***
Тьма, пришедшая из-за Моря-океана, накрыла ненавидимый царевной город. Тяжёлые тучи закрыли собой всё небо, не давая даже малейшего шанса солнечному свету проникнуть в глубь столь же сильно ненавистных ей покоев. Ливень или, вернее сказать, настоящий поток, с непостижимой силой прибивающий всё к земле, тоже не приносит никакого наслаждения. Он омывает избы, льется на глухую землю, грязные дороги, превращая их в сплошное месиво. А океан не спокоен. Волны бешено бьются о берег, словно мечтают поглотить сушу. А царевна была бы тому только рада. Ненавистное. Гиблое. Гиблое место! Длинные волосы беспорядочно рассыпались по плечам каштановыми волнами. Невесомое ночное платье ничуть не согревает от сквозняка, но из упрямства она даже не думает прикрыться. Сколько она недель уже здесь, а всё никак не привыкнет... Сначала спорила, просила отсрочки, потом устроила батюшке настоящую взбучку. Но всё одно. Уговор есть уговор, а долг, как ведомо, платежём красен. И мало того, что на сушу достали, так ещё и царевич этот. Красив, статен, тут уже девице грех жаловаться. Да что толку, коль сердце его уже занято. «Не говори глупостей, Варварушка», – сетовал дядя качая головой. Стерпится-слюбится. Так говорят старые люди. Но разве привыкла она, дочерь Володыки подводного, царевна морская, сама Варвара-краса, длинная коса, к такому отношению? Со стыдом и болью, но девушка вынуждена признать, что привыкла... Царевич мил и приветлив, да и свадьба уже скоро. Да всё одно, видит она правду горькую: не люба она ему... Была б любовь, может она б и стерпела отцовский наказ, но нет её, как и конца этой бушующей за ставнями окон ужасной бури. Что уж... Погода под стать настроению. В её светлице темно, лишь свечка догорает, мерцая в уголке тусклым светом. Огонь... Что за диво. Варвара помнит, как впервые обожглась об него две или три недели назад. Кажется, на пальце даже был шрам. Царевна медленно ходит из угла в угол. Ей бы уснуть, да только сон никак не идёт. Голову заполняют тяжёлые, мрачные думы. И всё о нём, об Иване. Грусть-тоска сжирает изнутри, железным обручем стягивая сердце. Наверное, она бы даже смогла полюбить царевича. Но а что толку-то? Ведь в его голове лишь она, лишь Марья. Самая прекрасная из подводных дочерей, когда-либо живших на свете, если верить старцам и легендам. Любимая дочь Володыки. Могучая наследница морского трона. Подводная воевода. А она кто? Младшая дочка. Всего-то. Силой никогда особой не отличалась. Да, собой хороша, да приданное за ней несметное. Только и толку, что коса длиннее. А всё ж с Марьей Моревной ей не тягаться. Варвара с досадой обхватила голову ладонями. В груди бешено колотилось сердце. Нужно успокоиться, да только никак не выходит. Сколько она себя помнит, она всегда восхищалась сестрой. То была чистая и светлая радость, восторг и гордость, что у неё такая старшая сестрица. Да и любит Марья свою Вареньку, чего таить. Но сейчас царевна с ужасом понимала, что внутри мерзким червячком затаилась зависть. Ядовитая. Тягучая как мёд. Затягивает внутрь, словно трясина. По щекам медленно покатились горькие слёзы. Почему Марья такая?! Почему она хороша, словно ночная звезда и сильна, точно Володыка? Почему все вокруг падают ниц от уважения и восхищения, стоит старшей царевне только рядом оказаться? Гвидон ей любовался, Варвара видела. Не напрямую, но всё равно... От Варюшкиных глаз ведь ничего не утаишь. Водяной очарован. Это ясно как день. Да даже сам могущественный Кощей Бессмертный, ступивший за грань Нави и от чувств отрёкшийся, не устоял и пал к её ногам! Что же взять с бедного Ивана... За окном бушевал ливень, а Варвара, совсем раскиснув, откинулась на мягкие перины, заплаканным лицом зарываясь в подушки. – Можно? – тихий стук разнёсся по покоям, но царевна его даже не услышала, полностью погружённая в своё горе. Так и не удостоившись ответа, царевна Ольга, а это была именно она, неуверенно заглянула внутрь. Взгляд быстро скользнул по светлице, ища источник странных звуков. – Ну что же с тобой, душенька? – Ольга взволнованно покачала головой, присаживаясь рядом с рыдающей девушкой. – Что приключилось? – Ничего не случилось, оставьте меня, – почти зло бросила Варвара, стараясь рукавом стереть слёзы. – Неужто Иван обидел? – продолжала недоумевать царевна, обеспокоенно скользя взглядом по девушке. – Коль так, то ты только скажи, я ему такую жизнь устрою, что мало не покажется. Попробует он у меня берёзовой каши! – Никто меня не трогал, я сама кого захочешь обижу, да так, что волны содрогнуться, – глаза Варвары недобро сверкнули бирюзовым цветом, отчего Ольга даже поёжилась. – Из-за ничего слезами не умываются, – со знанием дела покачала головой царевна. – А мы с тобой через пару дней и вовсе станет почти как сёстры. Я добра тебе желаю да помочь хочу. Делом аль словом добрым. Мы ведь почти семья уже. – Нет у меня больше семьи! – в конец разозлившись, в сердцах выплюнула Варвара. – А сестра моя, Марья Моревна, подводная царевна, и вовсе скоро позабудет. Буду я как Чернава да остальные сёстры век свой здесь доживать. Никому не нужная, всеми позабытая, и даже мужем не любимая! Она опять зарыдала с новой силой, пряча лицо в подушках. Теперь до Ольги наконец дошло, в чём дело. Она обречённо покачала головой, поражаясь то ли глупости Вари, то ли тому, что царевна да дочь самого Володыки вообще может так слезами захлебываться. – Ну-ну, чего ты так убиваешься, дурёха. Никто тебя не забудет, что за вздор. Да и Марья твоя сколько раз уже в гости захаживала. А Иван и вовсе не нарадуется, что ему такая невеста досталась. Красавица, каких поискать. Да и мастерица на все руки. Вышиваешь ты золотом да жемчугами так, что я диву даюсь! – Не нужна я вашему Ваньке, – тихонько прошептала Варвара, будто бы в пустоту, но Ольга всё равно услышала. – Время. Вот, что всему голова. Дайте друг другу его. Он с тобой заговорить даже лишний раз боится, ты же на него всегда волчонком смотришь. Узнать ведь друг друга надобно, приглядеться. Неужто ты думаешь, что я сразу Сокола полюбила? Не было всё так просто. Не было. Зато сейчас жизни без него и нашего малыша уже не вижу. – Ему Марья нравится, я знаю... – уже не так уверенно прошептала Варвара, но Ольга всё равно снова услышала. – А он Марье? – царевна хитро улыбнулась. – А что Марья. Марья уже несколько веков кроме своего душегуба проклятого и не видит никого... – Зря ты себя накручиваешь. Мы семьёй твоей станем. И всё у вас ещё будет хорошо, – Ольга почти по-матерински погладила девушку по голове. – Думаешь? – Знаю.***
Страшная буря разразилась над Морем-океаном и всеми прибрежными землями. Целый вечер и всю ночь небо озарялось десятками молнии, что, точно стрелы, разрезали и захватывали весь небосвод. Ей не спалось. Вернее, спалось, только вот крайне плохо и неспокойно. От каждого раската грома она непроизвольно вздрагивала и морщилась во сне, отчего на лице застывали эмоции, что можно было бы отнести к отголоскам то ли страха, то ли даже ужаса. Тонкое покрывало совсем сбилось и почти улетело с огромной постели, пока девушка, чуть дрожа, ёрзала во сне. Кошмары иглами впивались в сознание, тревожа мысли и разум. Раньше она никогда не видела грозы. Лишь однажды, когда впервые увидела Его... в тёмном облике. Кожа до сих пор покрывалась мурашками, стоит вспомнить Его, облаченного в доспехи, с Кладенцом в руках, из которого исходили Перуновы стрелы. После очередного особенно сильного раската грома она подскочила. Тихий вскрик – и она намертво вцепилась в перину пальцами. Сон как рукой сняло. А от бледного лица из кошмара, испещренного черными венами, до сих пор слегка потряхивало. В темноте покоев ничего не было видно, а от того страх лишь сильнее иглой уколол сердце. Даже глупо. Наследная царевна, а ливня с грозой страшится! Она задышала глубже, стараясь успокоиться и не смотреть в окна. Даже прикрыла глаза, пытаясь мысленно сосчитать до десяти, но после третьей неудачной попытки плюнула на это дело. Старинный потаемный страх не давал сосредоточиться. Как вдруг... В темноте прохладные руки по-хозяйски с силой притянули её к себе, прижимая к не менее холодной груди. Девушка попыталась чуть поменять позу и слегка заёрзала, за что её лишь сильнее прижали к себе. – Не буянь, – хриплый спросонья голос мазнул где-то в районе шеи, за чём последовал тяжёлый выдох прямо в плечо. Непривычно. Так незнакомо, но при этом до дрожи в пальцах приятно. Просыпаться не одной, а вот так, когда спина прижата к крепкой мужской груди, а его пальцы успокаивающе и даже чуть лениво скользят по животу. И главное, всё по инерции, словно так всегда было, будет и должно быть. На глазах начали закипать слёзы, а внутри всё сжалось от внезапно нахлынувшей нежности. С ним сейчас так хорошо и спокойно. Кажется, даже пугающий образ из сна стал рассеиваться под напором реальности. Страшно. Страшно потерять счастье, которое только обрёл. Марья думала, что начала успокаиваться, но грохот за окном заставил её вновь вздрогнуть. – Кто бы мог подумать, что наша храбрая воительница боится грома, – Кощей хмыкнул и притянул её ещё ближе, хотя, казалось бы, куда ещё ближе-то. – Я и не боюсь, – девушка забавно насупилась. – Это просто кошмар. Она повернула голову так, что теперь та лежала на мерно вздымающейся мужской груди. Размеренный стук чужого сердца успокаивал, как целебный бальзам. Марья чуть заметно улыбнулась каким-то своим мыслям, что всё же не ускользнуло от пристального взгляда мужчины. Он видел, как его присутствие действует на неё, как она успокаивается, стоит ему лишь обнять и притянуть её к себе. И это радовало. Хотелось никогда не выпускать её, по-собственнически притянуть как можно ближе, точно припаять. – И что же тебе снится, любовь моя? - низкий шёпот у самого ушка запустил по телу табун мурашек. Он аккуратно перебирал её волосы, наслаждаясь исходящим от них ароматом. Такой вкусный, сладкий. Такой родной. – Это неважно, просто сон, – Марья сказала это спокойно, но Кощей заметил, как она непроизвольно обняла его чуть сильнее. Голубые глаза сонно скользили по окнам, наверное, она уже совсем успокоилась. Но новый раскат грома вновь заставил её задрожать. – Так не пойдёт, – Кощей покачал головой и щёлкнул пальцами. Воздух вокруг словно задрожал, а после замерцал зелёным светом. Через мгновение всё исчезло, но Марья больше не слышала никакого шума за окном. Лишь размеренное дыхание мужчины рядом да стук собственного сердца. – Спи, – он коротко прижался губами к её лбу и тут же отстранился, зарываясь лицом в её волосы. «Сплю».***
Яркий луч с настырностью и невиданной настойчивостью скользил по постели. Сначала он мазнул по бархатной коже её ступни, после солнечным зайчиком пронёсся по спине, перебежал на руки, а после, едва ли не нимбом, растекся вокруг её отливающих на свету золотом волос. Мужчина проснулся уже почти час назад, но он даже не шевелился. Почти чёрные глаза медленно скользили по лежащей рядом девушке. Полупрозрачная сорочка сбилась в районе бедра, которое она во сне по-хозяйски закинула прямо на мирно спящего Кощея. Хотя, он не то что бы был против. По правде говоря, Бессмертному вообще не было нужды раньше спать. Но живая вода внесла свои законы в его вечную то ли жизнь, то ли ещё не догнавшую мужчину смерть. Несколько часов, буквально два-три, и он снова был полон сил и энергии, но говорить об этом Марье не хотелось. Ему нравилось вот так смотреть на неё, мирно посапывающую под его боком. «Моя прекрасная царевна». Не удержавшись, Кощей с нежностью провёл по её волосам. Иногда он до сих пор не верил в происходящее. Что она здесь – живая перед ним! Добровольно отдавшая себя в лапы чудовища. Мужчина тенью выскользнул с постели и, почти крадучись, тихо, да бы не потревожить Марью, подошёл к зеркалу. Последнее время это уже вошло в привычку: отыскивать новые изменения после живой воды. Однако с каждым рассветом их становилось всё меньше и меньше. Длинные чёрные волосы беспорядочно рассыпались по плечам. Но то там, то там можно было заметить серебристые пряди. Однако, надо отдать ему должное. Этому мерзавцу всё было к лицу! Такие же, как и раньше, чёрные глаза с прищуром скользили по отражению. Видеть себя без чёрных, набухших первородной тьмой вен было по-прежнему странно. Хотя уже и прошло почти полгода... Внезапный стук в окно заставил мужчину повернуть голову. Это было уже не впервые. Белоснежный почтовый голубь сидел на каменном подоконнике, не сводя своих бусин-глазёнок с тёмного колдуна. Сейчас все, кто не мог разыскать Марью, уже не страшась, посылали за ней прямо на Буян. Ну, как не страшась, скорее, смирившись. Под «всеми» Кощей с недовольством подразумевал ту свору, что таскалась за ней по землям царств и княжеств. Писала и странная Несмеяна, которой, знамо дело, приспичило успеть заключить дружеские отношения с наследной царевной, и Водяной, от одного вида которого у мужчины от ревности и злости перекашивало в ярости лицо, правда, наедине с собой и своими мыслями, но всё же... И девчонка Моряны, или как её уже теперь звать, ну Бабы Яги, проще говоря – Василиса Прекрасная. Хотя мужчина и не мог взять в толк, как кого-то вообще можно назвать «прекрасной», если этот кто-то не Марья Моревна. Про Гвидона и всех прочих князей и царей и говорить нечего. Писали и о здоровье справиться, и связь с Морем-океаном налаживать. Прознали черти, что на пост Володычицы царевну готовят. Стражи-щуки уже к нему на остров, как к себе домой зачастили. То один указ передать, то другой. И это при всём при том, что Марья не так уже и часто бывала у него. Но всех как бешеная собака покусала. Но пуще всех, до яростно сжатых кулаков и кипящей в жилах крови, раздражал этот, Чернобог его дери, «Ванюша». Кладенец ему в ребра, а не Ванюша! И сестрица этого идиота, привязалась. Спасу от них нет никакого. Один Володыка старательно делал вид, что не замечает, а если и замечает, то показывает, что всё так, как и должно быть. Кощей тяжело вздохнул и, подошёл к птице. Что за маленькое прелестное создание! Голубь доверчиво вытянул чуть вперёд лапку, пока мужчина отвязывал от неё небольшой свиток. Глаза внимательно заскользили по аккуратным строчкам, явно Варварой писаными. Даже шумный взмах удаляющихся белоснежных крыльев не отвлёк Чародея, пока он, чуть ухмыляясь, вчитывался в короткий текст. Плачется сестрице. До сердца Володыки сама не добралась, так просит через Марью свадьбу отменить. Глупая. Не Марье старые уговоры менять и не Володыке слово своё морское да царское обратно забирать. Уговор меж царями, нерушимый и вечный. Тут уже и Марья никакая не спасет. Кощей перевёл взгляд на мирно спящую девушку. По-хозяйски перебралась на его половину и неосознанно зарылась головой в подушку, вдыхая Его запах. Улыбка Кощея стала шире. Тенью скользнул прямо к постели, коршуном нависнув над девушкой. Дышит чутко и уже не дрожит как в ночи. Но спать до полудня всё же негоже. Пергамент медленно заскользил по плечу, с которого предательски скатилось ночное платье. Юркнул, ведомый мужской ладонью, на шею, поднялся до щеки. Марья через силу разлепила свои глаза-океаны, и Кощей позволил себе на мгновение утонуть в их синеве. – Я сплю, – недовольно прохрипела царевна и забавно укуталась с головой одеялом. Кощей ухмыльнулся ещё шире, хотя, казалось бы, куда там. – Любовь моя, письмо от Варвары может случайно и затеряться до обеда, – как бы невзначай заметил он. – Вари? – Марья быстро приподнялась на постели, отчего Кощей чуть не рассмеялся. Копна густых волос сейчас беспорядочно растрепалась и напоминала скорее воронье гнездо. Выхватив у мужчины послание, она быстро пробежалась по нему глазами, после чего с её губ сорвался чуть раздраженный выдох. Нервно потёрла виски. – Мне надо с ней погово... – Нет, – сухо обрубил, а в глазах уже начали зарождаться коварные блики зелёного пламени. – И почему же это? – изящная бровь приподнялась в недоумении. – Потому, – бормотание на грани рычания. Хотя лицо практически невозмутимо. – Она никак не может успокоиться, – Марья с досадой покачала головой. – Девчонке давно пора уяснить, что её судьба – дело решённое. – Я попробую ей это втолковать, – девушка уже совсем поднялась, опустив странный выпад Кощея, а взгляд мужчины, как по команде, заскользил по точеной фигуре. Шумно выдохнув, он качает головой, не отводя глаз от стана своей царевны; от того, как на свету сорочка становится слишком прозрачной, позволяя увидеть очертания груди, мягкий изгиб талии. Марья замечает, поправляя соскальзывающую с плеча ткань. Но тут же лукаво щурится. А убеждать-то его становится всё проще. Кощей ощущает, как пальцы покалывает от желания: вот бы эта проклятая ткань всё же соскользнула. Но лицо он держит слишком хорошо, потому всего лишь тонко улыбается. – Не вижу не единой причины тебе скакать туда, – он подбирается к ней, словно хищник, а глаза горят, как у зверя при виде столь желанной добычи. В голосе звенит угроза, а Марья улавливает бурлящую злобу, подернутую поволокой ревности. Он злится. Не на неё – на царевича. Слишком свежи в памяти мужчины его липкие взгляды да крепкие объятия. Кощей всё понимает, но злость унять не может. Ревность бьёт ключом, стоит Марье в ответ улыбнуться Ивану. А царевну это лишь веселит. Она не считала Ивана влюблённым, но видеть своего мужчину медленно закипающим иногда ей даже нравилось. Пусть злится! Заслужил. Черный взгляд буравит, но стоит ей чуть дернуть плечом, как Кощей тяжело сглатывает. Нравится ли его взгляд? Ведь Бессмертный смотрит на её чуть вытянутую ногу, на гладкую кожу, на этот самый край задравшегося подола, прежде чем поднимается глазами выше. Марья вдыхает слишком шумно, как если бы он прослеживал свой путь ладонями, чтобы запечатать касание на выглядывающей ключице. Там, где останавливается его взгляд: на распахнутых крыльях, на выемке и выше, прикипая к бьющейся жилке — слишком отчётливо пульсирующей. Как же ей нравится проверять на прочность его волю и играть с чужим терпением. А ведь Кощей ненасытен. Всегда был. И с каждым разом ему хочется всё больше и больше. Так было со знаниями. Так было с землями. Так было, есть и будет с ней. Будет её пить, пока до дна не иссушит. Внутри всё переворачивается в предвкушении, стоит вспомнить, как и что он с ней делает. Да, стоит признать, он уже не тот милый Чародей, заботящийся лишь о её удовольствии. Сейчас перед ней гремучая смесь, что удачно совмещает всё то, что так ей нравится. Лишь ему позволяет делать всё... так. Гордая воительница, покорно становящаяся пред ним на колени. Но нет, не сейчас, не этим утром. Кошка хочет поиграть. Пусть сил в нём уже почти как раньше и он может бросить вызов с шансом на победу даже без Кладенца. Ей всё равно хочется. Сломить. Вывести на эмоции. Соблазнить. Завести. – Ну, а я не вижу не единой причины туда не идти, – её глаза сияют синими самоцветами, а у него искрят злой агатовой чернотой. Кощей останавливается подле неё. Кончики изящных пальцев касаются нагого плеча: маленького участка, между шеей и сорочкой. И Марью словно током прошибает. Дышать в одночасье становится трудно. – Ещё скажи, что ты злишься, – всё-таки выдавливает из себя, стараясь унять мгновенно охвативший всё тело жар вместе с тем неугомонным роем бабочек в животе. – Не представляешь на сколько, моя красавица, — говорит он безлико, подцепляя край пальцами и позволяя ткани соскользнуть ниже. Царевна слегка откидывает голову. Волосы ниспадают ей за спину. И плевать, что они сейчас больше напоминают львиную гриву. Открытость шеи и глубокого выреза выглядят почти поданными на блюде. Золотое блюдо для чёрного властелина. Кощей едва усмехается, углом губ дёргает, что, конечно, не ускользает от чужого внимания. Марья приоткрывает рот, уже мечтая о поцелуе. И выдыхает трепетно, словно вновь невинна и содрогается от страха и желания одновременно. Одним лишь взглядом заставляет её умирать и тут же на месте возрождаться из пепла. Он кажется в эту секунду таким осторожным и чутким. И Марья почти ведётся на этот отвлекающий маневр. Почти верит. И он в ту же секунду, когда её вера начинает звенеть золотой нитью, обрушивается на неё, точно изголодавшийся зверь. Прижимает к себе. Жадно. Собственнически. Разворачивает спиной и зарывается в волосы, наслаждаясь любимым ароматом. Губы скользят по шее и плечам. Но не нужно обманываться. За нежным поцелуем следует жадный укус. — Спусти её, — приказывает, почти мурлыча, придерживая девушку под коленом и поглаживая большим пальцем выступающие косточки. – Воображение тебя уже подводит из-за возраста? — царевна вздёргивает бровь. Способная ученица. Будто не она сейчас думала о том, как будут саднить её колени. Он смеётся. Так искренне, что ей кажется, что даже ревностные порывы сейчас станут мягче. Но нет. Демоны в его голове слишком сильны, а её тело слишком желанно, чтобы отвлекаться. «Она наша. Бери её. Возьми. Никому не отдадим...» Шёпот из десятков голосов оглушает. К счастью, ему почти удалось их приручить. И он уже знает отчётливо. Его демоны желают получить свою царевну не меньше, чем он. «Бери». «Наша». – Моя, – на выдохе. И всё же царевна прогибается, позволяя насладиться тенью своего просвечивающего силуэта. Она почти не помогает себе, только расслабляется: ночное платье соскальзывает с плеч и теперь согревает каменный пол. Желанием простреливает от шейного позвонка. – Я всё равно направлюсь к Варваре, – прикусывает губу, силясь сдержать стон, но тот вырывается, подобно птице из клетки. – Ну-ну, – хрипит, уже не сдерживаясь совершенно, – попытайся, любовь моя, попытайся. Но когда он одним рывком входит в неё, полностью обнажённую и дрожащую в его руках, Марья уже не помнит ни Варвары, ни Ивана. Ведь всё сковывает от сносящего все преграды на пути желания. «Давай же, родная, попытайся».