***
Одно из самых худших решений в жизни Хёнджина — это дать Минхо код от своей квартиры. Он делает себе мысленную пометку, что нужно будет его сменить при первой же возможности. — Подъём, спящая красавица! — пропевает над ухом Минхо, за что незамедлительно получает подушкой по лицу. — О, к тебе возвращается былая реакция. Я рад, мой малыш совсем скоро окрепнет и выпорхнет из гнезда. — Иди нахуй, Хо, — ворчит Хёнджин, накрываясь одеялом по самую макушку. — Иди своего Джисона доставай, мне и без тебя жить тошно. — Ого! Это что, ревность? — хихикает Минхо и начинает щекотать Хёнджина. Спустя минуту нулевой реакции он останавливается и, посидев немного в тишине, ложится всем телом на Хёнджина. — Эй, ну ты чего? — Ничего. Отвали. — Хёнджин, — уже серьёзнее, — я… да, прости, я правда немного… много времени начал проводить с Джисоном после того случая на вечеринке. А не говорил, потому что не хотел тебя грузить в таком состоянии. Оправдание настолько тупое, что Хёнджин не выдерживает и одним резким движением раскрывает лицо. Столкнувшись с другом носами, фыркает и пытается отодвинуться — не получается, из-за чего раздражение возрастает в разы. — Я очень рад, что моё сотрясение так классно сблизило тебя с твоей влажной мечтой. А теперь правда отвали, у вас наверняка много классных планов с ним или с его ещё более классными дружками. Не хочу мешать вам своей скромной персоной, — Хёнджин практически выплёвывает свои слова в Минхо и отворачивается в сторону. Повисшее напряжение хоть ножом режь. — Ты сам понял, что за бред ты сейчас сказал? — хмуро спрашивает Минхо, принимая сидячее положение. — В каком смысле ‘мешать’? Какими ещё более классными дружками? Ты мой лучший друг, если не забыл. — Я-то как раз об этом не забывал. Это ты шлялся где-то там всю неделю и посылал вместо себя Ли-ёбаный-ты-в-рот-Феликса! Может, вы вообще так надо мной поиздеваться решили? Повеселились на славу? — Хван Хёнджин, какого хрена? — Минхо злится — видно по вздувшейся на лбу вене и расширенным ноздрям. Это распаляет Хёнджина ещё сильнее: не его кинули, не за его спиной находили новую, более интересную, компанию, не он заперт в четырёх стенах. — Я о тебе в первую очередь думал! Сидел и пускал слюни на Феликса, но ничего не предпринимал. И вообще он сам предложил тогда, когда в первый раз к тебе пришёл. — Да не пускал я, блять, на него слюни! — выпаливает Хёнджин, ударив по матрасу. — Не тогда точно! Если бы не ты, я бы сейчас вообще не страдал от того, что запал на занятого гетеросексуала! Смысл сказанных слов доходит сразу, как только он замолкает. Хёнджин моментально сдувается грустным шариком и закрывает лицо руками. Он всё же произнёс это вслух, хотя даже мысленно себе этого не позволял. В тот раз, в воскресенье, ему удалось сослаться на усталость и ничего не объяснять, сейчас — выдал как на духу. Да чёрт с ним. — А ты где-то вечно пропадал, и я себя ещё никогда таким жалким и ненужным не чувствовал. Знаешь, каково мне было, когда Сынмин сказал о тебе и Джисоне? Будто ты взял и променял меня на кого-то получше, — почти шепчет обессиленный таким всплеском Хёнджин, продолжая прятаться за своими ладонями. — Эй, Джин, — после недолгой паузы голос Минхо звучит мягче и ближе к Хёнджину, — я виноват, что всё это время молчал о том, что провожу с ним время. Не знаю, почему конкретно. И… это не свидания, если что, мы просто гуляли. Я не хотел, чтобы ты так себя чувствовал. Думал, вы хорошо поладили с Ликсом, вот и… — Поладили, — грустно усмехается Хёнджин, убирая руки с лица. — В этом и проблема… ладно, хер с ним, переживу. Не впервой, — сожалеющий взгляд Минхо действует на нервы, и он спешит сменить тему. — Так… что у вас там с Джисоном? И что за дела такие важные вчера были? Одна из лучших черт Минхо — он всегда сразу смекает, когда стоит свернуть с неприятного разговора и переключиться на что-то другое без лишних вопросов. Он хорошо понимает Хёнджина. — С Джисоном нихрена не ясно, он будто всё ещё меня, ну, опасается. Ни разу даже наедине ещё не были… а дела, — Минхо загадочно улыбается, — тебе понравится, и ты обязан согласиться. Дело в том… А дело в том, что завтра день рождения Джисона, и он не желает праздновать его после эксцесса на прошлой вечеринке. Вчера Минхо, Феликс и Чанбин с Крисом об этом ещё не знали и готовили сюрприз в загородном доме семьи Со, но Джисон внезапно — не с помощью наводки Минхо, разумеется — заявился туда и заставил всё отменить. Всю следующую ночь они сидели в студии Криса и в перерывах записи их — Криса, Джисона и Чанбина — песни пытались придумать хоть что-то. И придумали нечто гениальное. Устроить небольшую посиделку в квартире Хёнджина. — Какого хрена? Почему именно у меня? Я с ними даже не общаюсь. — Джисон хочет перед тобой нормально извиниться за тот вечер, хотя не сделал ровным счётом ничего плохого, — Минхо утыкается в подушку и кричит что-то о том, какой его краш милый. Такой влюблённый дурак. Успокоившись, продолжает: — А тебе выходить из дома ещё не разрешали. Так что мы придумали этот шикарный план! Ну так что? — Нет. Ни за что. Только через мой труп.***
Хёнджин до сих пор не понимает, каким образом на следующий день оказывается на своей кухне с денрожденным колпаком на голове, а Минхо и Чанбин загружают холодильник алкоголем. — Я тебя ненавижу, знаешь? — угрюмо бормочет Хёнджин. — Ой, давай ты отложишь включение своего режима капризной сучки хотя бы до завтра, — закатывает глаза Минхо и ставит перед Хёнджином бутылочку cass. — Я спрашивал, тебе можно немного. Скорее всего в понедельник уже пустят на учёбу. — Класс, буду снова видеть твою рожу каждый день, — фыркает Хёнджин, но всё же открывает пиво и делает первый глоток. — Чанбин, устроишь мне второе сотрясение, пожалуйста? От неожиданности Чанбин почти роняет бутылку виски, а затем медленно оборачивается на Хёнджина. Смотрит так, будто прикидывает, не снесёт ли ему своей ручищей голову напрочь. Даже как-то неуютно становится. — Не, лучше Ликса ещё раз попроси, он в этом деле мастер. И вероятность, что он пришибёт насмерть, минимальна, — хмыкает Чанбин и снова отворачивается к холодильнику. Справедливое замечание. — Он, кстати, почти на подходе вместе с Джисоном и Крисом. Будут через пару минут. По телу пробегает волна нервозности, смешанной с нетерпением. С воскресенья он так и не виделся с Феликсом, не списывался и не созванивался с ним — осадок после того странного прощания и неразбериха в собственных мыслях и чувствах отпугивали даже от попыток открыть их диалог. Но очень хотелось. Но страшно до трясущихся поджилок. А сейчас деваться ему некуда. Может, он ещё успеет притвориться мёртвым и междусобойчик отменится? По квартире раздаётся звонок в дверь. Вселенная всё ещё не на его стороне. — Я открою! — выкрикивает Минхо, уже направляясь к двери. Хёнджин морщится от громкого голоса друга и переглядывается с тихо хохочущим Чанбином. За этот час они особо не разговаривали, но почему-то кажется, что они смогут найти общий язык. Возможно. — Пошли к ним, всё равно в гостиную потом надо, — дружелюбно улыбается Чанбин и подаёт ему руку, чтобы помочь встать. Выйдя к коридору, Хёнджин сразу встречается с Феликсом глазами и, поборов желание спрятаться, несмело ему улыбается. В животе снова начинает шевелиться то самое нечто. Сегодня Феликс почти не накрашен, одет в обычные чёрные худи и джинсы, а белые волосы слегка растрёпаны — выглядит прекрасно. Это противозаконно. — Привет, Джинни, — крепкие объятия вышибают весь воздух из лёгких и все мысли из головы. — Я соскучился, — тихо говорит Феликс на ухо, почти нокаутируя его во второй раз за полторы недели. Хёнджин никогда и ни под какими пытками не признается, каких сил ему стоит не превратиться в желе. Он слишком крут для того, чтобы млеть от таких обычных вещей. Даже когда они настолько приятны — абсолютно плевать, Хван Хёнджин крепкий орешек. — Я не могу сказать того же, — смеётся он; я так соскучился по тебе и извёл себя мыслями, а ты просто так заявляешься и обнимаешь, будто ничего не случилось, бесишь! — без тебя тут было гораздо тише. — Притворюсь, что поверил, — подмигивает Феликс. Раздражает. — Это хомяк? — удивлённо восклицает Минхо, когда видит в руках Джисона клетку с маленьким комком шерсти. — Что ты там говорил про ‘тише’? — Феликс негромко хохочет и, привычно подхватив Хёнджина под руку, ведёт в сторону гостиной. Ему остаётся только закатить глаза и покорно следовать за Феликсом. Чужие прикосновения будоражат гораздо сильнее, чем должны — в ушах шумит кровь; сердце вступает в борьбу с разумом. Хёнджин почти не слышит голоса парней, хотя изо всех сил старается сосредоточиться на них, а не на том, как близко к нему садится Феликс и как приятно от него пахнет. Выходит у него это просто отвратительно. — Хёнджин, — он слегка дёргается и смотрит на обратившегося к нему Джисона, — спасибо, что согласился на это и… в общем, прости за тот случай. Мне очень жаль, что ты так пострадал из-за меня и твоего странного друга. Тема вечеринки и его сотрясения начинает очень сильно бесить. Ему неловко, что от искренних извинений Джисона под кожей начинают бегать мелкие разряды недовольства, но он бы многое отдал, чтобы все наконец об этом забыли. И о том, что происходило всю прошлую неделю. Он в том числе. Однако, увы, это невозможно, а Хёнджину остаётся только постараться взять себя в руки и хотя бы немного улыбнуться. — Не надо, правда, — Хёнджин качает головой, — твоей вины в этом точно нет, а моя есть. Полез, куда не надо было, и получил. Было бы, конечно, лучше, если бы меня вырубил какой-нибудь двухметровый бугай или Чанбин, но… — Не понял! — протестует Феликс. — От тебя сотрясение реально получить менее солидно, чем от кого-то побольше, — хихикает Крис и, погладив оскорблённого Феликса по голове, начинает разливать виски в хайболы. — Да блять, не лезьте! — шутливо возмущается Джисон и, широко улыбнувшись, снова обращается к Хёнджину: — В любом случае — спасибо, ты меня тогда оттолкнул и прикрывал. Поэтому предлагаю первый тост: за Хёнджина и его титановую черепушку! Ладно, возможно, этот вечер не так уж и обречён. Друзья Феликса оказываются очень приятными людьми и чем-то на него похожими: забавные, открытые и жутко болтливые. Они говорят так много и так часто и резко перескакивают с темы на тему, что Хёнджин не всегда за ними поспевает, но всё равно чувствует себя более-менее комфортно. И ощущение брошенности отступает куда-то далеко-далеко, будто его и не было. С конца старшей школы Хёнджин избегает большие компании и особо никого нового не впускает в свою жизнь — Чонин, Сынмин и Лия редкие исключения, и то благодаря стараниям Минхо. У него нет каких-то травм или сильных разочарований в людях, просто… просто он такой: уставший от внимания, не любящий шумные сборища пьяных людей, не желающий раскрываться перед каждым новым знакомым. А сейчас, сидя в компании Минхо, двух новых и одного не очень людей и хомяка, Хёнджин искренне наслаждается вечером и чувствует скромное желание немного расширить свой спокойный мирок. — Знаешь, Сони, я давно должен был подать на тебя заявление за кражу моего сердца, — Минхо беспрепятственно ложится на бёдра заранее смущённого именинника и ухмыляется, — но я бы хотел видеть тебя сидящим только на моём лице. — Хо, ты такой мерзкий, — хихикает уже повеселевший от пива Хёнджин. — Сколько можно тебе повторять, что с хёном так говорить нельзя? — С хёном? — удивлённо спрашивает Крис. — Я думал, вы на одном курсе. — Да, на одном, — кивает Хёнджин, принимая из рук не менее озадаченного Феликса открытую бутылку пенного. — Вот только он год путешествовал после школы, вы с ним ровесники. Так что на самом деле он молодящийся дед. — В смысле дед? — Я пошёл за салфетками, хорёк-переросток. Свои угрозы Минхо привык исполнять, однако на этот раз между ним и Хёнджином влезает Феликс и не даёт случиться страшному. Хёнджин, отсмеиваясь за его спиной, почти называет его своим героем, но вовремя себя останавливает. В памяти сразу всплывают слова друга о том, каким болтливым он становится под градусом — стоит притормозить. За три часа безостановочных разговоров Хёнджин узнаёт много нового. Например, Крис и Феликс дружат ещё с младшей школы — ‘этот мелкий меня на скейте чуть не сбил’; Чанбин однажды был наказан на три месяца за разбитую люстру — ‘Сони противопоказана водка! Он, блять, напился и повис на бедной люстре, как хренова мартышка! Ещё и сам чуть не убился прямо у меня дома’; Джисон однажды был влюблён в Феликса — ‘Крис познакомил меня с ним летом, когда нам было по семнадцать. Я тогда впервые осознал, что мне нравятся и парни тоже’. На последнем факте Хёнджин переглядывается с таким же напрягшимся, как и он, Минхо. — Но мы быстро поняли, что нам суждено быть просто друзьями. Вот так я и получил своего самого близкого бро, — с улыбкой заканчивает Джисон и отбивает Феликсу кулак. — Я и хомяка в честь тебя назову, кстати. — Это слишком большая честь для меня, бро, — пьяно смеётся Феликс, обнимая Хёнджина со спины и укладывая подбородок ему на плечо. Всё тело будто вибрирует. Феликс тактильный, но весь вечер лезет исключительно к Хёнджину. Феликс, кажется, добровольно вызвался быть его сиделкой. Феликс точно толерантен, но о его ориентации это ничего не говорит. Феликс не оттолкнул влюблённого в него парня, но и вступать с ним в отношения не стал, а Джисон классный и привлекательный. Слишком много и слишком сложно. Мыслительный процесс идёт туго и заставляет голову гудеть — вот-вот пар из ушей повалит. Слава всем существующим богам, его прерывают. — Это тебе подарок на твой день рождения, который, кстати, — Джисон смотрит на экран телефона, — ровно через полчаса. — Что? — шокировано переспрашивает Хёнджин и косится на хмурого Феликса. — Забей, я всё равно его не праздную уже лет пять. — И это бесит нас настолько же сильно, насколько мы его любим. Рюджин каждый год по этому поводу истерики закатывает, — усмехается развалившийся на полу Чанбин. Рюджин. Точно. У Феликса ещё есть девушка — это самая важная переменная. Хёнджин снова о ней забыл и лучше бы никогда не вспоминал. Настроение моментально опускается. Умение Феликса окружать всех вниманием феноменально. Он весь вечер умудряется говорить со всеми, поддерживать любые темы и при этом ненавязчиво ухаживать за Хёнджином. То обнимет, то похвалит пластырь с Пикачу на носу, то подаст пиво или одну из закусок. И смотрит ещё так… В общем, с таким его поведением легко забыть о том, что он состоит в отношениях. — Всё хорошо? — чужое дыхание опаляет открытый участок шеи и заставляет покрыться мурашками. Этот чёртов низкий шёпот однажды сведёт его в могилу. — А, да, я просто, — Хёнджин спешит выбраться из объятий и, не совладав с собственными руками, обливает Феликса своим напитком под дружный хохот парней. Кажется, что-то такое уже случалось однажды. — Чёрт-чёрт-чёрт, прости, я случайно. — Всё в порядке, — смеётся Феликс и поднимается на ноги. — Видимо, мне суждено быть облитым тобой. Не найдётся футболки, чтобы переодеться? Хёнджин сглатывает. Внутренний голос верещит о том, что он сейчас рискует попасть в очередную неловкую ситуацию. Слушать его, разумеется, никто не собирается. — Да, конечно. Иди пока в стирку свои вещи закинь, а я найду что-нибудь. Залпом выпив остатки — почти треть бутылки — пива, Хёнджин, пошатываясь, встаёт и плетётся в сторону своей комнаты. В голове каша: сигналы Феликса слишком смешанные, он то полностью для него, то существует где-то там, будто бы даже не в одной с ним вселенной; Рюджин и их отношения — Феликс и тут непонятен со своим словно специальным игнором этой темы; переизбыток эмоций и впечатлений за вечер; алкоголь, бурлящий в венах. Нужно прилечь. Но сначала он переодевается и начинает искать что-нибудь для Феликса. — Тук-тук. Обернувшись на тихий низкий голос, Хёнджин почти падает на месте. И дело вовсе не в сотрясении или опьянении. — Ты в одних трусах. — А ты наблюдательный. Пиво попало ещё и на джинсы, — Феликс очаровательно улыбается и подходит ближе к Хёнджину. Полумрак комнаты и взгляд глаза в глаза пьянят куда сильнее, чем градус. — Ну так что? — Что? — сипло спрашивает Хёнджин. — Нашёл мне одежду? Одежда, точно, он искал одежду. Остатки самообладания уходят на то, чтобы не рассматривать чужую слишком — преступно, невероятно, умопомрачительно — красивую фигуру. Торс Феликса уже видится ему во снах, а мускулистые бёдра, икры и — не дай бог! — задница совершенно точно его добьют окончательно. — Ты себя нормально чувствуешь? — почему его голос звучит так близко к напряжённой спине Хёнджина? — Да… то есть… — он прочищает горло, жмурясь. — Я думаю лечь уже. Слишком долго пробыл сидя и ещё выпил, так что мне как-то не по себе. Голова кружится. — Понимаю, — Феликс говорит всё ещё слишком тихо и стоит слишком близко. — Я, кажется, немного перепил и точно очень сильно не доспал сегодня. Разрешишь лечь с тобой? Они там наверняка ещё долго сидеть будут. Крис напился и начал рассказывать о том, как он нас от полиции спасал. В голове образовывается вакуум, тело обдаёт жаром, а чистый пижамный комплект выскальзывает из задрожавших рук. Хёнджин очень благодарен тому, что в спальне темно, и Феликс не увидит его наверняка красное лицо. Почти полностью раздетый Ли-как-я-тебя-ненавижу-Феликс стоит прямо позади него и своим до нелепости сексуальным голосом просит пустить его в свою кровать. Ответ может быть только один. — Да, без проблем, — хрипит Хёнджин, спеша поднять одежду. Отсчитывает до пяти и оборачивается к своему… знакомому. — Держи, переодевайся. Я пока расстелю кровать. У него никогда не было проблем с самоконтролем: бросал курить, заставлял себя бегать по утрам каждый день, не посылает всех и вся только из-за плохого настроения и так далее. Казалось бы, он способен на всё. Как оказывается на самом деле, на всё, но ровно до первого переодевающегося Ли-вот-это-орех-Феликса. Хёнджин молится, чтобы он не чувствовал на себе его пожирающий взгляд. Оказавшись в постели, Хёнджин спешит накрыться одеялом. — Я пойду скажу парням, что мы спать, а то ещё потеряют и не то подумают, — хихикает Феликс и уходит. Ох, да если бы… Хёнджин прикрывает глаза и пытается унять внутреннюю дрожь. Всего несколько минут в обществе полуголого парня, а он так перевозбудился! Стоит серьёзно задуматься о том, чтобы сходить к психотерапевту. Или начать дрочить почаще. Или уйти в монастырь. Спустя достаточно продолжительное время, за которое он более-менее успокаивается и почти проваливается в дремоту, Хёнджин чувствует, как матрас прогибается под весом второго тела. Ещё ни один человек за два с половиной года жизни в этой квартире не спал в его кровати. От мысли, что первым становится Феликс, Хёнджину немного дурнеет. — Не против, если я обниму тебя? — спрашивает Феликс. — Я пожалею об этом признании, но дома сплю с огромной подушкой для объятий, иначе уснуть очень сложно. Нет, ни в коем случае! — Ну… думаю, да. Только я, если верить Минхо, пинаюсь. Хван Хёнджин, ты придурок. — Ничего, я крепче, чем кажется, как-нибудь переживу, — усмехается он, придвигаясь ближе. — Кайф, — довольно мычит Феликс, обхватывая его тело руками и почти полностью загребая под себя. Лёгкие наполняют древесный парфюм, терпкая нотка виски и ненормально приятный аромат кожи. Чужой нос утыкается куда-то в шею Хёнджина, а он молится, чтобы его тело не начало отзываться на эти манипуляции. Чёртово нечто в животе снова даёт о себе знать. — Ты классный друг, Джинни. И очень мягкий, самое то для обнимашек. Я рад, что мы с тобой наконец подружились. От этих слов всё внутри скручивает колючей проволокой. Друг. Ну да, просто друг. Просто заменитель подушки для объятий. Просто самый обычный новый человек в жизни Феликса — один из сотни. Тяжело вздохнув, Хёнджин вглядывается сквозь темноту в фигуру уже сопящего Феликса и безмолвно стонет. Даже злиться нормально не получается — слишком тепло, уютно и правильно. Хёнджин прикрывает глаза и пытается расслабиться, но в тишине и мраке все чувства обостряются: посторонний, но приятно дурманящий запах — он почти кожей это чувствует — въедается в него; мерный стук сердца Феликса ощущается на груди и периодически встречается с его собственным, только гораздо более неспокойным; обнажённые из-за шорт ноги соприкасаются. Ощущений так много, что голова идёт кругом — Хёнджин готов в этом всём захлебнуться, застрять в моменте навсегда и никогда не вырываться наружу. Через какое-то время — секунду? минуту? час? — Феликс что-то бубнит во сне и причмокивает в непозволительной близости к его шее. Хёнджину приходится сильно прикусить губу, чтобы не сорваться и не оставить хотя бы совсем невинный поцелуй на выбеленной макушке. Сколько он так уже лежит? Наверное, уже пробило двенадцать. — С днём рождения, — ком в горле делает его шёпот надломленным, — друг. Вот бы вернуться в те времена, когда он не впускал Феликса в свою жизнь и существовал себе спокойно.