***
Проснувшись, Хёнджин не сразу понимает, где он, какой сейчас день недели и почему у него так ужасно болит и кружится голова. Через пару минут созерцания потолка к нему прибегает Кками и начинает облизывать лицо — отлично, значит, дома. Затем медленно, но верно возвращаются обрывки воспоминаний о последних двух сутках — вечеринка, драка, больница, выписка. Феликс. Очень много Феликса. — О, проснулся? Как себя чувствуешь? — Я назвал его милашкой, — в тихом ужасе шепчет Хёнджин, даже не глядя на Минхо. — Он вырубил меня с одного удара, а я назвал его милашкой. Хочется верить, что тот разговор в больнице был просто сном, но вряд ли ему может так повезти. После случившегося он вообще уверен, что вселенная на него за что-то взъелась и теперь жестоко отыгрывается. — Ты про Феликса? — на удивление спокойно спрашивает Минхо, осторожно усаживаясь на кровати. Даже не шутит. Видимо, и правда переживает. Хёнджин кивает и смотрит на друга. — Ну, если тебя это успокоит, то это не самое ужасное, что произошло в тот вечер, — невесело ухмыляется Минхо и ободряюще сжимает его плечо. — Спасибо, — хмыкает Хёнджин и получше вглядывается в лицо друга — на нём красуются ссадины на скуле, губе и брови и живописный синяк на подбородке. — Боже, сильно болит? — Забей, это херня, — отмахивается Минхо. — Там вообще всем досталось. Больше всего тебе, тому челу, который всё начал, и Феликсу. — Феликсу? — Хёнджин от удивления почти подскакивает на месте, но Минхо успевает его удержать в лежачем положении. — Но он выглядел вполне целым и бодрым… кажется. — Ну… сомневаюсь, что в том состоянии ты бы смог нормально что-то разглядеть. Но вообще, когда он тебя вырубил, Феликс обратил всё своё внимание на тебя, и этим воспользовались те ушлёпки. Ничего серьёзного, но да, они его тоже неплохо помяли, — Минхо вздыхает и полностью ложится рядом. — Не бери в голову, ты точно ни в чём не виноват. Да и ты единственный попал в больницу, а мы получили только синяки и ушибы. Так что до тебя нам далеко. Хёнджин вымученно стонет. Он никогда не дрался. Мама с папой хорошо его воспитали — лучше решить всё словами или игнором, но никак не кулаками. Что случилось с ним в тот момент — не имеет понятия. Ему стоило оставаться в стороне и не лезть под руки, а он возомнил из себя какого-то героя и оказался в самом эпицентре, за что поплатился сам и подставил другого человека. Но он ведь действительно не виноват. Это просто случайность. В конце концов, он и пострадал больше всех. Всё равно как-то гадко. — Что вообще думаешь делать? — Не знаю, — после пары секунд молчаливых размышлений бубнит Хёнджин, — забить, наверное. Он ведь и правда не специально меня ударил. Не хотел же он таким образом выбить меня из учебного процесса, чтобы занять первую строчку... да ведь? — Не знаю о его мотивах, но очень много людей склоняются к этой теории, — хихикает Минхо и, разблокировав телефон, начинает что-то искать. Хёнджин сразу понимает, что именно. — Убери, — просьба звучит почти как писк, — не зачитывай ничего. Просто скажи, насколько там всё плохо. — Настолько, что в понедельник мы всей дружной компанией идём на ковёр к ректору, — слишком уж жизнерадостно улыбается Минхо. — Тебя не ждут, больничный, хуё-моё, но я типа буду там и за себя, и за тебя. — Господи, какой пиздец. У сотрясения мозга есть неплохой для него побочный эффект — спать хочется жутко и всегда. Пока Минхо хозяйничает в его доме, выгуливает Кками и занимается своими делами, Хёнджин спит и мучается от тошноты, мучается от тошноты и спит. Времени на подумать совершенно нет, уж очень он занят своим увлекательным времяпрепровождением. Так он страдает до обеда понедельника. До обеда понедельника, когда его будит удивительно низкий голос Минхо. — Хёнджин? — кажется, зовут его далеко не в первый раз. Он недовольно морщится и накрывает глаза предплечьем. — Хо, отъебись, Христа ради, — бурчит, пытаясь найти наощупь друга, чтобы оттолкнуть от себя. — Я не Хо, — смех тоже какой-то слишком хриплый. Заболеть умудрился? — Поэтому мне нужно, чтобы ты проснулся. Мне неловко находиться тут, пока ты не знаешь, кто именно пришёл за тобой присмотреть, — плеча аккуратно касаются. — Это я, Феликс. Ли Феликс. Секунду, блять. Чего?! Хёнджин так резко открывает глаза и поднимается на локтях, что комната перед глазами начинает кружиться. И Ли-да-вашу-ж-мать-Феликс вместе с ней. Одногруппник в его доме выглядит настолько странно и неуместно, что даже все неприятные ощущения отходят на задний план. Какого чёрта он тут делает? Как он сюда попал? Зачем? Где Минхо? Хёнджин всё же умер во сне и попал в свой самый страшный кошмар? — Так, успокойся, — Феликс, кажется, старается говорить как можно мягче и спокойнее. И пытается уложить его назад, чему Хёнджин противится и уходит от чужих прикосновений. — Эй, всё хорошо, я тебя не трогаю, — он демонстративно поднимает руки и отстраняется, — но тебе нужно лечь, хорошо? — Хёнджин медленно кивает и ложится на подушки, всё ещё подозрительно глядя на Феликса. — Минхо оставили на отработки из-за пропущенной в субботу тренировки, и он попросил меня прийти и побыть тут до его прихода. Что ж, логично. Но Минхо получит за это. — И зачем ты согласился? Делать больше нечего, что ли? — хмуро спрашивает Хёнджин. Феликсу, видимо, становится совсем неудобно от этих вопросов и его тона. Ну и поделом ему — сам бы наверняка не лучше отреагировал, будь на его месте. Феликс поджимает губы, засунув руки в карманы. Он молчит какое-то время, оглядывая помещение и, наверное, думая, как ему ответить. — Я сегодня более-менее свободен, да, и хотел ещё раз извиниться. И проведать тебя тоже, мне не всё равно на твоё состояние, — Хёнджин вскидывает брови, поймав его взгляд. — Мне напомнить, из-за кого ты сейчас в таком состоянии? — Феликс кисло усмехается и прочищает горло. — Так… как ты? — Ну, меня всё время клонит в сон, в глотке будто комок шерсти застрял, голова болит и кружится, мой разбитый нос наверняка похож на баклажан, а ещё я выпал из учёбы на две недели, как минимум. А так всё в полном порядке. Ты сам как? — Хёнджин выгибает губы в самой очаровательной улыбке из своего арсенала и смотрит на помрачневшего Феликса. Вообще-то Хёнджин правда не винит в случившемся Феликса. Ну, не только его — в этом положении он оказался благодаря стараниям нескольких людей, и нему самому в том числе. Однако сейчас, когда одногруппник стоит в его спальне, весь такой благородный и целый, внутри всё начинает полыхать от негодования. В его личное пространство вторглись, даже не предупредив. Да ещё и кто! — Ну… нос скорее похож на длинный помидор. И пластырь с единорогами тебе очень к лицу, — хихикает Феликс и закусывает губу. От этих слов внутри что-то лопается. Он смотрит на Феликса, молчит пару секунд, а затем начинает смеяться — через секунду его веселье поддерживают. Становится легче. — Ну, помидоры я хотя бы люблю. Спасибо, — уняв смех, отвечает Хёнджин и улыбается. — Что ты имеешь против баклажанов? — удивляется Феликс. Теперь он выглядит более расслабленно, и от этого Хёнджину почему-то приятно. — Они безвкусные и имеют странную текстуру, — фыркает Хёнджин. Феликс делает сложное лицо, но кивает. — Так… сегодня ты выполняешь функции моей сиделки? — Да… если ты не против, — слова звучат вопросительно и почти просяще, что ещё больше приподнимает настроение. Не так уж и часто выпадает возможность лицезреть замявшегося и смущённого Ли Феликса. День может быть неплохим. — Не против, — Феликс тут же расправляет плечи и улыбается чуть шире. Он и правда милашка… Прекрати. — Погуляешь с Кками? — Конечно. Раздав все указания, Хёнджин дожидается звука закрытия двери и прикрывает глаза. Произошедшее всё ещё кажется ему чем-то из ряда вон, но обдумать всё нормально у него не выходит, поэтому решение лишь одно — снова уснуть. — Да блять, — хрипит Хёнджин после очередной неудачной попытки выблевать свой желудок в ведро, стоящее у кровати. В таком состоянии его было бы благороднее убить, чтобы прекратить эти мучения. — Эй, ты в порядке? — спрашивает вошедший в спальню Феликс. Сейчас уже вечер, Кками сделал свои дела и хорошо поел, дом убран — Хёнджин всеми силами пытался отговорить его от этой затеи, но этот пацан в своей упрямости может потягаться с самим Минхо — и Феликс почти всё время что-то тихо делал в гостиной. Хёнджин даже успел забыть, что в доме он не один, поэтому слегка дёргается от неожиданности. — Прости, не хотел напугать. — Ничего, я в норме, — хрипло отвечает и возвращается в горизонтальное положение. — Но очень скучно, а мне даже в экран смотреть нельзя… посидишь немного со мной? Просить о чём-то таком жутко неловко. — Да, с радостью, — тут же соглашается Феликс и, немного помявшись в проходе, всё же садится на край кровати. Чужие доброта и готовность помочь даже с таким пустяком, как скука, обескураживают. Нет, Хёнджин не считает его плохим. Если начистоту, он толком и не знает, что Феликс за человек. Талантливый — это бесспорно, но в их университете в принципе мало тех, в ком нет и крупицы одарённости — ещё на первых курсах слетают детишки богатых родителей, которые заплатили за место, потому что дальше на них одних не продвинешься. Обаяние, общительность и неплохое чувство юмора — классно, конечно, но такими качествами обладают все друзья и знакомые Хёнджина. Умный, немного оторва при этом и своенравный парень с лёгким налётом дерзости. Он защищает тех, кого считает нуждающимися в этом, топит за справедливость — однажды даже преподавателя на место поставил, потому что тот явно превышал свои полномочия и довёл девушку до слёз — и, несмотря на некоторую жёсткость и немного варварские повадки, хороший. Будь он плохим, столько людей бы к нему не слеталось, словно мотыльки на лампу, даже если бы он был хоть трижды настолько красивым и ярким. А ещё мемы действительно годные шлёт периодически. И… в общем, хороший он. Но Хёнджин особо за ним не наблюдает, ему не до этого, просто иногда замечает некоторые вещи — а он очень внимательный. И всё равно обескураживает. Но нужно уже что-нибудь сказать, потому что молчание затягивается. Это ведь он попросил Феликса побыть с ним, ему и брать инициативу. — Так… как прошла встреча с ректором? — первое, что приходит в голову. — Оу, — Феликс, видимо, не ожидал этого вопроса. — Ну… там ведь было очень много людей… на вечеринке, — Хёнджин кивает, — и среди них были те, кто успел это всё заснять на камеру. Записи разлетелись, но самое популярное то, на котором я, кхм, ударил тебя, — Феликсу явно очень неприятна эта тема — вон как напрягается и сжимает кулаки. — Это всё раздули в той самой группе, — из груди Хёнджина сам собой вырывается тяжёлый вздох. — Это, разумеется, дошло до администрации университета. Меня хотели отчислить, но парни вступились за меня. — Какого чёрта? — они с Феликсом не друзья, но ощущение несправедливости тут же поднимает бурю в душе. — Ты ведь не специально! — Да, — улыбается он и, почесав затылок, продолжает, — это парни и говорили. Мы объяснили все обстоятельства, и нам всем, включая тебя, просто выписали предупреждения и сказали, что за нами будут следить, — досадно, но ладно, могло бы быть и хуже. — А ещё… Нельзя выдыхать, пока не знаешь всего — простая истина, которую нужно наконец принять и запомнить. — Что? — осторожно спрашивает Хёнджин. — Нас с тобой обязали ставить танец на отчётный концерт вместе. Дуэтом, вместо сольных выступлений, — Феликс тупит взгляд и усмехается. — Типа мы должны показать остальным, что между нами всё в норме, и нас на том видео неправильно поняли, бла-бла-бла, защита имиджа, опровержение глупых слухов и ещё много бла-бла-бла. Опять же, могло бы быть и хуже. Танцевать с Феликсом Хёнджин будет не впервые — их часто ставят вместе на тренировках, дают им центр в хореографиях и всё такое. Однако… мысль о том, что им предстоят несколько месяцев совместных тренировок наедине, одновременно напрягает и будоражит. Благо, Феликс правда хорош, и вместе они почти наверняка сделают что-нибудь стоящее. Наверное. — Ну… я… — Сразу скажу, что это пойдёт больше в моё благо, так как агрессором выгляжу я. Ты имеешь полное право отказаться, я пойму, — перебивает его Феликс и, глядя прямо в глаза, приподнимает уголок губ. — Боже, тебе вот обязательно каждый раз вести себя, как рыцарь? — взгляд одногруппника тут же меняется и выражает собой крайнюю степень недоумения. Вот блин. Хёнджин прикусывает язык и выдыхает. — Прости, я не в обиду тебе, и вообще забей. Не волнуйся, всё в порядке, я в любом случае ещё не приступил к подготовке сольника, так что… Феликс кивает и начинает рассыпаться в благодарностях. Раздражает, прекрати быть хорошим уже, блин! — Да всё-всё, — коротко смеётся Хёнджин, касаясь чужой руки, но тут же себя одёргивает и прокашливается. Находит свои пальцы удивительно интересными и начинает их рассматривать. Когда молчание становится совсем уж неуютным, он поднимает глаза и наконец рассматривает лицо Феликса. Веснушек почти не видно, а на скуле сквозь толстый слой тональника пробивается синяк. Большой и наверняка очень неприятный синяк. — А ты… мне Минхо сказал, что тебе тоже досталось тогда… ты сам как? — А, это, — Феликс касается повреждения и слегка скалится, — хуйня. Ты ещё не видел другого парня. Они снова вместе смеются. После этого уровень неловкости заметно снижается, и дальнейшее общение идёт легче — они обсуждают то, какой из Минхо ужасный пикапер, идиотизм из небезызвестной группы и какой Кками милый. В компании Феликса всё ещё не по себе с непривычки, но он правда хороший собеседник. Возможно, они смогут подружиться однажды… — Эй, батя в здании! — кричит Минхо, и от этого звука Хёнджин болезненно морщится. Его друг иногда такой кретин. — Тише ты, — шипит Феликс, выйдя в коридор. — Ему ведь противопоказаны громкие звуки. — А, точно, простите, — шепчет Минхо, подходя к спальне. — Меня задержали после тренировки, но теперь я весь в распоряжении нашего больного. Спасибо, Ликс, ты свободен. — Да не за что, — ухмыляется Феликс и, дав Минхо пять, начинает собираться. Они давно стали подружками? — Всем пока. Хёнджин, поправляйся поскорее, без твоих гляделок чувствую себя как-то странно. Отреагировать Хёнджин не успевает, потому что Феликс, отсалютовав, спешно уходит. — Что это было? — в ужасе спрашивает он, обращая взор на друга. — А я говорил, что ты пялишься.***
Всю неделю к нему продолжает приходить Феликс, когда Минхо не может. Сначала Хёнджин упирался и говорил, что он не маленький и может сам о себе позаботиться, но после эпичного падения посреди коридора он принимает условия парней с выражением полного отчаяния на лице. Ему всё ещё не дают покоя слова Феликса, но Хёнджин не поднимает эту тему, а одногруппник больше ничего подобного не говорит. Он приходит, гуляет с Кками, прибирается, даже кормит с ложечки и доводит до туалета. Слава богу, хотя бы выходит — хотя в первый раз настаивал, что ему нельзя оставаться одному, мол, вдруг упадёт, но после истерики Хёнджина согласился и вышел — и не предлагает его помыть — этим занимается Минхо. В остальное время он сидит в гостиной, делает уроки или играет в приставку на минимальной громкости. За все шесть дней Хёнджин привыкает к его присутствию. К среде он уже не боится позвать его немного поболтать. К четвергу спрашивает, придёт ли он в следующий раз. К пятнице в их норму входит лежать рядом на кровати и разговаривать. Каким-то необъяснимым образом Феликс так плотно прижился в его буднях, что без него дом кажется каким-то… не таким. С Феликсом очень комфортно и спокойно, он заботливый и весёлый, часто рассказывает смешные моменты из жизни и красочно описывает чужую тупость. Он способен заставить смеяться на раз-два, забавно ругается на друзей по телефону и выглядит безумно уютным, когда находится в домашних условиях и носит обычные футболки и треники. И он до ужаса тактильный, чего не стесняется показывать, и обнимает Хёнджина при всех удобных и не очень случаях. Хёнджин честно пытается не придавать этому всему особое значение и просто продолжает наблюдать за одногруппником. Оказывается, он вкусно готовит, много матерится, и ему почти постоянно кто-то звонит или пишет — Феликс по возможности не отвлекается и отвечает только на что-то важное, чтобы быть только в его распоряжении. А ещё он очень сильный — поднимает Хёнджина так, будто он ничего не весит. С одним ‘но’. — Ты морщишься иногда. Почему? — после очередного похода в туалет спрашивает Хёнджин. — Я всё-таки слишком тяжёлый? — Нет, тебе показалось, — отмахивается Феликс. В пятницу раскрывается истина. Феликс после тренировки и просится в душ, чтобы не вонять, а после выходит в одном полотенце — Хёнджин сначала прикрывает глаза, чувствуя, как начинают гореть уши, когда замечает его в коридоре. А затем кое-что осознаёт и хмурится. — У тебя весь торс в синяках. — Правда? А я и не заметил, — бурчит Феликс и тут же скрывается в гостиной. Намёк понят — Хёнджин, вздохнув, закрывает глаза и пытается уснуть. Сегодня ему впервые снятся крепкий пресс и розовые соски. И низкий шёпот на ухо. Да чтоб тебя, Ли-ёбаный-ты-блять-Феликс! — А ты… не хочешь остаться сегодня на ночёвку? — неуверенно спрашивает Хёнджин в воскресенье. — Мне уже разрешили немного смотреть телек, и мы с Минхо думаем устроить небольшой киновечер с кучей вредных закусок. Пока без пива, к сожалению. Чувствует себя так, будто предлагает не обычную дружескую посиделку, а стоит на одном колене с кольцом в руках. Феликс, лежащий рядом, поворачивается к нему лицом и ярко улыбается. Внутри что-то начинает шевелиться — сразу хочется вдохнуть газу, чтобы убить это ‘что-то’. — Буду очень рад, Джинни. Это ‘Джинни’ глубоким, бархатным голосом вызывает смущённую улыбку каждый раз после того, как Феликс впервые его так назвал в субботу. В их взаимоотношениях появляется всё больше странных изменений — сокращение имён, объятия, долгие взгляды и даже комплименты. Феликс часто говорит о том, как ему нравятся длинные светлые волосы Хёнджина и что он безумно рад поработать с ним в паре, пусть и из-за такого неприятного происшествия. Хёнджин каждый раз будто язык проглатывает и радуется тому, что в последнее время Минхо витает где-то в облаках и никак это всё не комментирует. Однажды Хёнджин обязательно устроит допрос с пристрастием, но пока что предпочитает молча наслаждаться тем, что происходит. Напряжённо, но наслаждаться. Вечером приходит Минхо с покупками, и они, устроившись в спальне, включают первого человека паука с Томом Холландом. Минхо всё ещё бесится на них, потому что ‘да этот сопляк ни в какие подмётки Тоби не годится!’, и хмуро чешет Кками за ушком. Очень агрессивно чешет. А Хёнджин и Феликс, не обращая на него внимание, поедают чипсы и внимательно смотрят в экран ноутбука. Через полчаса сидения в одном положении Хёнджину становится неудобно. Немного помявшись и поторговавшись с самим собой, он всё же решается и медленно кладёт голову на плечо Феликса — он тут же опускается чуть ниже, чтобы Хёнджину было удобнее. Сердце щемит от идиотского чувства нежности. Он пытается его прогнать, но тепло чужого тела, мерное дыхание и приятный запах — древесный, с ноткой свежести, смешанный с природным ароматом кожи — не дают. Идиллию прерывает звонок. — Чёрт, — краем глаза Хёнджин замечает имя контакта. Рюджин. — Мне нужно ответить, простите. Без тепла под боком становится неуютно. За эту неделю Хёнджин успел забыть о существовании Рюджин — Феликс был тут каждый день, никогда её не упоминал, хотя часто и много рассказывал обо всех своих друзьях, и всё своё внимание отдавал ему и Кками. Резко нахлынувшее чувство реальности выбивает почву из-под ног. Потеряв бдительность, он дал себе волю и начал пропитываться теми чувствами, которым запрещал даже немного просыпаться до этого. А тут этот звонок, будто пощёчиной. Неприятно. — Эм, — Феликс появляется на пороге спальни, криво улыбаясь, — мне нужно сейчас уйти, извините, непредвиденная ситуация. Можете досмотреть без меня, я всё равно его почти наизусть знаю. — Да без проблем, — слишком резко выпаливает Хёнджин и машет рукой. — Иди, там наверняка что-то очень важное, раз тебя дёргают в одиннадцать часов вечера. — Да… — растерянно отвечает Феликс, хлопая своими длинными ресницами. Он какое-то время смотрит на Хёнджина, будто хочет что-то сказать, но, хмурясь, поджимает губы. Разворачивается в сторону выхода и тихо произносит: — Ну… до встречи. И ещё раз простите. Хёнджин молча отворачивается к окну и скрещивает руки на груди. Ему слишком обидно, и это бред. Кто он для Феликса такой, в конце концов? Просто одногруппник, которого случайно отправил на больничный, и он просто искупает свою вину. Наверняка ему не особо-то и хотелось сюда приходить каждый день и ухаживать за ним. Феликс всего лишь хороший парень с какими-никакими манерами, поэтому и улыбался ему, смотрел так по-доброму и скрашивал ему одиночество. А Хёнджин уже успел что-то себе там напридумывать — идиот. Да почему так хреново-то? — Не хочешь мне ничего объяснить? — спрашивает вернувшийся в комнату Минхо, усаживаясь рядом. — Нет, не хочу, — резко отвечает Хёнджин. Считает до десяти, успокаиваясь, и сокрушённо выдыхает: — Хо, я, кажется, очень сильно влип.