***
Ремус не смотрел на него. Сириус предположил, что он, вероятно, все еще хотел поспорить - поспорить о том, чтобы находится тут, поспорить о том, что его спасли, поспорить, что он никогда бы добровольно не предпочел оказаться в постели Блэка. Ну, по правде говоря, он не был уверен, что Рем знал, что находится в его постели. Он, конечно, не сказал ему. Юноша, однако, не стал спорить, и Блэк подозревал, что это во многом было связано с тем, насколько он был измотан. Он хотел уйти, но его альтернативой могло быть… ну, Сириус на самом деле не знал, но что бы это ни было, был уверен, что это было хуже, чем его кровать. Блэк сидел у стены, пока Доркас объясняла Люпину, что с ним случилось, и все шаги, которые она предприняла, чтобы спасти его. Он медленно кивнул, хотя, казалось, не очень сосредоточился на том, что она сказала. – Тебе нужно оставаться в постели по крайней мере несколько дней, а после этого делать только незначительные движения. - Теперь Медоуз сидела на краю его кровати, сложив руки перед собой. –Например, на диван, а не в свою собственную квартиру. Если тебе что-то понадобится, попроси его сходить и принести тебе. - Она наклонила голову в сторону Сириуса. – Как долго? - Голос Ремуса был низким, и Сириусу показалось, что он слышит, как парень мысленно подсчитывает, во что это ему обойдется, как будто Блэк когда-нибудь позволит ему заплатить за это. – Я вернусь через неделю, чтобы проверить тебя, но тебе следует подождать по крайней мере вдвое больше времени. Ремус провел пальцами по волосам, затем резко поднял глаза. – Подожди, какой сегодня день? – Понедельник, - ответила Доркас. –Четырнадцатое. Люпин побледнел. – Черт, я должен... Мне нужно идти. Девушка фыркнула. – Разве ты не слышал, что я тебе только что сказала? Ты не можешь уйти, по крайней мере, ещё две недели, и... – Нет, ты не понимаешь, я должен... - Ремус внезапно замолчал, облизывая губы и искоса поглядывая на Сириуса, прежде чем снова сфокусироваться на Доркас. – Они сказали тебе, что я оборотень? – Да, мне сказали. Люпин слегка усмехнулся, как будто он не был удивлен. Сириусу хочется закричать на него, что он этого не делал. Во всяком случае, на этот раз он сделал это не так. Он сделал это не так, как в прошлый раз. – Ну, завтра полнолуние, так что я точно не могу здесь оставаться. – Я купил аконит, - внезапно заговорил Бродяга, и глаза Ремуса на мгновение вспыхнули, прежде чем вернуться к лоскутному одеялу на кровати Сириуса. – Вчера мне нужно было купить еще зелий, и они были в аптеке. – Тебе не следовало этого делать. – Это не проблема. – Нет, Сириус. - Ремус закрывает лицо руками, ногти впиваются в глазницы. – Тебе не следовало этого делать. – Я должна идти. - Доркас уже была у двери, медленно пятясь. – Оставайся в постели, Ремус. До конца луны и еще на один день, если сможешь. Я вернусь через неделю. Если после луны возникнут какие-нибудь проблемы, приходи за мной раньше. - Она закрыла за собой дверь с легким щелчком. С минуту никто из них ничего не говорил, и Сириус не был уверен, собираются ли они снова спорить или оставить это. Он чувствовал, что должен сидеть очень тихо, и, возможно, Ремус забудет, что он был там. Глупая мысль, на самом деле. Люпин никогда ничего не забывал. – Я не могу поверить, что ты и впрямь купил это. - Ремус откинулся на спинку кровати, скрестив руки на груди, но он отказывался смотреть на Сириуса. – Мне очень жаль, Ремус. - Он сказал это, но на самом деле не сожалел о покупке, которая помогла бы оборотню. – Ты только что лежал здесь и не просыпался, а я даже не знал, что скоро взойдет полная луна. Так что я купил его и, честно говоря, подумал, не придется ли мне заколдовать его в тебя, чтобы у меня в квартире не завелся дикий оборотень. Ремус, казалось, немного отступил от этого, хотя на самом деле он не отступил. – О. Сириус закатил глаза, опустив взгляд, чтобы поковырять кутикулу, чтобы не смотреть на Люпинп. – Да, о. Мне жаль, если ты обычно получаешь это откуда-то еще или что-то в этом роде, но я уверен, что мы можем... – Я не знаю. Блэк резко поднял голову. – Я прошу прощения, что? – Обычно я это не принимаю, - сказал Ремус, грызя ноготь большого пальца. – Я никогда не принимал его. Сириус пожал плечами. – Ну, теперь у тебя есть немного. – Я не могу... - Оборотень сжал губы, выглядя так, как будто его вот-вот стошнит. – Я не могу отплатить тебе за это. Пока нет, я, может быть, смогу делать небольшие платежи. – Ремус, остановись. – Нет, я не могу. - Ремус провел рукой по волосам. – Я могу организовать еще несколько вечеринок, или, может быть, я смогу найти какую-нибудь работу, как... – Я не собираюсь брать деньги, которые ты мне хочешь дать, Ремус, так что прекрати это. Я знаю, тебе не нравится это делать, но... - Сириус провел рукой по лицу, пытаясь удержаться от спора с Люпином. – Послушай, у меня есть зелье, и тебе нужно зелье, и это дало мне отличный повод разозлить этого старого фанатика в аптеке. Честно говоря, это победа для нас обоих. – Мне не нравится быть у кого-то в долгу. – Ты не можешь быть в долгу, если тебе нечем платить. – Сириус... Блэк застонал и оттолкнулся от стены. – Я не собираюсь продолжать спорить об этом, Ремус. Он вытащил бутылку из пакета и поставил ее на прикроватный столик Люпина. – Прими зелье, а потом вздремни. Тебе нужно отдохнуть, чтобы поправиться. Сириус вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Он прислонился спиной к стене и глубоко вздохнул. И надеялся на то, что Ремус принял зелье.***
Когда Бродяга вернулся в комнату немного позже, бутылка с зельем была пуста на прикроватном столике, но Люпина в постели не было. Вместо этого Сириус нашел его на маленькой наколдованной кроватке с одеялом, натянутым на полпути между ними, как будто Ремус не приложил усилий, чтобы выползти из-под него, прежде чем преодолеть расстояние до кровати. Блэк насмехался над Ремусом и его актом демонстративного неповиновения. По крайней мере, он на самом деле не ушел. Сириус подумывал оставить его там, но он знал, что койка не такая удобная. Он левитировал парня к кровати и снова укрыл его одеялом.***
К сожалению, когда Ремус проснулся, Сириус не был уверен, что ему следует делать. Особенно с учетом того, что он едва мог находиться в комнате с ним, когда тот бодрствовал. Он принес чай, пока Люпин разговаривал с Лили, и он свирепо смотрел на него, пока Блэк снова не ушел. Поэтому он пошел посидеть с Джеймсом в гостиной. Сохатый оторвал взгляд от стопки маггловских игральных карт, которые он тасовал. – Как у него дела? – Лучше, я думаю. - парень опустился в кресло, откинувшись назад, пока его голова не уперлась в спинку. – Я не уверен. У меня действительно не было возможности осмотреть его с тех пор, как он проснулся. Джеймс нахмурил брови. – Он тебе не позволяет? Сириус покачал головой. – Я не спрашивал. Может быть, он и позволил бы, но если я нахожусь в комнате, он замолкает и либо свирепо смотрит, либо не смотрит на меня. Джеймс хмыкнул. – Может быть, я поговорю с ним об этом? – Нет, не надо. - Джеймс посмотрел на него, приподняв бровь, и Сириус вздохнул. – Он имеет полное право злиться на меня. Посмотри, как сильно я испортил ему жизнь. Джеймс усмехнулся и снова перетасовал колоду. – Это сделал Снейп. Сириус пожал плечами. – Возможно, он и применил заклинание, но я вложил палочку ему в руку. К тому же, я не думаю, что это различие имеет большое значение для Ремуса. – Ты только что спас ему жизнь. Это должно что-то значить. Сириус на мгновение замолчал. – А что, если этого будет недостаточно? Джеймс не ответил. Вместо этого он потянулся, чтобы заключить Сириуса в объятия, и они долго сидели, переплетясь.***
– Я принял зелье. И не понимаю, почему мы тоже должны это делать. Джеймс приостановил произнесение заклинания. – Потому что, Ремус, никто из нас не знает, насколько хорошо действует зелье, или что задница в магазине зелий сварила его правильно. Сириус фыркнул. – Да, я сделаю это сам в следующем месяце. – Нет, ты этого не сделаешь. - Ремус скрестил руки на груди, сидя у изголовья кровати. – В этом нет необходимости. - Блэк не стал с ним спорить, а вернулся к произнесению заклинаний. Поттер продолжил, как будто они не разговаривали. – И если это не сработает идеально, я бы предпочел, чтобы комната была под охраной, а не позволяла тебе разгуливать на свободе. – Так почему бы тебе просто не позволить мне вернуться в Министерство, как я обычно делаю? Джеймс и Сириус оба останавливаются и поворачиваются к нему. – Ты меняешься в Министерстве? Ты зарегистрирован? - Спросил Бродяга. Ремус посмотрел вниз, играя с одеялом под руками. Когда он заговорил, это было тихо, но с горечью, которая пронзила Сириуса насквозь. – На самом деле у меня не было выбора. Как только меня исключили, они поняли, что я монстр. – Ты не монстр, - сказал Блэк, даже не подумав. Ремус вцепился руками в одеяло, но ничего на это не ответил. – Кроме того, на самом деле больше некуда было идти, как только я переехал в Лондон. Я же не могу просто бродить по Гайд-парку каждое полнолуние. – Мне жаль, что тебе пришлось это сделать. - Джеймс выглядел действительно искренним, и Люпин не огрызнулся на него так, как мог бы, если бы Сириус сказал это. Блэк старался, чтобы это его не беспокоило. Ремус вздохнул. – Так каков же тогда наш план? Запрёте меня здесь и мы увидимся завтра? Джеймс снова творил заклинания и не обернулся. – Ну, я надеялся, что мы сможем присоединиться к тебе. – Вы не должны этого делать. - Сириус оглянулся и увидел, что Ремус смотрит вниз и снова играет с одеялом. – Я в порядке, когда сам по себе. – Может быть, и так, - сказал Сохатый, – Но если ты не должен быть таким, зачем тебе это?***
Ремус согласился впустить их только в том случае, если они подождут до начала полнолуния. Он сделал это, когда они впервые стали Анимагами, но в конце концов позволил им остаться на все это время. На этот раз они не стали с ним спорить, хотя Сириус и хотел этого. Они решили, что Ремус переоденется, и тогда Бродяга проскользнет через щель в двери. Если зелье не срабатывало, волк всегда предпочитал Бродягу остальным. Все они думали, что это собачье дело, предполагая, что волк признал собаку своей родней. Сириус всегда надеялся, что это потому, что волк узнал его и распознал чувства Ремуса к нему и… Может быть, Бродяге было не очень хорошей идеей заходить внутрь, если это действительно было причиной. Сириус никогда раньше не делился с ними этой теорией, и он не собирался предлагать ее сейчас. Не тогда, когда это потенциально могло выгнать его из комнаты, и определенно не тогда, когда это требовало признания в том, что он на самом деле сделал с Ремусом. Ожидание было самой трудной частью. В Хогвартсе они втроем смеялись и играли в хижине, пока не пришло время, хотя Люпин ложился и в основном спал, пока не наступала трансформация. Теперь, после нескольких лет разлуки, Блэк задается вопросом, беспокоили ли они Ремуса или усложняли ему жизнь, когда не позволили ему побыть до луны. Он так и не сказал, а у Сириуса так и не было возможности спросить. В квартире чувствовалась определенная напряженность, даже несмотря на то, что Ремус находился в другой комнате. Они вытащили маггловские карты, с которыми Джеймс возился два дня, и попытались сыграть партию в покер, но никому из них это по-настоящему не нравилось. Вместо этого ночь просто тянулась. Наконец они услышали крик оборотня, слегка приглушенный, как будто плохим заглушающим заклинанием, и они знали, что восходит луна. Они подождали, пока крики не стихли и волк не завыл. Когда они не услышали рычания или звука крушимой мебели, Джеймс открыл дверь для Бродяги. Он тихо вошел и опустился на землю, как только переступил порог. Через мгновение он поднял глаза и увидел Лунатика, сидящего на кровати и смотрящего на него надменным взглядом. За годы, которые они провели порознь, он забыл, насколько Лунатик был красив. Цвета в глазах Бродяги были приглушенными, и Сириус всегда хотел увидеть его человеческими глазами, но он все равно мог сказать, что волосы Ремуса были того же цвета, что и у волков. Его глаза были цвета жидкого золота, как растопленный мед, и инстинкты Бродяги всегда подталкивали его прижаться носом к Лунатику. Он все еще не мог сказать, был ли это Ремус или волк. На данный момент это могло быть и то, и другое, и Бродяга не был уверен, как он это выяснит. Они должны были заранее подготовить какой-нибудь знак. Вместо этого он обошел кровать с другой стороны, держа голову низко, покорно, и не сводя глаз с Лунатика. Он же смотрел, как тот ходит вокруг, но не двигался. Пес запрыгнул на кровать и тут же снова присел на корточки. Лунатик посмотрел на него, и если бы он не знал лучше, то мог бы поклясться, что закатил глаза и приподнял бровь. Могут ли волки даже поднять брови? За исключением того, что это был такой взгляд Люпина, что он был почти, почти уверен, что это был он, а не волк. Бродяга пополз вперед на брюхе, зажав голову между лапами, пока не оказался прямо перед Лунатиком. Он на мгновение заколебался, ожидая рычания, но его не последовало. Он поднял голову, принюхиваясь к воздуху, и, после мгновения отсутствия реакции, двинулся вперед. Он понюхал ухо и шею Лунатика. Почувствовал его запах, как только вошел в комнату, но было что-то такое в том, что он зарывался носом В его мех, что всегда оставляло Бродягу с виляющим хвостом. Он продолжал обнюхивать его, обнюхивая его живот и под хвостом (что заставило Лунатика подпрыгнуть и немного поворчать), затем обошел вокруг с другой стороны, снова повернувшись к нему лицом. Пес отстранился, поднял голову и склонил ее набок, глядя на Лунатика. Он фыркнул, и Бродяга был уверен, что он снова закатил глаза. Оборотень выглядел раздраженным, но он потянулся вперед и ткнулся носом в лицо Бродяги. Вот тогда-то он и понял. Зелье подействовало; это был Ремус. Бродяга взволнованно залаял и лизнул Лунатика в морду. Возможно, ему не следовало этого делать, но было труднее помнить, что между ними не все в порядке, когда его эмоции были упрощены в голове пса. Он любил Ремуса и поэтому лизнул его. Он понял, что ему придется подумать об этом позже, о любви, но это была проблема, с которой Сириусу придется иметь дело. Бродяга просто почувствовал любовь. Затем дверь открылась, лишив Лунатика всякой возможности отреагировать на это. Хвост взбежал на кровать, за ним последовал Сохатый, который сел на пол. Лунатик фыркнул и положил голову на лапы. Бродяга внимательно посмотрел на него, и, поскольку ему, в обличье пса, всегда сходило с рук больше, чем в человеческом, он свернулся калачиком рядом с оборотнем, свернувшись калачиком у него между ног. Он почувствовал, как тот немного сдвинулся, как будто собирался бороться с этим, но затем он снова фыркнул и положил голову рядом с Бродягой. Хвост, ободренный успехом друга, взобрался на два клыка и уютно устроился между ними. Сохатый положил голову на кровать рядом с ними тремя, и стая снова была вместе.