your lips, my lips

      Грустно выдохнув, Джинсоль придирчиво осмотрела себя в зеркало. Бежевый свитер, – подарок отца, – хоть и смотрелся мило, но совершенно не подчёркивал то, что, по мнению Чон, нравилось девушкам. Она подумала, что в такой одежде смогла бы понравиться разве что очень заботливой бабушке. Не самой красивой девушке школы.       – Я облажалась, – пробормотала она, прижимаясь лбом к холодному стеклу.       – Всё хорошо, дорогая? – Раздался монотонный голос. Отец стоял за спиной, взволнованно глядя на дочь. – Ты чем-то расстроена? Я могу помочь?       – Я выгляжу как поджаренная на костре маршмеллоу.       Папа рассмеялся.       – Я думаю, ты выглядишь очаровательно.       – Это недостаточно. Я… мне надо выглядеть как минимум привлекательно.       – Как минимум? Ты собираешься на свидание?       – Нет… то есть… ох… – Джинсоль закрыла лицо руками. – Девушка, которая мне нравится, попросила помочь с фотосессией. Я подумала, что это хороший повод, чтобы попытаться понравиться ей. Тепеь, когда я выгляжу так, у меня нет шансов.       – Могу я войти?       – Да.       – Детка, – он подошёл к шкафу, внимательно разглядывая вещи. – В твои годы я не был таким смелым. Если бы парень, который мне нравился, пригласил меня к себе, я бы умер на месте. Не думаю, что вообще смог бы с ним поговорить.       – Ты преувеличиваешь.       – Нет. На первом курсе колледжа я работал в закусочной. Принеси, подай, вытри. В общем, ничего особенного. Я хорошо справлялся с работой, пока к нам не начал заходить один парень. Он учился на два курса старше, и я часто видел его в коридорах. Такой красавчик, что сложно устоять.       – Ты влюбился?       – По уши, – он улыбался так широко, что на щеках появились ямочки. – Я смотрел на него, и перед глазами сияли звёзды, а сердце билось как безумное. Каждый раз, когда он приходил, я прятался в кладовке, потому что не мог говорить с ним. Да, я знаю, что вёл себя как дурак, можешь не говорить это.       Наклонив голову, Джинсоль с умилением смотрела на него. Казалось, за все эти годы он ничуть не изменился – те же тёмные волосы с лёгкой сединой на висках и добрые, но с ноткой грусти глаза. У уголков его губ и глаз уже появлялись морщинки, но Чон всегда считала, что они делают его красивее.       Замерев на секунду, отец достал из шкафа белую рубашку и чёрный свитер.       – Надень это. Я дам тебе свою куртку, чтобы смотрелось немного по-бунтарски. Думаю, девушкам такое нравится.       – Спасибо.       – Не за что, моя рыбка. Я очень горжусь тобой, но постарайся вернуться домой не позже десяти. И никаких глупостей, ладно?       – Пап!       – Просто шутка. Я знаю, что ты умная и ответственная юная леди. Я полностью тебе доверяю.       – Я люблю тебя.       – Я тоже очень тебя люблю, – оставив вещи, он наклонился, чтобы поцеловать её в лоб. – Кем бы ни была эта девушка, ей очень с тобой повезёт.       – Подожди! А что с тем парнем, от которого ты прятался? Ты поговорил с ним?       – Я вышел за него замуж, и мы воспитали замечательную дочь.       Улыбка появилась на губах Джинсоль. Сердце забилось так быстро, что грудь заболела. Она чувствовала себя самым счастливым человеком на свете. Любовь наполняла её тело. Хотелось кричать до хрипоты в горле, смеяться и плакать одновременно, но всё, на что её хватила, – крепкие объятия.       Отец погладил её по спине и тихо рассмеялся.       – Моя малышка уже такая взрослая, – прошептал он. – А я так надеялся, что этот день никогда не настанет.       – Ты не рад?       – Очень рад, но и очень расстроен. Хотел бы я, чтобы ты оставалась ребёнком немного дольше.       – Но разве я перестаю быть твоим ребёнком?       – Нет, конечно. Ты всегда будешь моей маленькой девочкой. Моей любимой маленькой девочкой.

***

      Дом Чонын выглядел как Версальский дворец в миниатюре. Кованые ворота, широкая подъездная дорожка, идеально ровный газон, словно скопированный из журналов по садоводству. Мраморные ступени были натёрты до блеска, как и дверные ручки, и звонок по правую сторону от двери. Сквозь широкие окна во французском стиле на лужайку лился приятный желтоватый свет.       Дверь открылась так быстро, что Джинсоль на секунду подумала, будто Чонын её ждала. Светлые волосы красивыми волнами рассыпались по плечам. Белая рубашка заправлена в клетчатую юбку-солнце. На лице почти нет макияжа, не считая блеска для губ. Так красиво, что у Джинсоль перехватило дыхание.       – П-привет, – робко сказала она, касаясь фотоаппарата на шее. – Я… я опоздала?       – Нет, как раз вовремя, – улыбнулась Чонын. – Голодна?       – Нет, я… дома… обед.       Джинсоль с трудом подавила желание убежать. Тепло подступило к щекам.       – Не нужно бояться, я не кусаюсь. Если только меня об этом не просят.       – Я тоже. То есть… меня не просят. Чёрт…       – Заходи, – Чонын отошла в сторону. – Чувствуй себя как дома. Мои родители поехали за сестрой, так что их не будет час или около того.       Внутри дом выглядел так же роскошно, как и снаружи, – дорогая мебель из натуральных материалов, самая современная техника, картины. Джинсоль невольно почувствовала себя крестьянкой, чудом получившей аудиенцию у Марии-Антуанетты. Хёнджин считала её дом вычурным? Что ж, ей следовало навестить Чонын.       – Уверена, что не хочешь чаю?       – Нет, спасибо. Может, лучше поговорим о фотосессии?       – Конечно! Так… я думаю, что хочу что-нибудь осеннее. Знаешь, что-то типа фотосессии в листьях. Клишировано, но без этого осень – не осень, верно?       – Да! Тем более такие фото всегда выглядят так уютно.       – Я тоже так думаю.       – Можем начать прямо сейчас?       – Да.       Первые десять минут фотосессия проходила так же, как и обычно. Чонын снималась с опавшими листьями, на фоне пожелтевших деревьев. Она удивительно красива, как одна из охотниц Артемиды, решившая после долгой охоты отдохнуть в спокойном месте где-то в горах. Розовато-оранжевый свет закатного солнца танцевал на её коже, и на секунду Джинсоль пожалела, что не может быть на его месте.       Интересно, её кожа была такой же мягкой, какой казалась?       Прежде, чем Джинсоль успела перевести мысли на другое, Чонын осторожно расстегнула пару верхних пуговиц. Мир сжался до размеров молекулы, чтобы с треском взорваться прямо в ушах Чон. Кровь подступила к щекам. Воздух внезапно исчез из лёгких, сердце замерло, чтобы через мгновение забиться с утроенной скоростью.       «Я что, умерла?» – Подумала Джинсоль, смущённо отводя взгляд в сторону. – «Это рай? Ад? Кого мне благодарить за эту галлюцинацию?».       – Ты не возражаешь? – Спросила Чонын. – Я просто подумала, что было бы неплохо сделать что-то… ну, знаешь… горячее.       «Разве все остальные не были такими?» – Мысленно усмехнулась Чон.       – Я не против. Как ты хочешь это сделать?       – Не знаю. Может, ты мне подскажешь?       – У меня не так много опыта…       – Перестань скромничать, Джинсоль. Я видела твои снимки, и они хороши. Ты разбираешься в том, что делаешь. Просто скажи мне, что нужно, чтобы сделать фото идеальными, и я сделаю это.       – Ну… для начала мне нужно подойти ближе. У тебя… у тебя красивые ключицы и шея, и я хочу, чтобы их было хорошо видно.       Её глаза опустились на шею Чонын, впиваясь в выпирающие вены. Во рту пересохло. Хотелось просто послать всё к чёрту и прижаться к ним губами, целуя до розовых следов, но смущение снова взяло вверх. Разве она могла так думать? Чонын не была её девушкой. Возможно, ей нравились только парни. Возможно, ей нравились другие девушки, но не Джинсоль. Возможно… чёрт, было ещё около десятка других возможностей, – причин, по которым Чон не могла смотреть на неё так, как делала это сейчас.       – Ты очень красивая, – сказала Джинсоль, крепче сжимая камеру.       – Ты тоже. Ты милая.

***

      Родители Чонын вернулись к концу фотосессии. Отец, – высокий мужчина лет сорока с осветлёнными волосами, – дружелюбно протянул Джинсоль руку. Мать, – суровая на вид блондинка в строгом брючном костюме, – ограничилась коротким кивком. Младшая сестра, – милая девочка по имени Йерим, – оглядев Джинсоль, нахмурилась.       – Я не видела тебя раньше. Ты не из группы поддержки.       – Чонын попросила меня сделать несколько снимков для её Инстаграма.       – Вы подруги?       – Эм…       – Да, – уверенно ответила Чонын. – Джинсоль моя подруга. Джинсоль, это мои родители – Гаюн и Юми.       – И Йерим, – заявила девочка, обиженно надувшись.       – И Йерим, – усмехнулась Чонын. – Я не могу отпустить её без кофе.       Мистер Ким тут же закивал, и Джинсоль улыбнулась. Он напоминал золотистого ретривера, заключённого в человеческом теле.       – Всё в порядке…       – Нет, Джинсоль, я буду только рад, если вы останетесь на кофе. Я недавно купил один потрясающий сорт. Он из Эфиопии и его до сих обрабатывают вручную, а сушат исключительно на солнце. На вкус он как вишня и черника. Просто потрясающе!       – О, я слышала о нём. Мой папа любит этот кофе.       – У этого человека великолепный вкус, – рассмеялся мистер Ким. – Юми, дорогая, я должен напоить эту очаровательную юную леди кофе. Просто обязан!       – Мы выпьем его у меня в комнате, – заявила Чонын.       – Но…       – Это мой гость, пап.       Мистер Ким выглядел расстроенным, и улыбка Джинсоль стала шире. Он казался ей таким милым, словно отцы из Диснеевских мультфильмов.       – Ты ведь понимаешь, что правило открытой двери распространяется и на девушек тоже?       Джинсоль сумела различить в глазах миссис Ким насмешливые огоньки. К щекам Чонын подступил румянец, но она сумела сохранить лицо. Йерим рассмеялась.       – Она тебе нравится?       – Йерим!       – Я спрашивала не тебя, – Йерим дёрнула Джинсоль за кожаную куртку. – Тебе нравится моя сестра? Что ты думаешь о ней?       – Я… – все замерли, будто ожидая её ответа. Даже Чонын насторожилась. – Я думаю, что она очень милая и приятная девушка.       – Допрос окончен? Мы можем идти?       – Правило открытой двери, – напомнила миссис Ким.       Комната Чонын была оформлена в стиле минимализма. Белые стены, белый паркетный пол, двуспальная кровать, застеленная постельным бельём с изображением Млечного пути. На стеклянном столе стоял Макбук. Настенные полки заставлены книгами по химии и высшей математике.       Дверь на балкон была открыта. Чонын поставила поднос с кофе и сэндвичами на кофейный столик и села на небольшую софу. Джинсоль устроилась рядом. Их плечи соприкасались, и по коже Чон бежали, искрясь электрическим током, мурашки. Хотелось кричать от счастья, но смущение комом встало в горле.       – Ты… эм… – рука Джинсоль потянулась к карману куртки. – Хочешь послушать музыку?       – Конечно.       – У меня есть одна песня.       – Для меня?       – Да. Она очень сильно мне нравится.       Слух наполнился приятным переливом гитарных струн.       – Курим сигареты на крыше,       Мне нравится этот вид, к тому же ты очень красивая.       – Джинсоль?       – М?       – Та девушка, которой ты писала, можешь рассказать мне о ней? Давно ты в неё влюблена?       – Год.       – Это… много. Почему она тебе нравится?       – Потому что она замечательная. Потому что она добрая, красивая и потрясающая настолько, что моё сердце замирает каждый раз, когда я вижу её. Я смотрю ей в глаза, и мир останавливается.       – Она знает о твоих чувствах?       – Надеюсь, что нет. Это сделает всё неловким.       Чонын рассмеялась. Её мизинец коснулся ладони Джинсоль, скользя ниже, обхватил большой палец.       – А что, если она всё-таки знает? И чувствует то же самое?