядке. Нельзя быть в порядке, когда любимый человек умер.  Он делает глубокий вдох и долгий выдох, освобождая легкие от воздуха максимально, так как учили на занятиях по йоге, на которую он записался на этой неделе. Выходя из машины, он подходит к той самой зеленой металлической двери.  Он обязан постучаться, как бы эгоистично он не поступал, как бы не подставлял больницу и Чимина своими действиями, в какое бы неловкое положение не ставил Чонгука и себя. Он обязан сделать это не для себя. Обязан принять и отпустить. Перестать существовать лишь в той секунде где лежал в объятиях почти мертвого мужа. Он должен стать собой прежним не ради себя.  Юнги вздрагивает от прозвеневшего звонка и резко отрывает пальцы от кнопки справа от двери. Слишком громкий и резкий звук звучит даже на улице, пугая не только Юнги, но и кошку, сидящую на высоком заборе.    Омега слышит, как открывается дверь во дворе, слышит легкие шаги альфы и то, как поворачивается замок. Слышится легкий скрип, и дверь открывается.    Юнги тщательно вглядывается в незнакомые черты лица незнакомого парня, будто пытаясь разглядеть что-то общее, или же пытаясь найти как можно больше отличий. Идя сюда, думая об этой встрече, он не задумывался о том, чтобы искать общие черты в двух совершенно разных альфах. Его цель была иной.    Но сейчас, когда эти мысли вихрем заполняли всё его сознание, и Чон Чонгук, стоящий напротив с легким прищуром, оглядывал его с ног до головы, акцентируя внимание на отрешенном лице, омеге вдруг стало невероятно стыдно за это секундное помутнение. Ему вдруг показалось, что Чонгук знает, о чем он думает, и что альфа может читать его мысли, или, возможно, Чонгук изначально так думал о Юнги. Может быть, он думал об этой встрече именно в таком ключе.   Обезумевший от горя омега отчаянно пытается вернуть возлюбленного всем способами.  Но Юнги не был таким.  — Мин Юнги? — нарушил затянувшуюся тишину альфа. Юнги вновь вздрогнул и поднял взгляд к его глазам. Черным, затягивающим в бездну, пугающим своим холодом. Мысленно Юнги поежился от тяжелого взгляда, но на деле лишь легонько кивнул.  Чонгук открыл дверь шире, приглашая Юнги войти во двор, и, закрыв за ним металлическую дверь, поспешил подняться по ступенькам, заходя в двухэтажный дом. Старенький, но светлый и чистый: ухоженный. Дом кажется каким-то пустым и безликим. Все вокруг кричало о том, что тут, скорее всего, не живут. Или живут относительно недавно.  Юнги вдруг подумал, таким ли кажется сейчас его дом. Или все намного хуже. Зайди он сейчас в свой дом, что бы он увидел?  Пустое и холодное здание, лишенное всякого тепла и уюта. Наверное именно так сейчас выглядит когда-то любимое им место. Место, куда он спешил после работы, место, где он чувствовал себя самым счастливым человеком в мире. Место, которое он сам обустраивал, выбирал цвет стен и модель дивана в гостиной на первом этаже.  Юнги снова вздрогнул от резкого звука, а Чонгук, закрыв за собой дверь, помогает Юнги снять верхнюю одежду. На улице уже первые дни апреля, но воздух все еще прохладный, не смотря на едва распускающуюся вишню и абрикосы.  Они молча проходят в гостиную комнату, Юнги так же молча садится на край старого, местами потертого дивана, а Чонгук уходит в другую комнату и возвращается уже с двумя чашками горячего чая.  — Простите, что не поинтересовался, что Вы будете, но в доме есть только гречишный чай, — Юнги неловко кивает и, приняв чашку, тихо благодарит. — Если честно, я вроде понимаю зачем Вы пришли, но одновременно абсолютно растерян неизвестностью.  — Аналогично, — крепче сжимая кружку произнес омега. Горячие стенки обжигали холодные пальцы, но он не обращал на это внимания, всматриваясь в завитки пара собирающиеся над чаем. — Я сам Вас нашел, сам позвонил, приехал. Но все это время и даже сейчас я был решителен ровно настолько же, насколько и неопределен в своем желании. Я до сих пор обдумываю должен, ли я тут находится. Поможет ли это мне хоть на малейшую каплю. Станет ли легче. — Не думаю, что все так быстро происходит. — Юнги поднимает голову и впервые за время, что находится в доме, смотрит в глаза альфе. Черные омуты вновь затягивают. — Хотя, может быть, эта встреча станет толчком для Ваших мыслей. И вскоре Вы начнете чувствовать себя не так ужасно. Не хорошо или замечательно, о таком бы я и не подумал говорить, — Чонгук в неловкости запускает руку в волосы на затылке и взъерошивает их, — просто не так плохо.  — Я не то чтобы рассчитываю на то, что выйду из этого дома с осознанием, что начал жизнь с чистого листа, — хмурится омега, — я и не хочу начинать новую. Я просто хочу дать себе возможность окончательно и правильно попрощаться.   — Вы, — неуверенно начинает мужчина, — Вы хотите, — он вдруг замолкает, пытаясь подобрать правильные слова, — хотите ли Вы послушать, как оно бьется? — альфа неловко отводит взгляд и неосознанно прижимает ладонь к груди, туда, где бьется теперь уже его сердце. Омега следит за его рукой, позволяя себе представить, как там, под одеждой, под кожей и плотью, равномерно бьется, перегоняя кровь этого мужчины, частичка его прошлой жизни. Юнги задыхается, от мыслей, что вот оно, живое доказательство того, что его мужа больше нет. Не безликая урна с прахом, а человек, полный жизни человек. — Думаю, Вы пришли именно за этим.  — Я не могу просить об этом, — Юнги вдруг подрывается с дивана и дрожащими руками ставит все еще горячую чашку на место. Он неуверенно, с болью во взгляде, смотрит на все еще прижимающуюся к собственной груди руку молодого альфы и всхлипывает. — Я не должен был сюда приходить, я не должен был тревожить Вас, — омега разворачивается, пытаясь бегающим взглядом найти свой телефон, оставленный на диване. — Мне нужно уйти, как можно быстрее.  — Юнги, — тихо зовет мужчина, — останьтесь. Прошу, — он поднимается на ноги, следя за омегой, и обходит небольшой столик, разделяющий их, — это меньшее что я могу сделать для человека подарившего мне жизнь. Позвольте мне это сделать для него, думаю, Ваш муж хотел бы этого. Хотел бы, чтобы Вам стало легче.  Юнги закрывает глаза, прижимая вспотевшие ладошки к себе, и как можно сильнее зажмуривается, ощущая жар, исходящий от тела альфы.  — Позвольте себе прожить это мгновение так, как чувствуете нужным.  Совсем близкий шепот вызывает мурашки. Парень боится того, что еще секунда, и он вновь окунется в прошлое так глубоко, что не захочет с ним прощаться. Не сможет в этот раз отпустить.  Мужчина подходит совсем близко, опускает ладони на спину дрожащего парня и мягко, буквально подтаскивая ближе, прижимает омегу к себе, переводит ладонь на его затылок и опускает голову парня на свою грудь. Позволяет ощущать вибрацию, слышать стук сердца и размеренное дыхание мужчины.  Юнги ощущает так много всего. Его разрывает от чувств. Тепло чужого тела обжигает щеку, дыхание щекочет лоб, а стук сердца дарит Юнги вновь забытое чувство покоя. Омега вслушивается. Он слышит дом, он слышит уют, он слышит счастье и невероятное горе одновременно. Юнги разрывает от этого спектра эмоций, его разрывает от противоречивых желаний. Он хочет остаться в этих объятиях, прижимаясь и слушая знакомый, почти забытый, но родной и желанный стук. Юнги так хочет, чтобы этот момент никогда не заканчивался, ему эгоистично хочется застрять в петле времени и никогда не выбраться из нее, не совершить ни одной попытки это сделать.  Он делает глубокий вдох, выравнивает дыхание и ощущает горячие, обжигающие слезы на своих щеках и на футболке мужчины, к телу которого прижимается. Он делает еще один вдох и выдох, вслушивается в биение сердца и на миг позволяет себе забыть, что это не Мингю. Позволяет себе представить, что все это был сон, глупый ужасный сон. Он убеждает себя, что стоит открыть глаза, и он окажется в постели, в своем доме, укрытый своим любимым серым одеялом. Он обманывает себя, говорит себе, что прижимается к груди мужа, что находится в кольце его рук, и не было этих месяцев боли и мрака. Он позволяет себе обнять человека в ответ.  — Ты станешь отцом, — шепчет он, ощущая, как напрягаются мышцы альфы. — Мингю, слышишь, мы будем родителями, как ты и мечтал. Я ношу под сердцем твоего сына.  Его голос дрожит так же сильно, как и его тело. Он прижимается к мужчине еще сильнее и ощущает, как тот прижимает его к себе в ответ, не сдавливая, боясь навредить, но все же крепко. И Юнги благодарен Чонгуку за это. Он благодарен ему за эту встречу, за объятия и за эти минуты, что альфа успокаивающе поглаживает его спину, пока он, содрогаясь от рыданий, еще сильнее мочит его серую футболку.