Приют Вула, Лондон
Осень, 1934
— Эй, урод! Том Марволо Риддл безэмоционально, не отрывая взгляда от книги, перевернул страницу. Когда колючий осенний ветер, устав кружить в лихом танце упавшую на землю листву, забрался под тонкую курточку, он непроизвольно сжался. Озябшие от холода пальцы волновали его куда сильнее, чем глупые детские обзывательства. За без малого девять лет жизни в сиротском приюте Риддл слышал много разных слов в свой адрес, и «урод» было даже не в десятке самых оскорбительных из них. — Эй, ты что, оглох, уродец? Рядом с правым ухом Риддла что-то стремительно пролетело и, хлёстко ударившись об стену, треснуло и разлетелось во все стороны. На его шею и правую щёку упали несколько холодных сочных ошметков. Если судить по запаху — подгнившее яблоко. Том скривился, быстрым движением вытер затылок, а затем, посмотрев на книгу, что лежала у него на коленях, недовольно поджал губы: на одной из страниц — той, где была нарисована карта сокровищ капитана Флинта — лежали, растекаясь кругами по пожелтевшей от времени бумаге, кусочки яблока. Миссис Джонсон не простит ему такое отношение к книге. Он долго и настойчиво упрашивал её разрешить вынести из библиотеки хотя бы один приключенческий роман, чтобы потом прочитать его в одиночестве — не торопясь, осмысливая происходящее, представляя себя на месте героев и придумывая собственные приключения. Когда женщина наконец сдалась и разрешила ему взять книгу с собой, Том сердечно пообещал, что вернёт её в состоянии близком к идеальному. Риддлу не хотелось портить отношения с миссис Джонсон. Они были выстраданы сотнями ненавязчивых разговоров, многочисленными улыбками и подчёркнутой вежливостью — Том долго и очень прилежно работал над своей репутацией. Миссис Джонсон стала одной из немногих взрослых, кто относился к нему по-настоящему хорошо: по крайней мере, она ни разу за всё время не назвала его ненормальным, всегда искренне обсуждала с ним прочитанные книги, а один раз — в канун прошлого Нового года — угостила кусочком кекса с глазурью. Риддл завернул его в носовой платок и спрятал в карман. Когда он вернулся в приют, то немедленно нашёл укромный уголок — там, где его не смогли бы побеспокоить другие сироты, — а затем медленно съел примятое угощение. Кажется, до этого момента он никогда в жизни не пробовал ничего вкуснее. И уж точно никогда не задумывался о том, что еда — наравне с чтением — способна доставить удовольствие: мягкий двухцветный кекс, марципановая глазурь и абрикосовый джем соединились в этом лакомстве, чтобы породить на языке удивительное чудо вселенной. Каждая крошка казалась Тому Риддлу слаще предыдущей. Особенно та последняя, что завалялась глубоко в кармане брюк… Пока Том, не поднимая головы, размышлял об испорченной книге и его своеобразных отношениях с библиотекарем, к нему подошли трое ребят в грязных, поношенных ботинках. — Опять строишь из себя всезнайку, а, Риддл? Том наконец оторвал взгляд от пятна на странице и встретился взглядами с мальчишками. Впереди, как всегда, возвышался Эрик Уолли — в свои тринадцать он был здоровым, как Геракл, и даже подрабатывал разнорабочим в лавке мясника. Это приносило ему не только целый шиллинг в неделю, но и почти единоличную власть в приюте. Из-за плеча Эрика, глупо посмеиваясь, выглядывал Боб Банвелл. Том знал о Бобе только две вещи: несмотря на то, что мальчишке было уже одиннадцать, он всё ещё не умел читать и всё ещё писался в кровать по ночам. Риддл как-то подслушал разговор двух воспитательниц, которые обсуждали «ссыкуна Бобби», и решил придержать сей факт при себе. Приятно иметь в рукаве козырь, который можно использовать против правой руки Эрика Уолли. Последним в компании мальчишек был Билли Стаббс. Он неловко комкал в руках засаленную кепочку и не мог найти смелость посмотреть Риддлу в глаза. Из всех сироток приюта Вула Билли был — на критический взгляд Тома — самым, скажем так, нормальным: беззлобным, спокойным, хоть и очевидно слабоумным. Он никогда не боялся — и не брезговал — подойти к Тому, заговорить с ним или сесть рядом. Однажды мальчишка нашёл у края дороги раздавленную машиной змею, тут же разыскал Риддла и попросил того помочь ему похоронить зверюшку на заднем дворе приюта. С той минуты, когда Том и Билли голыми руками раскапывали обледеневшую землю, а затем мальчишка, обхватив себя за плечи, громко плакал над её неглубокой могилой, между ними установилось относительное перемирие — молчаливое, хрупкое, но довольно приятное для обоих. Иногда Том даже позволял себе подумать, что если бы Билли не был ведомым дурачком — и этим не пользовались бы Уолли и его дружки, — они бы со Стаббсом могли бы стать если не хорошими друзьями, то хотя бы неплохими собеседниками. Банда Уолли — а было их без малого десять человек, включая нескольких отсталых в развитии шестнадцатилеток, — уже не первый год наводила страх на обитателей приюта Вула. Когда они уставали травить малолеток, инвалидов и калек, не способных дать им отпор, Уолли и его друзья всегда возвращались к Риддлу. Том прекрасно понимал почему: он был не таким, как остальные дети. Молчаливый и спокойный — по словам воспитательниц, он не плакал даже во младенчестве; умный не по годам — он начал читать уже в пять лет, а в восемь проводил всё своё время за книгами и мог сносно говорить по-французски; а ещё вежливый, хитрый и — то, что раздражало местных мальчишек больше всего, — ангельски красивый. А то, что Риддл всегда активно сопротивлялся и защищался, только подливало масла в огонь их ненависти. Но Том давно решил для себя: пускай его обзывают — пускай даже пускают в ход кулаки, — но он никогда в жизни не сломается и не примкнёт к банде этих жалких неудачников. — Я могу вам чем-то помочь? — Том растянул губы в напрочь искусственной улыбке. Он прекрасно знал, как Уолли бесится, когда вместо страха Риддл смотрит на него с вызовом или с безразличием. — Да мне вот интересно, откуда у такого убогого урода, как ты, Риддл, такая дорогая книженция? — хмыкнул Эрик, внимательно рассматривая реакцию Тома, а затем — заметив лишь безразличие в глазах мальчика, — бесстрашно наклонился, чтобы взглянуть на рисунок на странице. — Признавайся: спёр у кого? От мальчишки несло чесноком и несвежими носками, и Том непроизвольно задержал дыхание. — Твоё предположение ошибочно, Эрик, — выпрямив спину, равнодушно ответил он. — Прошу оставить меня в покое. — Чево? Вздохнув, Риддл едва заметно закатил глаза. Уже почти год, как он пытался — пока не всегда успешно — избавиться от просторечного кокни, что был распространён среди обитателей приюта Вула. Для этого Том даже вызывался работать на кухне — месте пускай и тяжёлом для такого маленького и слабого ребёнка, как он, зато единственном, где располагалась стационарная радиоточка. Многочасовая чистка картофеля, моркови и лука — почему-то именно последнего Риддлу доставалось больше других овощей, — быстро стала привычной рутиной на фоне приятного бонуса: на кухне он мог часами слушать дикторов BBC, впитывая и запоминая их удивительное произношение. Боль в пальцах и запястье, а также въедливый, доводящий до слёз запах лука всецело отходили на задний план, когда Риддл тихонько повторял сложные, не всегда ему понятные фразы за Премьер-министром, Архиепископом Кентерберийским или безымянными актёрами многочисленных радиопостановок, что так любила слушать повариха миссис Смит. И пускай для большинства обитателей приюта Риддл казался странным и непонятным с этой своей привычкой что-то бубнить себе под нос и довольно улыбаться, его это мало волновало. Однажды, когда отец заберёт его из этого ужасного места, ему не придётся краснеть за то, как говорит его сын. Не говоря уже о тех временах, когда он поступит в Кембридж. А с его умом и амбициями он не рассматривал иных вариантов для учёбы. — Я сказал вам отвалить, — не меняя выражения лица, спокойно пояснил он Эрику Уолли. Лицо мальчишки побагровело, из-за чего прыщи на щеках стали напоминать мерзкую сыпь. — Да чтоб тебя, Риддл! — Он резким, неаккуратным движением вырвал из рук Тома книгу. — Посмотрим, как ты запоешь, когда я расскажу миссис Коул, что ты воруешь книги из библиотеки. Том вскочил на ноги. От его вежливости не осталось и следа: если бы он мог убивать взглядом, то Эрик Уолли уже лежал бы безжизненной кучей дерьма и костей прямо перед его ногами. Боб Банвелл чесал затылок, переводя взгляд с Уолли на Риддла, а Билли Стаббс озабоченно кусал губы, прижимая пальцы ко рту. — Эрик, да отстань ты от него… — попробовал вступить он в разговор, но Уолли лишь нервно взмахнул рукой, приказывая ему заткнуться. — Отдай. — Том окинул Эрика холодным взглядом. — А то что? — фыркнул тот в ответ. — А то пожалеешь. Уолли захохотал. Том прекрасно понимал, что его шансы против здоровенного Уолли — а мальчишка был буквально в два раза выше и в три раза шире, чем Риддл, — были такими же ничтожными, как шансы сироток приюта Вула оказаться на светском рауте, устроенном королем. Скажем прямо: ниже, чем нулевыми. Однако Том не собирался показывать свой страх или отступать, ведь Эрик Уолли именно этого от него и ждал. — Отдай. Мне. Книгу. Уолли захохотал пуще прежнего. Когда мальчишка начал поднимать книгу над головой, Риддл решил, что это его лучшая возможность что-то сделать. Он шагнул вперёд, схватил Эрика за запястье и потянул на себя. Мальчишка резко остановился и, вытаращив глаза, уставился на Риддла. — А-а, не прикасайся ко мне! — резко прокричал он, отстраняясь от Тома, но тот и не думал его отпускать — раздражение и злость дарили странное ощущение сверхъестественной силы. Когда попытки Эрика выбраться из хватки Риддла не привели к успеху, на лице мальчишки смешались удивление и отчётливый ужас. Краем глаза Том заметил, как Банвелл куда-то убежал, а Билли Стаббс поражённо открыл рот. — Да подавись ты своей книгой, псих! Уолли размашистым движением откинул от себя книгу, и та полетела в сторону. Сердце Тома Риддла совершило умопомрачительный кульбит, когда он увидел, как библиотечный томик в изящной ярко-красной обложке, приземлился прямиком в лужу. Книга раскрылась на середине: желтоватые страницы начали стремительно напитываться мутной влагой. Билли Стаббс со всех ног бросился к луже. Когда он взял мокрую книгу в руки, то с грустью вздохнул и, прижав её к себе, отошёл подальше от лужи. В глазах мальчика было столько печали, будто он вновь увидел перед собой искорёженный труп ужика, который они с Томом вместе похоронили в начале весны. Риддл медленно повернулся к Уолли, и только когда их взгляды встретились, отпустил его руку. Он сжал губы и скривил нос: внутри трещали и вибрировали невероятно сильные чувства — обиды, ненависти, горечи и отвращения. На языке появился знакомый сладковатый привкус, и Том инстинктивно проглотил слюну. Воздух вокруг — как и чувства внутри — стал будто бы плотнее. Когда Том втянул его в себя, то почувствовал, как тот колышется и пульсирует внутри носа и во рту. Голова шла кругом, но вместе с тем все инстинкты кричали о том, что всё, что с ним в тот момент происходило, — правильно. В последнее время это происходило с ним всё чаще. В глубине сознания Том, прочитавший много самых разных книг, очень осторожно, немного даже стыдливо называл это волшебством. Осторожно — чтобы не спугнуть, а стыдливо, потому что всё ещё полагал, что в волшебников верят только маленькие дети и инфантильные взрослые. Поначалу эти странные силы — ладно, эта магия, это волшебство, это чародейство, как бы оно не называлось, — его сильно напугали, ведь он подумал, что сходит с ума или в него вселились демоны. Когда они с остальными сиротками пошли на воскресную проповедь, Том молился отчаяннее всех детишек вместе взятых и даже набрался смелости, чтобы подойти к священнику, но в последний момент всё же отступил. Не столько из страха того, что его осудят или высмеют — Том не видел в своих вопросах ничего осуждающего или смешного, — сколько из страха перед самим священником: у мистера Захария Плегмунда было жуткое косоглазие и скверно пахло изо рта. А ещё Том немного переживал из-за того, что с самого детства может не только понимать змей, но еще и говорить с ними. Ни в одной религии мира — но тут Риддл мог ошибаться, он читал только Библию, — такие таланты не считались чем-то нормальным. А ненормальным его и без этого считали почти всем приютом. С тех пор прошло почти полгода, и эти силы — магия! — так ни разу и не причинили Тому Риддлу вреда. Теперь он ждал эти редкие вспышки чего-то невероятного с трепетным нетерпением. И сильнее всего они проявлялись, когда Риддл находился в опасности или чувствовал сильные эмоции. Такие, как сейчас, например. Как же сильно ему хотелось взять испорченную книгу, вырвать из неё парочку страниц и засунуть Уолли прямо в глотку… Будто почувствовав что-то неладное, Эрик начал пятиться назад, но, споткнувшись на ровном месте, тут же завалился на спину. Когда Том улыбнулся — слабо и едва заметно — и сделал шаг к поверженному мальчишке, Уолли вытаращил глаза и, кинув на секунду взгляд в сторону, начал отползать назад. — Отвали от меня, урод! — закричал он с драматическим надрывом, и Том тут же остановился. — Помогите, этот ненормальный на меня напал! — Что здесь происходит?! Прекратите немедленно! Том повернулся на голос и, увидев приближающуюся Марту Роджерс — одну из самых молодых воспитательниц приюта Вула, — закатил глаза. Просто отлично, теперь всех собак, как всегда, повесят на него. Вышел, называется, почитать «Остров сокровищ» на свежем воздухе. За девушкой семенил Боб Банвелл, и на его физиономии замерла идиотская самодовольная ухмылочка. — Мисс Роджерс, слава богу! — захныкал Уолли. — Риддл толкнул меня! — Эрик, если ты научишься нормально ходить, тогда и падать не будешь. — Том устало закрыл глаза. Сколько раз он оказывался в подобной ситуации? Десятки! Сейчас мисс Роджерс расскажет все миссис Коул, а та, как обычно, не разбираясь, накажет Риддла. Что на этот раз придумает дорогая управительница? Двадцать ударов розгами по заднице? Шлёп, шлёп, шлёп, — и непонятно чего после этого больше: боли, обиды или ненависти. Но уж точно не желания подчиняться. А может, она лишит его ужинов на ближайшие несколько вечеров. Или отправит «подумать о своём поведении» в местную одиночную камеру для малолетних хулиганов — холодную пустую комнату без окон, света и мебели. Но хуже всего, конечно, если ему запретят ходить в городскую библиотеку. В приютской он прочитал уже всё, что было возможно. — Зачем ты врёшь, Эрик? — внезапно вступил в разговор Билли Стаббс, и Том изумлённо уставился на мальчишку. Зачем он вообще полез в это?! Билли неловко прижимал к себе мокрую книгу и боязливо смотрел то на Уолли, то на мисс Роджерс. — Чтобы толкнуть такого громилу, как ты, Эрик, и десяти Риддлов будет мало. Уолли сжал губы в белую тонкую полоску. — Захлопни пасть, Стаббс. Мисс Роджерс сложила руки на груди и строго посмотрела на мальчишек, особенно пристально задержав взгляд на Томе. В ответ он невинно улыбнулся и пожал плечами. Она недовольно покачала головой. — Уолли, миссис Коул миллион раз говорила тебе и твоим дружкам держаться подальше от Риддла. — Девушка сузила глаза. — Не говорить с ним, не обзывать его и не прикасаться к нему. — Да, но… — Никаких «но»! — топнула ногой воспитательница. — Еще раз увижу вас, — она указала пальцем сначала на Уолли, а затем и на Банвелла, — рядом с Риддлом, и разговаривать будете уже с мистером Лиландом, всё понятно? Эрик нахмурился — на скулах выступили желваки, — но затем быстро сменил ярость на безразличие. Он поднялся на ноги. — Всё понятно, мисс Роджерс. Он махнул головой Банвеллу, а затем оба скрылись за дверью, ведущей в общежития приюта. Том тоже не собирался продолжать этот спектакль — мало ли что воспитательнице придёт в голову, — и направился к другой двери — той, что вела в учебную часть. — Стоять, Риддл, — скомандовала мисс Роджерс. Ну почему, Господь, почему им всем просто не оставить его в покое? Не сразу, но Том остановился и с ничего не значащей улыбкой повернулся к воспитательнице. — Я могу вам чем-то помочь, мисс Роджерс? Марта Роджерс сама когда-то жила в приюте Вула и после совершеннолетия осталась работать воспитательницей. В целом, девушка была — на взгляд Риддла, конечно, — вполне нормальной. Она заплетала светлые волосы в длинную косу, предпочитала приглядывать за младенцами, потому что большую часть времени они спали и не донимали её глупыми вопросами, а ещё от неё всегда пахло мылом: для себя Том решил, что это потому, что Марта безуспешно, день ото дня, пыталась смыть с лица россыпь не особенно ей идущих, крупных, коричневых веснушек. Приютские парни много раз приглашали её на свидание, но Марта всегда им отказывала. Для Тома здесь не было ничего удивительного: однажды он случайно проследил за девушкой и обнаружил, что та недвусмысленно обжимается в кладовке с мужем миссис Коул. Этот факт он тоже решил пока что придержать при себе. — Сегодня в приют приедет мистер Лиланд, а вместе с ним несколько потенциальных усыновителей, — проговорила Марта. Она указала на стоящего в отдалении Стаббса. — После обеда вы оба пойдёте в общежитие и приведёте себя в порядок. Не забудьте почистить зубы и как следует помыть за ушами. И переоденьтесь в парадную форму! А ты, Риддл, хоть раз в жизни улыбнись, а то постоянно выглядишь так, будто тебя тут кормят дождевыми червями. Том сжал губы. Даже дождевые черви были бы съедобнее, чем вонючая тушёная капуста с дешёвым салом, которую какой-то не слишком умный человек называл «сбалансированным питанием». — Я не собираюсь никому улыбаться, — сложив руки на груди, твёрдо ответил Риддл. — И вообще никуда не пойду. — Что значит, не пойдешь? — нахмурилась Марта. — Позвольте узнать, мисс Роджерс, среди этих, — он многозначительно кашлянул, — потенциальных «усыновителей» будет мой отец? Воспитательница тяжело вздохнула. — Нет, Риддл, твоего отца там не будет, ты и сам это знаешь. — Значит, и мне там делать нечего. Зачем тратить моё время, если из этого всё равно ничего не выйдет? — Он махнул на Стаббса. — Вон пусть Стаббса усыновят, да поскорее, а то Уолли его изобьёт до полусмерти за то, что он за меня заступился. Том не мог не заметить, как побелел Билли, когда услышал последнее предложение. Марта устало потёрла глаза, а затем наклонилась к Риддлу. — Том, — улыбнувшись, сказала она. Кажется, это был первый раз, когда она назвала его по имени. — Твой отец никогда не придёт за тобой, пора смириться с этим и двигаться дальше. Девушка протянула руку, чтобы дотронуться до плеча Риддла, но он резко отстранился. — Конечно придёт! Я знаю это! — рявкнул Том. — Мой отец заберёт меня отсюда! И вновь внутри всё завибрировало и затрещало. Кончики пальцев закололо до онемения, а на языке возник сладковатый вкус. Он на мгновение закрыл глаза — то ли наслаждаясь этими чувствами, то ли успокаивая их. — Я просто знаю… — тихо, почти про себя добавил Том. Марта озабоченно осмотрела Риддла и, поглубже закутавшись в тёмно-серую шаль, покачала головой. — Тебе пора смириться, Риддл. Мы все через это проходили. Риддл шумно выдохнул воздух через ноздри и, не говоря мисс Роджерс ни слова, развернулся в другую сторону. За три стремительных шага он поравнялся с Билли Стаббсом и, окинув его ледяным взглядом, буквально вырвал книгу из его рук. Мальчишка неловко отшатнулся, едва удержавшись на ногах. — Даже не смей думать, что мы после этого друзья, Стаббс, — прошипел он так тихо, чтобы услышать его мог только Билли. Когда тот несмело кивнул в ответ, Том поспешил в общежитие. Он быстро поднялся по лестнице и прошёл мимо общей комнаты мальчишек, где в дальнем углу стояла и его кровать. Один поворот, второй, — и вот он уже возле двери в подсобку. Здесь хранились тряпки, щётки, швабры и вёдра, а еще Том наловчился взламывать несложный замок шпилькой, которую специально ради этого спрятал в цветочном горшке неподалеку. Когда он оказался внутри подсобки, то тут же дёрнул цепочку выключателя: небольшое помещение озарил желтоватый свет лампы. Том уселся на холодный пол и, положив книгу на колени, принялся тщательно проверять, насколько сильно она пострадала. Уже через несколько секунд он почувствовал себя так, словно кто-то ударом в грудь выбил из лёгких весь воздух: книга была безвозвратно испорчена. Страницы пропитались грязной водой из лужи, набухли и теперь напоминали стопку пожелтевших тряпок с текущей по ним типографской краской. Том отодвинул от себя книгу и, приложив ладони к лицу, едва слышно застонал. Миссис Джонсон никогда его не простит. Выгонит из библиотеки, разорвав читательский билет. Никогда больше не будет доставать ему книги с самой высокой полки или с улыбкой советовать то, что лучше всего подойдёт для, как она всегда выражалась, «мальчика с невероятно пытливым умом». Никогда больше не угостит удивительным десертом, похожим на волшебную розово-жёлтую шахматную доску. А все из-за недоумка Эрика Уолли! Когда Том вырастет, он обязательно ему отомстит. Он не забудет этого, о нет. И никогда, никогда, никогда не простит. Найдёт Уолли хоть на краю земли и заставит заплатить за неудобства, какие тот имел неосторожность вызвать своим кретинизмом. Кожу на щеках защипало, и Риддл отнял руки от лица. Вытянув перед собой ладони, он поражённо открыл рот: по пальцам, словно электрические разряды, проносилось это. Том был готов рассмеяться от щемящего ощущения счастья в груди. Ведь он может попробовать использовать эту силу, чтобы восстановить книгу! Один раз у Тома это каким-то образом получилось. В прошлом году он триумфально победил в соревновании между английскими приютами по декламации стихов — ради этого он почти месяц круглосуточно учил первую песнь «Паломничества Чайльд-Гарольда», — и в подарок за его удивительные успехи ему подарили два фунта, заметку на последней странице в газете «The Times», а также стеклянную статуэтку в виде фигурки со звездой. Это был первый в жизни Тома трофей; и пускай он уговаривал себя, что в этой дурацкой статуэтке нет ничего особенного, но со временем у него выработалась странная привычка: перед тем как уснуть, за секунду до того, как свет в спальне погаснет, — он всегда бросал взгляд на стоящую на полке фигурку и, сжимая губы, обещал себе, что в будущем у него обязательно будет целая комната с подобными наградами. А когда он и сам станет великим — Том ещё не решил в какой сфере, но это и не было важно, — то создаст награду в честь самого себя. Однажды вечером, когда он вернулся с ужина, награды на месте не оказалось. Не сразу, но Дэннис Бишоп признался Риддлу, что статуэтку забрал один из недоумков из банды Уолли. Когда Том пошёл искать мальчишку, чтобы потребовать свою вещь обратно, тот лишь рассмеялся и прямо на глазах Риддла выбросил её в мусорный бак. Когда Том вытащил её, то с ужасом обнаружил, что от статуэтки откололась голова и большой кусок звезды. Сжимая в ладонях осколки, Том чувствовал себя потерянным и разочарованным, будто все его мечты о будущем разбились вместе со статуэткой. Кажется, тогда он впервые за долгое время по-настоящему заплакал. Глупая жалостливая Эми Бенсон стащила с ужина яблоко и несмело положила его под подушку Риддла. Не сразу, но он уснул в обнимку с разбитой фигуркой, отчаянно представляя себе, как проснётся и обнаружит, что всё это было просто ужасным сном. И когда утром рядом с ним оказалась абсолютно целая статуэтка, Том Риддл осознал очень важную вещь: он сможет добиться в этой жизни всего, чего только пожелает. Но ему необходимо научиться подчинять себе волшебство… Том подышал на замёрзшие руки, а затем притянул к себе книгу; осторожно, боясь порвать влажные страницы, он дошёл до главы, где когда-то была нарисована картинка с картой капитана Флинта. Закрыл глаза, представляя, как растёкшаяся краска собирается обратно в кривые линии очертаний острова сокровищ. Но как бы он ни старался, как бы ни представлял себе желанное, ни знакомого сладковатого вкуса во рту, ни трепетной дрожи внутри тела он так в тот день и не почувствовал. Он не знал, сколько времени просидел в подсобке в тщетных попытках восстановить книгу. Пальцы на ногах окоченели, а страницы книги стали еще влажнее от упавших на них слёз. Когда вдалеке послышался колокольчик — обитателей приюта звали на обед, — Том Риддл вытер рукавом мокрое лицо — никто и никогда не увидит его слёз, — разгладил помявшуюся одежду и, подхватив книгу под мышку, как ни в чём не бывало вышел из помещения. Пускай в этот раз волшебство ему не помогло, у него в запасе всё ещё было природное очарование. Миссис Джонсон не сможет устоять перед печальными синими глазами, когда он дрогнувшим голосом расскажет, как завистливые детишки решили поиздеваться над маленьким беззащитным сироткой.***
Том решил проигнорировать приказ мисс Роджерс и не пойти на встречу с мистером Лиландом и очередной толпой усыновителей. Какой смысл тратить время? Он не собирался покидать приют, ведь в любой момент за ним мог прийти отец. А что случится, если он не найдет его здесь? Будет ли искать? Разочаруется ли? Разозлится и усыновит вместо него какого-нибудь никчёмного Билли Стаббса? Том не мог этого допустить. Его уже забирали из приюта против воли дважды. Один раз это случилось сразу после статьи в «The Times»: в приют пришло сразу несколько по-деловому одетых взрослых, чтобы взглянуть на удивительного ребенка с не менее удивительными способностями. Парочка из них выразила недвусмысленное желание его усыновить. Несмотря на сопротивление Риддла — всегда спокойный и вежливый, он едва не подрался с миссис Коул, когда та пришла сообщить, чтобы он собирал свой нехитрый скарб, — его забрала семья фармацевта из Хартфордшира. На следующее утро мистер Миллер подъехал к приюту на дорогущей красной машине, и Том не мог не заметить зависть в глазах других детей, когда он нехотя садился на заднее сидение и прощался с миссис Коул и мистером Лиландом. Всю дорогу до Чешанта его новый опекун рассказывал о своих аптеках, пяти детях и как «маленький Томми вольётся в семью и работу». Риддл же всё это время думал лишь о том, чтобы мистер Миллер побыстрее заткнулся, развернул машину и вернул его обратно в приют. Едва ли Том Риддл-старший додумается искать сына в такой дыре, как Хартфордшир. То ли удача, то ли злой рок, но мистер Миллер и правда довольно быстро заткнулся: когда они выехали из Энфилда, мужчина прижал руку к сердцу, громко охнул и повалился грудью на руль. Машина проехала ещё с добрый десяток метров, пока наконец не остановилась, врезавшись в стоящий у дороги дуб. Том влетел плечом в сидение перед собой, но в целом не пострадал; в отличие от мистера Миллера — даже если он и выжил бы после сердечного приступа, переднее стекло, через которое вылетел мужчина, не оставило ему ни единого шанса на счастливую старость в окружении внуков. Кажется, Риддл будет до конца своих дней помнить звук ломающихся костей. Он вылез из машины, не забыв взять свой полупустой чемоданчик, и двинулся в сторону Энфилда. В первом попавшемся по дороге здании — весьма удачно, это была аптека, — Тома обмазали йодом, дали сэндвич с тунцом и горячий крепкий чай. А потом он не без интереса наблюдал в окно, как к месту аварии поехали сразу три бобби на велосипедах. Когда его вернули в приют, больше всех расстроилась миссис Коул: старая карга, небось, уже придумала, куда потратить сэкономленные на его уходе деньги. Может, даже размечталась, что купит себе что-то получше дешёвого джина, что она обычно пила, закрывшись в своём кабинете. Через месяц Риддла усыновили второй раз. Мистер и миссис Томсон — пожилая и бездетная пара из Йоркшира — забрали его в начале весны. У них был небольшой домик на территории национального парка, — глава семьи был его смотрителем — три терьера, лошадь и настойчивое желание, чтобы он начал называть их «папой и мамой» с первой же секунды, как они переступили порог приюта. Том прожил у Томсонов почти два месяца, за которые — несмотря на то, что жизнь у них была вполне приемлемой, — он чуть не умер от скуки: у них в доме не было ни книг, ни радиоточки, а ближайший город был от парка в трех часах быстрой ходьбы, и, конечно же, никто никогда не отпустил бы семилетнего Риддла туда одного. Единственным развлечением для него было до заката бродить вместе с мистером Томсоном и его собаками по лесным тропкам парка и представлять, что под грудой камней или в дуплах деревьев скрываются сокровища или волшебные существа. Кажется, пару раз он даже краем глаза замечал странные движения и пугающий своей потусторонностью смех. Когда Риддл осторожно поделился своими наблюдениями с мистером Томсоном, тот не то что не отругал его за глупости, а даже рассказал, что и сам когда-то в детстве видел в лесу настоящего единорога. На мгновение это даже вселило в Тома надежду на то, что они с семьёй Томсон, — он так и не начал называть их своими родителями, — смогут найти однажды общий язык, но его планам не было суждено сбыться: миссис Томсон заболела сильной простудой, несмотря на просьбы мужа, решила не обращаться к врачу и спустя неделю умерла в собственной постели. Супруг очень тяжело переживал её кончину и уже через день после похорон, сказав Риддлу, что ему очень жаль, но иначе поступить он не может, вернул того в приют Вула. Том делал вид, что ему всё равно — ведь он всё же хотел, чтобы его забрал из приюта настоящий отец, — но в глубине души ему было до тошноты обидно. Когда мистер Томсон привез его к воротам и навстречу вышла миссис Коул в окружении нескольких детей, в горле Риддла встал невыносимо горький ком. Как бы он ни старался, как бы ни пытался его проглотить, тот только разрастался, грозя задушить; а спустя время, когда он оказался в общей спальне, и дети обсуждали его, посмеиваясь и показывая пальцами, кажется, и вовсе добрался до груди, заняв собой то место, где должно было быть пульсирующее сердце. Больше Том не собирался позволять взрослым решать что-то за него. Никто не посмеет избавляться от него, как от надоевшей игрушки. С тех пор прошло почти полгода, и каждый раз, когда Том вместе с другими мальчишками выстраивался в шеренге перед очередными усыновителями, он очень тщательно представлял себе, что он прозрачный, невидимый и его вообще тут нет. И почему-то — возможно, причиной тому была зародившаяся в нём волшебная сила, — все эти усыновители проходили мимо, будто он был пустым местом, не заслуживающим даже самого короткого взгляда в свою сторону. Да и после двух внезапных смертей в семьях его усыновителей о Риддле начали сплетничать в несколько странном ключе: мол, именно он каким-то образом виновен в том, что с ними произошло. Его нелюдимость и редкие вспышки то ли злости, то ли силы, о которой сплетничали дети, делу тоже не помогали. Впечатлительная миссис Коул, напившись в очередной раз до чёртиков, разглядела в одном из них лицо Тома Риддла и приказала всем детям не только держаться от него подальше, но даже не говорить с ним и не прикасаться к нему. Как будто бы ему было это нужно! Риддла это более чем устраивало: чем больше людей будут его ненавидеть и бояться, тем проще будет держаться от них подальше. — Риддл, а ты боишься темноты? Впрочем, всё ещё находились отчаянные индивиды. Неужели жизнь ничему не научила Билли Стаббса? После случая, когда он вступился за Тома перед Эриком Уолли, прошла неделя. За это время банда Уолли выгнала его из своих рядов и даже несколько раз избила мальчишку, — не сильно, так чтобы миссис Коул не заметила и не наказала, — и теперь он повадился таскаться за Риддлом, будто какой-то приблудный котёнок. Он постоянно начинал разговор, отвлекая Тома от чтения, занятий магией — Том пытался научиться подчинять её себе, но ничего не получалось, — и домашней работы по математике и французскому. — Я ничего не боюсь, Стаббс. Мальчишки сидели в небольшом учебном кабинете на втором этаже приюта; Том любил проводить здесь время: ни один из недоумков Уолли даже под дулом пистолета не пришёл бы сюда во внеучебное время. Том читал очередную книгу из библиотеки: ему довольно легко удалось растопить сердце миссис Джонсон рассказом о том, как он пострадал от рук хулиганов, защищая от них книгу. Она настолько преисполнилась искренними — правда искренними, ведь Тому было в самом деле жалко книгу, — слезами сиротки, что разрешила ему брать с собой какие угодно книги. Даже из раздела для взрослых. Стаббс присоединился к нему после уроков. Разложив перед собой учебник по английскому, он отчаянно пытался написать эссе. Своим глупым бормотанием, вздохами и ударами ручкой по столу он постоянно отвлекал Тома от книги. — Хорошо, просто отлично, Риддл. — Билли хлопнул в ладоши. — А хочешь заработать шесть пенсов? Том оторвался от «Николаса Никльби» и повернул голову к мальчишке. — Заработать? — Ага. — И что нужно делать? — Риддл деловито сложил руки на груди. Билли лениво потянулся над столом. — Подвал под приютом. — Он указал пальцем на пол. — Уолли заплатит любому, кто в одиночестве проведёт там целый час. Брови Риддла непроизвольно поползли вверх. Технический подвал под полом считался самой страшной легендой приюта Вула. Словно магнит, закрытый на большой амбарный замок подвал привлекал и одновременно отталкивал сироток уже не одно поколение. Много раз оттуда доносились страшные звуки, а те, кто туда всё же умудрились забраться, потом рассказывали, что собственными глазами видели то здоровенных пауков, то кровожадных монстров, то что-то настолько невыносимо пугающее, что им просто не хватало слов описать увиденное. Впрочем, никто из взрослых и воспитателей, сколько бы раз они ни спускались в подвал, ничего пугающего там не находили: лишь трубы, кабели да склад старой мебели, которую в приют передали в виде благотворительности какие-то важные аристократы, но миссис Коул так и не нашла, куда эти неуместно вычурные шкафы и комоды поставить, и они ждали своего часа, тихонько прогнивая в холодном, влажном, покрытом плесенью помещении под зданием. — И в чем выгода для Уолли? — спросил Риддл, и Стаббс тут же пожал плечами. — Ну, ему нравится слушать, как дети кричат от страха, скребутся в двери и умоляют, чтобы он их выпустил. Уолли держит их там ровно пятьдесят девять минут, а потом выпускает. Но никаких денег они, конечно, не получают, ведь час никто там не продержался. — И почему я не удивлён? — Том фыркнул и опять погрузился в книгу. — Честно говоря, у меня куда больше вопросов к тем придуркам, что решили в этом поучаствовать, Стаббс. Лекарства от глупости ещё не изобрели. — Почему бы тебе не попробовать? — внезапно сказал Стаббс. Он вскочил на ноги и приблизился к Тому. — За шесть пенсов ты себе много таких книг купишь… И даже не придётся очаровывать библиотекаршу. Мальчик многозначительно подвигал бровями. — Какое тебе вообще до меня дело, Стаббс? — вздохнул Риддл. — Я не собираюсь развлекать Уолли. И тебе не советую. — Да я бы и не решился на это, — отмахнулся Билли. — Это же подвал! Говорят, там живут гигантские крысы. — А разве не пауки? — Фу-у, — скривился Стаббс. — Я ужасно боюсь темноты. Но как же было бы приятно иметь полшиллинга… Я бы выкупил у миссис Донован милашку Тучку… — Это ещё что такое? — Не что, а кто! — возмутился Билли. — Это чудесный-пречудесный кролик, я видел его в магазине товаров для животных. Ну тот, что напротив библиотеки, ты знаешь… Том неверяще покачал головой. Только такой добродушный кретин, как Стаббс, додумался бы держать в приюте домашнее животное. Миссис Коул не всегда хватало денег, чтобы прокормить своих подопечных, что уже говорить про животных. — Зачем тебе сдался кролик, Стаббс? Мальчик поражённо уставился на Риддла. — Чтобы любить его, — ответил он таким тоном, будто вопрос Тома его оскорбил. — А ещё… — Он сделал паузу, а затем засунул руку в светлые волосы. — Мама когда-то держала кроликов… И Тучка очень похож на её любимца, Топтуна. Мне бы хотелось, чтобы и у меня был кролик. Он бы бегал по нашей комнате, и я бы думал, что мама тоже где-то рядом… Том поднял руку, останавливая Билли. — Ладно, заканчивай уже эту сопливую ерунду, Стаббс. Хочется тебе кролика, на здоровье, но не нужно свои глупые мечты сливать на меня, мы с тобой не друзья. — Да я просто… — Просто иди и не мешай мне. Билли поджал губы. Вздохнув, он покачал головой. — Знаешь, Риддл, иногда мне начинает казаться, что ты нормальный, а потом ты всё портишь. Том насмешливо хмыкнул и вновь погрузился в книгу. — Вежливые люди придерживают непрошеное мнение при себе. — Да я всего лишь… — Дверь там. — Том указал пальцем себе за спину. — Не смею задерживать. Когда Билли вылетел из кабинета — и учебник, и тетрадь, в которой он писал домашнюю работу по английскому, остались лежать на парте, — Том довольно улыбнулся. Наконец он сможет почитать в тишине. Но полчаса растянулись в вечность, и всё это время Том Риддл непроизвольно поглядывал на соседнюю парту. Отчего-то ему было неуютно без глупого бормотания Билли Стаббса. Риддл спускался по лестнице, когда услышал смех и громкое улюлюканье. На цокольном этаже он почти сразу заметил с десяток детей разных возрастов: все они выстроились полукругом перед дверью в подвал. Ближе всех к ней, конечно же, стоял Эрик Уолли: в руках парень беззаботно подбрасывал ключ и что-то говорил стоящему рядом Бобу Банвеллу. По всей видимости, банде Уолли удалось-таки загнать какого-то несчастного недоумка в подвальную ловушку. — Пожалуйста, выпустите меня! — послышался по ту сторону срывающийся жалобный голос, а потом его обладатель начал со всей силы биться кулаками об дверь. — Пожалуйста! — А я говорил, это испытание не для слабаков, — фыркнул Уолли и повернулся к Банвеллу. — Говорил же? — Говорил, Эрик, говорил, — поддакнул Боб. — Но полшиллинга — это полшиллинга. Люди и не на такое пойдут. Он хохотнул от собственной шутки. Когда за дверью опять послышался громкий жалобный плач, Боб непроизвольно поёжился. — Пожалуйста! Я прошу, выпустите меня! Мне страшно! — Бедный Билли, — покачала головой Эми Бенсон. — А я ведь говорила ему… Когда Том за два шага приблизился к девочке, она испуганно отшатнулась. — Это Стаббс, что ли, там? — удивлённо спросил Риддл. После их разговора в кабинете Том даже представить себе не мог, что этот скудоумный додумается полезть в подвал. Он не верил в то, что там на самом деле могут обитать гигантские пауки — не говоря уже про монстров, честное слово, это даже не смешно, — но холод, темнота и куча труб, о которые можно зацепиться и разбить себе голову — легко. Не говоря уже про плесень. Риддл как-то прочитал в учебнике по биологии про опасность плесени и с тех пор старался держаться подальше от подвалов и погребов приюта. — Это все Уолли, — тем временем проговорил Деннис Бишоп. — Когда никто не захотел развлечь Эрика, он разозлился, схватил Билли за шкирку и зашвырнул в подвал. — Минут десять всё было тихо, — добавила Эми, — а потом он начал проситься наружу. Том перевёл взгляд на дверь. — А-А-А, НЕТ! Мама пришла за мной… — истошно кричал по ту сторону Билли Стаббс. Дверь тряслась от его ударов, но крепкий замок не давал ей открыться. Что бы мальчишка там ни увидел, это напугало его до полусмерти. — Помогите! Она идёт за мной… Кто-нибудь! Пожалуйста! Крик Стаббса стал удаляться, а потом они услышали оглушительный грохот. Как назло, никого из взрослых не было рядом: никому не было дела до того, как в свободное время развлекаются сиротки приюта Вула. Живы, и на том спасибо. — Ну что, кто-нибудь поможет малышу Билли? — Уолли насмешливо хмыкнул. Он достал из кармана небольшую серебряную монету. — Раз уж Билли слился, отдам это смельчаку, который пойдёт его проверить, — деловито проговорил Эрик. — Подумайте хорошенько, детишки, за эти деньги вы сможете купить себе новые носки или парочку сахарных леденцов. — Невиданная щедрость, — буркнул себе под нос Риддл. Он едва заметно закатил глаза: как же эти глупые детские выходки его бесили! Почему бы Уолли и его дружкам не заняться чем-то полезным? Выучить азбуку, научиться есть вилкой и ножом, почистить, наконец, зубы? Всё, на что этих недоумков хватало, — портить всем вокруг жизнь и настроение. Однажды, когда Том научится пользоваться своей силой, он покажет Уолли, что такое настоящий страх. — Уродец, ты что-то сказал? — Эрик повернул к нему голову и неприязненно скривился. Том немедленно стал центром внимания всех присутствующих и горделиво выпрямился. — Может, ты не против выручить своего дружка? — Нет. Уолли подошёл к Риддлу и, сложив руки на груди, наклонился, чтобы заглянуть тому в глаза. — Неужто испугался, а, Риддл? — Нет, — спокойно, не отводя взгляда от бледно-голубых глаз Эрика, повторил Том. — Не вижу смысла тратить время на глупости. Особенно, когда за них платят так мало. Эрик хохотнул. — И всё же ты почему-то здесь, а не зубришь уроки, чтобы поразить очередную училку. Том сжал губы, но промолчал. Уолли был прав: иногда ему было очень сложно побороть любопытство. Даже когда здравый смысл говорил отступить. И особенно, когда происходило что-то эдакое… Что же там такого увидел Стаббс?.. — А как насчёт целого шиллинга, а, мелкий? — Уолли засунул руку в карман и достал точно такой же шестипенсовик. — Проведёшь часок в темноте с ущербным Стаббсом? Вдруг повезёт, и мёртвая мамочка явится и к тебе в фантазии. Тома обдало неприятным холодом. Захотелось врезать Уолли, чтобы он раз и навсегда заткнулся и никогда больше не смел что-то говорить про его мать. Впрочем, Риддл быстро взял себя в руки и вместо этого слабо улыбнулся. С одной стороны, ему не хотелось поддаваться на уловки Уолли, но с другой… за шиллинг он может столько всего себе купить. У него будут собственные книги! Возможно, он даже приобретёт один из тех красивых ежедневников в кожаной обложке, что стоят на витрине в книжной лавке… Том давно думал о том, чтобы вести дневник. — Половина сейчас, и половина потом, — невозмутимо произнёс он, — и тогда я согласен. — Воу-воу, Риддл, такой маленький и уже такой хитрожопый. — Уолли заржал и подбросил одну из монеток в воздух. Сделав несколько изящных разворотов, та упала к левому ботинку Риддла. Тот поднял её и, внимательно изучив — Уолли не обманул, подменив её на бесполезный пенни, — убрал в карман. — Эрик, ты уверен? — почесал голову Банвелл. — Может, ну его? Делиться с этим ущербным ещё… — Готов ли я заплатить, чтобы увидеть, как ссыкун Риддл молит о пощаде? Мать твою, да! Так что заткнись, Бобби. «Потерпи, Уолли, мы ещё проверим, кто из нас двоих ссыкун», — Том удовлетворённо улыбнулся своим мыслям. Отчего-то ему было приятно представлять, как однажды, когда он станет взрослым, будет проходить по Лондону и, случайно обратив внимание на валяющегося у дороги бездомного, узнает в том кого-нибудь из хулиганов Эрика Уолли. А желательно, и его самого. Уолли подошёл к двери и прислонился к ней ухом. Все замолчали, и Том отметил про себя, что из подвала больше не доносилось ни звука. Хмыкнув, Уолли щёлкнул замком. Когда Том приблизился, парень потянул на себя ручку и приоткрыл дверь: оттуда потянуло холодом. И это был не свежий запах промёрзшей улицы, что беззаботно щиплет за нос, а что-то неприятное, гнилое, сырое, вроде смрада с болота или старого погреба с лежащими там уже не один год овощами. Он вошёл в тёмный проём; последнее, что он увидел, быстро оглянувшись через плечо, — испуганное, посеревшее лицо Эми Бенсон. А потом дверь захлопнулась, с силой толкнув Тома вперёд, и он, выставив руки, упал на колени. За болезненным шипением, — кажется, он содрал кожу на обеих ладонях, — Риддл едва услышал, как Эрик Уолли с хохотом снова повесил замок на дверь. Озорной, нарочито жизнерадостный щелчок неприятно отозвался в груди. Том втянул в себя воздух и поднялся на ноги. Он не собирался весь час стоять у двери, даже если это самое разумное из возможных решений. Если уж он решился на это приключение, то исследует подвал до самого конца. На первый взгляд, в подвале было абсолютно темно. Через два десятка секунд — Том считал про себя, чтобы успокоить сердцебиение, — его глаза привыкли, и он смог различать очертания лестницы, ведущей от двери вглубь помещения. Он подул на ладони — место ссадин начало жечь ещё сильнее, — и, скривившись, осторожно застегнул пиджак на все пуговицы. К счастью, уже год, как он перестал носить шорты, как все остальные дети в приюте, и его колени не пострадали от падения. Да и брюки хоть немного, но согревали ноги. Нащупав пальцами стену — поверхность ее была кирпичной, неровной, покрытой чем-то липким и слизким, — Риддл принялся осторожно, ступенька за ступенькой, спускаться вниз. Через несколько ступенек рука, скользящая по стене, повисла в воздухе, — стена закончилась, а вместе с ней и лестница. Воздух здесь был ещё более сырым, а запах отвратительно резким, и Том приложил рукав к носу, чтобы не вдыхать неприятный смрад помещения. Кто вообще додумался держать подобный погреб в приюте, заполненном любопытными детьми? В отдалении пищали и скреблись крысы. — Стаббс? — тихо позвал мальчишку Риддл, но ответом ему послужила лишь тишина. Он сделал несколько шагов влево — именно с той стороны пробивался очень слабый, чуть зеленоватый свет. — Где ты, Стаббс? — позвал чуть громче Том, он всё ещё шёл, дотрагиваясь правой рукой до стены, и пару раз даже угодил из-за этого в паутину. — Хватит маяться дурью, отзовись. Стена, ещё стена, небольшой поворот. Под ноги то и дело попадались валяющиеся железяки, деревянные коробки и кучи крысиного помета; пару раз Том оступался и лишь благодаря удаче и стене под рукой — он читал, что в лабиринтах лучше всего держаться за стену одной рукой, чтобы не заблудиться, — так и не полетел лбом на что-нибудь острое. Но больше всего он надеялся, что не наступит на тело Билли Стаббса, если вдруг тому повезло чуть меньше, чем ему. Было сложно сказать наверняка, сколько прошло времени с момента, как Том оказался в подвале. По ощущениям, он уже минимум четверть часа бродил туда-сюда. С каждым шагом он всё больше привыкал к обстановке и всё меньше боялся наступить на что-то, что может принести ему мучительную смерть. В то же время Риддл бы не удивился, если бы на самом деле прошла всего пара минут: как и воздух, время в подвале, казалось, застыло, как пудинг. Через какое-то количество шагов, когда чернильная темнота подвала окрасилась в изумрудно-зелёный свет, исходящий от лампы в отдалении, Том с радостью осознал, что может различать очертания рук и ног. Тут же он увидел и Билли Стаббса: то, что он сначала принял за кучу хлама, оказался свернувшийся клубочком прямо на ледяном бетонном полу мальчишка. Перед телом Стаббса громоздился платяной шкаф. — Эй, Стаббс! — он подошел к Билли, но тот не отреагировал. Риддл вздохнул и присел на корточки. Когда он увидел мальчика, то неосознанно отшатнулся: в слабом свете зелёного плафона лампы, что висела под самым потолком, его лицо показалось Тому гипсовой маской. Выпученные глаза смотрели мимо Риддла. Он весь трясся, и Том был уверен, что причиной тому был не холод, а страх. — Стаббс. — Том несильно шлёпнул его по щеке. — Очнись. Ещё несколько ударов, и мальчишка наконец перестал пучить глаза, переведя взгляд на Риддла. — Мамочка, это ты? — очень тихо, дрожащим голосом спросил Стаббс. — Никакая я тебе не мамочка, Стаббс, — проворчал Риддл и протянул мальчишке руку. — Поднимай задницу с пола, а то подхватишь пневмонию и умрешь. — Я умру, — улыбнулся Билли такой блаженной улыбкой, что Тому стало не по себе. — И увижу настоящую маму, а не ту из шкафа… — Стаббс, в шкафу никого нет, — с усталостью процедил Риддл. Может, в подвале растёт плесень, вызывающая галлюцинации? — Она умерла, ты сам это знаешь. Вставай, я помогу тебе добраться до двери. Билли отмахнулся и покачал головой. — Она там, она там, она… — он понизил голос, и Тому пришлось наклониться, чтобы услышать, что шепчет мальчишка. — Она мертва. От потустороннего голоса Стаббса внутри Тома всё сжалось и напряглось, он отшатнулся; Билли поднял руку и указал пальцем за спину Риддла. Шкаф стоял у стены всего в пяти футах от мальчиков. Тяжёлые двустворчатые двери были приоткрыты. Зелёный свет лампы падал на поверхность только частично, и на ней залегли глубокие рваные тени. Из шкафа доносился монотонный низкий гул. Сила, дремавшая всё это время, накрыла Тома Риддла с головой. Инстинкты забили в колокола, вызывая в пальцах привычное покалывание. Во рту внезапно стало горько, а язык онемел. Но не от страха, нет. Что же это было за чувство? От предвкушения. Том выпрямился и осторожно шагнул к шкафу. Ему не было страшно — ну разве только самую малость, — вместо этого его съедало любопытство. Волшебство всегда было внутри него самого, но никогда прежде он не встречал его в других людях или тем более в других вещах… Когда между ним и шкафом оставалось не больше пары футов, свет лампы заморгал, а через мгновение и вовсе потух, погрузив подвал во тьму. Позади Тома послышалось тяжёлое, сбивчивое дыхание Билли Стаббса; судя по странным шорохам, он отползал подальше от шкафа, цепляясь подошвами ботинок о бугристый бетонный пол. Когда Том решил, что уже не узнает, что скрывается в шкафу — в темноте он даже собственных ног не видел, — лампа вновь зажглась. Риддл тут же перевёл взгляд на шкаф и поражённо замер: в зазоре между дверями появилась женская рука. Длинные бледные пальцы с мерзким звуком поскребли по поверхности, а затем толчком отворили дверь. Из шкафа вышел высокий мужчина, одетый в дорогой костюм. Надменно осмотрев подвал, мужчина поправил тёмные волнистые волосы и уставился на Тома. Риддл ошарашенно отстранился, но продолжил разглядывать мужчину: его взгляд почти сразу зацепился за булавку на лацкане пиджака. Всего две буквы и сердце Тома подскочило. «Т.Р.» Он неверяще поднял глаза на лицо мужчины — тот улыбался мягко и спокойно, именно так, как и должен был. Сомнений быть не могло. — Отец? — голос задрожал. Мужчина наклонил голову и посмотрел на мальчика. — Том, — спокойно ответил он. Риддл почувствовал себя так, будто его огрели по голове чем-то тяжёлым. В груди закололо, и он беззвучно, тараща глаза на мужчину, хватал ртом воздух. Как это вообще возможно? Все сомнения разбивались о факт того, что перед ним, сложив руки на груди, стоял его отец… Именно такой, каким его всегда представлял себе Том. Он пришёл, чтобы забрать его?.. Том прежде не знал, что такое надежда — лишь читал об этом в книгах, — но то, что он чувствовал сейчас… Он был выброшенным на необитаемый остров моряком, что увидел на горизонте корабль, и потерявшимся в пустыне путником, перед которым возник долгожданный оазис, и падающим в пропасть ребенком, которого в последний момент спасли, ухватив за руку. Он возликовал; его накрыло таким невыносимым ощущением счастья, что захотелось расплакаться. Том Риддл-старший молча смотрел на сына; на его лице — точно таком же, как у самого Тома, — замерло спокойное, безразличное выражение. Когда Том сделал шаг к отцу, тот остановил его ледяным взглядом. — Ты мне не нужен, — равнодушно сказал Риддл-старший. Ни один мускул на его лице не дрогнул. — Никогда не был нужен и никогда не будешь. Том оцепенел, забыв на несколько секунд, как дышать. Стук сердца — такой быстрый, будто внутри него был мотор, — отдавался в ушах. — Что? Риддл-старший поднял голову и презрительно фыркнул. — Этот приют — самое место для такого жалкого создания, как ты. Том сжал руки в кулаки, с силой впиваясь ногтями в плоть. Перед глазами заплясали тёмные пятна. — Нет! — Я никогда не хотел тебя, Том. — Риддл-старший растянул губы в презрительной усмешке. — Тебе стоило умереть вместе со своей жалкой мамашей. — Нет, нет, это неправда! — Риддл затряс головой, зажимая уши руками. — Запомни это: я никогда не заберу тебя. Ты не заслуживаешь моей любви, Том. Липкий, мерзкий страх разлился по внутренностям Риддла. Ему хотелось съёжиться, уменьшиться, исчезнуть навсегда, чтобы никогда больше не слышать этот пробирающий до костей голос и никогда больше не видеть лицо человека, похожего на него как две капли воды. Том больше не был героем из его любимых книг — корабль прошёл мимо его острова, оазис оказался обманчивым миражом, а рука, что схватила его за мгновение до бесславной смерти, спасла лишь для того, чтобы посмеяться над нелепой попыткой выжить, а потом сама же бросила в пропасть. — Ты такой же, как и все здесь, и ты сдохнешь, как они. Ноги Риддла подкосились, его бросило в холодный пот. В голове пролетел образ недолгой, бесполезной жизни в обществе отбросов и недоумков. Восемнадцать. За спиной закрываются двери приюта. Карманы пустые. Двадцать. Ночная смена на фабрике. Запах дешёвого табака, мозоли от ботинок не по размеру. Двадцать пять. Пьяная драка, хруст ломающегося носа, вкус крови во рту. Громкий смех вокруг. Сорок. Холод крошечной комнатушки, освещённой огарком свечи, ругань за окном. Тупая усталость и вкус алкоголя во рту. Пятьдесят два. Холодная мостовая, громкий кашель, лежащая перед ногами кепка с парой пенни. Резкая боль в груди, безразличие и обволакивающая всё темнота. — То-о-м, — раздался слабый голос откуда-то издалека. Билли?.. Риддл вздрогнул, сбросив оцепенение. Как же холодно! Ледяной пол и жар ободранных ладоней вернули его к реальности. Освещённый тусклым зелёным светом лампы, пред ним стоял отец. На его лице замерла высокомерная улыбка. «Никогда». — Никогда! — закричал Том. Волшебная сила внутри, словно сжатая пружина, задрожала. Руки сами сжались в кулаки. Он поднял взгляд на отца. На долю секунды их глаза встретились, а затем магия вырвалась из тела. Отец переменился в лице; его фигура сжалась, скукожилась, их взгляды поравнялись. А потом он лопнул, как пузырь, ослепив Риддла вспышкой. Стены затряслись, шкаф с грохотом разлетелся в щепки. Тома отбросило на добрых пару футов, в ушах зазвенело. Он ударился затылком о бетонный пол, и все чувства погасли. Когда Том пришёл в себя, первое, что он увидел, была груда обломков на месте шкафа. Билли Стаббс сидел, обняв колени: его губы беззвучно что-то бормотали. В воздухе пахло пылью. Риддл протёр глаза и тряхнул головой. Он сглотнул — в горле встал ком. Что произошло? Отец и правда был здесь?.. В голове пронеслись слова: «Ты мне не нужен. Я никогда не заберу тебя. Ты сдохнешь, как они». Злость разлилась по жилам Тома Риддла. То, что он увидел… Никогда. Он найдёт способ. Ни перед чем не остановится. Единственный Том Риддл, которому он нужен в этом мире, — это он сам. Он приблизился к Билли Стаббсу. — Поднимайся. — Он тряхнул его за плечо. Мальчишка выглядел так, будто окончательно свихнулся. — Вставай. — Том потянул Билли на себя, и тот послушно поднялся. В его глазах была пустота. Они добрались до лестницы. Пока они поднимались, Билли вцепился в ладонь Тома. Оказавшись перед дверью, Риддл со всей силы пнул её. Прошло несколько минут, пока она со скрипом открылась. Свет коридора ударил в глаза, а потом Том увидел перед собой удивлённые лица Эрика Уолли, Боба Банвелла и других ребят. Он вышел из подвала; Билли следовал за ним, словно тень. — Что там грохнуло-то? Вы в порядке? Риддл поравнялся с Уолли и, глядя ему прямо в глаза, молча поднял ободранную ладонь. Эрик отвёл взгляд. Он порылся в кармане, достал монетку и так же молча положил её на ладонь. Под перешёптывания детей Риддл подошёл к лестнице и потащил Стаббса наверх.***
— Эй, Билли, что с твоим кроликом? — раздался звонкий голосок. Крепко сжимая в объятиях животное, Стаббс перевёл отрешённый взгляд на играющих детей, но ничего не ответил. — Стаббс, кончай дурачиться, ты уже неделю молчишь, как рыба. — Да отстань ты от него, Эми! Пошли лучше в прятки поиграем. Дети гурьбой бросились во двор, оставив Билли Стаббса со своим питомцем. Том лениво посмотрел им вслед, а затем взглянул на Билли. Шесть пенсов могли бы найти применение и получше, чем этот ушастый красноглазый грызун. Он перевернул страницу. Наконец-то, собственная книга! Не нужно отдавать, не нужно делиться с другими… Его собственное сокровище. Первое, но не последнее… Том довольно ухмыльнулся.